Доминик и Ричард возобновили дружеские отношения и начали видеться довольно часто. Джина, как правило, была либо на работе, либо на учебе. Пару раз она и Ричард приезжали в Бат-Бич посидеть с Камарией и Домиником-младшим, если Доминик шел с Дениз в ресторан или на концерт, а обратиться больше было не к кому. Понятное дело, он не говорил ни будущей звезде, ни школьному другу, что если они зайдут в комнату Камарии и заглянут под платяной шкаф, то обнаружат там тайник, в котором хранился пулемет армейского образца, который достался ему от кокаинового дилера Педро Родригеса по кличке «Пас», а также четыре другие боевые единицы, патроны ко всему этому и еще много такого, чего иметь в доме не полагалось.
Возобновил Доминик знакомство и с бывшей королевой красоты из Швеции, которая управляла роскошным массажным салоном «Спартакус спа» на Манхэттене; сеанс в этом салоне в июле прошлого года подарил ему на день рождения покойный Дэнни Грилло. Отношения с этой дамой были у Доминика скорее партнерскими, хотя она несколько раз приглашала его к себе на квартиру, и он неизменно принимал приглашения.
Нино просто подозревал, а Рой – вследствие того, что Генри не особо скрывал тонкости своих отношений с Домиником, – прекрасно понимал, что Доминик пустился во все тяжкие. Пока он не говорил об этом Нино, и не только потому что сам, бывало, изменял жене. Рой вообще редко делился с кем-либо информацией, если это не приносило выгоды. Кроме того, вскоре после убийства Дэнни партнерство Доминика и мадам «Спартакус» приобрело для Роя особую ценность.
Во время одного из визитов в «Спартакус» двое «западлячков» – Джимми Кунан и Микки Физерстоун – расплатились фальшивыми стодолларовыми купюрами, прежде чем отправиться домой к своим женам. Когда администратор салона отнес деньги в банк, чтобы положить их на депозит, сотрудник банка обнаружил подделку и позвонил в Министерство финансов США. Хозяйка салона предоставила полное описание своих клиентов. «Западлячки» связались со своим непосредственным начальником в «семье» Гамбино, то есть с Роем, а он попросил Доминика попросить начальника мадам попросить ее пересмотреть принципы своего сотрудничества с ним.
Впрочем, вскоре сотрудничество с женщиной утратило свою необходимость, поскольку агенты Секретной службы и детективы полиции Нью-Йорка провели тайную операцию, которая позволила связать Кунана и Физерстоуна с сетью производства фальшивых денег, действовавшей в Нью-Джерси и Вест-Сайде. Через год с лишним италофил и его подельник из «зеленых беретов» отправились за решетку, что могло бы явиться ощутимой потерей для Пола, Нино и Роя. Но к тому времени ближневосточная автомобильная сделка Роя начала приносить деньги, и потеря десятипроцентных отчислений дуэта с запада прошла практически незамеченной.
Осенью того же года Доминик получил из первых рук информацию о разрыве между своими покойными родителями, Мари и Энтони Сантамария, и это помогло укрепить его положение, становившееся все более независимым по отношению к Нино.
По иронии судьбы информацию эту предоставил дядя Роя Демео, нанятый управлять рестораном, владельцем которого стал Рой и который находился на 4-й Вест-стрит, в самом сердце Гринвич-виллидж на Манхэттене. Когда Доминик и Дениз, частенько бывавшие в джаз-клубах Гринвич-виллидж (если позволяло время, свободное от похождений с Черил Андерсон и другими), зашли туда пообедать, к ним присоединились дядя и его жена. Это была их первая встреча. Дядя, ранее проживавший в Бат-Бич, знал лишь, что Доминик – племянник некоего Нино, большого друга Роя.
В разговоре мужчины затронули тему бокса, и Доминик отправился в небольшое путешествие по волнам своей памяти:
– Когда я был маленьким, мой отец по прозвищу Генерал обычно брал меня с собой в бар, и я смотрел, как он колотил людей за деньги.
– Знавал я боксера по прозвищу Генерал, – отозвался дядя Роя. – В каком районе это было?
– В Бат-Бич.
– Того парня звали Антонио Сантамария. Это был лучший боец из всех, кого я видел. И лучший друг из всех друзей, которые у меня были.
– Это был мой отец!
– Боже, так ты племянник Энтони Гаджи!
Целый час дядя Роя Демео рассказывал, как обострялись отношения Энтони Сантамария и Энтони Гаджи: молодой боксер не стал помогать молодому преступнику подстроить аварию и получить страховку мошенническим путем. Он поведал, что Мария, после того как ее муж запил, приняла сторону своего брата. А еще рассказал, что отец Доминика был самым сильным и в то же время самым нежным со своей супругой из всех мужчин, кого он знал, и жизнь его закончилась в тот день, когда он расстался с ней и оставил ее в бункере с маленьким сыном. В конце повествования дядя Роя заплакал.
Что-то из услышанного Доминик знал и раньше, но произошедшее никогда не представало перед ним в виде связной истории, да еще рассказанной с такой эмоциональностью и проникнутой таким сочувствием. Они с Дениз на какое-то время потеряли дар речи.
– Наверное, он много значил для вас, – наконец выдавил из себя Доминик.
– Твой отец терпеть не мог того, что ты стал как будто ребенком Тони – так мы называли твоего дядю, – но Тони не оставил ему выбора. Он был главой «семьи», потому что у него были деньги. У твоего отца за душой никогда не было больше нескольких долларов, да и те он пропивал. Печальный был расклад.
– Да, мой дядя – это что-то, – промолвил Доминик, и разговор перешел на нейтральные темы.
Жизнь Доминика в то время никак нельзя было назвать скучной. 5 декабря 1978 года он снова счастливо избежал смерти – на этот раз в лобовом столкновении на съезде с Белт-Паркуэй, скоростной автомагистрали, проходящей вдоль океана на юге Бруклина.
Это случилось, когда только-только взошло солнце. Он в одиночестве ехал домой после очередной бурной ночи в Южном Бронксе. Мэтти Рега выдал в том районе несколько займов, а Доминик собирал там платежи. Когда в строчке с именем одного из клиентов образовался прочерк, они де-факто стали собственниками ночного клуба некоего чернокожего сообщества; там Доминик и провел бо́льшую часть времени. «Линкольн», на котором он ехал с ветерком, был выдан ему в лизинг тем же должником.
О том, что́ произошло далее, два водителя рассказывали полицейским по-разному. Сходились они лишь в том, что двигались в разных направлениях по одной и той же полосе на съезде в Бат-Бич. Удар был такой силы, что водитель «шевроле вега» вылетел через лобовое стекло и ударился о лобовое стекло «линкольна», чей капот сложился в гармошку. Мужчина получил тяжкие телесные повреждения, но в конце концов выздоровел. Доминик же отделался тем, что у него несколько дней поболела шея.
– Я снова остался в живых, – сообщил он Баззи.
– Да ну?
– Это уже четвертый раз, причем не считая боев: только бомбы и аварии, в которых меня должно было разнести на кусочки.
– Да уж, смешно было бы разбиться в паре кварталов от дома.
– Этот парень там, наверху, не ищет для меня легких путей. Когда придет час, он изобретет что-нибудь совсем невероятное.
Упоминание о Боге вскользь – вот и все, что Доминик, а также Рой, Нино и члены банды американо-итальянского происхождения вынесли из своего римско-католического воспитания. Бог был ответственным за все смерти, не иначе. Он либо забирал из этого мира, либо давал временную поблажку.
Когда Доминик наконец добрался до дома, Нино встретил его саркастичным замечанием:
– Вот что бывает, когда пьешь всю ночь неизвестно где. Похоже, твое везение закончилось.
– Я же не столько выпил.
– Да уж, конечно, Дом.
За всю свою криминальную карьеру протяженностью в три десятилетия Нино провел в тюрьме лишь пару-тройку часов. Через несколько дней после аварии он узнал, что теперь ему не обязательно покупать «Уолл-Стрит Джорнал» перед тем, как войти в зал суда. Еще до того, как дело «Вестчестер Премьер Театра» дошло до суда присяжных, окружной судья США Роберт Свит заявил: правоохранительным органам не удалось доказать, что Энтони Гаджи обладал достаточными знаниями о надвигающемся банкротстве театра и поэтому он не может быть признан виновным в мошенничестве.
Голос Нино звучал в суде на нескольких записях, но ни в одном из случаев нельзя было утверждать, что Нино знал о том, что́ именно происходило с театром. Прямой оправдательный вердикт (судья постановил, что десять других обвиняемых были осведомлены в достаточной степени) позволил Нино выставить себя жертвой репрессий со стороны силовых структур. Доблестные прокуроры дважды пытались обвинить его – один раз за кражу «кадиллаков» в Бруклине, затем за мошенничество в округе Вестчестер, – но, несмотря ни на что, оба раза он одержал победу.
– Я же говорил, ты легко отделаешься! – радостно приветствовал его подвыпивший Доминик, моментально вернувший себе милость Нино тем, что появился на праздничном ужине с участием Пола и капо «семьи» в ресторане «У Томмазо».
– Да, черт тебя дери, один раз ты оказался прав. Теперь ведь у нас все будет хорошо, а? Будешь появляться в клубе каждый день, а?
– Да буду, буду.
Желая доставить Нино еще больше удовольствия и проявить уважение к традициям, которое к тому времени сильно просело, Доминик предложил Нино долю с одного из своих предприятий в Бронксе. Он по-прежнему обозначал род своей деятельности лишь намеками. Дядюшке, который сам настаивал на том, чтобы племянник познавал жизнь его окружения, читая между строк, подробности и не требовались: он и так видел, что Доминик пытается своими силами создать собственную личность, как когда-то и Нино пытался продемонстрировать имевшиеся способности наставнику, Фрэнку Скализе. Он приветствовал такой ход событий. И тем не менее, стиснутый рамками своего поколения и своей личности, он по-прежнему не осознавал всей разрушительной силы пристрастия Доминика к наркотикам и общению с женщинами.
– Нет-нет, оставь это себе. Мне это не нужно. Ты это заработал, – сказал он Доминику в ответ на предложение о деньгах.
Великодушие Нино тронуло Доминика. Они с дядей находились по разные стороны каната, который каждый старался перетянуть на себя, и пока что племянник побеждал – по крайней мере, так ему казалось. И вдруг дядя потянул канат с неожиданной убедительностью.