Когда фиолетовые техасские сумерки сомкнулись над домом в Изумрудной долине, Фредди Диноме спрыгнул, поджав ноги, с водяной кровати в свою черную ночь.
После того как Фредди уехал из «Дэйви Крокетт», Арти позвонил Мэрилин Лакт в Нью-Йорк и попросил ее перевезти Пегги в другую гостиницу, потому что Фредди угрожал ей – и кто знает, что он еще мог выкинуть. Мэрилин выполнила просьбу, но чувствовала себя виноватой в том, что вся их компания ради пользы дела пошла на такие меры, как вернуть женщину к мужчине, который жестоко обращался с ней.
Кенни и Арти не знали адреса Фредди в Сан-Антонио. В восемь тридцать вечера, не дозвонившись Фредди домой, они отправились ужинать. Перед этим они проверили, заряжены ли их пистолеты, а во время ужина были настороже. Они допускали, что Фредди может быть настолько невменяем, что попытается убить и их.
Три часа спустя Кенни и Арти вернулись в свои комнаты. Когда они уже засыпали, в номере Кенни зазвонил телефон. Джек Найт вернулся домой, обнаружил в петле человека, которого он знал как Фредди Марино, и позвонил в офис шерифа округа Бексар – а уже тамошние детективы нашли имя Кенни и его местный номер в спальне Фредди.
– Кенни Маккейб? – произнес голос с медлительным техасским выговором. – Это детектив Эрнандес из округа Бексар. Вы знаете Фредди Марино?
– Вы его арестовали?
– Он мертв.
На следующее утро Кенни и Арти вылетели домой. Мэрилин заехала за ними, и они отправились в гостиницу к Пегги, чтобы сообщить ей новости. По дороге Арти остановился и купил бутылку «Джек Дэниелс».
Сначала Пегги подумала, что Арти шутит. За несколько дней до этого в другой гостинице она рассказала ему, что недавно посмотрела фильм о свидетеле, смерть которого была инсценирована ФБР, чтобы он мог спокойно исчезнуть.
– Прости, я не шучу. Он мертв, – сказал Арти.
Пегги принялась кричать и плакать. За несколько часов и несколько рюмок она испытала все неизбежные в таких случаях эмоции:
– Я зла на него за то, что этот сукин сын так поступил со мной: он заставил меня чувствовать, что это моя вина.
День спустя нью-йоркские газеты сообщили о самоубийстве Фредди. Присяжные по делу о машинах уже обсуждали вердикт. Уолтер чувствовал себя разбитым: дело превратилось в настоящую катастрофу сразу после того, как его решили «замять». Главный подозреваемый был убит, один из основных свидетелей покончил с собой, а затем, ближе к концу процесса, его собственная престарелая мать тяжело заболела. Последней каплей стал приговор, вынесенный прокурором Мэри Ли Уоррен. Она прекрасно справилась со своей работой – впрочем, как и адвокаты защиты, которые даже поспорили друг с другом, что выиграют хотя бы часть дела, и 5 марта, через несколько дней после смерти матери Уолтера, им это удалось.
Больше других выиграли Джоуи и Энтони – они были оправданы по обвинению в угоне автомобилей и получили отсутствие единого мнения у присяжных по обвинению в убийстве Фалькаро и Дауда. Больше других проиграли Генри Борелли и Рональд Устика, осужденные за всё. Где-то посередине, вместе с Питером Ляфроша, оказался Энтони Гаджи, осужденный лишь за сговор с целью кражи автомобилей. С точки зрения оперативной группы, приговор оказался сплошным разочарованием, а в отношении Джоуи и Энтони – так и вовсе вопиющим поражением.
Фрэнк Пергола выразил это наилучшим образом.
– Будь спок, – сказал он Доминику. – Нино, Джоуи и Энтони придется вернуться и предстать перед судом еще примерно за пятьдесят убийств.
Фрэнк преувеличивал, но ненамного.
Один из присяжных позже скажет журналистам, что, если бы не показания Доминика, Нино Гаджи вышел бы из здания суда таким же оправданным и счастливым, как Джоуи и Энтони. Однако Нино уже находился в тюрьме «Метрополитен» в ожидании приговора: судья Даффи немедленно заключил осужденных под стражу. Перечитав вырезку из газеты несколько дней спустя и представив себе дядю в оранжевом комбинезоне, погруженного в размышления в той же тюрьме, где когда-то сидел он сам, Доминик понял, что, если Нино представится такая возможность, он избавится от Лесси.
Месяц спустя Нино, этот по-прежнему непокорный яростный бык, был приведен в суд для вынесения приговора. До заключения в тюрьму он был единственным сицилийским капо в «семье» Гамбино, который не спешил целовать неаполитанские ноги Джона Готти, – таковы были слова самого Готти, записанные при помощи секретного подслушивающего устройства в его клубе в Куинсе. В одном из разговоров Готти пожаловался своему подчиненному на то, как Нино велел одному из своих подельников привести Готти к нему на встречу – по поводу некой проблемы в ресторане, который в конце концов был сожжен.
– Он велел тебе привести меня? Да кто он такой? Передай ему, пусть тащит свою задницу сюда, если хочет меня увидеть.
Во время вынесения приговора адвокат Нино Майкл Розен решительно возражал против отчета, подготовленного для судьи отделом условно-досрочных освобождений. В нем Нино описывался как человек, неспособный жить по «социально приемлемым стандартам». Однако судья Даффи, верный своей репутации жесткого прокурора, не стал спорить с Розеном и назначил Нино и всем остальным подсудимым, кроме одного, максимальные сроки заключения – и приказал немедленно приступить к их отбыванию. В случае с Нино максимальный срок означал пять лет.
– Я совершенно уверен, что ваша семья пострадает независимо от того, что я сделаю, – обратился к Нино судья Даффи. – Я лишь надеюсь, что вы осознаете, что любой вред, причиненный ей, причинен не мной, а вашими собственными действиями.
Вздувшаяся вена Нино теперь казалась постоянно выпуклой, и сказать ему было нечего. В отличие от дела Эпполито, в этот раз его адвокатам не удалось уговорить судью апелляционной инстанции отпустить его под залог на время обжалования приговора. После краткого общения с Роуз, его матерью Мэри и четырьмя взрослыми детьми шестидесятилетнего Нино отвезли прямо в Льюисбург, штат Пенсильвания, – в тюрьму строгого режима. Честно говоря, он и впрямь не был похож на человека, который может вот так вот запросто отсидеть свой срок.
Генри Борелли нашлось что сказать, когда он предстал перед судьей Даффи, хотя изворотливому Генри, осужденному за несколько убийств, связанных с автомобильным заговором, светило пожизненное заключение. Первым делом он процитировал книгу «Цели демократии – подход к проблемам», которую он, вероятно, обнаружил в тюремной библиотеке во время отбывания наказания по делу о бульваре Империи: «Гарантиям нашей свободы грозят не столько те, кто открыто выступает против них, сколько те, кто, исповедуя веру в них, готов игнорировать их, когда это удобно для достижения их собственных целей».
Затем он заявил, что решение Римско-католической церкви отказать Полу Кастеллано в заупокойной мессе навредило ему, католику, в глазах присяжных и что он «виновен только в том, что он итальянец». Наконец, он сказал, что был дураком, когда верил, что его ждет справедливый суд.
– Вы получили справедливый суд и получите, на мой взгляд, справедливый приговор, – возразил судья Даффи. – Вы были признаны виновным в том, что обычно называют заказным убийством.
Справедливый приговор оказался пожизненным сроком плюс десять лет за каждый из шестнадцати пунктов обвинения в сговоре с целью угона автомобилей. Судья настоял на том, чтобы Генри никогда не получил условно-досрочного освобождения.
– Генри Борелли, вы исповедуете римский католицизм. Предположу, что вам следует молить Бога о прощении.
Генри улыбнулся и повернулся к судье спиной.
Рональд Устика, торговец подержанными автомобилями, который стал представлять серьезную угрозу, как только начал разворачивать активную деятельность вместе с Роем Демео, тоже получил пожизненный срок. Питер Ляфроша, который во второй раз избежал ответственности за убийство Джона Куинна, но был осужден по обвинению в угоне автомобилей, получил пять лет.
Единственным обвиняемым в заговоре, удостоившимся поблажки от судьи Даффи, оказался Рональд Турекян, член банды, придумавший термин «зоомагазин Уолли». Его подвешенный язык спас его в общении с судьей. Он поведал о своем бедном детстве в Канарси, когда его мать умерла, а отец отверг его, и о том, как теперь он встретил женщину, которая его любит, и у него появился «шанс не быть одиноким». Он добавил:
– На моих руках может быть жир, но на моих руках нет крови.
Судья Даффи приговорил Турекяна к пяти пятилетним срокам, но назначил их одновременное исполнение, что означало, что подсудимый получит право на условно-досрочное освобождение через тридцать месяцев.
– Когда я покину этот зал, сроки будут исполнены последовательно, – добавил судья.
На этой лирической ноте дело «США против Гаджи» завершилось, но все остальные элементы первоначального обвинения: убийства, торговля наркотиками, проституция, порнография, ростовщичество и взяточничество, мошенничество и препятствование правосудию в деле Эпполито – остались нерассмотренными.
К счастью для Уолтера, 7 августа 1986 года, после того как Пэтти Теста и некоторые из первоначальных двадцати четырех обвиняемых решили признать свою вину, судья Даффи объединил все обвинения в один процесс, а не в четыре, чего следственная группа опасалась раньше, – в процесс по делу РИКО, о котором Уолтер мечтал с самого начала.
Главным обвиняемым должен был стать Энтони Гаджи, босс преступного сообщества Роя Демео; в числе девяти других обвиняемых значились Джоуи и Энтони, а также «семья» Хейлмен. В перекроенном обвинительном заключении количество убийств было увеличено до тридцати.
– Есть еще по крайней мере двадцать пять убийств, которые я могу перечислить, – сказал Уолтер в кулуарном разговоре с Винсентом Бродериком, судьей, который получил вторую часть дела «США против Гаджи». – Они не были включены в это обвинительное заключение по целому ряду причин. Мы решили, что тридцати будет достаточно.
Досудебные маневры заняли полтора года. Суд начался 22 февраля 1988 года и длился мучительные шестнадцать месяцев – дольше, чем любое другое федеральное дело о вымогательстве. Это была самая кровавая история, когда-либо рассказанная в зале Федерального суда.