Дядя Витя разговаривал по телефону, уединившись на кухне. Даня собирался юркнуть обратно в комнату: выждать, пока освободится путь к холодильнику, или голодным лечь спать. Но тут расслышал, с кем и о чем судачит дядя Витя.
– Понимаю, Володь, все понимаю. Богатая фантазия, детские бредни. Но ты же сам вчера говорил, что в Балябино творится какая-то чертовщина. И люди исчезают по-настоящему, и объяснения их пропажам нет. А главное, Володь! Откуда Дане известно про Горева? Бабушка моя до последних дней обвиняла младшего машиниста в гибели мужа, твердила, что Платон Иванович был слишком наивным и добрым и не замечал, что Горев ему зла желает. Все, как сказали пацаны! Нет, Володь, дело твое, а я сейчас на улицу пойду. Подежурю у паровоза, разузнаю, кто здесь ночами баламутит воду. Ты со мной? Ну и здорово, не сомневался в тебе. Захвачу холодненького.
«Спасибо, дядя Витя», – заулыбался Даня. Шмыгнул в свою комнату и осторожно притворил дверь. Через пять минут дядя Витя тихо покинул квартиру, еще через три прошагал под окном. Даня смотрел, припав к стеклу, и набирал номер друга.
– Прием, – шепнул Валик, прожевывая. – Папка куда-то ушел на ночь глядя! И стулья складные прихватил.
– Знаю, – тихо ответил Даня. – Они с дядей Витей договорились дежурить у паровоза.
Валик чуть не подавился едой:
– Поверили нам?
– Получается, поверили.
На площади появился и участковый с парочкой стульев.
– Я к ним пойду, – сказал Даня. – Они в одиночку не справятся.
– Я тоже! – выпалил Валик не раздумывая.
– Сможешь сбежать из дома?
– Попробую. Они где сейчас? Видно из окна?
– Видно. Сели у камня.
– Встретимся за «Орландиной». – И когда Даня уже намеревался отключиться, Валик признался: – Что-то мне больше неохота изучать варягов.
Улизнуть из дома оказалось плевым делом. Сложнее незамеченным пересечь площадь: луна светила вовсю, заряжая древние камни энергией. Даня держался в тени и чуть не сшиб что-то живое и жующее.
– Будешь пышку? – спросил Валик.
– Не понимаю, как ты можешь есть в такой момент.
– Это все нервы, – пояснил друг, перепачканный в сахарной пудре.
– Идем, пока нас не засекли.
Мальчики притиснулись к кирпичной стене кафе и высунули носы из-за угла. Дядя Вова и дядя Витя сидели на стульях, будто просто отдыхали. Валун за их спинами поглощал лунный свет.
– Какой у нас план? – шепотом спросила бабушка.
Даня так же шепотом ответил:
– План – прятаться и наблю… – Он осекся, уставился на бабулю, одетую в белый спортивный костюм. – А ты что здесь делаешь?
– Да услышала, что мои мальчики собрались на ночную прогулку, и решила узнать, не желают ли они захватить перекус.
Бабушка показала тарелку, полную котлет.
– Вкуснятина! – обрадовался Валик, протягивая к угощениям руку, но Даня легонько шлепнул его по запястью.
– Это не прогулка, – серьезно сказал он. – Крабо-жабо-муравьед угрожает всем жителям Балябино!
– Кто там шушукается в темноте? – спросил дядя Витя.
– Свои! – крикнула бабушка.
Даня тяжело вздохнул.
– Уже можно кушать? – осведомился Валик.
– Да кушай, – отмахнулся Даня и вышел на террасу «Орландины».
Бабушка с уплетающим котлеты Валиком вышли следом.
– Наши специалисты по чертовщине! – улыбнулся дядя Вова, но, увидев угрюмую физиономию Дани, посерьезнел и сказал: – Спасибо вам, парни.
– За что? – недоверчиво спросил Даня.
– За то, что не безразличны. Что пытались по-своему разобраться в происходящем.
– Вы большие молодцы, – подтвердил дядя Витя, а бабушка погладила ужинающего Валика по голове.
– Я б и сам, – сказал дядя Вова, – хотел, чтобы все было так интересно. Привидения, монстры… Увы, в нашем мире действуют другие законы. Камни – это всего лишь камни, а паровозы… – Он повернулся к вокзалу. И онемел. Онемела бабушка, проследив за взглядом участкового. Онемел дядя Витя.
– Началось, – прокомментировал Валик и утрамбовал в рот котлету.
Глава 17Лицом к лицу со злом
В тумане, окутавшем памятник, СО раздваивался. Словно у Дани двоилось в глазах. От парового колпака отпочковался второй колпак, пятиконечная звезда стала десятиконечной. Злой близнец локомотива медленно и торжественно всплывал в воздух. Над обычной, отслужившей свой век, машиной нависла ее призрачная копия. Сквозь прозрачные контуры проступали колонны вокзала, но за мгновение паровоз обрел плотность. Черный металл противоестественно гнулся, СО растягивался и выгибался, как кобра, изготовившаяся к нападению.
– Боже, что это? – охнула бабушка.
Фара вспыхнула, озарив людей багровым огнем. Теперь локомотив был не меньше тридцати метров в длину, и он рос, поднимаясь над площадью. На цилиндрической части котла восседала зловещая фигура в старой железнодорожной фуражке. То ли краб, то ли жаба, то ли муравьед.
– Вы не выдумывали, – сказал шокированный дядя Вова.
Паровоз раздувал бока. С его колосников и зольников, балансиров и тележек капала густая слизь. Вдруг звезда провалилась внутрь, а на ее месте раскрылась пасть, окруженная кольцами складок и напичканная острыми зубами. Гибрид советского паровоза и инопланетной пиявки обрушился вниз.
– Спасайтесь! – выкрикнул дядя Вова. Люди кинулись врассыпную. Пасть паровоза-пиявки щелкнула зубами там, где они секунду назад стояли. Пиявка развернулась, выискивая добычу. Изогнутая тень металась по площади.
– Да что ты себе позволяешь! – воскликнула бабушка и двинулась прямо на СО. – Я только замуж вышла, а ты, мерзкая личинка, удумала мне нервы трепать?
Сосущий рот распахнулся шире на тупой морде локомотива. В эту морду бабушка и взрезала кулаком. Удар словно не в металл пришелся, а в мягкую плоть. И, к изумлению Дани, он достиг результата. Паровоз отпрянул и замотал тем, что можно было назвать его головой.
– Сожрал! – злорадно крикнула бабушка.
Паровоз засвистел пронзительно и отклонился, готовясь к новой атаке. Но больше никто не убегал. Выхватив из пиджака кухонную колотушку, дядя Витя бросился на паровоз, подпрыгнул и рубанул деревянным бойком по хищной морде. Подоспел и дядя Вова. Он вооружился стулом.
– Получай!
Пасть чудища сузилась в морщинистую дыру. Паровозу не хватало проворности, чтобы укусить людей, а люди отскакивали и снова нападали, меся черную морду чем попало: кулаками, стулом, колотушкой.
– Данька, берегись! – завопил Валик.
Что-то отделилось от котла и приземлилось рядом с Даней. Крабо-жабо-муравьед собственной персоной! В измочаленной фуражке, чудом держащейся на яйцевидном черепе, в сгнившем и разодранном осколками кителе, с вытянутым в трубку рылом. Красные глазки пригвоздили Даню к асфальту. Драуг был так близко, что Даня видел фас паровоза, вписанного в звезду на его головном уборе.
– Не бойся…
Даня оцепенел, сообразив, что человеческая речь звучит из крошечного ротика на конце трубки.
Оно разговаривает?
– Я не опасен… – проворковал драуг. – Я лишь хочу рассмотреть тебя… – Увенчанные присосками пальцы потянулись к Дане. – Как ты вырос! Последний раз я видел тебя совсем крохой…
Даня попятился.
«Чудище принимает меня за сына Платона Самсонова!» – догадался он.
– Не бойся, – мурлыкал драуг. – Я пришел, чтобы назначить тебя младшим машинистом, мальчик! Мы будем кататься в моем паровозе, ты и я! По путям, проложенным через миры… Пока светит луна!
– Вынужден отказаться, – буркнул Даня.
– В таком случае я заберу тебя силой. Тебя и весь город! Его жители станут кочегарами и будут вечно забрасывать уголь в паровозную топку. Места внутри хватит всем…
– У меня есть встречное предложение, – сказал Даня. Краем глаза он заметил Валика, с перекошенным лицом бегущего к крабо-жабо-муравьеду. – Как насчет того, чтобы получить по тыкве зонтом?
– Зонтом? – переспросил драуг.
Синий зонт, вырванный из стойки на террасе кафе, врезался в затылок чудища. Драуг отлетел в сторону, шипя.
– Так тебе, – осклабился Валик. Контуженный драуг ползал по асфальту в поисках слетевшей фуражки.
– Спасибо, дружище. – Даня обернулся.
Взрослые сражались с паровозом-пиявкой и явно теряли силы.
– Пока светит луна, – повторил Даня слова драуга. – Позволь-ка.
Он взял у Валика тяжелый зонт и рванул к рунному камню. Валун не представлял угрозы, пока был зарыт в землю. Вот оно!
Даня на ходу раскрыл зонт. Гортанно закричал и воткнул в землю пластиковый стержень. Нейлон заслонил камень от лунного света.
И бой завершился.
Засвистев, гигантская пиявка отшатнулась от людей. Дверцы кабины отворились. Крабо-жабо-муравьед зыркнул на Даню с ненавистью. Поправил фуражку и сиганул в темную утробу паровоза. Дверцы захлопнулись. Паровоз уменьшался: до размера коровы… сенбернара… котенка… и вот уже, не больше игрушечного, он промчался, лавируя между ног триумфаторов. Дядя Витя попытался растоптать юркую гадость, но паровоз увернулся и, протиснувшись сквозь прутья ливневки, исчезнул в канализации.
– Луна, – сказал Даня, плюхаясь на бордюр. Мышцы ослабли. – Без подпитки рунным камнем он не протянет долго.
Бабушка и дядя Витя подбежали к Дане:
– Как ты, милый?
– Лучше всех. – Даня устало улыбнулся. – Круто вы ему наваляли, а?
– Есть еще порох в пороховницах, – хмыкнула бабушка, а дядя Витя чмокнул ее в щеку.
– Прости меня, сынок. – Дядя Вова обнял Валика. – Прости, что не верил.
– Прощаю. – Валик тоже крепко обнял отца. – Больше никакого мозгоправа?
– Клянусь.
Валик посмотрел на Даню.
– Все кончено? – спросил он.
– Еще нет, – ответил Даня.
Глава 18Паровоз-призрак возвращается
Три дня и три ночи они дежурили у камня, накрытого зонтом. Ночью взрослые по очереди сменяли друг друга. Днем все вместе сидели на раскладных и плетеных стульях, попивая газировку и поедая вкусности, приготовленные бабушкой или тетей Полиной. Мама Валика тоже к ним присоединилась, и еще напарник дяди Вити, который признавался, что не может до конца поверить в существование монстров, но готов защищать от них поселок.