Не зная о расследовании ФБР в Нью-Йорке и Ньюарке, инициированном в результате звонков «Гарри», Фредди невольно вляпался в операцию под прикрытием в округе Саффолк. Она началась, когда двое полицейских из отдела борьбы с автопреступлениями пришли к нему домой в Ширли, на Лонг-Айленде, и принялись задавать вопросы о двух мотоциклах, найденных в лесу неподалеку. В очередной мошеннической попытке получить страховку Фредди незадолго до этого визита сообщил, что принадлежавшие ему мотоциклы были украдены. Когда же об этом зашла речь, Фредди вступил в горячий спор с одним из полицейских и велел обоим убираться из его собственности – точно так, как сделал бы Рой.
В докладе своему начальству полицейские предположили, что Фредди мог бы стать отличным экземпляром для изучения организованной преступности в округе Саффолк. На следующий день Роберт Гейтли – тот полицейский, который не спорил с Фредди, – пришел к нему уже в одиночестве и, притворяясь коррумпированным, попытался установить с ним доверительные отношения. В тот день Гейтли удостоился стодолларовой купюры от Фредди – и со временем получил еще одиннадцать таких купюр, цепную пилу и часы «Ролекс». Гейтли, в свою очередь, пил с Фредди, сообщал ему бесполезные полицейские сплетни и помог решить проблему с водительскими правами.
Фредди оказался хорошей мишенью для полицейской операции из-за того, что Рой весьма преуспел в налаживании отношений с копами. Сейчас Фредди чувствовал себя даже лучше своего босса. На деньги, полученные от сделки по тачкам, он установил в своем доме, в котором проводил ремонт по высшим стандартам, камеры видеонаблюдения, как у Роя. Он выдал займов на сумму сто тысяч долларов и, выпивая однажды с Гейтли, вытащил из кармана сорок тысяч в стодолларовых купюрах и картинно швырнул их на барную стойку.
– Убери, а то у нас будут проблемы, – шепнул ему Гейтли.
– Да пошли все! – властно ответил Фредди.
К тому времени, когда Кенни дал показания на слушаниях по оглашению приговора Пэтти Тесты, Фредди уже считал, что они с Гейтли верные друзья. После экстренного собрания группировки, на котором Рой интересовался, кто же выступал в роли информаторов, Фредди рассказал Гейтли о приставучем бруклинском детективе и попросил его выяснить, у кого язык не держится за зубами.
Гейтли посвятил Кенни в тонкости своих отношений с Фредди. Обрадовавшись, что появилась возможность поводить за нос Фредди и заставить понервничать Роя, Кенни выдал Гейтли кое-какие документы, выглядевшие вполне официально, в которых перечислялось все, что было ему известно о Нино, Рое, банде и нескольких убийствах – но не было ни слова об информаторах.
В документах было совсем не то, что хотел увидеть Фредди, но он был впечатлен тем, что Гейтли удалось их достать. Позже он передал их Рою, поскольку в них упоминалось о предприятии по производству неприличных фильмов в Бриктауне, штат Нью-Джерси, которое принадлежало Рою. Несмотря на то что Рой запустил еще одну аферу с тачками, она была не такой масштабной, как прежняя, и Рой, пытаясь компенсировать недостаток дохода, планировал заняться ввозом проституток из Манхэттена для предоставления услуг на местах клиентам своего пип-шоу, а также покупателям журналов и фильмов.
Фредди сообщил Гейтли, что Рой был шокирован точностью информации, приведенной в документах, и разозлился настолько, что порвал их в клочья и выкинул в окно машины.
Кенни был осведомлен обо всем этом, когда у них с Тони Нельсоном случилась долгая беседа с Роем в марте 1981 года, незадолго до того дня, когда Нино (апелляционный суд наконец подтвердил его приговор) пришлось сдаться сотрудникам исправительного учреждения и начать отбывать свой срок по делу Эпполито.
Нино уже предпринял одну отчаянную попытку оспорить приговор на новых основаниях, побудив своего человека в составе присяжных, Джуди Мэй, предъявить абсурдные обвинения в сексуальных домогательствах со стороны судебного персонала во время закрытых совещаний коллегии. Однако процесс занял бы многие месяцы, а за последние две недели он уже успел смириться с тем, чего прежде так боялся, – с тюремным заключением – и теперь приводил свои дела в порядок.
Манипуляции Нино и Роя по поводу Питера Пьяченте, которыми ознаменовалось убийство Эпполито, обострили отношения дядюшки с Полом. Тем не менее даже с учетом всего этого Нино предложил Роя в качестве своего наместника на тот период, пока он, как принято было говорить у бандитов, «отправился в колледж». Годом ранее эта работа была бы поручена Джимми Эпполито-старшему.
С декабря 1979 года Нино ничего не слышал о своем непредсказуемом племяннике Доминике. О нем не слышал вообще никто в Нью-Йорке, кроме Баззи Шоли, получившего несколько телефонных звонков, о которых он не собирался рассказывать никому, кроме Черил Андерсон, позвонившей однажды из своего далекого убежища узнать, как дела у Доминика. Дениз Монтильо, ныне мать троих детей (вскоре после бегства пары из Нью-Йорка у нее родилась вторая дочь), не говорила никому, где находится ее семья, в кои-то веки ведшая нормальную, если не сказать хорошую, жизнь.
Кенни и Тони наткнулись на Роя во время чествования Нино перед его «отъездом в колледж», которое состоялось в ресторане «У Томмазо»: присутствовали многие капо, члены «семьи», члены банды Демео – не было только Пола. В числе собравшихся был и сосед Пола – Томас Билотти, ныне фактически заместитель босса в бруклинской бригаде.
Предвидя подобную встречу, Кенни и Тони долго наблюдали за рестораном снаружи, сидя в машине Тони. По окончании застолья Рой вышел на улицу и помахал им рукой. Затем он сел в свой «кадиллак», развернулся и притормозил около них. В открытое окно он возбужденно прокричал:
– У меня хватит духу потягаться с тобой, Маккейб! Ты хочешь меня завалить, да? Ты собираешься пришить мне наркоту, да? Если тебе удастся это доказать, то можешь пристрелить меня прямо сейчас, потому что если я продаю наркоту, то я уже труп, и ты это знаешь!
– Ты о чем это? – спросил Кенни, хотя прекрасно понимал, о чем речь.
– Ты дал показания, что я замешан в наркоте. Ты смерти моей хочешь? Лучше обвиняй меня в избиении младенцев, но не надо говорить, что я торгую дурью!
– Я лишь сказал, что четверо твоих друзей говорят, что ты замешан.
– Если хочешь разбогатеть, скажи мне, как зовут хотя бы одного.
Кенни рассмеялся. Пикировка продолжалась, и Рой, казалось, расслабился, будто перед ним были потенциальные партнеры по бизнесу.
– Вы, ребята, сидите тут битых три часа, – с довольным видом сказал он. – Зашли бы лучше внутрь, выпили чего-нибудь.
Кенни, Тони и их коллеги уже несколько лет вели наблюдение за Роем, Нино и прочими, но за все это время только Рой позволял себе разговоры с ними на близком расстоянии, как он сделал это сейчас, выйдя из своей машины и подойдя к ним вплотную.
Беседа продолжалась три четверти часа. Рой рассказывал о своем дяде, известном юристе, и двоюродном брате, известном судмедэксперте. Он говорил о своем сыне и двух дочерях и о том, как он гордится ими. А еще он поведал, что мать считала его достаточно умным, чтобы стать доктором.
– Но в своей семье я стал паршивой овцой, – проговорил он, как показалось Кенни и Тони, почти с раскаянием в голосе.
– Похоже, ты добился того, чего хотел, – ответил Тони. – В каком-то смысле.
– Я законопослушный гражданин! Я покупаю и продаю, только и всего.
Рою очень хотелось, чтобы Тони понимал, что он всегда был на высоте.
– Я знаю, ты недавно был в моем баре, что-то вынюхивал. Я знаю это, и что из того? Здесь же ничего такого не происходит.
Детектив и агент продолжали вести с преступником скрытую игру. Они, со своей стороны, пытались определить, тянет ли Рой на роль потенциального информатора. Он, со своей, старался оценить, действительно ли они были настолько праведными, насколько казались. Они могли бы сказать: законопослушный продавец вроде тебя мог бы здорово помочь нам, а заодно и себе. Он мог бы сказать: здорово было бы иметь друзей вроде вас, и, возможно, эта дружба была бы всем выгодна.
Однако каждая из сторон уверенно шла по своему пути, и игра закончилась вничью. Когда Рой уже собрался уезжать, Кенни увидел, как Нино вышел из ресторана, замялся, а потом направился в противоположную сторону от собственной машины – очевидно, не желая проходить мимо машины ФБР, расположившейся между «У Томмазо» и его «кадиллаком».
Кенни был доволен тем, что Нино раздражало их с Тони присутствие.
– Что происходит? – спросил он у Роя с напускной тревожностью. – Скажи ему, не надо так поздно ходить одному. Неизвестно кого можно встретить в этом районе в такой час. На улицах нынче небезопасно.
– Вы прекрасно знаете, каков Нино, – отвечал Рой. – В отличие от меня, у него пунктик по поводу копов.
Рой отпустил Нино одного. 26 марта 1981 года, в последнюю ночь свободы, Нино оставил машину на улице и отправился домой пешком. Он выдал окружающим последние инструкции, уладил все формальности – и на следующий день был «зачислен» в тюрьму города Аттика, самый серьезный «университет» в штате Нью-Йорк.
К этому времени Рой уверился: полиция подозревает, что кто-то – но не он – находился вместе с Нино и Пьяченте в то время, когда были убиты отец и сын Эпполито. На прощание он с сарказмом сказал Кенни и Тони, что понятия не имеет, зачем кому-то понадобилось причинять вред таким неудачникам, как Эпполито:
– Не понимаю, хоть тресни.
Кенни безошибочно распознал за этим браваду.
– Рой вовсе не так силен, каким хочет казаться, – сказал он Тони, когда Рой уехал. – Возможно, если его прижать, он расколется.
Нино высказал Доминику похожее наблюдение несколько лет назад, когда Рой подсел на «Валиум» после того, как налоговая служба начала расследование в отношении его доходов. Обмолвился он об этом и в дни «Карибского кризиса», когда Рой запаниковал – и в результате расстался с жизнью восемнадцатилетний студент колледжа, продавец пылесосов. Очевидно, Кенни было неизвестно о том, что у них с Нино сложился единый взгляд на Роя. Для него и других полицейских, проявлявших интерес к банде, оставалось еще много неясного, но скоро все должно было измениться. В действительности прочная основа для этого уже была заложена другими копами.