– Рой носил столько в кармане рубашки, – с насмешкой сказал Фредди Уолтеру.
Шоу затянулось надолго. Диноме дал еще больше секретных показаний о платеже в сто тысяч долларов и тех временах в «Метрополитене», когда Фредди подумывал о сотрудничестве, а Шаргел выставил все так, словно он был его адвокатом, хотя Фредди об этом не просил. Это было далеко не тем же самым, что давать показания в зале общественного суда, но Фредди прекрасно справлялся и со своими выступлениями перед присяжными. Единственное, что ему не удавалось (хотя он был умнее, чем казался), – это импровизации. В конце концов Уолтер одержал победу. Судья Абрахам Софэр постановил, что действия Шаргела указывают на то, что он «фактически действовал в качестве юрисконсульта для преступного синдиката». Шаргел был отстранен от дела.
Посреди процесса по делу Шаргела Фредди признал себя виновным в преступлениях, подпадающих под действие РИКО. Как и другие сотрудничающие свидетели, он узнал о своем наказании только после завершения дела; приговор, включающий некоторое время в тюрьме, был для него, как и для Вито, более вероятен, чем для Доминика, поскольку если он и не нажимал на курок, то был причастен ко многим убийствам – Скорни, Тодаро, Розенберга, Монгиторе, Скутаро, – а уж о Фалькаро и Дауде и говорить нечего.
В своем признании вины Фредди кратко упомянул о каждом убийстве; с официальной точки зрения он окончательно открестился от Роя Демео. Описывая действия Роя в одном из убийств, он сказал: «Мистер Демео все время стрелял. Ему хотелось стрелять и стрелять. Он был убийцей».
В конце 1984 года Фредди отсидел свой срок по делу о бульваре Империи и был переведен на программу по защите свидетелей. Его переименовали в «Фредди Марино» и поместили в Сан-Антонио, штат Техас – такой же чужой для Фредди, как другая планета, но он смирился и принялся за привычную работу по ремонту брошенных машин.
Через несколько месяцев он уговорил свою первую жену Пегги присоединиться к нему в рамках программы: на тот момент она все еще находилась под потрясением из-за некоторых трагических событий в семье. Они сняли типовой домик на западной окраине Сан-Антонио, известной как Изумрудная долина; все названия улиц наводили на мысль о рае с холмами и пышными лесами, но район был плоским и бесплодным, как истощенное пастбище.
Фредди и Пегги пытались приспособиться к обычаям и ритму жизни в самом сердце Техаса, но душа у них была не на месте. Они даже хотели переехать, как только Фредди закончит давать показания в суде. Со временем они стали постоянными посетителями унылой блинной в двадцати минутах езды, круглосуточного заведения под названием «Чайник»; официантки умилялись тем, как Фредди и Пегги баловали друг друга, словно молодожены, хотя утверждали, что давно женаты.
Часто Фредди приходил ночью один; с ним появлялось множество молодых, покуривавших травку автомехаников и заправщиков. «Чайник» был чем-то вроде «Джемини Лаундж», за вычетом квартиры для убийств по соседству. Фредди стал «приятелем» многих молодых людей, которые называли его Папиком. В конце концов он рассказал своим новым друзьям, что был киллером, бежавшим из Нью-Йорка. Тогда Папику никто не поверил.
В начале июня 1985 года, в тот самый момент, когда члены оперативной группы сочли, что Фредди обрел душевный покой в рамках программы по защите свидетелей благодаря Пегги, они узнали о проблемах в «семье» Монтильо. На встрече, проходившей на нейтральной территории в Оклахома-Сити, Доминик рассказал Фрэнку Перголе и дяде Арти, что в последнее время Дениз стала какой-то отстраненной.
– Еще несколько недель назад все было прекрасно. Она даже сказала мне, что снова влюбилась, но потом все резко изменилось, и она сообщила, что больше не любит меня. Я был удивлен.
У Фрэнка и Арти возникло тревожное чувство. До суда оставалось всего пара месяцев. Давая показания и против своего дяди, Пола и Генри, в зале суда, который наверняка будет заполнен всеми членами «семьи», которых адвокаты защиты смогут собрать, включая Роуз Гаджи, у каждого из которых в глазах будет читаться «стукач», Доминику предстояло пройти самое эмоционально тяжелое испытание в жизни. Ничто так не угнетало его в эту пору, как жена, чья любовь угасла, даже если у нее имелись для этого все основания.
– Чем же она недовольна? – спросил Фрэнк, подняв бровь.
– Нет, нет, я ничего такого не делал. Я был просто паинька больше года. Без осечек!
– Ты ударил ее?
– Да ты что? Я никогда этого не делал. Не понимаю. Все эти годы она жаловалась, что я проводил с ней рядом слишком мало времени. Теперь она говорит, что я душу ее, потому что я провожу его с ней слишком много.
Фрэнк и Арти, не выдавая Доминику своих намерений, решили уехать на день раньше – прокурор, заинтересованный в другом нью-йоркском деле, остался – и полетели туда, где находилась Дениз.
Дениз выглядела совсем не так, как во время рождественских каникул, которые они устроили для нее в Атланте. Она без обиняков заявила, что оценка Доминика относительно их отношений была верной: они ухудшились.
– Я просто устала. Устала жить с этим постоянным нависающим над нами судом, устала от него самого. Я была против этого с самого начала. Это вы, ребята, сделали так, что мне показалось, будто у меня нет выбора; я до сих пор на это в обиде.
– Если уж даже ты устала от этого давления, – сказал Фрэнк, – то представь, каково Доминику. Ведь он будет выступать против своего дяди.
– Он сам выбрал такую жизнь.
Ее последнее замечание давало понять, что разговор окончен.
– Постарайтесь продержаться еще немного, – попросил Арти. – Если что-нибудь случится, например, вы подеретесь и он уйдет, дай нам знать, пожалуйста.
Дениз сказала, что сообщит им. Фрэнк с Арти повезли тревожные новости обратно в Нью-Йорк.
Доминик вернулся домой на следующий день. Дениз подумала, что это он послал своих друзей из оперативной группы поговорить с ней, и разозлилась. Они начали спорить. В присутствии Камарии она опять сказала ему, что он душит ее, и она ненавидит его, потому что больше не любит, так почему бы ему просто не уйти? Так он и сделал. Он обнял своих троих детей, взял несколько сотен долларов, отложенных с заработка в ресторане, и сел на самолет до Лос-Анджелеса. Это было серьезным нарушением правил маршалов, но он улетал прочь от всего, в том числе и от своих обязанностей свидетеля.
Прошло две недели. Доминик не звонил, хотя раньше имел обыкновение звонить хотя бы раз в неделю. Фрэнк и Арти связались по телефону с Дениз.
– Он уехал, – сказала она. – Я не знаю, где он.
– Ты ведь обещала, что дашь нам знать! – напомнил Арти.
– Я была уверена, что он позвонит вам. Он же звонит вам все время.
– Дениз, на карту поставлено очень многое. У нас суд через три месяца, а мы не знаем, где наш главный свидетель. Ты обещала позвонить.
Дениз больше не было дела ни до чьих забот.
– Послушайте, у меня нет перед вами никаких обязательств. Я не должна ничего объяснять. До свидания.
В Лос-Анджелесе соскочивший с кокаина Доминик прожигал жизнь и средства, пока не оказался на мели. У него оставалось только два варианта: пойти в телохранители к продавцам кокаина, о которых он уже рассказывал агентам ФБР в Лос-Анджелесе, или выполнить-таки условия сделки. Через день после того, как Фрэнк и Арти поговорили с Дениз, он позвонил в Нью-Йорк.
– Дядя Арти, – сказал он, – Дениз меня выгнала. Я стою у телефона-автомата на одной из улиц Лос-Анджелеса. Я облажался. Я мог бы отчалить с моими знакомыми парнями-нариками, если бы захотел, но я не хочу. Это тот самый тупик, из которого я тогда вышел. Мне нужна помощь.
– Дай мне адрес, и я пришлю кого-нибудь через полчаса.
Арти позвонил друзьям из бюро в Лос-Анджелесе. Два агента заехали за Домиником и отвезли его в мотель. Фрэнк и Арти вылетели в Лос-Анджелес, чтобы успокоить его и объяснить, насколько серьезно обстоят дела. Он заключил сделку – и если он не выполнит ее, правительство будет преследовать его вечно.
20 июня 1985 года его привезли обратно в Нью-Йорк, где Уолтер напомнил ему об угрозе двухлетней давности – посадить его в тюрьму, если он нарушит условия сделки, пусть даже умрет и станет призраком. Чувствуя себя виноватым и стремясь укрепить свои отношения с правоохранителями, Доминик признал себя виновным в преступлениях в рамках РИКО: вымогательстве, ростовщичестве, грабежах, торговле наркотиками, а кроме того – в покушении на убийство, а также в участии в убийстве, вызванном местью Нино Винсенту Говернаре. Именно последние два преступления больше всего заинтересовали судью Уильяма К. Коннора, принимавшего его заявление о признании вины.
Отвечая на вопрос Коннора о втором покушении на жизнь жертвы, Доминик сказал:
– У меня был с собой пистолет. Я должен был стрелять, как все остальные, но я этого не сделал.
– Была ли какая-то особая причина, почему вы этого не сделали?
– Да, ваша честь. Я никогда не стрелял ни в кого на улице.
После этого оперативная группа передала Доминика в службу маршалов, которые отнюдь не были рады принять его обратно. Дениз тоже не хотела, чтобы он возвращался, поэтому маршалы отвезли его в Джексонвилл, штат Флорида, но местный маршал решил, что Флорида – слишком «горячий» штат для человека из Нью-Йорка, и отправил его к другому маршалу в Спрингфилд, штат Иллинойс. Тот, однако, сверился со своим компьютером и узнал, что там находится еще один свидетель – участник программы, который мог знать Доминика, поэтому он отправил его к маршалу в Бирмингем, штат Алабама.
Все эти переезды лишь ухудшили моральное состояние Доминика. Ему было так страшно и одиноко, как никогда раньше. Каждый вечер он звонил Камарии и другим своим детям, чтобы пообщаться и попытаться вернуть Дениз.
– Наша семья разрывается на части. Давай попробуем все наладить.
Дениз не поддавалась.
– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Ты думаешь, я дурью маюсь в этих поездках туда-сюда с правительством? Думаешь, Уолтер Мэк позволил бы мне валять дурака?