— Вы с ума сошли? С меня довольно!
— Ты возвращаешься. Хотя ты и развалил работу из-за некомпетентности, но ты — все, что мы имеем. Никаких возражений. Время для них давно прошло.
— Вы не должны этого делать! Я потерял уверенность! Я не верю больше в технику! Это будет убийство!
— Самоубийство, — сказал Носатый. — Если только ты не встряхнешься и не наберешься мужества. Мы не можем отступить.
— Мне нужна помощь — по крайней мере, предоставьте мне ее! События развиваются не так, как вы говорили.
— Ну, что скажешь на это, Ллойд?
— Хорошо, хорошо. Ради Бога, уладьте это! Я по горло занят.
Разговор продолжался, но другой звук заглушал его.
Поднимающийся ветер был горячим, как паяльная лампа. Заработала циркулярка и проложила себе путь через все небо, оно раскололось, и темнота разлилась Ниагарским водопадом, смыв голоса, муравьев, пустыню и меня.
11
Я открыл глаза, напротив меня сидела девушка, уже без лисьего воротника, и с удивлением глядела на меня.
— С вами все в порядке? — спросила она голосом воркующей голубки, похожим на весенний ветерок среди желтых нарциссов. На журчание веселых вод. А может, это был самый обычный голос. Возможно, я, выходя из этого состояния, был неожиданно счастливым.
— Далеко не все, — сказал я чьим-то чужим голосом, да еще используя для этого дистанционное управление. — У меня дьявольски страстное желание залезть на люстру и на тирольский манер спеть первые такты «Вильгельма Теля». Только годы тренировок позволяют мне сохранить самообладание, да удерживает ревматизм. Как долго я был в ауте?
Она нахмурилась.
— Вы подразумеваете…
— Правильно, крошка. В ауте. Без чувств. Одурманенным. Или, чтобы быть понятнее, без сознания.
— Вы просто сидели здесь. Вы выглядели немного странно, поэтому я…
— Они схватили его, а?
— Его? Вашего брата? Он… просто ушел.
— Куда? Куда он ушел? Я имею в виду моего собутыльника. Что навело вас на мысль, что он мой брат?
— Я просто… предположила…
— Полагаю, нет смысла спрашивать, куда они его забрали или почему.
— Я не пойму, что вы имеете в виду.
— В такие моменты от меня ждут, что я палкой выколочу из вас все секреты. Но если честно, милашка, я не в форме.
Я встал. И почувствовал себя совсем нехорошо. Опять сел.
— Вам не следует перенапрягаться.
— Тебе-то что до этого, куколка?
— Ничего, в самом деле. Просто… — Она не докончила.
— В другой раз, может быть. — Я снова встал. Теперь это получилось немного лучше, но голова была словно набита песком.
— Подождите, пожалуйста, — сказала она и положила свою руку на мою.
— Я задержусь в другой раз, — сказал я. — Зовет долг. Или что-то другое.
— Вы избиты и больны…
— Прости, крошка, я ухожу. Извини, что не дал на чай, но, похоже, я оставил мелочь в другом костюме. Между прочим, ты когда-нибудь слышала о Ластрион Конкорд?
Она не ответила, только покачала головой. Когда у двери я обернулся, она все еще смотрела на меня большими красивыми глазами. Я позволил двери разделить нас и снова оказался на улице. Падал легкий снежок. На тонком слое тающего снега, лежащего на мостовой, я заметил следы, ведущие обратно; по дороге, которую мы с Сенатором использовали, чтобы прийти сюда. Я двинулся по ним, немного покачиваясь, но оставаясь при исполнении.
12
Следы повторили маршрут, по которому мы шли с Сенатором, когда отважно спасались от убийц или от чего-то еще, если спасались вообще. Следы закончились на месте, где мы слезли с грузовика. Ателье было все еще закрыто, но второй слева манекен, казалось, посматривал на меня.
— Привет, дружище, — сказал я. — Мы с тобой из одной команды. — Он не ответил, что меня вполне устроило.
Я чувствовал себя слабым, как новорожденный бельчонок, и почти таким же проворным. Мои кисти и колени болели. Мне хотелось лечь на что-нибудь мягкое и ждать, чтобы со мной произошло что-нибудь приятное, но вместо этого я двинулся вперед к мрачному дверному проему, устроился поудобнее и стал ждать. Я не знал, чего ожидаю. Я думал о той девушке в баре. О ней приятно было думать. Я размышлял, является ли она частью наркосна. У меня возникло желание возвратиться и проверить, но как раз в этот момент какой-то человек вышел из аллеи напротив. Он был в темном пальто и шляпе, но я узнал лицо. Это был покрытый перхотью Рыжеволосый, посещавший меня в гостинице вместе с Седым.
Он оглянулся по сторонам, затем повернул и припустил резвым шагом вдоль по улице. Я дал ему дойти до угла, затем пошел следом. Когда я дошел до угла, его нигде не было видно. Продолжая идти, я прошел мимо темного входа как раз вовремя, чтобы заметить последнее скольжение вертящейся двери. Я толкнул ее и очутился в маленьком вестибюле, пол которого был выложен черным и белым кафелем, маленькими прямоугольничками без глянца, уложенными зигзагами, подобно моим мыслям в этот момент. Лестница вела наверх к площадке, я услышал шаги над головой. Казалось, они спешили. Я двинулся за ними.
Двумя пролетами выше подъем закончился неосвещенным коридором. Призрачный зеленоватый свет струился из-под двери в его дальнем конце. Мои ноги абсолютно бесшумно передвигались по зеленому ковру. Из-за двери не доносилось никаких звуков. Я вошел без стука, просто повернув ручку.
Внутри был красивый ковер; горка, кресло, письменный стол.
А за столом, одетая в щегольский серый полосатый костюм, сидела и улыбалась мне кобра.
Ну, может, и не кобра. Ящерица. Темно-фиолетовая, с пепельно-голубым отливом, белая у горла. С гладкой чешуей, блестящая с круглой мордой, глазами без век и пастью без губ. Что-то нечеловеческое. Это что-то откинулось на спинку кресла, беззаботно махнуло почти рукой и сказало:
— Ну, мистер Флорин, вы удивляете всех нас. — Его голос был легким и сухим, как лепестки увядшей розы.
Я выхватил браунинг и направил на это существо. Оно зажгло сигарету и выдохнуло дым через две маленькие безносые ноздри.
— Являетесь ли вы участником первого кошмара? — спросил я. — Или это дублирующий аттракцион?
Он издал смешок, приятный, дружелюбный, расслабленный смешок, какой редко можно услышать от рептилии. Может быть, с этим у него было все в порядке.
— Вы занятнейший парень, Флорин, — сказал он. — Но какое дело вы пытаетесь завершить? Что вы ищете в этих призрачных комнатах, в этих коридорах с привидениями?
— Вы не упомянули еще наводненные фантомами улицы, — сказал я. — Но я сдаюсь. Так что же я ищу?
— Позвольте дать вам дружеский совет, Флорин. Пусть все идет своим чередом. Перестаньте искать, прекратите расследование. Позвольте жизни течь мимо вас. Принимайте ее такой, какая она есть. Вы человек действия, а не философ. Смиритесь с этим.
— Постепенно или со всем сразу? — Я поднял пистолет и прицелился в центр улыбки.
— Рассказывайте мне все, — сказал я. — Если мне не понравится, я буду стрелять.
Улыбка рептилии плавала в мягком облаке сигаретного дыма. Звенящий звук исходил от деревянной мебели. Я попытался что-то сказать, но в моих легких не было воздуха, только густой фиолетовый туман. Я попытался надавить на спусковой крючок, но он был приварен к скобе, я нажимал сильнее, и звон становился громче, туман густел и вертелся вокруг маленьких красных глаз, которые сверкали, как две затухающие искорки где-то далеко за морем, а затем замерцали и погасли.
13
Напротив меня сидела девушка, одетая в облегающее темно-синее платье, которое поблескивало, как полированная рыбья чешуя. Она смотрела на меня с беспокойством, как наблюдает орнитолог за неведомой ему птицей.
— Не пойдет, — сказал я. — Ни у одного орнитолога нет таких глаз. — Звук собственного голоса меня очень удивил.
— У вас… все в порядке? — спросила она. Ее голос был сладкий, как мед, мягкий, как утреннее облачко, приятный, как музыка. В любом случае, это был красивый голос.
— Ваш друг ушел, — сказала она. У нее был обеспокоенный вид.
Я огляделся. Я сидел за столом в том же баре, на том же месте, где был в прошлый раз, когда вернулся из забытья. Сенатора нигде не было видно. Не было также и Седого и зеленой машины.
— Не подумайте плохого, — сказал я. — Я не алкоголик. Что заставило вас подумать, что он мой друг?
— Я… я просто предположила…
— Как долго я был в ауте?
— Не знаю точно; я имею в виду — вы просто сидели здесь; вы выглядели немножко странно, поэтому… — ее голос затих.
Я потер виски, и в глазах у меня появились световые пульсации, все учащающиеся. От этого нельзя было ожидать ничего хорошего.
— Не возникает ли у вас чувства, что вы участвовали в этой сцене раньше? — сказал я. — Я почти догадываюсь, что вы скажете дальше. Вы собираетесь предложить мне сидеть спокойно, пока я не почувствую себя лучше.
— Я… думаю, вам действительно следует так сделать. Вы выглядите неважно.
— Я ценю ваше внимание, мисс — но откуда такая забота?
— А почему ее не должно быть? Я — человек.
— Это больше, чем я могу сказать о некоторых людях, которые еще недавно давали мне советы. Скажите, вы не видели парня с головой змеи? Только побольше. Я имею в виду голову.
— Пожалуйста, не говорите чепухи. — Она посмотрела на меня непроницаемым взглядом, в который, тем не менее, я старался проникнуть.
— Я знал, что вы и это скажете. Это называется deja vu.[6] Или как-то так. Я появился из дыма один раз или дважды? Вопрос для философов.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала девушка. — Я думала, вам нужна помощь. Если я была неправа… — Она стала подниматься, я схватил ее за руку и усадил обратно.
— Не торопитесь. Вы мое единственное звено, если в этом есть смысл — или даже если нет.
Она потянула руку, но не сильно. Я ее выпустил, она не двигалась.
— Может быть, Сенатор мне что-нибудь подсунул, — сказал я. — А может быть, и не он. Может быть, Седой выстрелил в меня наркоампулой.