– Мне больше дела нет до этих поездок. После твоего отъезда сюда заходили какие-то частные детективы из Нью-Йорка. Им было что рассказать о тебе.
По неожиданному сарказму в голосе Дениз Доминик понял, что их браку действительно пришел конец и что каким-то образом Нино и другие, с которыми ему вскоре придется столкнуться лицом к лицу, узнали, где он жил, и наняли частных детективов, чтобы собрать компромат.
Каждое следующее слово, которое вылетало из уст Дениз, было словно тяжелый тупой предмет:
– Доминик, они что-то говорили о девушке по имени Даниэль. Тебя арестовали вместе с ней, что ли…
Наступило долгое молчание, в котором она позволила ему повиснуть.
– Что ж, вот и все, – наконец сказал он.
– Вот и все. Документы о разводе получишь по почте.
Он положил трубку и начал пить. Как он всегда говорил друзьям, Дениз была лучшей женщиной, которая когда-либо могла быть у мужчины, но он сам отодвинул ее от себя. Она полностью доверилась ему, а он превратил ее доверие в неизмеримую ненависть. Как тут было ни вспомнить не совсем вымышленного персонажа Бобби Руссо, сигающего с высотного здания в изначальной концовке «Стеклянных джунглей». До суда оставалось менее двух месяцев, а Доминик был совершенно разрушен и физически, и морально.
Дениз была не единственной женщиной в жизни Доминика, с которой связалась защита в преддверии суда. Однажды вечером на Лонг-Айленде его сводная сестра Мишель подняла трубку и услышала на другом конце голос Нино – он позвонил ей впервые со времени смерти ее матери, произошедшей пятнадцать лет назад.
Нино сделал вид, будто он проезжал по соседству и позвонил просто так, чтобы пригласить ее на ужин. Мишель, которой было уже двадцать три года и которая была жестко настроена по отношению к своим родственникам из Бат-Бич, чуть не лопнула от смеха, но все же решила пойти послушать, что скажет Нино. Она знала, что речь пойдет о Доминике.
– Это должно быть весело, – сказала она своему мужу Крису по дороге в ресторан, где Нино ждал ее в десяти минутах езды от дома. – Пока ты не нужен Нино, ты – куча дерьма. Он думает, что он король, а мы все просто маленькие люди из Левиттауна.
Нино, потягивая вино из бокала, заказал пару напитков для Мишель и Криса, а затем спросил, не согласится ли она дать показания для защиты об отношениях Доминика и Нино.
– Ты знаешь, единственное, что Доминик когда-либо делал для меня, – это водил мою машину.
Мишель улыбнулась. Она хотела услышать больше. Ее муж сказал:
– Если это все, что он делал, тебе не о чем беспокоиться – во всяком случае, о Доминике точно не стоит.
Нино сосредоточился на Мишель.
– Знаешь, мы могли бы вызвать тебя в суд в качестве свидетеля защиты, спросить тебя о том случае, когда Дом заехал к тебе в квартиру после того, как разнес дом отца своей девушки. Мы всё об этом знаем. Мы уже говорили с ней.
Тут Мишель выплеснула на него свой гнев и обиду.
– Хотите вызвать меня в суд? Отлично! Валяйте. Как думаете, что я скажу о вас? Что вы замечательный человек? Давайте рискнем!
– Ладно, ладно, успокойся.
– Я ничего вам не должна!
– Может, ты хотя бы встретишься с моими адвокатами? У них есть несколько вопросов.
Мишель пообещала с ними встретиться, но умолчала о том, что на самом деле намеревалась отчитать и их (что в конце концов и сделала). Десерт никто не заказал, и первая и последняя поездка Нино в Левиттаун подошла к неловкому концу.
В начале сентября 1985 года судья, которому предстояло вести дело «Соединенные Штаты против Кастеллано», устроил Уолтеру ловушку. По ходатайству защиты судья Кевин Даффи постановил, что Уолтер переусердствовал с обвинительным заключением: слишком много подсудимых обвинялось в слишком большом количестве преступлений, чтобы разобраться со всем этим в одном процессе. Судья, был суров как к прокурорам, так и к подсудимым в своем зале, заявил, что потребуется ряд судебных процессов – возможно, до пяти, – в зависимости от того, сколько подсудимых признают себя виновными и в каких преступлениях. Уолтеру светило еще как минимум пять лет работы.
Что еще хуже, судья Даффи отделил двадцать три пункта обвинительного заключения, касающиеся угнанных автомобилей, и постановил, что они должны рассматриваться в первую очередь – как относительно простое дело о сговоре, а не как дело РИКО. Это означало, что теория незаконного предпринимательства, использовавшаяся в расследовании оперативной группы, пошла прахом – по крайней мере, в том, что касалось угнанных автомобилей. Частью автомобильного сговора были только пять убийств; все остальные должны были быть рассмотрены позже. Судья назначил на 30 сентября начало рассмотрения дела о сговоре, в котором участвовали лишь девять из первоначальных двадцати четырех обвиняемых.
Постановления судьи выявили потенциально роковой недостаток в расследовании оперативной группы, касающийся главного обвиняемого – Пола Кастеллано. Поскольку целью всего расследования было представить Пола как главаря преступного синдиката Демео и получателя денег от всех его преступлений, те, кто допрашивал Доминика – единственного свидетеля, способного передать деньги, полученные от Нино и его подельников, в руки Пола, – не спросили его, передавал ли он когда-нибудь Полу деньги только за украденные машины.
За неделю до суда Уолтер, Фрэнк и Арти вылетели в Миннеаполис, чтобы повидаться с отвергнутым и одиноким человеком из Бирмингема.
– Да, я приносил Полу деньги за машины, – сказал Доминик, когда все собрались вместе. – Вообще-то, с этими деньгами обращались по-особенному. Когда я получал деньги от Роя за порно и все такое, я оставлял их себе, если Нино не было, а он рассчитывался с Полом, когда тот возвращался. А вот деньги за машины я сразу относил Полу.
– Доминик, ты мог бы сказать нам это раньше, – сказал Арти.
– Я отвечаю на каждый вопрос, который ты мне задаешь! У нас было так много этих встреч, что я уже не могу уследить за каждой мелочью. Ты ведь говорил, что я не являюсь основным свидетелем по автомобильным делам.
Дознаватели улетели домой с наспех сработанной заплаткой на зияющей в деле дыре. Уолтер прекрасно понимал, как плохо это будет выглядеть, когда, как того требовали правила судебного процесса, он предоставит адвокатам защиты отчет о том, что свидетель, сотрудничавший в течение двух с половиной лет, впервые рассказал о передаче денег за машины в руки Пола за неделю до суда. Вообще, постановления Даффи разрушили многие рациональные планы Уолтера.
Доминик вылетел обратно в Бирмингем. Эмоционально он все еще был не в форме; он скучал по своим детям и с ужасом ждал своего появления в зале суда, назначенного где-то на середину процесса. За его началом он следил по национальному телевидению, затем узнал, что частный детектив, работающий на Пола и Нино, нашел и пытался допросить Армянина; Доминик начал верить, что обязательно найдут и его (это лишь вопрос времени) – и вовсе не для того, чтобы задать несколько вопросов.
Он продолжил пить. Он представлял, как киллеры вламываются в его скорбную квартиру, пока он спит. В магазине электроники он купил пятнадцать радиопередатчиков, которые при правильной доводке становились отличной сигнализацией для дверей и окон. Затем у единственного друга в Бирмингеме, с которым он познакомился в спортзале, он одолжил пулемет М-16 и семьсот патронов к нему.
Дома, за очередной бутылкой виски, он установил ночной периметр с сигнализацией. Затем, пригубив еще одну бутылку, повязал на лоб бандану, как в джунглях, перевел М-16 в полный автоматический режим, забаррикадировал дверь своей спальни и позвонил Дениз. Он даже расплакался, но она по-прежнему была настроена на развод. Тогда он повесил трубку, снова приложился к бутылке и решил сделать еще один звонок – в дом дяди Нино.
На звонок ответил его крестник Майкл Гаджи, которому было двадцать три года. Нино и Роуз не было дома.
– Майкл, я собираюсь облегчить жизнь твоему отцу, – сказал Доминик, затем сообщил Майклу свой адрес и телефон в Бирмингеме, марку и модель машины, на которой он ездил, и ее номер. – Скажи ему, чтобы приезжал в любое время. Я буду ждать.
Майкл просто слушал; Доминик повесил трубку, а затем отключился, избежав тем самым смерти, по крайней мере, от алкогольного отравления.
На следующий день он проснулся все еще пьяным. Он позвонил Фрэнку, рассказал ему о совершенном звонке в дом Нино и добавил, что находится на грани нервного срыва.
– Нам с Арти нужно срочно ехать, пока он не убил кого-нибудь – возможно, самого себя, – сказал Фрэнк Уолтеру.
Перед отъездом они попросили маршалов в Бирмингеме проведать его. Когда им открыл дверь дикого вида ветеран с М-16 на груди, визитеры рефлекторно пригнулись. Они оставались с ним, пока не прибыли Фрэнк и Арти, а затем доложили о его поведении своему начальству в Вашингтоне. Затем Доминика вывезли из Бирмингема на встречу с начальством службы маршалов в округе Колумбия. Его хотели исключить из программы и предоставить ему самому решать свои проблемы, но тут вмешался Уолтер, и началась трехнедельная борьба между федеральными ведомствами. Пока Уолтер отстаивал Доминика, его спрятали в гетто в Мэриленде.
За это время он успел поговорить по душам со своими друзьями из оперативной группы, которые поняли, что потеря Дениз – не единственная его беда. Чем ближе становился суд, тем большее чувство вины он испытывал, давая показания.
– Я знаю, что обещал это сделать, но знаешь ли ты, как мне будет трудно выступить в суде? – сказал Доминик Фрэнку.
– Конечно, знаю, но это будет правильно, – ответил Фрэнк.
– Я имею в виду, что худшее в «такой жизни» – это быть стукачом.
– Подумай о людях, от которых ты очистишь улицы. Да тебе надо будет выдать медаль за общественно полезную работу!
– Да, но сам-то я буду знать, что всех сдал.
– Как мне надоело слушать эту хрень! Ты больше не ребенок Нино. Посмотри, во что тебя превратил этот кодекс. Ваш кодекс – это просто куча дерьма.