– Эй, куда собрался! – крикнул дворник.
Человек не услышал. Высунулся в окно по пояс и вот уже ногами перебрался на крышу.
– Стой! Стой! – закричал Аким и побежал к окну.
Кровля с виду надежная, а как ступишь неловко, нога соскользнет – и поминай как звали. Акиму лазить по крышам привычно, каждую зиму снег скидывает. А этому чего вздумалось? Аким только в окошко пролез, как человек стал медленно наклоняться вперед. Туда, где скос крыши обрывался.
– Сорвешься, дурень!
Дворник изо всех сил тянул руки, чтобы ухватиться за брючины или пальто.
77
Мадемуазель Волант прогуливалась по каналу с видом туриста, осматривающего памятники. Ванзаров следил за ней из окна.
Взлетела стайка голубей. Он поднял глаза и увидел, что на краю крыши стоит…
Ничего нельзя было сделать. Даже если разбить окна. Даже если неведомая сила перенесла бы его через канал. Все равно – бесполезно.
Тот, кто стоял у края, плотно прижал руки, как солдат встает в стойку «смирно», наклонился и нырнул. Тело его пронеслось черным росчерком. Раздался глухой хлопок. Нинель закричала с безнадежным отчаянием. От ее крика мадам Рейсторм проснулась и всполошилась:
– Что… Что такое… Тонем?
Ванзаров побежал. Он не заметил, как одолел лестницу, Кокушкин мост и несколько пролетов набережной. У тела оказался первым. Раньше городового, который оцепенел на посту. И раньше мадемуазель Волант.
Хованский лежал лицом в брусчатку, подвернув под себя руки. Ванзаров прикоснулся к шее и уловил затухающий пульс. Любая помощь бесполезна. Нельзя выжить, прыгнув с такой высоты. Оставалось сделать необходимое. Чуть приподняв тело, Ванзаров ощупал правый карман пальто и вынул незапечатанный конверт. В нем оказался лист, на четверть исписанный быстрым почерком, с датой и подписью. Вероятно, его Миша хотел предъявить в качестве доказательства. В некотором смысле ему удалось.
По привычке завершать любое дело, Ванзаров ощупал другой карман и сюртук. И нашел еще одну бумагу. Такую измятую, будто ее скомкали, но передумали выбрасывать. Содержание бумаги было несколько неожиданным.
– Как это мило: человек погиб, а полицейский обшаривает карманы…
Мадемуазель Волант не скрывала презрения.
Ванзаров поднялся навстречу ее голосу.
– Нашли, что искали? – спросила она.
– А вы, мадемуазель, нашли?
– Я была о вас лучшего мнения. – Волант дернула головой, отчего черные кудри будто зазвенели колокольчиками. Или это звенело в голове Ванзарова.
Вокруг стали собираться зеваки. Уличное происшествие притягивает, как магнит железную стружку. Подбежал городовой, козырнул, ожидая приказания. Ванзаров просил чем-то прикрыть тело и позвать пристава. Городовой засвистел, вызывая подмогу с ближайших постов.
– Мадемуазель Волант, что именно предлагал продать вам господин Хованский?
Она презрительно нахмурила бровки.
– Как вы мелочны, Ванзаров… Я разочарована…
– Не пытайтесь обманывать, – продолжил Ванзаров, не замечая воткнутых в него шпилек. – За тысячу рублей или чуть больше он готов был сообщить некий важный секрет.
– Не имею привычки общаться с мерзавцами… Особенно, если это мерзавец из полиции. – Мадемуазель Волант решительно повернулась и пошла прочь. Как будто электрическая женщина, спирит и магнетизер в этом мире ничего не боялась. А такую ерунду, как сыскную полицию – тем более.
Ванзаров позволил ей такую вольность. Чего не простишь хорошеньким барышням, источающим животный магнетизм.
Нинель выбежала на улицу, не накинув платка. Подойдя к телу, она опустилась на колени, закрыла лицо ладонями и заголосила, как рыдают над самым близким человеком. Или как невеста над погибшим женихом. Неужели Миша ей что-то обещал? Нет, не стала Нинель еще настоящим агентом. Проявления чувств агенту непозволительны. Если господин Квицинский узнает, будет очень недоволен…
78
Открыла Вера так быстро, будто ждала под дверью. Лицо ее выражало тревогу.
– Где дядя Миша?
Ванзаров спросил разрешения пройти в гостиную. В ней царил некоторый беспорядок: валялись стулья, подушки и кресла сброшены на ковер. Афина сидела на диване, забравшись с ногами, как женщина, которую испугала мышь.
– Родион Георгиевич, что происходит? – спросила она, поглядывая на сестру. – Что все это значит?
– Поясните мне, что тут случилось, возможно, у меня найдутся ответы, – сказал Ванзаров.
– Михаил Павлович ворвался к нам в страшном возбуждении, – начала Афина. – Никогда его таким не видела…
– Подумали было, что он пьян, но от него не пахло, – подхватила Вера.
– Он говорил, что все понял, ему открылись глаза, и теперь он всем докажет, что был прав, со всеми расплатится…
– Помянул, что Калиосто обещал разоблачить тайны, и тогда все будет кончено, – добавила сестра.
– Кричал: «Где это? Куда спрятали?..» Вел себя как полоумный… Обвинял нас в неблагодарности… Дошел до того, что оскорбил меня: якобы я нажилась на его горе… Стал расшвыривать мебель, побежал в кабинет Ионы Денисовича, потом в нашу спальню, в столовую, я слышала, что он выскочил на кухню, хлопнула дверь черной лестницы…
– Видели, куда Хованский направился? – обратился Ванзаров к Вере.
– По черной лестнице куда-то на верхние этажи…
– Пошли за ним?
– Зачем? – удивилась она. – Дядя Миша дорогу знает…
– Дверь на кухне заперли?
– Конечно, нет… Вдруг он пожелает вернуться… Будет еще в дверь колошматить…
– Господин Хованский обещал вернуться?
– Не оставаться же ему на лестнице? – спросила Вера в ответ. – Мы слышали крики с улицы… Что-то случилось?
– Нам показалось, сверху упало нечто большое, – сказала Афина. – Мы с Верой заметили, будто тень мелькнула…
Умалчивать не так просто, как кажется. Ванзаров не мог сообщить, что мадам Иртемьева уже два дня как стала вдовой. Но держать в неведении о последнем событии смысла не имело.
– Господин Хованский спрыгнул с крыши, – сказал он.
Афина переглянулась с сестрой и не поверила.
– Что за странная шутка…
– К сожалению, это правда. Разбился насмерть. Тело будет доставлено в 3-й Казанский участок. Боюсь, что вам предстоит не одно опознание.
Бедная вдова, не знавшая своей судьбы, погрузилась в глубокую печаль.
– Это какое-то наваждение, – проговорила она. – Вера, почему Михаил Павлович так поступил? Он ведь был таким добрым, веселым…
Вера присела и обняла сестру, будто защищая от всех напастей.
– Ничего, все пройдет… Все будет хорошо…
– Господин Хованский не уточнил, что именно искал? – спросил Ванзаров, сохраняя бесстрастность. Предмет, укрытый черным платком, Миша не заметил. Впрочем, бюст Вольтера тоже оставил его равнодушным.
– Мне кажется, он плохо понимал, что делает, – ответила Вера.
– Михаил Павлович как в бреду пребывал, – подтвердила Афина, прижимаясь к ней. – Родион Георгиевич, а что нам теперь делать? Когда Иона Денисович вернется?
На этот вопрос Ванзаров знал точный ответ. Только сообщить не мог.
– В течение нескольких часов вы получите от меня известия, – сказал он. – Прошу не выходить из дома… Ради вашей же безопасности.
– Да что происходит?
– Прошу простить, тайна следствия. Извольте выполнять распоряжение полиции…
Кажется, теперь сестры были достаточно напуганы, чтобы носа не высунуть.
79
Когда проводится повальный обыск, полицейские не слишком церемонятся. Из шкафов вываливают вещи, скидывают перины, переворачивают вверх дном коробки, чемоданы, ящики буфета вытаскивают, ковры сдергивают с належанных мест. Наступает полный хаос. Нечто подобное представлял собой номер. Чемоданы, раскрыв пасть, лежали на диване, на столе и просто на полу. Мужские и женские вещи вперемешку находились там, где их бросили. Сборами Люция занималась безалаберно. Брала сорочку, укладывала в чемодан, тут же доставала, вешала на спинку стула, забывала про нее и бралась за другую.
Среди этого разгрома Калиосто сохранял исключительное спокойствие. Впустив гостя, перешагнул через платье, брошенное на ковер, и уселся на свободном уголке дивана. Ванзарову было предоставлено право поступать как ему вздумается. Глянув на него, Люция не оставила свое занятие: ходила из угла в угол, перекладывая вещи. Как будто воду в решете носила.
– Зовет дальняя дорога? – спросил Ванзаров, стараясь не замечать предметы дамского гардероба, раскиданные без стеснения.
– Завтра дадим последнее представление, остальные отменим, – ответил Калиосто. Он потирал лоб в печали и задумчивости.
– Хочу вас поздравить, мадемуазель…
Люция прервала метания, сжимая в руках крахмальную сорочку мага.
– Кто погиб? – спросила она чуть слышно.
– А вы как полагаете?
– Господин Ванзаров! – вскрикнул Калиосто и осекся. – Предсказания Люции не игры, а тяжелейшее испытание… Ее горе… Или долг, если угодно… От которого она не может избавиться и жить обычной жизнью…
Ванзаров поклонился.
– Приношу извинения… Не имел намерения обидеть, – сказал он. – Мне важно знать, насколько точны прогнозы мадемуазель Люции.
– Кто погиб? – повторила она.
– Один из ваших сегодняшних гостей.
Калиосто резко встал и зашел за диван, чтобы быть ближе к Люции.
– С чего вы взяли, что у нас были гости?
– Это неизбежно, – ответил Ванзаров. – Господин Хованский не мог не заглянуть, чтобы выразить свое почтение и заодно спросить: нельзя ли узнать, где Иртемьев спрятал свою машинку? После чего вас навестила мадемуазель Волант. Выразила вам восхищение как медиуму и желала, чтобы вы помогли ей в небольшом деле: найти скрытое господином Иртемьевым. После чего прибежал господин Клокоцкий весь в слезах, умолял использовать его силу, чтобы вы заглянули в его мысли и нашли, как он мог потерять завещание. Вы загипнотизировали его, но результат был тот же, что со Сверчковым… Мой талант скромнее: я всего лишь вижу прошлое.