Коффи затащил Джоуи обратно в кузовной цех, пока Брэйди приказывал безупречно одетым подозреваемым лечь лицом вниз на пропитанный машинным маслом пол.
– А как же наша одежда? – запротестовал было Джоуи.
– К черту тебя и твою одежду! – рявкнул Коффи. – Ложись!
Когда все успокоились, Кенни Маккейб спросил Коффи, своего хорошего друга, о предполагаемом пакете, который, по его словам, Джоуи взял из машины. По выражению лица Коффи Кенни сделал вывод, что никакого пакета не было, а Коффи не видел пакета и просто решил, что пришло время арестовать весь этот сброд.
– Вы, парни, совсем без башни, – сказал он Коффи и О’Брайену.
Кенни был разочарован, потому что надеялся поймать нового приятеля Джоуи – Карло Профету – на сделке с наркотиками. Профета был в банде с тех пор, как в 1981 году Фредди посадили в тюрьму. Под давлением обвинений в хранении наркотиков он мог бы заполнить остававшиеся пробелы в истории группировки.
– Карло, – сказал Кенни, – мог бы дать нам еще несколько тел.
Коффи, однако, настаивал на том, что он видел пакет. Они с Брэйди посетили дом ближайшего федерального судьи и получили ордер на обыск «Р-Твайс» на основании того, что Джоуи сломя голову помчался в туалет. Ни наркотиков, ни пакета обнаружено не было. Другие полицейские еще некоторое время держали подозреваемых в наручниках, затем сопроводили их к Уолтеру, который произнес перед ними свое ритуальное приветствие и приглашение к сотрудничеству. Все отказались.
Рональд Дживенс, еще один сотрудник отдела по борьбе с автопреступлениями, пытался, в свою очередь, переубедить члена банды Рональда Турекяна, который пять лет назад помог Вито Арене и Ричи Диноме захоронить Джозефа Скорни в цементе. В остальном Турекян не был крупной рыбой, но именно он придумал запоминающийся ответ на предложение Дживенса, сделанное от имени Уолтера Мэка.
– Я вам что, канарейка? Этот парень Мэк – сукин сын, размахивающий флагом. А я не собираюсь работать ни на какой зоомагазин Уолли!
26. Лэсси вернулась домой
Ситуация для смерти на улице с оружием в руках вновь была весьма подходящей, но 25 февраля 1984 года, в день, когда оперативная группа решила арестовать Энтони Гаджи, он оказался безоружен. Его схватили, когда он вышел из закусочной в Бенсонхёрсте и направлялся к небольшому магазину одежды неподалеку, которым владели и управляли его жена и дочь.
По мнению некоторых создателей легенд от Бат-Бич до Бенсонхёрста, если бы он был вооружен и начал стрелять, он умер бы героем, хотя бы из-за того, как полицейские настигли его. Ронни Кадьё чуть не сбил его, когда выехал на своей машине на тротуар и помчался прямо по нему, чтобы преградить путь Нино, в то время как другая машина под прикрытием блокировала его сзади.
– Стой, Ронни, стой! – кричал напарник Кадьё, Фрэнк Пергола, пока их машина неслась по тротуару. Ронни, жаждавший действовать (во время ареста «Р-Твайс» он был в отъезде), затормозил в нескольких футах от испуганного подозреваемого.
Из второй машины, стоявшей на тротуаре, выскочил давний противник Гаджи – Кенни Маккейб – и сообщил ему следующую новость:
– Ты арестован, Нино!
– Штат или федералы? – только и ответил пятидесятивосьмилетний Нино, вероятно, решив, что окружной прокурор Бруклина добрался до него из-за дела Эпполито.
– Гораздо серьезнее, – сказал Кенни.
Всю дорогу в офис Уолтера закованный в наручники Нино не проронил ни слова. Там он также сидел в каменном молчании, производя на своих похитителей впечатление человека, который стойко держался бы, будь он военнопленным.
Затем полицейские, произведшие арест, вывели Нино из офиса Уолтера для дальнейшего разбирательства в штаб-квартире ФБР, расположенной в нескольких минутах ходьбы от площади Фоули в центре Манхэттена. Шел дождь, поэтому они решили ехать на машине. Фрэнк Пергола понял, что всем в машине места не хватит, и пошел пешком.
– Да залезай, Фрэнк, – сказал Кенни. – Я положу Нино в багажник.
Нино удалось натянуто улыбнуться. В штаб-квартире ФБР он позволил себе расслабиться. Увидев Арти Раффлза, чистящего очки, он произнес свои первые слова за все те часы, что находился под стражей.
– Вам стоит попробовать пару с более светлой оправой. Мой сын офтальмолог. Он работает на Мэдисон-авеню, зайдите к нему.
Арти и Нино примерили очки друг друга.
– Я понял, что вы имеете в виду, – сказал Арти.
Как и другие арестованные к этому моменту, Нино предстал перед судом и был отпущен под залог, чтобы дождаться обвинительного заключения большого жюри.
Для Фредди Диноме настало время перестать колебаться и принять решение. Кенни и Арти забрали его из «Метрополитена» и поселили в мотеле на Лонг-Айленде. Мэрилин Лакт уговорила его жену Кэрол поехать туда на три дня – на переговоры. Кэрол, которая была, к слову, второй женой Фредди, пояснила Мэрилин, что она, конечно, выслушает, что ей скажут, но не собирается менять свое решение и ехать с ним в Канзас или любой другой штат. «Там, где у него не будет друзей, мальчиком для битья буду я».
В последний день встреч Арти высказался решительно:
– Послушайте, Кэрол, это ваш последний шанс. Люди, с которыми мы имеем дело, могут схватить вас, они могут схватить одного из ваших детей. Мы говорим не о ком-нибудь, а о Поле Кастеллано, боссе мафии. Если мы вернем вашего мужа в «Метрополитен» – а его друзья уже знают, что мы его забрали, – его убьют. Как жена и мать его детей вы не можете так с ним поступить.
Кэрол не ответила. Арти воспринял это как согласие.
– Ладно, поехали, – сказал он.
Он привел еще агентов, погрузил всех в служебные машины, довел кортеж до паромной переправы в Коннектикут, объявил на пристани чрезвычайное положение, приказал другим автомобилям покинуть паром и отплыл в призрачный город свидетелей вместе с Фредди, Кэрол и их детьми.
По прошествии нескольких недель инструктажа, 14 марта 1984 года Фредди официально появился в суде и в тот же день дал показания большому жюри. Он стал третьим и последним главным свидетелем против Пола, Нино и банды. Это было тревожным знаком для Вито и Доминика, но тут на место встали недостающие части сложного пазла, среди которых были «грязные копы» – Джон Доэрти, «выпускник» авеню Пи, и Томас Собота, любитель выпить в «Джемини Лаундж». Через некоторое время Доэрти был вызван в суд присяжных, где заявил о своем праве воспользоваться пятой поправкой; поскольку срок давности по некоторым из его предполагаемых преступлений истек, а другие улики против него были неубедительными, оперативная группа присвоила ему низкий приоритет и в конце концов забыла о нем, тем более что он уже уволился из полиции Нью-Йорка. Собота, который после убийства Патрика Пенни бросил пить, пошел на сделку и стал сотрудничающим свидетелем.
Фредди еще предстояло отбыть оставшиеся несколько месяцев наказания по приговору о бульваре Империи, но прежде чем его перевели в новую тюрьму с блоком охраны свидетелей, а его жену и детей передали службе маршалов, Кенни, Арти и Мэрилин устроили семье несколько дней отпуска.
Поначалу Фредди вел себя оживленно и даже пошло. Он отпускал грязные шуточки по поводу своей неуклюжести при расчленении Рональда Фалькаро и Халеда Дауда:
– После этого Рой понизил меня с мясника до упаковщика, – а еще бесстыже заявил Арти:
– Надо бы трахнуть эту сучку Мэрилин.
Идея пофлиртовать с ней изначально была провальной, но он все же пытался.
– Ох, Фредди, – отвечала Мэрилин с поразительным терпением. – Ты не в моем вкусе, и ты ведь женат!
Агенты угощали Фредди и его семью ужинами, организовывали для них походы в кинотеатры, музеи и прочие интересные места. Они старались выбирать мероприятия, которые могли бы пойти на пользу его шестнадцатилетней дочери и одиннадцатилетнему сыну, которого, как и сына от первого брака Фредди, назвали Фредди-младшим. После нескольких дней такого времяпрепровождения Фредди впал в глубокую депрессию и перестал разговаривать. Только задним числом Арти и Мэрилин поняли почему: Фредди провел бо́льшую часть своей жизни в неблагополучной среде, а теперь начинал осознавать, насколько он отличается от нормальных людей. Культурно насыщенные поездки заставляли его чувствовать себя неполноценным, социальным неудачником. Кэрол Диноме сказала Мэрилин, что их детям запрещалось иметь книги в доме, потому что если Фредди не умеет читать, то и они не должны были этого уметь.
В последний вечер каникул, перед возвращением Фредди в тюрьму, жена Арти, Ингер, собрала всех на прощальный ужин. Фредди только сидел и смотрел в потолок.
– Фредди мог бы быть приятным, если бы захотел, он не такой уж плохой парень, – сказала Ингер мужу, – но он психует. На вашем месте я бы волновалась за него.
В конце марта при решающей поддержке своего влиятельного нового начальника Рудольфа Джулиани (который потянул за нужные рычаги в Вашингтоне) Уолтер выиграл битву за территорию с Восточным округом. Он получил разрешение включить Пола в свое дело.
Встревоженный арестом Нино, Пол отправил нью-йоркского адвоката макиавеллиевской[134] школы Роя Кона – вундеркинда, охотившегося за коммунистами во время слушаний в сенате по делу армии и Маккарти в начале 1950-х годов[135], – рассказать Уолтеру и Джулиани, каким замечательным продавцом мяса является Пол.
– Вы действительно верите, что такой человек, как мистер Кастеллано, замешан в угоне автомобилей? – вопросил Кон.
Джозефу Коффи, присутствовавшему на встрече в качестве начальника отдела по расследованию убийств, связанных с организованной преступностью, от Управления полиции Нью-Йорка, захотелось выбросить Кона в окно, но государственные юристы вежливо выслушали его, позволив тому отработать свой гонорар, однако не сообщив ему ничего полезного или утешительного в отношении Пола.
Вскоре присяжные Уолтера проголосовали за обвинительное заключение по семидесяти восьми пунктам в рамках РИКО против Пола, Нино и двадцати двух членов банды и их подельников, а иногда и их сообщников, вроде помощника юриста Джуди Мэй Хейлмен. За то, что она была своим человеком Нино в составе коллегии присяжных по делу Эпполито, симпатичной Джуди с невинными глазами, а также ее мужу и свекру пришлось предстать перед судом вместе с несколькими самыми известными убийцами в истории преступности Соединенных Штатов. Поскольку многие жертвы так и не были найдены, а улики по другим убийствам не соответствовали требованиям закона, в обвинительном заключении говорилось только о двадцати пяти убийствах. Тем не менее это было самое большое количество обвинений, когда-либо предъявленных в федеральном деле.