В рамках мирного договора в войне за территорию Уолтер не включил в обвинительное заключение Джона Готти. Расследуя дело ростовщика Сола Хейлмена, оперативная группа наткнулась на преступления, за которые Готти надо было прижать, но Восточный округ хотел заполучить Готти еще для одного дела, находившегося в разработке, поэтому Уолтер бросил своим соперникам-прокурорам сравнительно небольшую кость.
Обвинительное заключение Уолтера держалось в тайне до 30 марта, когда оперативная группа арестовала Пола, которому, в отличие от остальных, разрешили сдаться властям в манхэттенском офисе его судебного адвоката Джеймса Ля Россы – адвоката Нино в деле Эпполито.
Агенты и детективы были против особого режима для Пола. Они хотели арестовать его на улице, как и остальных, потому что неожиданный арест часто приносил новые данные: номер телефона в бумажнике, блокнот в кармане пиджака, – но Джулиани и Уолтер решили позволить преемнику Карло Гамбино сохранить достоинство, организовав постановочный арест по обоюдному согласию.
Члены оперативной группы собрались заранее и выбрали того, кто произнесет волшебные слова: «Вы арестованы», – им стал Кенни Маккейб. На двух машинах Кенни и семь других членов команды сопроводили Пола в «зоомагазин Уолли». Пол, в отличие от Нино, с самого начала был учтив и, казалось, расслаблен, но его невысказанное послание Уолтеру оставалось все тем же: «Идите лесом».
Когда Пола в наручниках вели в ФБР – Кенни слева, Джозеф Коффи справа, другие члены оперативной группы позади, – Коффи случайно вспомнил, как однажды встретил Карло Гамбино.
– Он был настоящим джентльменом, – добавил Кенни.
Пол повернулся и бросил на Кенни обиженный взгляд, как будто обеспокоенный тем, что Кенни считает, будто он недотягивает до Карло, своего покойного двоюродного брата и зятя[136].
– Что? А я, значит, не джентльмен?
– Я этого не говорил, – дипломатично ответил Кенни.
Позже в тот же день новый государственный прокурор по Южному округу Рудольф Джулиани выступил на пресс-конференции и объявил о предъявлении обвинения. Никогда ранее правительство не выдвигало обвинение сразу стольким членам организованного преступного сообщества. Джулиани назвал это «самой важной главой» в истории войны федерального правительства с мафией, а опытные репортеры с интересом отметили, что, прежде чем упомянуть ФБР и другие федеральные агентства, Джулиани похвалил Управление полиции Нью-Йорка.
Эта история попала в национальные новостные программы и заняла главное место в вечерних выпусках новостей на разных каналах. Отставной сотрудник отдела по борьбе с автопреступлениями Джон Мерфи смотрел их с молчаливым удовлетворением. Уолтер пригласил его на пресс-конференцию, но Мерфи все еще был слишком слаб после сердечных приступов, чтобы выдержать такой стресс.
– У нас ведь все получилось, правда, Уолтер?
– Получилось, но это еще не конец.
Среди подозреваемых, которым в итоге предъявили обвинительное заключение, был Генри Борелли, когда-то хороший друг Доминика Монтильо. Его привезли из тюрьмы в офис Уолтера, где он не прочел, а прорычал свой послужной список. Так получилось, что в одном из тюремных документов он узнал, что за его переводом из лагеря в Пенсильвании в тюрьму строгого режима в Арканзасе стояли Кенни и Арти.
– Я знаю, это были вы, ребята, – сказал он, вперив в них ледяной взгляд.
Кенни и Арти молча смотрели на него, ожидая, когда Генри начнет угрожать или совершит иное предикатное преступление[137], но Генри отвернулся.
Ни один обвиняемый не признал себя виновным – если не считать тех двоих, кого не удалось найти: брата Джоуи, Денниса, который, как считается, ушел «по ветру», и Джозефа Гульельмо по кличке Дракула, который, как считается, был убит и, возможно, порезан на кусочки, потому что слишком много знал о частой покраске пола в квартире при «Джемини». Все были выпущены под залог.
В заявлении Уолтера Мерфи о том, что дело еще не закончено, было больше правды, чем мог себе представить даже самый осторожный прокурор. Дорога к завершению дела изобиловала неожиданными поворотами и глубокими выбоинами, которые несколько раз сбивали его и всю оперативную группу с курса. Сразу после предъявления обвинения Вито Арена позвонил из тюрьмы в редакцию газеты «Нью-Йорк Пост», назвал себя основным свидетелем и заявил, что не собирается давать показания, потому что правительство плохо с ним обращается.
На самом деле Вито был расстроен потому, что Доминик и Фредди теперь фигурировали в деле – и оно больше не зависело от него. Он потерял часть своих рычагов воздействия, но в конце концов Уолтер отправил ему кассеты с музыкой Брюса Спрингстина и новые теннисные туфли, и он на некоторое время успокоился.
Спустя шесть месяцев после предъявления обвинения, к гневу и ужасу всех друзей Уолтера, Рудольф Джулиани назначил Барбару Джонс, помощника государственного прокурора, которая первой допросила Доминика, новым начальником отдела по борьбе с организованной преступностью Южного округа. Сменившая на этом посту Уолтера Джонс, прокурор-ветеран по части организованной преступности, пользовалась уважением всех членов «зоомагазина Уолли», но, по их мнению, это понижение было связано скорее с политикой, а не с самой работой: Джулиани не хотел, чтобы независимый Уолтер вел громкие дела против остальных мафиозных семей. Все они были начаты при Уолтере и должны были привлечь широкую огласку. Убрав Уолтера с дороги, политически амбициозный Джулиани мог присвоить славу себе.
У Уолтера же имелось свое мнение насчет понижения в должности. Казалось, его больше злила трагедия, произошедшая на другой стороне земного шара: гибель в Бейруте[138] двухсот тридцати девяти морских пехотинцев в результате взрыва террористами автомобиля, припаркованного рядом с казармами. Он не мог поверить, что командиры морской пехоты разместили столько людей в комплексе, охранявшемся настолько плохо, что гражданская машина беспрепятственно проехала внутрь. При рациональном планировании риск для морских пехотинцев можно было свести к минимуму, однако командиры позволили подразделению скатиться в предсказуемую рутину; они забыли, что их главный враг – привычка. По поводу же своего понижения в должности он мог сказать только одно: дескать, у него и Джулиани имелись «разногласия» по поводу того, как вести расследование, включая дело Кастеллано – Гаджи – Демео. Джулиани считал, что Уолтер слишком затягивает процесс.
Уолтер возражал против потери титула, но ничего не имел против потери сопутствовавшей этому личной известности. В отличие от Джулиани, он не пытался заискивать перед прессой, не допускал утечек. Будучи сам женат на репортере, он тем не менее считал, что пресса должна сообщать об уголовном деле только в двух случаях: когда объявлено обвинительное заключение и когда присяжные вынесли вердикт. На уровне логики он понимал, что такое скрупулезное следование алгоритму чревато злоупотреблениями со стороны властей, но, судя по его опыту, любопытствующая пресса добавляла в процесс слишком много ненужных погрешностей.
Что до Джулиани, то он сообщил своим доверенным лицам, что всего лишь пользуется своим законным правом назначать на ключевые посты помощников по собственному усмотрению. Как бы то ни было, Уолтер отказался критиковать его публично и целиком погрузился в дело Кастеллано. В аналогичной ситуации большинство помощников прокурора США, со своим опытом и полномочиями, ушли бы в отставку и удвоили свою зарплату, устроившись на работу в какую-нибудь солидную фирму на Уолл-стрит. Однако Уолтер обещал Джону Мерфи, что доведет это дело до конца.
Помимо всех досудебных юридических препирательств с целой батареей экспертов-адвокатов, нанятых Полом, Нино и бандой, самой большой заботой Уолтера стало поддержание ровного эмоционального фона у свидетелей. В частности, перед тем как Фредди был выпущен из тюрьмы, чтобы присоединиться к своей жене Кэрол в программе защиты свидетелей, она обратилась к своему федеральному маршалу с просьбой: «Обязательно ли говорить Фредди, где я и дети? Я боюсь его. Я хочу развестись».
Маршал обратился за советом к начальству в Вашингтоне, которое рассудило, что женщина, боящаяся своего мужа, имеет право жить отдельно от него, так что Фредди внезапно оказался один перед лицом программы по защите свидетелей, а это может выбить из седла даже самого уравновешенного человека. Однако незадолго до этих событий он начал разговаривать по телефону из тюрьмы со своей первой женой Пегги; они снова стали близки. Она не горела желанием идти с ним по программе защиты, но, по крайней мере, теперь он был избавлен от ощущения, что никому не нужен.
Оперативная группа оставалась в курсе эмоциональных спадов и подъемов Фредди, происходивших в перерывах между многочисленными досудебными выступлениями, в которых он принимал участие, чтобы поддержать попытку Уолтера вывести из дела одного из адвокатов обвиняемых. Шаги в этом направлении были сделаны после того, как Фредди дал показания большому жюри о том, что он был вместе со своим боссом Роем Демео, когда тот передал адвокату защиты Джеральду Шаргелу сто тысяч долларов в коричневом бумажном пакете, чтобы тот подал апелляцию на приговор Нино по делу Эпполито и на другие юридические дела.
С тех пор Шаргел представлял интересы еще семи членов банды Демео и теперь был адвокатом некоего второстепенного обвиняемого по делу оперативной группы. Уолтер вызвал его в суд, чтобы он предстал перед большим жюри и предоставил документы, которые удостоверяли бы гонорары, выплаченные ему членами банды. Шаргел воспротивился, но в конце концов его принудили явиться. Тогда он заявил присяжным, что уничтожил свои записи о гонорарах, чтобы избежать ситуации, в которой его заставили бы выдавать конфиденциальную информацию о клиентах. Он также заявил, что в коричневом пакете Роя было всего две тысячи долларов.