— Где вы собираетесь спать сегодня?
— У меня настроение погулять, — сказал я. — Ночь размышлений под звездами.
— Пойдемте ко мне домой. У меня есть комната для вас.
— Благодарю, мисс Реджис. Вы милая девушка — слишком милая, чтобы быть втянутой в мою личную войну со Вселенной.
— Что вы на самом деле намерены делать? — прошептала она.
Я качнул головой в сторону склада.
— Суну свой нос вон туда.
Она выглядела честной и деловитой.
— Да, конечно, мы должны сделать это.
— Не вы — я.
— Мы оба. В конце концов… — Она подарила мне проблеск улыбки, легкий, как вздох ангела. — Это и мой сон тоже.
— Я как-то все забываю, — сказал я. — Пошли.
27
Двери были заперты, но я нашел болтающуюся доску, оторвал ее, и мы проскользнули в большую черную темноту и пыль, и паутину, и хлопание крыльев летучих мышей или чего-то другого, что хлопало. Возможно, это было мое сердце.
— Здесь ничего нет, — сказала мисс Реджис. — Это просто старое заброшенное здание.
— Поправка: это место, которое выглядит как старое заброшенное здание. Возможно, это отделка витрины, и если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней свежую краску.
Она провела пальцем черту на стене. Под пылью было еще больше пыли.
— Ничего не доказывает, — сказал я. — В этом деле ничто не может служить доказательством. Если воображаешь вещь, то воображаешь, что она существует.
— Вы думаете, что сейчас спите?
— Это вопрос, не правда ли, мисс Реджис? Как вы узнаете, что живете и проснулись?
— Сновидения не такие; они смутные и расплывчатые по краям. Они существуют в двух измерениях.
— Я помню, как однажды размышлял о сновидениях, когда прогуливался по холму осенью недалеко от студенческого городка. Я чувствовал, как хрустят сухие листья под туфлями, как я иду по земле; я чувствовал, как где-то горят листья, ощущал укусы морозного осеннего воздуха и думал: «Сны не похожи на реальность. Реальность реальна. Все чувства работают, все существует в цвете и в трех измерениях». — Я сделал паузу для пущего эффекта. — И тут я проснулся.
Она поежилась.
— В таком случае, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Сон внутри сна, который также снится. Я выдумываю вас — или вы выдумываете меня. Мы не способны разобраться — действительно.
— Может быть, в этом есть какое-то послание для нас. Может быть, нам следует искать правду, которая является правдой и во сне и наяву. Абсолютные истины.
— Какие?
— Верность, — сказал я. — Смелость. Как у вас. Здесь, со мной, сейчас.
Она сказала:
— Не глупите, — но по ее голосу чувствовалось, что она польщена. Я с трудом различал ее лицо в темноте.
— Что мы будем делать теперь? Вернемся? — сказала она.
— Давайте сначала осмотримся. Кто знает? Может, мы играем в жмурки и находимся лишь в дюйме от выигрыша? — Я ощупывал дорогу перед собой по усыпанному мусором полу, через обломки досок и обрывки бумаги и картона, спутанные пучки проволоки. Расхлябанная дверь болталась на дальней стене. Она открывалась в темный проход, не более чистый, чем большая комната.
— Фонарик бы, — сказала мисс Реджис.
— Или патрульную машинку, набитую полицейскими, — сказал я. — Посмотрите, впрочем, вам лучше не смотреть. — Но она была около меня, и уже увидела то, на что уставился я. Перед нами был Сенатор, лежащий на спине, его голова была размазана, как яйцо. Я почувствовал, как девушка окаменела, затем расслабилась и засмеялась. Нервный смех, но все-таки смех… в такой ситуации.
— Вы напугали меня, — сказала она, прошла мимо меня и посмотрела на распростертое на спине тело в пыльном смокинге.
— Это всего лишь манекен, — сказала она.
Я посмотрел повнимательнее и увидел осыпавшуюся с деревянного лица краску.
— Он похож… — Мисс Реджис взволнованно посмотрела на меня. — Он похож на вас, мистер Флорин.
— Не на меня; на Сенатора, — сказал я. — Может быть, они пытаются сообщить мне что-то.
— Кто такой Сенатор?
— Человек, которого меня наняли охранять. Я занимался своей привычной работой, только и всего.
— Был ли он… частью эксперимента?
— Или эксперимент частью его. Кто знает? — Я перешагнул через поддельный труп и пошел дальше по проходу.
Он казался слишком длинным, чтобы поместиться внутри здания. На протяжении сотни ярдов не было ни дверей, ни коридоров, но в конце виднелась дверь, с полоской света из-под нее.
— Вторая дверь есть всегда, — сказал я. Ручка повернулась, дверь открылась в комнату, в которой я уже бывал. Позади меня мисс Реджис онемела от изумления. Тусклый лунный свет через высокие окна освещал стены, покрытые узорчатой шелковой тканью, восточные ковры. Я прошел по глубокому ворсу к длинному столу из красного дерева и выдвинул стул. Я почувствовал, какой он тяжелый и гладкий, каким и должен быть на ощупь тяжелый и гладкий стул. Люстра задержала на себе мой взгляд. По какой-то причине на нее было трудно смотреть. Линии граненых хрустальных фасеток взбирались вверх и вверх по спирали вокруг рисунка, который переплетался и повторял себя до бесконечности.
— Мистер Флорин, зачем такая комната, как эта, должна быть в этом дремучем здании?
— Она не здесь.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не помните свой последний визит?
— Это действительно та же самая комната? Неужели это все действительно сон?
— Это не было сном тогда и сейчас это не сон. Я не знаю, что это, но на определенном уровне это происходит.
Мисс Реджис выдержала паузу, ее голова настороженно наклонилась.
— Здесь кто-то есть, — прошептала она. — Я слышу их разговор.
Я встал и мягко подошел к двери, приложил ухо. Раздавались два голоса, оба знакомые, один очень высокий, другой — с хорошим резонансом, как реклама похоронной конторы.
— …выхожу сейчас, — говорил последний. — Я не хочу даже части ответственности. Вы утратили остатки здравого смысла.
— Вы не можете, — слышался голос Трейта, который звучал, как у полицейского, отвергающего доводы любителя превышать скорость. — Мы вылечим его, не бойтесь. Это дело времени.
— Что если он умрет?
— Он не умрет. А если умрет — мы прикрыты. Вы получили гарантии на этот счет.
— Я не верю им.
— Вы никуда не пойдете, Бардел.
— Уйди с моей дороги, Лен.
— Поставь сумку, Бардел.
— Я предупреждаю тебя.
Кто-то ударил по железному очагу молотом. Кто-то издал звук, как будто прополаскивал горло. Кто-то уронил стофунтовый мешок с картофелем на пол. Я распахнул дверь, ворвался через нее в мою старую спальню и налетел на Сенатора, стоящего над телом Трейта с дымящимся пистолетом в руке.
28
Он посмотрел на меня, рот у него открылся, но слов слышно не было. Я взял пистолет из его руки и понюхал, чтобы хоть что-то сделать. Запах у пистолета был, как у обычного пистолета.
— Мне он тоже никогда не нравился, — сказал я. — Куда вы отправляетесь?
— Я не хотел его убивать, — сказал он. — Это произошло случайно.
— Не переживайте, Сенатор. Возможно, это и не считается.
Я присел на корточки около Трейта и проверил его карманы.
Мне это было не по душе, но тем не менее я это сделал. Хотя мог бы и не беспокоиться. Карманы были пусты. Я посмотрел на его лицо, ставшее серовато-зеленым и менее симпатичным.
— Расскажите, что произошло, — сказал я Сенатору — экс-Сенатору — Барделу: кем бы он ни был.
— Я думал, у него есть пистолет. Он такой ненормальный, что мог бы им воспользоваться. Я выстрелил первым.
— Пропустим разговор о том, кто такой вы, кто такой Трейт, и что вы здесь делали, и где мы находимся. Меня волнует только, как это отзовется на мне?
Он бросил на меня проницательный взгляд, в котором было что-то вроде надежды.
— А вы не помните?
Я взвел курок пистолета и прицелился в его жилет.
— В моей памяти есть пробелы. Начинайте их заполнять.
— Я вряд ли знаю, с чего начинать. Что вы помните?
— Расскажите о Ластриан Конкорд.
Он покачал головой и нахмурился.
— Послушайте, я клянусь вам…
— Дальше. Как насчет Иридани?
— О! — Он облизнул губы и несколько разочаровался. — Очень хорошо. Вы знаете, против чего я выступал там. Хотя большого выбора у меня не было…
— Против чего вы выступали?
— Он угрожал, что уничтожит меня. Иначе я бы никогда…
— Начинайте сначала.
— Ну, Иридани пришел ко мне семнадцатого. Его разговор сводился к тому, что он нуждается в моих услугах в профессиональном плане. Если честно, мне нужна была работа. А как только я ознакомился с ситуацией, они уже не могли позволить мне уйти — по крайней мере, они так заявляли.
Я повернулся к мисс Реджис.
— Сказал он хоть что-нибудь?
Она покачала головой.
— Мне кажется, он тянет время. Кто он?
— Актер по имени Бардел.
— Боже мой, — сказал Бардел. — Если вы знаете это, то вы знаете… — Он осекся. — Откуда вы узнали?
— Вы сказали мне.
— Никогда.
— В парке, — сказал я, — на Грейфеле.
Его лицо стало похожим на пирог, который уронили.
— Но вы не должны были… — сказал он сдавленным голосом, повернулся и ринулся к окну. Я выстрелил вслед ему, но это его не остановило; он вылетел в окно, как грузовик с автострады, и исчез в облаке осколков стекла. Я подбежал и услышал его затихающий крик и удар далеко-далеко внизу.
Мисс Реджис испуганно вскрикнула. Я ощупал металлическую раму, задел какое-то место, раздался щелчок. Все окно, с которого сыпались осколки стекла, развернулось в комнату, как ворота. За ним была обыкновенная серая стена.
— Если фальшивый человек выпрыгивает из фальшивого окна, — сказал я, — это самоубийство или безобидная шутка?
— Это ночной кошмар, — сказала девушка. — Но я не могу проснуться. — Ее широко открытые глаза были испуганными. Я облизнул губы, которые были, как промокательная бумага, подумал о двух-трех остроумных замечаниях и сказал: — У меня подозрение, что это не входило в их план. Я не знаю, что это за план, кто его составлял и почему, но обстоятельства складываются не так, как предполагалось. А это значит, что они не такие умные, как сами себе кажутся — или мы умнее их. Может быть, это дает нам какое-то преимущество. Проверим?