Еще никогда, пожалуй, Джерсену не доводилось бывать в столь дикой местности. Пока в шлюзовой камере выравнивалось давление, Джерсен спустил на поверхность небольшой ялик, до зубов вооружился и накинул на себя плащ. В такой же плащ закуталась и Ифигения. Затем Джерсен открыл люк и спрыгнул на землю. Ярко светило солнце, но воздух был прохладным. Ветра, к счастью, почти не было. Алюз Ифигения присоединилась к нему и восторженно огляделась: несмотря на все страхи, она была счастлива вернуться домой. Повинуясь необъяснимому импульсу, девушка повернулась к Джерсену и выпалила:
— Вы не очень-то похожи на злоумышленника. Вы добры ко мне, даже более добры, чем я могла ожидать. Почему бы вам не отказаться от осуществления своего фанатического замысла? Кокур Хеккус в полной безопасности за стенами Аглабата, даже Сион Трамбле не представляет для него угрозы. Разве вы сможете ему что-нибудь сделать? Чтобы убить, вам нужно каким-то образом выманить его, а для этого придется одолеть все его чертовски коварные уловки. И не забывайте о том, что больше всего на свете сейчас он жаждет встретиться именно с вами.
— Я все это прекрасно понимаю, — сказал Джерсен.
— И, тем не менее, продолжаете упорствовать? Вы, должно быть, или сумасшедший, или колдун.
— Ни то, ни другое.
— Тогда вам придется придумать что-то из ряда вон выходящее.
— Только вот как это сделать, если в моем распоряжении нет никакой информации? И именно этим мы сейчас и займемся. Видите ящик? — Он ткнул носком металлический чемодан. — Если забросить в Аглабат потайную микрокамеру, то на расстоянии в десять миль можно узнавать все, что мне необходимо знать.
Алюз Ифигения оставила без комментариев это заявление. Джерсен внимательно осмотрел «Старскип», затем, обведя взором теснившиеся со всех сторон горы, решил, что в такую глушь, да еще на такую высоту ни при каких обстоятельствах не забредут варвары-кочевники. Интуитивно догадываясь о его мыслях, Алюз Ифигения заметила:
— Они держатся к югу от гор, где есть пастбища для их стад и где рукой подать до амбаров Миска. Если мы полетим на юг, то увидим их селения. По-моему, они самые свирепые воины из всех, когда-либо существовавших, хотя и сражаются, как правило, голыми руками, изредка с кинжалами.
Джерсен поднял черный чемодан на борт ялика, который, в отличие от летающей платформы старенького разведчика 9Б, имел прозрачный колпак и удобные сиденья, помог забраться в кабину своей попутчице и тут же к ней присоединился. Колпак захлопнулся, ялик оторвался от земли, соскользнул с седловины и полетел на юг, пробираясь между вздымающимися высоко вверх утесами и отвесными склонами. Никогда еще перед взором Джерсена не разворачивалась столь жуткая картина местности. Они летели вдоль нескончаемых крутых обрывов ужасающей глубины; на дне этих пропастей металлической узкой лентой вилась река, различимая только потому, что оранжевое солнце находилось в зените. Врывавшиеся в пропасти ветры сталкивались друг с другом и трепали ялик, швыряя его из стороны в сторону. То и дело попадались грандиозные водопады, издали похожие на развевающиеся по ветру серебристые пряди.
Мимо проносились утес за утесом, гряда за грядой, и вот уже впереди появилась череда долин. Вдалеке виднелись леса и луга, и вскоре Алюз Ифигения показала на что-то вроде беспорядочной россыпи скал у почти отвесного обрыва.
— Поселок тадоусков. Мы им кажемся сказочной птицей.
— До тех пор, пока нас не подстрелят.
— Они пользуются только валунами, которые скатывают сверху на своих врагов, а на охоте — луками и пращами.
Джерсен, тем не менее, решил обойти поселок стороной и резко свернул к противоположной, почти отвесной стене ущелья, поверхность которой показалась ему чересчур бугристой и выщербленной. Только менее чем в ста метрах от стены до него дошло, что он быстро приближается к другому селению, с невероятным риском цеплявшемуся к бесплодным скалам. В поле зрения промелькнули несколько темных фигур. Какой-то мужчина на крыше целился из оружия. Джерсен выругался и опять резко свернул в сторону. Однако короткая острая металлическая игла проткнула переднюю часть корпуса. Ялик сильно тряхнуло, он накренился, затем начал терять высоту.
Алюз Ифигения громко вскрикнула, Джерсен что-то прошипел сквозь плотно стиснутые зубы. Не прошло и двух часов пребывания на Фамбере, как их уже постигла беда!
— Выведены из строя передние подъемные винты, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Не бойтесь, нам ничего не угрожает. Мы вернемся на корабль.
Но это оказалось невозможным: ялик завис под угрожающим углом к горизонту, поддерживаемый в воздухе только центральным и задним винтами.
— Придется сесть, — вздохнул Джерсен. — Может, мне удастся устранить повреждение… Вы, вроде бы, говорили, что у этих людей нет никакого оружия.
— Это, должно быть, арбалет, отобранный у Кокура Хеккуса. У меня нет другого объяснения. Я так огорчена!
— Вы нисколько не виноваты. — Джерсен все свое внимание сосредоточил на управлении яликом, пытаясь удерживать его под таким углом, чтобы обеспечивалась необходимая тяга, позволяющая дотянуть до любого приемлемого для посадки места. В самый последний момент он выключил задние турбины, врубил на полную мощность двигатель и на какое-то мгновение выровнял ялик, благодаря чему посадка на покрытый гравием уступ в пятнадцати метрах над рекой получилась достаточно мягкой.
Из ялика Джерсен выбирался на негнущихся ногах. При виде причиненных ялику повреждений сердце его упало.
— Что-нибудь серьезное? — встревоженно спросила Алюз Ифигения.
— Очень. На корабль можно будет вернуться только в том случае, если удастся сдвинуть центральный винт вперед или каким-нибудь иным образом устранить дифферент при полете… Что ж, за дело.
Он извлек стандартный набор инструментов, которым комплектовался каждый ялик, и принялся за работу. Быстро пробежал час. Солнце прошло зенит и покатилось к западу. В долине потемнело, сгустились синие тени. Стало холодно. Воздух наполнился запахом снега и влажных камней. Вдруг Алюз Ифигения потянула Джерсена за руку:
— Скорее! Прячьтесь! Тадоуски.
Ничего толком не поняв, Джерсен все же позволил девушке затащить себя в расщелину между скалами. Мгновением позже взору его представилось ошеломляющее зрелище. С высокого холма спускалось около тридцати гигантских многоножек, на каждой из которых сидело по пять человек. Многоножки, как сразу же заметил Джерсен, внешне почти не отличались от сооруженного Пэтчем самохода, только были гораздо меньших размеров. Наездники, как на подбор один страшнее другого, очень мускулистые мужчины с темно-бордовой лоснящейся кожей. У них были колючие, холодные глаза, плотно сомкнутые тонкие губы, большие крючковатые носы. Их примитивная одежда была сделана из черной кожи, а шлемы — из такой же кожи и грубо обработанного железа. Каждый вооружен копьем, боевым топором и кинжалом.
Увидев ялик, весь отряд в изумлении остановился.
— По крайней мере, они не посланы специально для того, чтобы захватить нас, — прошептал Джерсен.
Алюз Ифигения промолчала и только еще ближе пододвинулась к нему. Однако даже в столь крайних обстоятельствах сама мысль о возможности соприкосновения их тел вызвала у Джерсена волнующий трепет.
Тадоуски окружили ялик. Часть их спешилась и стала переговариваться; их речь была грубой, нечленораздельной. Они начали обшаривать холм сверху донизу. Еще несколько секунд — и кто-то их них додумается заглянуть в расщелину.
— Оставайтесь здесь, а я попробую отвлечь их, — прошептал Джерсен Алюз Ифигении и тут же вышел вперед, заложив большие пальцы за увешанную оружием портупею. На какое-то мгновение воины опешили и молча уставились на Джерсена, затем вперед вышел воин в весьма замысловатом шлеме, не таком, как у других. Он заговорил. Произносимые им слова грубо грохотали, как мельничные жернова, и хотя, по всей вероятности, своим источником имели древний всеобщий праязык, Джерсен так ничего и не понял. Глаза вождя — таким, судя по всему, было его положение в отряде — скользнули мимо Джерсена, и в них снова вспыхнул огонь изумления. Из расщелины вышла Алюз Ифигения и сразу же обратилась к вождю на наречии, близком к языку тадоусков. Вождь не замедлил ей ответить. Остальные воины продолжали сидеть неподвижно. Никогда еще не доводилось Джерсену видеть картины более зловещей, несмотря на всю ее театральность.
Алюз Ифигения повернулась к Джерсену:
— Я сказала ему, что мы враги Кокура Хеккуса, что мы прибыли сюда из очень далекого мира, чтобы убить его. По словам вождя, их отряд готовит набег и собирается соединиться с другими отрядами, чтобы напасть на Аглабат.
Джерсен еще раз окинул вождя оценивающим взглядом.
— Спросите у него, может ли он помочь нам добраться до нашего корабля? Я хорошо заплачу ему.
Алюз Ифигения перевела. Вождь промычал что-то, свирепо ухмыляясь, затем заговорил. Алюз Ифигения тут же передала смысл его слов:
— Он отказывается. Сейчас отряд настроен только на этот грандиозный набег. Он приглашает присоединиться к ним. Я сказала, что вам необходимо отремонтировать механическую птицу.
Вождь снова заговорил. Джерсен заметил, что слово «дназд» прозвучало в его речи несколько раз. Алюз Ифигения — почему-то не сразу, что показалось несколько странным, — повернулась к Джерсену:
— Он говорит, нам не дожить до утра: нас убьет дназд.
— А что это такое?
— Дназд — огромное дикое животное. Эта местность как раз и называется Ущельем Дназда.
Снова раздался монотонный рокот голоса вождя. Ухо Джерсена, привыкшее помогать голове извлекать смысл из тысячи одного диалекта или наречия универсального языка, начало постигать общую тональность хриплого, гортанного говора вождя. Тадоуск, несмотря на угрожающее звучание слов, похоже, не был настроен враждебно по отношению к незнакомцам. Джерсен решил, что для такого отряда воинов разделаться с беспомощными путниками означало только уронить собственное достоинство. «Вы считаете себя врагом Кокура Хеккуса, — таким, похоже, был смысл его слов, — значит, должны присоединиться к вооруженному отряду, если, конечно, вы настоящий воин, несмотря на вашу нездоровую бледность».