Судья Даффи назначил Турекяну пять пятилетних сроков, но постановил, что они будут отбываться параллельно, то есть Турекян получит право на условно-досрочное освобождение через тридцать месяцев. "Когда я пришел сюда, они должны были быть последовательными, - сказал судья.
На этой мягкой ноте дело "США против Гагги" завершилось, но все остальные элементы первоначального обвинения - другие убийства, торговля наркотиками, проституция, порнография, ростовщичество и взяточничество, мошенничество и препятствование правосудию в деле Эпполито - остались не рассмотренными.
К счастью для Уолтера, 7 августа 1986 года, после того как Пэтти Теста и еще несколько человек из первоначальных двадцати четырех обвиняемых решили признать себя виновными, судья Даффи объединил все обвинения в один процесс, а не в четыре, как опасались раньше. Это будет тот самый процесс по делу РИКО, которого Уолтер хотел с самого начала.
Главным обвиняемым станет Энтони Гаджи, главарь преступной группировки Роя ДеМео; еще девять обвиняемых - Джои и Энтони, а также семья Хеллман. В перерисованном обвинительном заключении количество убийств увеличилось до тридцати. "Я могу перечислить еще по меньшей мере двадцать пять убийств", - скажет Уолтер, обращаясь к Винсенту Бродерику, судье, который рассматривал вторую часть дела "США против Гаджи". "Они не были включены в это обвинительное заключение по разным причинам. Мы решили, что тридцати достаточно".
Досудебные маневры заняли полтора года. Судебный процесс начнется 22 февраля 1988 года и продлится мучительные шестнадцать месяцев - дольше, чем любое другое федеральное дело о рэкете. Это будет самая кровавая история, когда-либо рассказанная в зале федерального суда.
Уолтер и оперативная группа постарались не оставить ни одного камня на камне. Огромное количество свидетелей выступили в суде, чтобы рассказать, что им известно о банде ДеМео и ее жертвах. Преодолевая нежелание снова участвовать в этом деле из-за унизительного опыта выступлений в суде штата, Джуди Квестал - с детективом Фрэнком Перголой из Бат-Бич, державшим ее за руку в перерывах, - дала замаскированные показания и вновь пережила кошмар Андрея Каца. Виктор Кац, брат Андрея, которого раньше боялись, также нашел в себе мужество выступить и принять участие в траурном шествии.
Доктор Тодд Розенберг также вспомнил своего брата Харви, а Роберт Пенни - своего брата Патрика, а Юсеф Наджар - своего брата Халеда Дауда. Гарри Бейнерт вспомнил своего приемного сына Джозефа Скорни, как Джузеппе Монгиторе - своего сына Чарльза, а Мэтью Скутаро - своего сына Дэниела. Брайан Тодаро рассказал о своем отце Фредерике. Донна Фалькаро вспоминала своего мужа Рональда, как Барбара Уоринг - своего мужа Питера. Мюриэль Падник вспомнила и своего мужа Чарльза, и сына Джейми.
Большинство родственников жертв говорили охотно; некоторые, например Анжеллина Грилло, - нет, несмотря на то что благодаря Уолтеру она наконец-то получила полис страхования жизни мужа Дэнни на полмиллиона долларов, сообщив страховщику, что ее муж мертв, а не пропал без вести. Сын Роя ДеМео Альберт был в той же группе нежелающих, как и друг Роя Фрэнк Форонджи.
Глэдис ДеМео не вызвали для дачи показаний, поскольку Уолтер не был уверен в том, что она знает или терпит, и что может сказать на суде каменная вдова; в письменном заявлении ей разрешили "оговорить" некоторые неясные детали о том, кем был ее муж.
Один из адвокатов, выступая на заседании, назвал друга детства Роя Фрэнка Форонджи "пушкой", что заставило судью Бродерика прокомментировать то, что было характерно для зала суда во многие дни: ощутимый страх. Если бы я сидел здесь и смотрел на эту шеренгу подсудимых, я мог бы быть "свободной пушкой", довольно сильно напуганной свободной пушкой. Это было в процессе с самого начала, и это одна из тех вещей, которые делают этот процесс очень трудным".
Позже, когда Форонджи все еще находился на скамье подсудимых и вел себя как пушинка, Бродерик заявил: "Этот свидетель был либо напуган, либо сильно убежден кем-то изменить свои показания. Мне совершенно ясно, что этот свидетель изменяет свои показания, сознательно пытаясь помочь обвиняемым, проходящим по этому делу. Почему он это делает, я не знаю. Но он лжет присяжным".
* * *
Энтони Гаджи бесстрастно сидел в первые месяцы процесса по делу РИКО. Он ждал очередного заседания, когда его племянник вернется, чтобы дать показания о гораздо большем, чем горячие автомобили. А пока, на время процесса, его разместили в МКЦ, на этаже строгого режима, известном как Девять Южных. После почти двух лет, проведенных в тюрьме Льюисбурга, он выглядел неважно и больше не делал вид, что читает "Уолл-стрит джорнэл". Его адвокат Майкл Розен пытался и не смог выбить время для отбывания пятилетнего наказания по обвинению в автомобильном заговоре. "Его жена Роуз, четверо детей, а теперь и внуки регулярно навещают его и поддерживают в нем бодрость духа", - писал Розен судье Даффи. "Но Энтони Фрэнк Гагги не отбывает свой срок легко. Срок, который он отбывает, - это "тяжелый срок", моральный и физический".
От имени Нино Розен обвинил во всем Доминика и изложил версию Нино о давнем событии в бункере Гаджи. "Тяжелые времена, о которых я говорю, наступают из-за дяди, который знает, что его подставил его ничтожный племянник, чью жизнь он фактически однажды спас, когда тот задыхался от количества наркотических таблеток. Даже самый черствый и бесчувственный судья должен понимать, как необычайно тяжело томиться в тюрьме, разлученный с близкими, из-за слов такого отчаянного преступника, как Монтильо".
Шестидесятидвухлетний Нино также оплакивал смерть женщины, с которой прожил всю жизнь, - своей матери Мэри, которая умерла в девяносто лет, вместе с ним в Льюисбурге. К тому времени, когда он добрался до МКЦ, несмотря на то что всю свою взрослую жизнь он тщательно следил за своим здоровьем, у него, как и у его отца Анджело, парикмахера из Нижнего Ист-Сайда, развилось сердечное заболевание, от которого он принимал лекарства четыре раза в день.
Судебный процесс затягивался. Все новые и новые свидетели выступали на суде, задевая Нино, остальных членов команды ДеМео, Джоуи и Энтони, а также семью Хеллман. Бывший детектив Томас Собота, назвавший себя выздоравливающим алкоголиком, и офицер жилищной полиции Пол Родер рассказали часть саги об Эпполито-Патрике Пенни. Даже бывший вестерн Микки Фезерстоун, чьи друзья из Вест-Сайда подставили его в убийстве, появился. Став вторым бывшим "зеленым беретом", заключившим сделку в Южном округе, он описал связь Вести и Гамбино и рассказал присяжным, как Нино и Рой представляли себя его начальником и надзирателем.
В апреле 1988 года, незадолго до выступления Доминика, перед судом выступил еще один человек из прошлого Нино: Доктор Джесси Хайман, бруклинский дантист и интриган со страховыми планами, который пытался выручить Нино, Пола и Карло за их шаткие кредиты театру "Вестчестер Премьер", организовав банковское спасение. Хайман также согласился сотрудничать, получив тридцатилетний срок по другому делу.
Бесстрастное лицо Нино поникло, когда Хайман описал визиты в дом Нино и сказал, что видел, как Доминик давал Нино деньги в долг. Нино ерзал на стуле, когда Хайман включил Розу Гаджи в протокол судебного заседания, опознал ее на фотографии и кивнул в сторону зрительского зала.
Один из адвокатов семьи Хеллман, Лорин Дакман, был поражен тем, как покраснело лицо Нино, как вибрировал его стул, а позже он сказал коллегам, что, по его мнению, Нино был на грани сердечного приступа. "Это было против всех правил - указывать на жену", - сказал он.
Инцидент произошел поздно вечером в четверг, и судебное разбирательство было перенесено на понедельник. Между делом, в субботу утром, 16 апреля 1988 года, Нино поднялся с нижней койки в своей камере на Девятой Южной и отправился в зону отдыха на крыше, чтобы прогуляться. К нему присоединился легендарный заключенный МКК, Джозеф Доэрти, солдат революционной Ирландской республиканской армии; Доэрти пробыл в МКК дольше всех в истории - в результате затянувшейся судебной тяжбы, в которой Соединенные Штаты пытались добиться его депортации в Великобританию, где его сильно разыскивали за предполагаемые преступления в Северной Ирландии.
Доэрти тоже сидел в Nine South, в камере прямо напротив камеры Нино, и они подружились. Нино подтрунивал над ним, рассказывая, какими крутыми были ирландские копы в Нижнем Ист-Сайде, когда он был ребенком; Доэрти рассказывал, какими крутыми были британские копы в Северной Ирландии, когда он был католическим ребенком в Белфасте. Хотя у них было мало общего, а Доэрти было всего тридцать три года, они регулярно занимались спортом вместе. В основном Нино рассказывал о своей семье и о своей брокерской деятельности в R&A Sales food brokerage-only , редко о своем деле, которое было таким ничтожным, по сравнению с делом Доэрти.
В это субботнее утро Нино начал жаловаться на физический дискомфорт. "У меня очень болит живот, у меня несварение желудка".
"Если это боль в животе, она пройдет", - сказал Доэрти. "Давай, продолжай идти, может, и пройдет".
Дискомфорт Нино не проходил. Большую часть дня он провел в своей камере; его сокамерником был Рональд Устика, который также предстал перед судом по второму делу оперативной группы.
После закрытия камеры в одиннадцать вечера Доэрти услышал, как Устика стучит в крошечное плексигласовое окошко камеры напротив. "Нино заболел!" кричал Устика. "Вызовите охрану!"
Доэрти и другие заключенные начали стучать в двери своих камер, чтобы привлечь внимание охранников, изучающих телевизор в нескольких метрах от них. Через несколько минут охранники подошли.
"У этого человека больное сердце!" сказал Устика, когда Нино лежал на койке, держась за грудь. "Вы должны доставить этого человека в больницу!"
"Что значит "сердце"?" - спросил один из охранников.
"Позовите доктора!" крикнул Доэрти.
В несколько критических моментов охранники решали, стоит ли попросить тюремного врача, дежурившего несколькими этажами ниже, подняться наверх или отвести Нино к нему. Охранники выбрали последний вариант и сопроводили пораженного Нино по лестнице, ведущей к лифту.