Поездка была быстрой и заняла минут двадцать. Автомобиль Рината с несколькими тушами сирен, звучащими, как призрак, завывающий по узким, извилистым улицам, пересек Темзу и по мосту въехал во двор с каменной оградой вокруг большой, угрюмой крепости. Рината вышел из автомобиля и направился к маленькой дверце под большим фонарем в металлической оправе, а я последовал за ним сквозь стену.
Солнце мигнуло, и я оказался в широком, хорошо освещенном коридоре, образованном рядами открытых дверей, где люди в формах ничем не отличались от подобных себе в любом правительственном учреждении. Внезапно Рината свернул, а я перестарался и врезался в твердую скалу, должно быть, футов пяти толщиной. К тому времени, когда я сманеврировал назад, на открытое место, мой подопечный исчез из виду.
Весь следующий час я путешествовал по зданию, как механический призрак, заглядывая в большие учреждения с рядами заполненных кабинетов и столов под лампами дневного света, в маленькие учреждения с глубокими коврами и торжественными бюрократами, восхищающимися своими отражениями в витринных стеклах, в кладовые, информационный центр. Я попробовал более низкие уровни, нашел хранилище невостребованных записей, комнату механического оборудования, театрик, а еще ниже — какие-то угрюмые камеры. Здесь ничего не было, не было для меня, и я, срезав путь сквозь стену, оказался в комнате нескольких квадратных футов размером с ржавыми кандалами и дырой в полу для заливания свинцом. Все это было необходимо в средневековых донжонах, за исключением пары человеческих скелетов, прикованных к стене.
Я скользнул сквозь еще одну стену и очутился внутри строения, где были грубые ступеньки, ведущие вверх. Это показалось мне неординарным выходом. Я последовал своим курсом и нашел вверху поперечный коридор. Он вел к другому коридору. Стены старого здания были, кажется, испещрены потайными путями. Я нашел выход в двенадцать комнат, потайную дверь в садик, вниз. Но ни один из этих путей не приблизил меня к Ринате. Вернувшись на верхний этаж, я проверил еще больше офисов Очень Важных Персон и только в десятом или двенадцатом по счету обнаружил свою добычу сидящей на краешке стула напротив широкоплечего седовласого мужчины, на лице которого было написано, что он военный. Он казался не очень довольным.
— Трудно объяснить барону, как именно этот субъект смог появляться и скрываться по своей воле, — рычал он. — Никто вне операции «Заросли шиповника» не был осведомлен о существовании субштаб-квартиры в этом замке, и все-таки Байярд был обнаружен там, а позже этот субъект вылез наружу — ниоткуда! Это неприемлемый отчет, майор! — Он хлопнул по листку бумаги, лежавшей перед ним на столе, и уставился на Ринату недружелюбным взглядом.
— Мой отчет соответствует фактам, полковник, — ответил человечек, кажется, не слишком запуганный угрозой нахмуренных бровей. — То, что я не имею гипотезы, чтобы предложить ее вам в объяснение, не меняет моих наблюдений.
— Расскажите мне еще о мерах предосторожности, принятых для удержания этого субъекта, — крикнул полковник.
— Этот человек находится под сильной охраной в максимально секретной камере под замком, — твердо ответил Рината. — Я поставлю на это свою карьеру.
— Лучше не надо, — ответил полковник.
Рината заерзал на стуле.
— Не будет ли полковник так любезен объяснить?
— Он ушел. Через полчаса после вашего отлета обычная проверка показала, что камера пуста.
— Невозможно! Я…
— Вы дурак, Рината, — отрезал полковник. — Этот человек уже демонстрировал, что в его распоряжении находятся необычные ресурсы. И все-таки вы настояли на работе с ним обычным путем.
— Я следовал служебным инструкциям буквально, — вернулся к прежнему тону Рината. И вдруг внезапная мысль пронзила его. — Что с полковником Байярдом? Он не?..
— Он здесь. Я принял меры предосторожности, избив его влежку, а кроме этого, поместил двух вооруженных охранников в комнату вместе с ним.
— Его необходимо допросить! Его сила воли должна быть сломлена…
— Я принял такое же решение, майор! Байярд обладает определенным статусом в руководстве штаб-квартиры…
— Сломайте его, полковник. Он должен подтвердить то, что я сообщил вам — думаю, он также может предложить какое-то объяснение этих явно чудесных сил того субъекта?
Полковник выбрал сигарету, повертел ее в пальцах и разломил пополам.
— Рината, что за чертовщина стоит за этим? Что планирует барон Ван Рузвельт? Как связан с этим Байярд? Какое все-таки отношение должна иметь к этому неожиданная болезнь Рихтгофена?
— Я не уполномочен обсуждать планы Ван Рузвельта, — заявил Рината, обратив на полковника заинтересованный взгляд.
— Я как-никак, ваш старший офицер, — буркнул полковник, — и хочу знать, что творится у меня под носом!
— Я показывал вам свой ответ, и без всякой субординации еще раз отчитаюсь перед бароном генералом Ван Рузвельтом и больше ни перед кем.
Рината встал.
— Насчет этого мы еще посмотрим, майор!
Полковник вскочил на ноги, и в это время зазвонил красный телефон на его столе. Он схватил трубку, прислушался, и выражение его лица изменилось. Он оглядел комнату.
— Правильно, — ответил он. — Понимаю.
Я придвинул челнок поближе, пока стол не оказался почти наполовину внутри, и повернул рычаг на максимум. Среди треска и шипения статики я поймал слова из телефона:
— …хотя вы ничего не подозревали! У нас займет около тридцати секунд привести подавитель в фокус…
Этого для меня было достаточно. Я отошел назад и послал челнок сквозь боковую стену, прострелив насквозь другой отдел, где толстый мужчина целовал девушку, пронесся сквозь внешнюю стену и завис над городским парком со скамейками, фонтанами, смотровыми площадками.
С панели донеслось резкое потрескивание, и показатели всех моих приборов враз подпрыгнули. Гул мотора изменился, появились резкие ноты. Я в спешке опустил челнок на уровень грунта, так как падение мощности в воздухе могло вызвать аварию, а когда попытался пересечь парк, челнок подвинулся на несколько футов и рывком остановился. Запах горелой изоляции стал еще сильнее, и из-за панели полыхнуло пламя. Я рванул выключатель двигателя. Меня поймали в ловушку, но еще было время опередить врага. Я переключился на полную фазу, и цвет вновь залил экран. У меня ушло еще пять секунд, чтобы открыть двери, выпрыгнуть и нажать переключатель кольца. Челнок задрожал и исчез из виду, а там, где он был секундой раньше, закружились сухие листья.
Вновь вокруг меня оказались люди в белых мундирах со взведенными нерв-автоматами.
При нормальном свете здание выглядело иначе. Конвой провел меня по залу с белым полом, вверх по широкой лестнице до большой белой двери, охраняемой часовым.
На первый взгляд все было ровно и эффектно, но я смог почувствовать напряжение в воздухе: какая-то разновидность угрюмости военного времени со множеством спешащих ног в середине дистанции. И в центре всего этого блеска мой взгляд приковала забавная аномалия; клочок чего-то, что выглядело желтой поганкой, растущей в углу, где мраморный пол примыкал к стене.
Военный со связкой серебряных шнуров, петлей нырявших под эполет, постучал в дверь, ее открыли, и мы вошли. Это был большой кабинет с темными панелями стен и картинами в позолоченных рамах с изображениями старых орлов с жестким выражением лица в негнущихся форменных воротничках. Я посмотрел на человека, сидящего за столом размером со скамью на бульваре, и встретился с парой глаз, буквально сверкавших энергией.
— Ну, мистер Кэрлон, — произнес он заупокойным, как орган, голосом, — наконец мы встретились.
Это был крупный мужчина, черноволосый, с прямым носом, жестким ртом и глазами со странным темным отсветом.
Он шевельнул пальцем, и люди, приведшие меня сюда, скрылись. После этого он встал, обошел вокруг стола и, остановившись передо мной, оглядел сверху вниз. Он был так же высок, как и я, то есть шесть футов три дюйма, и примерно такого же веса. Под гладкой серой формой, которую он носил, угадывалось обилие мускулов. Не тип рабочей лошади, а скорее элегантный тиранозавр в шелках от личного портного.
— Майор Рината наделал кучу ошибок, — сказал он, — но в конце концов вы здесь, целый и здоровый, а это все, что сейчас считается.
— Кто вы? — спросил я его.
— Я барон генерал Ван Рузвельт, глава Имперской Безопасности — исполнительный директор, должен признаться, в результате временного нерасположения барона Рихтгофена. — Он выдал мне один из поклонов вздернутой головой; его улыбка походила на солнце, прорвавшееся сквозь черную тучу. Он хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — Но между мною и вами, мистер Кэрлон, формальности не обязательны. — Он посмотрел мне в глаза, и его улыбка исчезла, хотя веселые блики еще горели. — Вы нужны мне, Кэрлон, а я нужен вам. Между нами, мы держим судьбы мира — или многих миров — в своих руках. Но мне не все ясно из того, что не входит прямо в мои намерения. — Он махнул рукой, указав мне на кресло, подошел к бару и нацедил два бокала напитка, один из которых вручил мне, и сел за стол. — Откуда начать? — произнес он. — Предположим, я начну с утверждения, что полковник Байярд ничего вам не сказал — что вы ни о чем не догадываетесь. Выслушайте, в таком случае, и я расскажу вам о кризисе, перед лицом которого мы стоим, вы и я.
Глава 5
— Континуум многопорядковой реальности является комплексной структурой, ко в целях простоты мы можем рассматривать ее как связку линий, тянущихся из удаленного прошлого в невообразимое будущее. Каждая линия — мир. Вселенная со своей собственной бесконечностью пространства и звезд, отделяемая от родственных миров непересекающимся барьером энергии, которую мы знаем как энтропию.
— Не пересекаемым он был до тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда двое итальянских ученых Массони и Коничи наткнулись на принцип, который изменил ход истории — биллионы историй. Они создали поле, в котором энергия норм