Похоже, особые отношения Нино с Полом также сулили хорошее будущее. Хотя представители манхэттенской фракции могли не согласиться, Пол был логичным наследником шестидесятисемилетнего Карло. Благодаря своей близости к власти Пол имел наилучшее общее представление о разрозненных операциях семьи. Кроме того, он показал себя умелым бизнесменом, превратив отцовский магазин свинины в сеть мясных лавок и оптовую мясную компанию, поставлявшую большую часть кур на бруклинские обеденные столы. Кроме того, он был крупным ростовщиком; его состояние, оцениваемое в несколько сотен тысяч долларов, соперничало даже с состоянием Карло.
Все время, пока Доминик был во Вьетнаме, Монтильо продолжали навещать Гаггисов в Бруклине по воскресеньям, особенно после того, как сестра Нино узнала, что у нее болезнь Ходжкина. Между ними были дни рождения, праздники и особые события, например, жена Нино Роуз родила четвертого и последнего ребенка, мальчика.
Несмотря на частые визиты, Энтони Монтильо, инспектор Департамента автотранспорта в окрестностях Левиттауна, поддерживал с Нино отношения на расстоянии вытянутой руки. Они возникли вскоре после свадьбы Энтони и Мари. Нино спросил, может ли он спрятать часть денег на банковском счете на имя Энтони, но Энтони отказался. Поскольку у него не было возможности сделать жизнь своего шурина несчастной, как это сделал Энтони Сантамария, Нино просто поворчал немного, а потом забыл об этом.
У автоинспектора сложились лучшие отношения со своим воинственным пасынком, но поскольку он чувствовал, что обречен проиграть любое соревнование с Нино, в котором наградой была бы безраздельная преданность и уважение Доминика, он никогда не пытался вступить в него. Он также не думал, что у Доминика хватит воли отказать Нино в запятнанной услуге, как это сделал он.
"Когда-нибудь Нино попытается завоевать Доминика", - постоянно предупреждал он Мари.
Когда-то Нино страдал избыточным весом, но теперь он был стройным и подтянутым. Он занимался в тренажерном зале, который оборудовал в подвале бункера. Он сам выжимал апельсиновый сок, не ел овощи из банок и по-прежнему пил только вино. Его мир был печально известен мужчинами, которые, как и Рой, изменяли своим женам, но он был верным мужем. Он обожал своих детей, трех мальчиков и девочку, но требовал от них хорошего поведения. Его кадиллак и одежда всегда были безупречны.
Его личная одежда действительно соответствовала гангстерскому стереотипу: изысканные костюмы, галстуки в тон карманным квадратикам, туфли на шнуровке и ослепительная коллекция часов, колец и браслетов. В темных очках, которые менялись в зависимости от костюма, он сверкал. Стиль был настолько нарочито изящным, что, когда он заходил с Роуз в такие статусные заведения, как клуб "21" на Манхэттене, где метрдотель Чак Андерсон был его другом и клиентом ростовщика, казалось, он хотел, чтобы люди знали, что он гангстер.
Хотя никто в его семье не знал, насколько он свиреп, потому что не знал, как он испепелил убийцу Фрэнка Скализе, темперамент Нино все равно был семейным сюрпризом. Однажды он сидел в машине на Восемьдесят шестой улице в Бенсонхерсте и ждал, пока жена его брата Роя выйдет из магазина деликатесов. Когда она выходила, несколько соседских подростков свистели и улюлюкали; она была темноволосой версией красивой и светловолосой Розы Гаджи. Одним из этих буйных подростков был Винсент Говернара, бывший одноклассник Доминика по государственной школе № 200.
Посчитав эти крики личным оскорблением, Нино бросился на подростков с молотком, хранившимся у него под передним сиденьем; он несколько раз дико размахнулся, пока Говернара, который был боксером, не сплющил его ударом правой в нос. После возвращения домой из больницы заметная вена на левой стороне шеи Нино, казалось, готова была взорваться, когда он поклялся своему брату: "Когда-нибудь я достану этого сопляка. Я убью этого маленького ублюдка".
Мари покачала головой, услышав эту историю: обида была столь незначительной, а реакция - столь преувеличенной. "Я не хочу, чтобы Доминик работал на тебя, когда меня не будет", - заявила она Нино во время редкого отступления от обычного этикета бруклинских ужинов. Помимо очевидных причин, у нее были и другие основания. "Доминик теперь американизирован. Ты не сможешь его контролировать. Он не будет следовать вашим правилам".
"Все, чего я хочу, - это чтобы Дом выжил в этой глупой проклятой войне".
"Он будет", - сказала она.
Еще один пример семейного чуда: Доминик так и сделал. Позднее в тот день, когда его вырубили и тяжело ранили на холме 875, четверо ошеломленных лурповцев, которые несли его и радиста Кости, пошатываясь, добрались до лагеря рейнджеров у подножия холма. Как раз в тот момент, когда они были на волоске от гибели, NVA отступили и позволили им ускользнуть. Доминик очнулся через две недели в военном госпитале и после еще нескольких недель лечения был награжден еще одной медалью. Кости тоже поправился. Считается, что они и остальные убили не менее пятидесяти врагов, бежавших с холма.
В начале 1968 года, все еще служа в армии, он покинул Вьетнам. Он должен был отправиться в Форт-Брэгг в Северной Каролине, но сначала поехал домой. Его мать устроила вечеринку в честь возвращения домой в Левиттауне; Нино, придерживаясь своей политики никогда не ездить в Левиттаун, на ней не присутствовал.
На следующий день Доминик отправился в Бруклин, чтобы отдать дань уважения. Его гнев на отказ Нино помочь его музыкальной карьере угас после армейских триумфов; он даже приписал часть своего успеха тому, что рос с Нино и пережил такие драмы, как осада бункера во время бандитской войны 1957 года. Помимо тирад Нино, Доминик всегда наслаждался его обществом. Заставить людей приходить к нему - такова была цена, которую назначил Нино; поскольку Доминик доказал, что был прав в отношении армии, а Нино - нет, платить было легко.
Нино пригласил его вместе с ним, Полом Кастеллано, и их женами на сценическое шоу в отеле "Уолдорф-Астория" на Манхэттене. "Наденьте свою форму, берет и все медали", - сказал он.
Лицемерие было забавным, но Доминик сделал все, как было приказано, и восхитился отрядом официантов "Уолдорфа", которые с восторгом наблюдали за идеально расположенным столиком его партии. У него сложилось мнение, которое оказалось верным, что семья Гамбино практически управляет профсоюзом работников отеля.
Через несколько недель, после медосмотра у армейского врача в Северной Каролине, Доминику сообщили, что ему больше не разрешат прыгать с парашютом из-за травмы колена, полученной на холме. Разгневанный, он принял неожиданное решение, которое позже было поставлено под сомнение, но не отменено: "Это конец армии для меня", - сказал он врачу.
К ужасу матери, он снова оказался в Бруклине. Когда до окончания срока службы оставалось всего несколько месяцев, армия направила его в подразделение военной полиции в Форт-Гамильтон, небольшую базу, главные ворота которой находились в миле от дома Нино в Бат-Бич.
Ему понравилось новое задание - выслеживать самоволки, вылавливать пьяных солдат на Таймс-сквер - и, поскольку бункер находился совсем рядом, он стал иногда там обедать. Естественно, Нино застонал, что присутствие члена парламента за обеденным столом - то же самое, что присутствие полицейского, и стал еще более воинственным, когда Доминик сказал, что после армии намерен сдавать вступительный экзамен в полицию штата Нью-Йорк.
"Я буду где-нибудь на севере штата, выписывать штрафы за превышение скорости".
"Чушь собачья! Полицейский есть полицейский!"
Мари Монтильо убеждала сына поступить в колледж, желательно подальше. "Мама, я понимаю, что ты хочешь сказать, но не волнуйся", - сказал он ей. "Такая жизнь, как у Нино, не для меня".
В последнее время из-за болезни Мари на ее руках появилось несколько обесцвеченных шишек, и все забеспокоились о том, сколько времени ей осталось. Желая порадовать ее, Доминик искал колледж, куда бы мог поступить человек с плохими оценками, и нашел младший колледж в Майами, штат Флорида. Он объявил, что планирует поступить туда после демобилизации.
Судя по всему, Нино проявлял лишь благосклонный интерес к жизни Доминика. Он никогда не упоминал в его присутствии о делах семьи Гамбино и не знакомил его с Роем ДеМео или кем-то из тех, кто на него работал. "Дяди" Карло и Пол всегда были представлены в социальном контексте, как, например, когда на другом ужине Нино пытался заинтересовать Доминика красивой дочерью Пола Конни.
Доминику понравилась Конни, но он не почувствовал искры. Искра появилась в другой раз, когда он отправился к Нино на день рождения кузена. Нино подготовил сцену, пригласив семейную няню, соседскую девочку, чей отец владел баром на Манхэттене. Доминик замер, увидев ее, сидящую со скрещенными ногами на стуле в квартире его бабушки. Она была безумно красива, с черными волосами до ягодиц, как у Шер, и кожей цвета кафе-а-лайт; ее коричневое мини-платье с узором пейсли навевало приятные мечты. Ему показалось, что ей самое место в рекламе итальянского журнала, задрапированной в красный "Феррари", и он спустился на этаж ниже, потеряв дар речи.
Придя в себя, он спросил у Нино: "Кто эта женщина!"
"Наша няня, Дениз Деллисанти. Дениза из святых. Красивое имя, красивая девушка, почему бы вам не поговорить с ней?"
Через некоторое время бывший лурп набрался храбрости и поднялся по ступенькам, где стояла Дениз. Он почти ничего не помнил из их разговора, только то, что ей было семнадцать лет, она была младшей из пяти дочерей и училась на первом курсе Университета Святого Иоанна в Квинсе. Помимо красоты, она была умна, мила и нежна, а ее фамилия была такой подходящей: Деллисанти. Дениза из святых.
Через шесть недель он пригласил ее на свидание. Они посмотрели кино, а потом пошли к Нино домой выпить кофе. Он отвез ее домой в половине десятого вечера; она жила с родителями, и у них был комендантский час в одиннадцать часов. Они быстро перешли от знакомства к отношениям, но любовью не занимались. Она была против внебрачных связей. Доминик, с головой погруженный в это дело, не пытался убедить ее в обратном.