Соратник Кокошки Эгон Шиле также гипертрофировал жесты и анатомию рук, подчеркивая напряжение, нервозность жеста. Часто на его работах кисти спрятаны или отсутствуют, что только сильнее акцентирует на них внимание. Большинство работ Шиле – автопортреты, и дело не только в его несомненном нарциссизме. Шиле осознанно работал над языком собственного тела в поисках выразительности, какой не мог добиться от моделей.
Работы Кокошки, Шиле и буквально всех немецких и австрийских экспрессионистов были в 1930-х объявлены дегенеративным искусством, противоречащим ценностям Третьего Рейха. Выстраивание образа идеального человека требует изоляции и по возможности уничтожения всего чужеродного, странного, неправильного. Уберменш должен быть красив, силен, лишен сомнений. В тоталитарной пропаганде руки героев – всегда правильной формы, с вытянутыми или сжатыми в кулак пальцами; они напряжены действием, но не эмоцией, не выражают ничего, кроме силы и здоровья. Напротив, у врагов государства руки кривые, изломанные, с волосками, увеличенными суставами, длинными ногтями. Есть множество пропагандистских плакатов, изображающих только руки: могучая рука с засученным рукавом душит, как змею, извивающуюся венозную руку злодея. Жесты рук включают сильнейшую эмпатию, и понятно, на чьей стороне захочет быть зритель.
Дихотомия «тоталитарный плакат/ экспрессионистский портрет» заведомо ложная и, конечно, не равна дихотомии «тоталитаризм / индивидуализм». Пафос одного и надрыв другого – только две из бесконечного множества интонаций. Каждый художник выбирает собственную, как правило, довольно узкую интонационную гамму; жест и манера рисунка руки – один из сильнейших инструментов ее формирования.
Многие начинающие художники избегают рисования рук из страха ошибиться в анатомии, но здесь, как и в рисовании человека целиком, простое внимание надежнее любого опыта и знаний, а заученность опаснее неумения. Она подменяет интеллектуальный поиск готовыми схемами и блокирует развитие, особенно если навыки, они же привычки, приобретены раньше, чем художник осмыслил круг собственных интересов.
Способность нарисовать руку в сложном ракурсе, направленную пальцами на зрителя, считается мерилом мастерства рисовальщика, но на деле в этом положении жест кисти лишен выразительного силуэта, а значит, эмпатия не включается так, как могла бы. Ракурс, который художнику трудно нарисовать, зрителю будет трудно считать, так что неизвестно, стоит ли игра свеч.
Работа над портретом, да и над любой другой художественной задачей, происходит большей частью интуитивно: садишься и рисуешь, пока не нарисуешь. Интуиция и опыт позволяют нам не задумываться о том, что происходит на каждом этапе, и так заводят нас в ловушку. Автоматизируя процесс, мы на скорости пролетаем мимо того уникального, что предлагает задача, в данном случае – конкретный герой. В графике вообще и в портрете особенно все привычки вредные, все до одной.
Андре Каррильо
Портрет Кита Ричардса
В портрете гитариста The Rolling Stones Кита Ричардса Андре Каррильо акцентирует внимание не только на жесте, но и на форме кистей. Они подчеркнуто непохожи на руки, скорее на каких-то моллюсков. Пульсация узнавания и неузнавания уже цепко держит зрителя, но сюжет и драма этого портрета – в контрасте между рок-н-ролльной пластикой героя и артритными стариковскими суставами пальцев (на момент создания портрета Ричардсу не менее 65). Волнообразное движение объемов в кистях создает дополнительную динамику, вызывая в памяти гитарные риффы Ричардса.Лист из скетчбука Марии Шишовой
Одно из моих любимых упражнений – рисовать руки от случайных форм, превращая их в жесты кисти. Это помогает освободить рисование руки от заученностей и приучить себя к постоянному ожиданию сюрпризов при рисовании с натуры.Руки бесконечно пластичны и непредсказуемы по силуэту, их честное рисование с натуры отлично тренирует внимание, чувство формы и тона. Но сила привычки подталкивает нас заменять видимую руку знаком руки. Мне часто приходится наблюдать такой эффект: рисовальщик помнит, что у руки пять пальцев, и старается изобразить их все, бессознательно игнорируя то, что часть из них скрыта. Если усадить в круг группу рисовальщиков и предложить сначала нарисовать, а затем сфотографировать несколько рук соседей, количество пальцев на фотографиях будет чуть ли не вдвое меньше, чем на рисунках.
Жест головы
Говорить о выражении лица в отрыве от движения головы и тела – бессмысленное занятие. Голова – только одна из конечностей, и очень подвижная. Представьте себе картонный круг, разделенный на сектора по 5-10 градусов, надетый на шею, как «воротник Пьеро». Направляя голову в каждый сектор, меняя наклон головы и направление взгляда, при одном и том же выражении лица мы каждый раз будем получать новую эмоцию.
Альберт Биркл (Albert Birkle)
Портрет акробата Шульца
В музее Фредерика Мареса в Барселоне стены нескольких залов заполнены висящими почти вплотную старинными скульптурными распятиями. Дерево – темное, часто черты лица трудноразличимы; жесты тела и рук у каждого из Спасителей более или менее одинаковы. Вся выразительность заключена в жестах головы, и их разнообразие поражает. Здесь есть Спасители мирно усопшие, обвиняющие, упрекающие, вопрошающие, прощающие, благословляющие, молящиеся, скорбящие, страдающие, стоически терпящие страдания, царственные, пафосные и даже насмешливые.
Жест головы может быть сконцентрирован в любой из ее деталей, включая неочевидные и, как кажется, лишенные самостоятельной подвижности. Нос, подбородок, лоб, ухо, даже мышца шеи может быть главным актором, острием жеста, фокусировать на себе внимание собеседника и зрителя. Вспомните, например, сколько идиом описывают жесты носом: нос воротят, задирают, вешают, держат по ветру, суют не в свое дело. Даже идиома «водить за нос» описывает движение носом – пассивное, но в этом и есть его суть.
Стерлинг Хандли (Sterling Hundley)
Сладкоголосая птица юности
О выражениях лица можно и нужно говорить в терминах жеста. Напрягая тот или иной лицевой мускул, герой либо пытается что-либо сообщить собеседнику, либо концентрирует свое (и наше) внимание в том или ином органе восприятия: принюхивается, вглядывается или вслушивается. Подчеркнуть жест можно не только активным движением корпуса и головы, но и неподвижностью: в этом случае любое напряжение лицевых мышц привлечет внимание. Удивленно поднятая бровь при неподвижной голове способна выразить более сильное удивление, показать, что герой в ступоре или что эмоция преодолевает его непробиваемый самоконтроль.
К слову, загадка: чем отличается – на портрете – крик от зевания? Отгадка: кричащий человек старается широко открыть рот, а зевающий – скрыть зевок. Можно (хотя и невежливо) зевать, скаля зубы, но если человек натягивает губы на зубы, он точно зевает, а не кричит. Попробуйте нарисовать это, даже просто представить – я гарантирую вам сильнейший приступ зевоты.
Движение головы в портрете решает не только повествовательные, но и пластические задачи. Яркое движение создает яркий силуэт, которому свойственна сильная разница очертаний и размеров контрформ – справа и слева от головы, сверху и снизу и по углам. Иными словами, жест головы помогает композиции тогда, когда силуэт асимметричен по вертикальной, горизонтальной и диагональным осям. Если заострять силуэт через яркие контрформы, есть риск отдалиться от исходного образа, переборщить с активностью жеста и потерять в точности изображения эмоций, зато композиция гарантированно выиграет. Вопрос в том, что для вас ценнее.
Связка плеч, шеи и головы обладает огромной пластической гибкостью, причем вдобавок их общий силуэт можно обогатить жестом нижней челюсти, сигаретой, трубкой или леденцом (всё это акторы жеста). Активное движение головы можно подчеркнуть массами волос и одежды, которые меняют форму под действием инерции или центробежной силы. Даже в ситуации «фото на паспорт» можно разорвать симметрию боковым освещением, как это делает Каррильо, а также частично (или полностью!) закрыть лицо руками, деталями пространства или их тенями.
Выражение лица
Дети подражают всем подряд, но в первую очередь – родителям и по мере взросления становятся всё больше похожи на них. Тренировка одних мускулов лица и запущенность других за ненадобностью в конце концов закрепляет за человеком ограниченный ряд выражений. По этой же причине люди, десятилетия прожившие в браке, становятся похожи друг на друга. Впрочем, это связано еще и с выбором супруга из своих, то есть похожего на людей, окружавших человека в детстве. Иными словами, сходство часто присутствует заранее, но становится очевидным только со временем, когда возраст сглаживает разницу между полами.
Роб Денблейкер
Стрип из блога «Цианид»
Богатство и динамика мимики отражают богатство эмоциональной жизни. У большинства людей, и особенно у тех, кого нам хочется рисовать, и счастье» мимика достаточно разнообразна, но даже у актеров есть образ, к которому они осознанно или неосознанно возвращаются: он-то и нужен для портрета. У актрисы Натали Портман, например, это тревожный, напряженный взгляд и улыбка, которая кажется из-за него не вполне искренней. Все мы знаем людей с однозначным «приросшим» выражением: капризным, обиженным, самодовольным и т. д.; другие эмоции требуют от таких лиц серьезных внутренних усилий и выглядят неубедительно.
У человека не менее шестисот мышц, из них примерно четверть – мышцы шеи и головы, и около одной десятой – мимические мышцы. Лицо способно выражать множество эмоций, по нескольку за раз, но в бытовом языке есть названия только для самых тривиальных из них, и полагаться на него нельзя.
Лет в тринадцать меня постигла страшная творческая неудача. Я нарисовал иллюстрацию к рассказу Рэя Брэдбери «Ревун» – о доисторическом чудовище, которое поднимается из глубин океана на звуковой сигнал маяка, ожидая встретить последнего на планете собрата, и ревет ему в ответ: «В этом крике были миллионы лет воды и тумана. В нем было столько боли и одиночества, что я содрогнулся.