— Дело конфиденциального расследования, конечно.
— В качестве персонального эскорта, — вставил Костлявый.
— Личная охрана, — сказал я. — Это нормально, вы можете говорить об этом вслух и громко, только не надо стараться, чтобы это звучало элегантно. Но вы упустили один момент. Я в отпуске, продолжительном отпуске.
— Дело настолько важное, что само по себе служит основанием для прерывания вашего отпуска, — сказал Костлявый.
— Важное для вас или для меня?
— Мистер Флорин, вы отдаете себе отчет в напряженном — если не сказать отчаянном — положении в социальной сфере на данный момент, — сказал Седой бесцветным голосом. — Вам известно, что социальные волнения достигли угрожающих размеров…
— Вы подразумеваете, что народы страдают от современного состояния общества? Да, я знаю об этом. Я узнаю звук бьющегося стекла, когда слышу его. Но меня это не касается. Я всем доволен. Держу голову пониже, чтобы волны проходили надо мой.
— Чепуха, — сказал Седой без видимых эмоций.
Его рука скользнула в низ жакета и вытащила плоскую кожаную папку. Он с легким щелчком открыл ее. Маленький золотой знак подмигнул мне.
— Вы нужны нашему правительству, мистер Флорин, — безразлично произнес он.
— Это приказ или предложение? — спросил я.
— Ваше сотрудничество должно быть добровольным, конечно.
— Это ваше «добровольно» вызывает трепет, — сказал я и зевнул, правда, не совсем искренне.
— Ваша циничная позиция не убедительна, — почти улыбнулся Седой. — Я знаком с вашим послужным списком во время войны, мистер Флорин. Или вы предпочитаете обращение полковник Флорин?
— Нет, — ответил я. — Воспоминания утомляют меня. Война была давно, я был молод и глуп. У меня было много грандиозных идей, которые почему-то не смогли сохранить мир.
— Есть один человек, способный выправить ситуацию, умиротворить недовольных. Я думаю, вы знаете, кого я имею в виду.
— Соревнование по ораторскому искусству посреди ночи не может заменить сон, — сказал я. — Если у вас есть дело, перейдите к нему.
— Ваша помощь, мистер Флорин, нужна Сенатору.
— Что может быть общего у мелкого частного детектива с Сенатором? Он может купить квартал, где я живу, и снести его со мною вместе.
— Он знает вас, Флорин, знает о ваших прошлых заслугах и испытывает огромное доверие к вам.
— Чего он от меня хочет: чтобы я открывал двери перед ним?
— Он хочет видеть вас. Прямо сейчас, ночью.
— Не надо лишних слов, — сказал я. — За углом у вас стоит гоночная машина, чтобы во мгновение ока доставить меня в его штаб-квартиру.
— Вертолет, — сказал Седой. — На крыше.
— Мне следовало об этом догадаться— сказал я. — Не возражаете, если я надену штаны перед тем, как мы отправимся?
2
Комната была большой с толстыми коврами, с покрытыми шелковой узорчатой тканью стенами, причудливыми карнизами, с громадной спиральной люстрой, над созданием которой трудилась целый год семья венецианских стеклодувов.
Здоровенный парень с продолговатым важным лицом, с большим носом, покрытым, сетью лопнувших капилляров, встретил меня сразу же за дверью, осторожно пожал мне руку и провел к длинному столу, где в ожидании сидели четверо мужчин.
— Джентльмены, мистер Флорин, — представил он.
Лица всех сидевших за столом были удивительно похожи и имели достаточно много общего с фаршированной камбалой, чтобы ослабить мое удовольствие от встречи с ними. Они не сказали, понравилось ли им, как выгляжу я.
— Мистер Флорин дал согласие помочь нам, — начал Носатый…
— Не совсем, — вставил я. — Пока я согласился выслушать.
Я разглядывал пять физиономий, а они в свою очередь разглядывали меня. Никто не предложил мне кресло.
— Эти джентльмены, — продолжал Носатый, — являются личным персоналом Сенатора. Вы можете быть уверены в их абсолютной осторожности.
— Прекрасно, — сказал я в той легкой манере, которая в течение долгих лет вербовала мне друзей. — С чем мы должны быть осторожны?
Один из них наклонился вперед, сжав руки. Это был сморщенный маленький человечек с узкими ноздрями землистого цвета и глазами ловчей птицы.
— Мистер Флорин, вы понимаете, что анархисты и всяческие недовольные угрожают нашему обществу, — сказал он голосом, похожим на скрежет совести. — Выдвижение кандидатуры Сенатора на пост мирового лидера является нашей единственной надеждой на сохранение мирного хода событий.
— Может быть, но при чем здесь я?
Человек с лицом круглым и жирным, как тарелка со свиным салом, сказал:
— Предстоящие выборы являются самыми важными из всех, какие были когда-либо на этой планете. — У него был бойкий тонкий голос, и у меня возникло чувство, что он должен принадлежать более худенькому и маленькому человеку, возможно, прячущемуся под столом. — Успех Сенатора и политики, которую он представляет, избавит мир от хаоса и даст ему еще один шанс.
— А противоположная сторона имеет равные возможности?
— Само собой разумеется, мистер Флорин, что вы лояльны к законному правительству, закону и порядку.
— Но вы, тем не менее, предупредили об этом. У меня возникло чувство, — поторопился я продолжить, чтобы меня не прервали, — что мы танцуем вокруг чего-то, о чем хотят сказать, но почему-то не говорят.
— Возможно, вы заметили, — сказал Круглолицый, — что в последние дни предвыборная кампания Сенатора пострадала от недостатка движущей силы.
— В последнее время я не смотрел телек.
— Поступали жалобы, — сказал Человек-Птица, — что он повторялся в речах, слабо отражал атаки оппонентов, что из его презентаций исчез динамизм. Жалобы абсолютно справедливы. Уже в течение трех месяцев мы снабжаем службы новостей фальшивыми записями.
Они все смотрели на меня. Тишина звенела в комнате. Я обвел взглядом стол и остановился на человеке с клочковатыми седыми волосами и ртом, который как будто был создан для того, чтобы сжимать курительную трубку.
— Вы хотите сказать, что он мертв? — спросил я.
Седая голова медленно, почти с сожалением, отрицательно качнулась.
— Сенатор, — произнес он торжественно, — сошел с ума.
Тишина, наступившая после этой чудовищной новости, была тяжела, как мокрое белье в прачечной. А может быть, еще тяжелее. Я поерзал на стуле и послушал негромкие покашливания. С находящейся вдалеке авеню слышались гудки автомобилей. Ветер бился об оконное стекло, в котором отражались уходящие вдаль, к горизонту огни.
— В течение последних трех лет он находился под таким бременем, которое сломало бы обычного человека и за половину этого срока, — сказал Круглолицый. — Сенатор — боец. Несмотря на рост давления, он держался. Но напряжение все же сказалось на нем. Он начал видеть врагов повсюду. В конце концов навязчивые идеи превратились в фиксированную систематическую манию. Сейчас он думает, что все против него.
— Он верит, — сказал Носатый, — что разрабатывается план его похищения. Он воображает, что враги намерены промыть ему мозги, сделать его марионеткой, и, соответственно, считает своим долгом избежать этого.
— Конечно, в этом есть доля здравого смысла, — сказал человек, худой, как щепка, с полудюжиной прилизанных волосков на лысой голове, и уставился на меня такими горящими глазами, что можно было жарить бифштексы. — Он избегает трудностей предвыборной кампании, но по самым благопристойным поводам. Он вводит себя в заблуждение, что, жертвуя своими надеждами на высокий пост, предотвращает использование себя, и этим снимает с себя груз вины за то, что не сумел достойно ответить на вызов.
— Трагично, — сказал я, — но не совсем по моей линии. Вам нужен доктор по болезням головы, а не старая галоша.
— Самые лучшие нейрофизиологи и психиатры страны пытались вернуть Сенатора к реальности, мистер Флорин, — сказал Носатый, — и потерпели неудачу. Вот почему теперь мы намерены возвратить Сенатора в реальный мир.
3
— Наш план заключается в следующем, — сказал Человек-Птица, нагибаясь вперед, лицо его почти утратило бесстрастность. — Сенатор твердо намерен рискнуть и выйти в город инкогнито, чтобы испытать свои возможности. Очень хорошо. Мы позаботимся, чтобы его исчезновение прошло успешно.
— Сенатор воображает, что, ускользнув от роли человека, занимающего высокий пост, избавившись от сдерживающего влияния власти и положения, он сможет затеряться в толпе, — сказал Горящие Глаза. — Но он увидит, что дело обстоит не так-то просто. Аналитики, которые изучали его болезнь, заверили нас, что ему будет нелегко избавиться, от чувства долга. Возникнут трудности, порожденные глубинами его собственного сознания. И когда эти воображаемые трудности будут противостоять ему, он обнаружит, что они не совсем воображаемые.
— Человек, который верит, что его преследуют враги, невидимые враги, угрожающие ему смертью, определенно психопат, — сказал Круглолицый. — А что, если за ним на самом деле охотятся? Что, если его страхи не напрасны?
— Видите ли, — сказал Горящие Глаза, — человек, находящийся во власти галлюцинаций, на определенном этапе отличает иллюзии от действительности. Жертва истерической слепоты время от времени будет спотыкаться о стул на своем пути, но когда воображаемая собака его кусает, шок, который он испытывает, возвращает его из воображаемого безопасного убежища, которое на самом деле не такое уж безопасное, к более грубой действительности.
— Мы сделаем его нормальным, мистер Флорин, — сказал Носатый. — А установив связь с реальностью один на один, мы уравновесим его психику.
— Толково, — сказал я. — Но кто снабдит его розовыми слонами? Или потребуется привидение в клозете?[5]
— Мы не без средств, — угрюмо сказал Носатый. — Мы приняли меры для эвакуации части города за исключением небольшого числа хорошо тренированного персонала, установили соответствующее сверхсложное оборудование, реагирующее на излучение его мозга.