Дилер по имени Глен Горио был невысоким, худощавым; ему недавно исполнилось всего двадцать три года, но он уже успел сделаться кокаиновым миллионером. Формально он числился работающим в подставной фирме по производству фильмов. Среди его клиентов были известные личности в кино– и звукозаписывающих компаниях; он устраивал большие вечеринки в своем доме в Чатсуорте, щедро раздавая на них унции «доброй воли». Он поведал Доминику, что его дядя был некогда боссом мафиозной семьи Лос-Анджелеса, но Доминика это не впечатлило; в лос-анджелесской бригаде было меньше принятых членов, чем у Роя Демео – убийц.
После второго бокала мира Горио произнес:
– Мне не помешал бы хороший телохранитель. Как насчет такой работы?
– Не знаю. Моя семья живет в Сакраменто.
– Не бери в голову. Я сниму тебе здесь квартиру, дам машину и все, что нужно.
Вернувшись в Сакраменто к разочарованной, но не удивленной Дениз, Доминик назвал работу с Горио легкой прогулкой, что, по его меркам, было недалеко от истины.
– Он просто хочет, чтобы я был с ним в деловых поездках. Мне нужно просто выглядеть пострашнее перед его клиентами.
Горио взял на себя расходы на переезд, и вскоре семья Монтильо покинула Сакраменто ради новой яркой жизни. Они переехали в кондоминиум в городе Калабасасе, расположенном в долине; Горио выдал им в аренду другую машину, «мазерати». Став телохранителем Горио, Доминик снова принялся за кокаин; он сделался завсегдатаем «Дэйзи» и многих других клубов, а также голливудских вечеринок. Маленькая черная книжечка, которую он носил с собой, – ежедневник, сделанный в Италии и купленный много лет назад во время Недели итальянского маркетинга в Нью-Йорке, – начала заполняться именами и номерами итало-американских актеров, «Ангелов ада», продюсеров, торговцев наркотиками и рок-звезд; в начале 1981 года туда попал и бизнесмен иностранного происхождения, который стал его другом – таким же, каким был в свое время Баззи Шоли.
Новый друг был законным предпринимателем из благополучной семьи. Он был молод, ухожен и вел в Лос-Анджелесе бурную жизнь холостяка. Доминик сразу же дал ему прозвище, потому что не хотел привыкать к использованию настоящего имени, опасаясь, что данные об этом человеке могут каким-нибудь образом просочиться в Бруклин и создать проблемы с силовыми структурами. Он выбрал «Армянин» – не потому, что тот им был, а потому, что однажды, будучи пьяными, они вместе посмеялись над шуткой об армянине.
Армянин стал первым человеком в Калифорнии, который услышал историю жизни Доминика в Нью-Йорке. Теперь сага пополнилась новостью (которую Доминик узнал из телефонного разговора с Баззи) о том, что Энтони Гаджи придумал целую историю, чтобы объяснить поспешный отъезд своего племянника из Бруклина: якобы Доминик украл у него четверть миллиона долларов. Оправившись от шока, Доминик понял, почему так произошло. Сбежав во время неразрешенного спора с другой «семьей» из-за ресторана Мэтти Реги, он поставил дядюшку в неловкое положение. Нино не мог просто сказать, что Доминик сбежал: это означало бы, что его не уважает собственный племянник. Что-то весомое должно было выставить Доминика в плохом свете – а что может быть хуже, чем воровать у своей «семьи»?
– Я знаю своего дядю, – сказал Доминик Армянину. – Он был рассержен и сконфужен, поэтому и придумал такую историю. Когда-нибудь, чтобы все выглядело правдоподобно, он попытается сделать так, чтобы я исчез. Наверное, после смерти бабушки. Он не захочет ее расстраивать.
– Какая интересная у тебя семья.
– Это всегда было для меня проблемой. Даже друзей можно выбирать, но уж никак не семью.
Работа телохранителя продлилась почти год, пока Доминик не собрал достаточно денег и не познакомился с достаточным количеством людей, чтобы заняться своим делом – торговлей наркотиками. В середине 1981 года он думал, что все наконец сложилось. Он переселил свою семью в дом, который мог поспорить с домами Пола, Нино и Роя, – большой дом в частном анклаве, известном как Уэстлейк, в районе Таузенд-Оукс, одном из самых престижных районов долины Сан-Фернандо. Дом был выставлен на продажу за один миллион семьсот тысяч долларов, но партнер Доминика по кокаину организовал аренду с последующим выкупом, что давало возможность жить там, внеся всего десять тысяч. В доме были позолоченная мебель, бассейн и даже причал.
– Наш «Белый дом», – сказал он Дениз.
– Можем ли мы себе это позволить? – спросила она, не скрывая восхищения шелковыми портьерами, мраморными полами и небольшим роялем в парадной гостиной.
– Всего пять с половиной тысяч в месяц, никаких проблем.
Разумеется, учитывая причуды кокаинового бизнеса, проблемы возникали каждый месяц. Хотя последний год в качестве телохранителя Горио едва ли можно было назвать спокойным, дом в Уэстлейке ознаменовал начало еще более дикой и развращенной жизни Доминика – и еще более ребяческой и беспорядочной, чем его прежняя жизнь в «Дыре в стене». Решив удержать дом, он быстро покатился по наклонной. Пару раз, когда ему не хватало денег на покупку кокаина, он посылал знакомых из «Дэйзи» красть его у дилеров, у которых, как он знал наверняка, дури было в достатке; со своим другом Армянином, симпатичным и жизнерадостным прожигателем ночной жизни, он снова неистовствовал целыми днями.
В разгар этого буйства он связался со своей старой подругой, до сих пор находившейся в бегах, Черил Андерсон – через ее брата – и переправил ее в Лос-Анджелес. Он встретил ее на лимузине и отвез в дом в Уэстлейке, где она прожила несколько недель. Прямо под носом у Дениз их чувства вспыхнули снова.
Черил, все еще та самая Ма Баркер, предложила план – ограбление собственного отца, состоятельного подрядчика, который хранил шестьдесят тысяч долларов в своем доме на Лонг-Айленде. Доминик сообщил Дениз, что едет в Нью-Йорк с Шерил, но не назвал причину. Она принялась возражать – но только из-за опасений, что его увидят.
– Не стоит беспокойства, я мигом, – сказал Доминик.
В Гарден-Сити, на Лонг-Айленде, он вломился в дом Андерсонов, выключил сигнализацию, отбился от сторожевого пса, нашел деньги, по пути назад застрял в запертом гараже, но сумел-таки слинять буквально за считаные секунды до прибытия полиции.
Навар составил не шестьдесят, а сорок тысяч. Доминик подозревал, что Черил успела взять двадцать тысяч перед приездом к нему в Калифорнию, а теперь устроила ограбление, чтобы замести следы. Она отрицала это, повторяла, что любит его и хочет, чтобы он бросил Дениз. Он велел ей забыть об этом и один улетел обратно в Лос-Анджелес, перед этим посетив дом своей сводной сестры Мишель, чтобы поприветствовать ее. Мишель была счастлива в браке и жила на Лонг-Айленде. Она по-прежнему любила своего сводного брата, но ее представление о нем изменилось. Герой ее детства теперь вызывал жалость. В детстве он заразился неким вирусом, а теперь, когда он стал мужчиной, этот вирус развился в полную силу. По многим причинам – из-за привязанности Нино, смерти матери, решения уйти из армии – Доминик в поисках себя свернул не на ту дорожку. Он все еще находился в пути; несмотря ни на что, он был просто напуганным ребенком, ищущим себя.
Опасная ситуация в Гарден-Сити не возымела почти никакого эффекта, кроме того, что Черил оказалась вычеркнута из жизни этого испуганного ребенка. Летом 1982 года ее сменила другая женщина. Это случилось однажды вечером в пятницу, когда партнер по кокаину, который не мог попасть в «Дэйзи» без него, позвонил ему в Уэстлейк и позвал прийти развлечься.
– Нет, сейчас не могу.
– Я тут с двумя девчонками.
– Спасибо, никак.
– А что, если одна из них – мисс «Penthause – 1980»?
– Во сколько ты хочешь встретиться?
Второй «киской года», по версии Penthause, появившейся в жизни Доминика, стала Даниэль Денё – по крайней мере, именно это имя использовалось для целей модельного бизнеса. По случайному совпадению, обе женщины появились в одном и том же выпуске за июнь 1980 года. Даниэль была в этом месяце главной «любимицей», а Аннека ди Лоренцо, «киска», которую он встретил в Нью-Йорке на квартире Чака Андерсона в 1977 году, снялась в лесбийской сцене в фильме «Калигула» – вот как далеко зашла Аннека в погоне за своей звездой на бульваре Сансет.
Двадцатидвухлетняя Даниэль сбежала из своего дома в Техасе в четырнадцать. Она была хорошенькой длинноногой брюнеткой, как Дениз. Когда Доминик встретил ее возле «Дэйзи», она была одета как Покахонтас в день своей свадьбы; в ту ночь он стал ее избранником, и следующие шесть месяцев они танцевали с волками. Он настолько слетел с катушек, так много времени проводил вдали от дома, что не заметил, как отчуждение наконец проникло в его стены.
Все, что он замечал, – это то, что без какой-либо помощи Нино он прекрасно справлялся сам. Точно так же, как Пол, Нино и Рой для своих семей в Нью-Йорке, он обеспечивал своей семье, по крайней мере внешне, образ жизни высшей прослойки среднего класса, хотя и заработанный не совсем правильным путем.
Семья Монтильо выживала благодаря способности своего главы каким-то образом каждый месяц зарабатывать большие деньги, и тридцатиоднолетняя Дениз все больше уставала от жизни на грани. Ей нравился шикарный дом, хотя мало что в нем принадлежало им, и нравилось тратить деньги, когда у Доминика они были. Однако, ежемесячно отдавая пять с половиной тысяч долларов только за дом, притом что муж не имел постоянного дохода, она всегда чувствовала себя так, будто по почте вот-вот придет уведомление о выселении. Чтобы свести концы с концами в конце одного месяца без денег, Доминик продал «мерседес» Мэтти Реги и теперь ездил на «кадиллаке севилья», одолженном у его друга Армянина.
Дениз не знала, что ее тридцатипятилетнему мужу каждый месяц приходилось изыскивать куда больше пяти с половиной тысяч, потому что он снабжал деньгами свою новую девушку, Даниэль Денё, которая жила совершенно не по средствам в пентхаусе в Беверли-Хиллз за четыре тысячи долларов в месяц. Доминику обычно удавалось собрать нужную сумму, но он делал это в традиционной манере «умника» (то есть в последнюю минуту), к тому же «умника» современного (то есть посредством какой-либо схемы, связанной с наркотиками).