— Бардел, вы знаете, как запустить машину сновидений, — спросил я.
— Д-да, конечно, но…
— Я возвращаюсь, — сказал я. — Вы поможете мне.
Я подошел к двери, в которую ушли все остальные, закрыл ее на задвижку, возвратился и сел в кресло около контрольной панели.
— Флорин, вы не боитесь? — дрожащим голосом спросил Бардел. — Я думаю, не лучше ли сделать так, как говорят они? Разрушить эту адскую машину?
— Слушайте внимательно, Бардел, — сказал я. — Один неверный шаг, и нашей любви конец. Уловили? А теперь начинайте действовать.
Он проковылял к панели управления, защелкал ключами и застучал по кнопкам, это выглядело так, как будто он знал, что делает. Зажглись ряды красных огоньков.
— Она готова к работе, — выдавил он явно против воли.
Я взял приспособление с пучком проводов, положил в карман блок питания. Остальное прикрепил к воротнику как раз под правым ухом, а маленькую розовую горошину засунул внутрь уха.
— Какую программу? — дрожащим голосом спросил Бардел.
— Никакую. Просто запусти машину и оставь меня в свободном полете.
— Это может убить вас. Что, если вы умрете…?
— В таком случае я совершу ошибку. Давай, Бардел.
Он кивнул и потянулся к выключателю. Что-то вонзилось мне в голову. Я почувствовал тошноту и подумал, что на этот раз я совершил-таки свою последнюю ошибку. Мимо проплыл потолок, потом стена, затем Бардел, который казался печальным и обеспокоенным. В поле зрения появился пол, затем снова потолок, ничего особо зрелищного, просто спокойная плавная смена декораций. Рот Бардела шевелился, но слов я не слышал. Затем скорость увеличилась, все замелькало, и я вылетел в космос и сгорел, как метеорит в атмосфере, от меня остался лишь крошечный уголек, который светился красным, затем остыл и потух, медленно, томительно, неохотно, под шорох далеких голосов, напоминающих мне о несбывшихся надеждах и показных раскаяниях, в свою очередь затихли и они, растворясь в небытии.
32
Я открыл глаза, она сидела за столом напротив меня, одетая в облегающую серую униформу с серебристой и пурпурной полосами на плечах. Стол был гладким и белым и не совсем плоским, как пластина из слоновой кости ручной работы. Стены позади нее были разных оттенков красновато-коричневого, золотого и рыжевато-коричневого цветов, текстурой напоминающие кору экзотического дерева. В воздухе раздавались звуки, которые нельзя было назвать музыкой, но они тем не менее действовали успокаивающе. Она посмотрела на меня с состраданием, положила свою руку на мою, и сказала:
— Тебе было плохо, Флорин?
— Довольно плохо, мисс Реджис. Рад убедиться, что вы прекрасно выглядите. Как вам удалось попасть оттуда сюда?
Она покачала головой.
— О, Флорин… я боюсь за тебя. Ты уверен, что поступаешь правильно?
— Мисс Реджис, я ускоряю события. Никому другому я бы этого не сказал. Забавно, но вам я доверяю. Не знаю почему. Кто вы тем не менее?
Она пытливо всматривалась в мои глаза, как будто я кого-то прятал в себе.
— Ты не шутишь, правда? Ты действительно не знаешь.
— Действительно не знаю. Мы уже встречались прежде: в пивнушке, в библиотеке. Теперь здесь. Что это за место?
— Это Дворец Согласия. Мы пришли сюда вместе, Флорин, надеясь найти мир и взаимопонимание. Ты был много часов в состоянии наркомедитации. Настоятель Иридани позволил тебе прийти со мной — но я чувствовала, что ты еще не пришел в себя. — Она еще крепче сжала мою руку. — Это была ошибка, Флорин? Они сделали тебе больно?
— У меня все в порядке, дорогая, — сказал я и похлопал ее по руке. — Просто все немного смешалось. И каждый раз, когда я пытаюсь выпутаться, я сваливаюсь в темноте за борт. Иногда это Носатый и его ребята, иногда Дисс, лиловый ящер, и время от времени — ты. У меня есть версия относительно Ван Ваука, и Дисс объяснил свое появление более или менее правдоподобно, если только признать существование невозможного. Но ты не укладываешься в эту картину. Ты не являешься частью мозаики… Ты не пытаешься продать мне что-нибудь. Может быть это о чем-то говорит, если бы я знал, как услышать.
— Нам не надо было приходить сюда, — прошептала она. — Давай уйдем сейчас же, Флорин. Мы не поймем всего. Наша надежда была напрасной.
— Вы очень добры, мисс Реджис.
— Ты что, не хочешь называть меня Курией?
— Я не могу уйти отсюда сейчас, Курия. Не знаю почему, но об этом говорит маленькая птичка, которую называют инстинктом. Что я должен сделать, так это сломать несколько дверей, заглянуть в несколько темных местечек, ворваться в несколько святилищ, сорвать вуаль с парочки тайн. Откуда я должен начать?
По мере того, как я говорил, она бледнела. Она покачала головой, а ее пожатие стало почти болезненным.
— Нет, Флорин. Не надо. Даже не упоминай об этом!
— Все равно будет по-моему. Только укажи мне верное направление и отойди.
— Пойдем со мной, пожалуйста, Флорин.
— Я не могу. И не могу объяснить почему. Я могу поговорить о манекенах с разможженными головами, и зеленых «бьюиках», и писклявых голосах за ухом, но это займет слишком много времени и ничего не даст. Видишь, я уже кое-чему научился. Я знаю, что нужно продолжать оказывать давление. У меня нет каких-либо доказательств, но каким-то образом я чувствую, что раскачиваю чей-то фундамент. Может быть, следующий толчок разобьет его вдребезги. Может быть, я потерплю крушение, но это не кажется таким уж важным.
Я стоял, чувствуя слабость в коленях и отдаленное, неясное жужжание в черепе.
— Я вижу, что не могу остановить тебя, — сказала мисс Реджис. Ее голос помертвел. Хватка на моей руке ослабла, и я отдернул руку. Она смотрела прямо перед собой, не замечая меня.
— Через ту дверь, — сказала она и, подняв руку, показала на большую покрытую бронзой дверь в противоположной стене.
— В конце коридора есть черная дверь. Это Внутренняя Палата. Никто, кроме послушников не может войти туда.
Она все еще не смотрела на меня. Она заморгала, и слезы побежали по ее щекам.
— Всего хорошего, мисс Реджис, — сказал я.
Она не ответила.
33
Дверь была большой, черной, украшенной разными фигурками херувимчиков и чертенят, мстительных бородатых стариков с нимбами, а также нескольких игривых ангелочков, парящих над толпой. Я ткнул пальцем в протертое пятно на одной стороне двери, и она с мягким шипением ушла вглубь, открыв комнату со стенами из зеленого кафеля. Ван Ваук, Иридани, Трейт и все остальные сгрудились вокруг стула у панели с циферблатами. Огоньки на панели не светились. Позади них была открыта дверь, ведущая в комнату с игровыми декорациями. Бардел лежал на полу и довольно тяжело дышал. Манекен с разможженной головой был усажен в кресло.
Я произнес: «Хм», — и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.
— Матерь Божья, — сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздувал ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.
— Гадкий шалун, — сказал я. — Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в рыжего уродца с плохим цветом лица.
— Этому следует положить конец, Флорин, — запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук. — Так не может долго продолжаться.
Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, за ней была ровная поверхность обычного бетона.
— Я согласен, — сказал я. — Фактически мы не могли пройти столько, сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Теперь, кто хочет раскрыть секреты? Иридани? Вольф?
— Правду? — Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели. — Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя преимущество перед нами, уверяю тебя!
— Машина должна быть выведена из строя, разрушена раз и навсегда, — сказал Иридани холодным тоном. — Я полагаю, теперь ты понимаешь это, Флорин?
— Еще нет, — сказал я. — Что случилось с Барделом?
— Он упал и стукнулся головой, — сказал Трейт противным голосом.
— Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.
— Забудь о нем, он не играет никакого значения, это просто наемный лакей, — произнес Ван Ваук. — Мы занимаем положение, позволяющее проводить переговоры с тобой.
— Кто научил его обращаться с машиной сновидений?
— Что? Никто. Он ничего об этом не знает.
Бардел застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт помогли ему подняться и поводили по комнате до тех пор, пока он не отбросил их руки, потер лицо и оглядел собравшуюся компанию.
— Они пытались убить меня, — сказал он дребезжащим голосом. — Говорю тебе, они хотели убить меня, и…
— Успокойся, Бардел, — сказал я. — Я намерен провести эксперимент. Ты можешь помочь.
— Что вы имеете ввиду? Вы и этот… этот…
— Да. Я признаю, что Бардела нельзя признать большой шишкой; но вы, ребята, кажется, не в восторге от него. Это делает его союзником. Ты согласен с этим, Бардел? Станешь ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?
Бардел переводил взгляд с них на меня и обратно.
— Ну, подожди минутку, Флорин…
— С «подожди» покончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?
— Что ты намереваешься делать?
— Прими решение.
Он кусал губу, дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но заколебался.
Трейт засмеялся.
— Вы поставили не на ту лошадь, Флорин, — сказал он. — Это не мужчина, а кувшин с желе.
— Хорошо, я помогу тебе, — сказал Бардел спокойно, подошел ко мне и стал рядом.
— Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой? — сказал Иридани голосом, выкованным из холоднокатаной стали.
— Конечно, будь похитрее, — сказал я. — Это оживляет игру. — Я махнул рукой. — Все назад, к стене. — Они повиновались, несмотря на то, что никто оружием им не угрожал.