Оружие разрушения
1
Остатки рубки закрывали от меня катера, но сквозь плеск волн доносились гудение и голоса. Мы достигли середины озера. Ныли руки, одежда потяжелела от воды; я сбросил сюртук, решил было избавиться и от туфель, но передумал – неизвестно, что дальше, без обуви может прийтись туго.
Вот только будет ли какое-то «дальше»? Снова и снова возвращалось чувство, которое охватило меня после падения с «Самодержца» и взрыва – будто я один, потерянный, в бездне времени и пространства. Совсем один, никого вокруг; то есть людей много, но все это враги, все они готовы убить меня, дай только шанс. Заяц и Хольф погибли из-за того, что были втянуты в мои дела, ни в чем не повинные, случайно встреченные на пути… мертвы, убиты безжалостно и походя. Чья-то рука смахнула их, будто крошки со стола. Небрежность, с которой мои враги отнеслись к чужим жизням, вызывала глухую, угрюмую ненависть к ним.
Я тряхнул головой, усеяв воду вокруг брызгами с волос. Надо собраться. До пещеры недалеко, и сейчас мне понадобятся все оставшиеся силы. И ум. Любая ошибка означает гибель.
Баркас дрогнул, правый борт приподнялся, а левый сильнее ушел в воду.
– Сейчас потонет, – донеслось с катера. – Мистер Джуса! Эй, видите?
– Вижу, – откликнулся тот. – Ладно, здесь глубина подходящая, руби концы.
– Подходящая? – добавил кто-то еще. – Да под нами центр котла, здесь дредноут затопить можно!
Я оттолкнулся от баркаса, кренившегося все сильнее, и стал отплывать назад. Ремень, где висела кобура с бесполезным револьвером, натер плечо. Спереди донесся стук, хлесткий удар, когда один из натянутых тросов высвободился, перебитый топором. Громко щелкнул второй трос. Баркас качнулся на корму, приподняв нос, будто устало и грустно махнув на прощание, а потом совсем ушел под воду, оставив на поверхности лишь волны. Дело капитана Хольфа закончилось – больше не осталось ничего, что напоминало бы о нем…
Нет, остались его дети, родные и приемные. Осталась Маргарита, крепкий, надежный дом, посаженные в саду деревья, процветающий рыбацкий поселок, старостой которого он был… и остался я. Пусть мы с Хольфом были знакомы всего сутки – я помнил о нем. Я был жив и находился здесь благодаря ему. Он принял удар, который, не будь капитана на палубе, пришелся бы в меня, и теперь единственная правильная вещь, которую я мог сделать, – это ударить в ответ.
На поверхность вынесло несколько досок, обломок борта. Вместе с гроздью пузырей всплыл затянутый просмоленной тканью деревянный квадрат, в котором я узнал крышу рубки. Все это закачалось, бултыхаясь в воде. На корме катера Джуса поставил ногу на ограждение, поигрывая саблей, которая двигалась на удивление легко в его толстой руке. Поглубже вдохнув, я опустился под воду, проплыл немного и очутился под дощатым квадратом. Уперся в него руками – и затем оставался под водой, сколько хватало дыхания. Когда глухой рокот моторов начал стихать, грудь уже жгло огнем. Я приподнял край крыши, запрокинув голову, прижался к ней лицом. Вдохнул, выдохнул несколько раз, снова нырнул. Гул стал еще тише. Подождав с минуту, я выставил голову над поверхностью.
Катера подходили к пещере, в глубине которой виднелась корма «Двузубца». Вцепившись в доски, я вовсю заработал ногами. Пальцы окоченели, меня била дрожь. Нужно покинуть озеро побыстрее, но склоны возле пещеры отвесные, по ним не залезть, а плыть обратно к зарослям слишком далеко – оставалось лишь двигаться к пещере, надеясь, что внутри получится выбраться из воды незамеченным.
Боковые балки колоннами высились по сторонам от меня, снизу казалось, что они уходят в самое небо. За́мок пропал из виду за горизонтальной балкой – верхушкой огромной «П». Зев пещеры, похожий на разинутую пасть, все рос и рос надо мной. Гора готовилась проглотить непрошеного гостя.
Дневной свет померк, отблески прожекторов зарябили на мелкой волне. Эхо разносило скрип, лязг, стук и голоса. По периметру пещеры шел бетонный парапет, «Двузубец» стоял справа, бортом к нему, а катера подплывали к небольшой пристани в глубине пещеры.
Пальцы почти не слушались, ноги онемели. Я обогнул баржу и свернул к парапету. Забрался по уходящей в воду железной лестнице и выглянул из-за бетонного края. Справа надо мной нависал нос «Двузубца», а далеко слева была пристань с катерами. С баржи перекинули аппарель, по которой несколько грузчиков несли хорошо знакомые длинные ящики, причем первый тащили Гаррис с толстяком Чубаном.
Передо мной на проложенных по парапету рельсах стоял небольшой состав: легкий двухосный вагон-теплушка с решетками на окнах, четыре открытые грузовые платформы и… паровоз? Если так, то где труба? И емкостей для угля не видно, и сухопарника, и тендера позади тоже нет. Выходит, это электровоз, но тогда от какого источника питания он работает? Проводов не видно. Либо на нем батареи, либо электричество подается через рельсы.
Состав стоял между подъемным краном и пологой эстакадой на штангах. Она тянулась вдоль стены, в глубину пещеры, и дальше изгибалась, уходя в круглое отверстие туннеля.
Кран медленно поворачивался, перенося с палубы на платформу наполненный песком и стеклянными шариками короб. По краю парапета, сложив руки за спиной, нервно прохаживался капитан Петер. Неподалеку старый боцман хмуро наблюдал за происходящим, раскуривая трубку. Дальше стояли несколько «стальных курток», а рядом – мистер Чосер, Кариб и высокий господин в черном фрачном костюме, синих перчатках и бархатном цилиндре с синей лентой. Этот человек держался так, что сразу становилось понятно: он здесь хозяин.
Пригнувшись за краем парапета, я внимательно оглядел его. Статный мужчина с красивым лицом, которое портили лишь темные глаза навыкате. Долговязый, сутулый, он наклонился вперед и сложил руки за спиной, нависая над Карибом и Чосером, слушал их. Никаких сомнений не было – я видел графа Алукарда. От всей его фигуры веяло самоуверенностью. Длинное, породистое лицо было серьезным, сосредоточенным. Глаза напоминали два выпуклых зеркала, в глубине которых лежала вечная ночь.
С лязгом короб опустился на платформу, грузчики стали отцеплять тросы. В это время другие складывали ящики на соседнюю платформу, а двое «стальных курток» катили по аппарели тележку с бочкой, накрытой брезентовым колпаком.
Эхо донесло голоса, я поглядел влево – по парапету от пристани с катерами приближался Джуса со своими людьми. Надо было что-то делать: когда они подойдут ближе, мне останется только спуститься обратно в воду, иначе меня заметят.
Тем временем боцман тронул за плечо капитана и показал на бочку, которую подвозили к платформе.
– Этот груз! – эхо разнесло по пещере возмущенный голос капитана Петера, повернувшегося к графу. – Чертов Джуса! Я нанял его по хорошим рекомендациям, а он… Мой помощник работал на вас! Он уволен! Вы засунули бочки в трюм тайно от меня! Я не собираюсь… – он запнулся, увидев, что его просто не слушают. Граф говорил с Вукой и даже не повернул головы.
Все это происходило на глазах у столпившейся на палубе команды. Капитан Петер заколебался – он наверняка понимал, что имеет дело отнюдь не с добропорядочными господами. На миг мне показалось, что капитан отступит, но Петер плюнул, сжал кулаки и зашагал к троице. Боцман окликнул матросов, призывая их помочь своему капитану, те загомонили и направились к аппарели. Часть грузчиков и «стальных курток» прекратили работу, наблюдая за происходящим.
Поскольку Джуса со своими людьми был еще далеко, я перемахнул через край парапета и бросился под эстакаду. Оказавшись в узком просвете между нею и стеной пещеры, отбежал под прикрытие состава. Тихо рокочущий электровоз закрыл меня от взглядов, теперь увидеть можно было разве что мои ноги, если присесть и посмотреть под днищем. Но скоро погрузка закончится, состав поедет и тогда… А может, опередить его? Взбежать по эстакаде, достичь туннеля, к которому она сворачивает, спрятаться в нем? Нет, не выйдет – Джуса и его «стальные куртки» увидят меня, пока буду подниматься.
Неожиданная мысль пришла в голову, и я уставился на электровоз. Он не очень высокий, к тому же за толстую медную раму бокового окна можно схватиться, а потом упереться в нее ногой…
Я потер красные от холода руки, размял пальцы и полез вверх.
На плоской крыше электровоза были три стеклянных люка. Из одного, приоткрытого, шел теплый воздух, и я улегся рядом, стуча зубами. В проеме виднелся роскошно обставленный салон с деревянным панелями на стенах, посреди него на пышном ковре стояли диваны и столик с прибором, похожим одновременно на радиопередатчик и телефон. В передней части салона невысокая перегородка отделяла место для управления составом.
События внизу развивались своим чередом. Капитан решительно приближался к графу, но так и не достиг цели – Кариб, сделав шаг навстречу, ткнул его кулаком в грудь. Петер отшатнулся и едва не упал. Матросы зашумели, некоторые побежали к ним. Граф и Чосер, занятые беседой, по-прежнему не обращали на происходящее внимания, но Кариб достал обрез. Кто-то из матросов закричал, боцман отскочил, а Петер присел, накрыв голову руками. Выстрел грохнул на всю пещеру, пуля пролетела над капитаном, над матросами. Воинственность их мигом исчезла – едва не сбив с ног тех, кто шел позади, они ринулись обратно по аппарели и отступили к корме. Боцман, на ходу выбивая трубку о ладонь, последовал их примеру. Капитан выпрямился, растерянно потирая грудь, оглянулся на своих людей. Кариб вернул обрез в чехол, громко приказал: «Продолжайте работу!» и повернулся к Вуке с графом.
Я приподнялся, наблюдая за происходящим. Люди с катеров подошли к составу и по команде Джусы тоже занялась бочками. «Стальные куртки» доставали их из трюма и подкатывали к платформе, а забравшиеся на нее грузчики во главе с Гаррисом принимали. Обращались с бочками очень осторожно, и хотя тех было немного, дело шло медленно.
Граф сделал жест в сторону электровоза, после чего они с Карибом и Вукой направились в мою сторону.
– А деньги?! – взревел стоящий на аппарели капитан Петер, бросаясь следом. Я отодвинулся от люка, чтобы снизу меня не заметили. Граф вошел в салон, за ним поднялся Кариб, а мистер Чосер, лучезарно улыбаясь, поспешил навстречу капитану.
– Так бушевать положено скорее океану, нежели человеку! – закричал он еще издалека. – Дорогой мой, успокойтесь, молю вас, и выслушайте меня…
Он подхватил капитана под локоть, не пуская к составу, негромко заговорил. Лицо его было ласковым и заботливым, но Петер смертельно побледнел и потер горло. Попятился, вырвав локоть из цепких пальцев человека-лозы, развернулся и, теряя остатки самообладания, побежал назад к барже.
Последнюю бочку поставили на платформу. В электровозе громко зарокотало, и «стальные куртки» стали усаживаться на ящиках с ореховой скорлупой. На барже по знаку капитана Петера матросы убирали аппарель.
– Э, а мы? – удивился Чубан, один из шестерых грузчиков, оставшихся на платформе с бочками. – Они чего, без нас уплывают?
– Ходу назад, ребята! – приказал Гаррис, поправил бандану и первым спрыгнул на бетон, но стоящий там Джуса приказал:
– Лезьте в последний вагон.
– Это с чего вдруг? – спросил Гаррис.
– Наверху не хватает людей, поможете.
– Ты сдурел? А кто нам платить будет? И назад мы как потом?
– В вагон лезь, – повторил Джуса.
– Да пошел ты! – сплюнул Гаррис. – Ты уже не помощник кэпа, не командуй!
Удар в лицо сбил его с ног. С криком бригадир вскочил, в руке блеснул нож. Кривая сабля выскочила из ножен и плашмя врезала ему в плечо. Гаррис с рычанием бросился в атаку – и был встречен еще одним ударом, теперь по голове. Джуса бил так, чтобы не нанести серьезных повреждений, но острый край резанул Гарриса по носу, и тот снова закричал. Бригадир отшатнулся, получил вдогонку еще один удар, по груди, и тут же – по колену. Для толстяка Джуса двигался очень проворно, сохраняя на лице презрительно-скучающее выражение, будто наказывал за провинность дворового пса.
Гаррис упал, выпустив нож, потянулся к нему и завизжал, когда каблук сапога впечатал его кисть в бетон.
– А вы что стоите? – спросил Джуса, поворачиваясь к остальным людям с баржи. – Всем в тот вагон лезть!
Кто-то из «стальных курток» достал пистолет, и грузчики попрыгали с платформы. Состав дернулся, я распластался на крыше, чтобы не скатиться. Грузчики стали забираться в последний крытый вагон. Джуса поглядел на извивающегося у ног Гарриса, концом сабли подцепил платок на его голове и сдернул, обнажив большую плешь.
– Ха… – саблей он провел по лысине красную линию. – Так ты у нас господин Большая Голая Поляна?
Кто-то из «стальных курток» засмеялся.
– У тебя теперь главная забота, дружок: уйти отсюда живым. Хочешь жить? Целуй сапог. Ну!
Бригадир задергался, пытаясь высвободить руку, другой ударил Джусу по лодыжке, и тот вновь провел саблей по его плеши, нарисовав там крест. Кровь потекла по волосам, по дергающейся голове.
– Хорошая мишень, мистер Джуса, – один из его людей поднял пистолет. – Спорим, я с пяти метров точно в центр свинец засажу?
– Со своей маманей спорь, твой папаша тебя заделал или нет, – отрезал Джуса.
Грузчики, для которых прежде всего и предназначалась эта сцена, столпились в дверях вагона. Убрав ногу с кисти бригадира, Джуса бросил: «Лезь внутрь, живо!» – и зашагал к платформе, куда забрались «стальные куртки».
Состав, загудев громче, медленно покатил к эстакаде. И одновременно «Двузубец» дал протяжный гудок. Капитан Петер не желал оставаться здесь ни единой лишней секунды – по его приказу матросы не только втащили на борт аппарель, но и перерубили тросы, удерживавшие баржу у причала.
Джуса запрыгнул на платформу, повернулся. Гаррис встал, пошатываясь, поглядел на отчаливающую баржу, на состав. Джуса взялся за саблю. Увидев это, бригадир прыгнул в раскрытый проем вагона, едва не упал с края, но его поддержали и помогли забраться внутрь. Он обернулся, безумным взглядом провожая баржу и баюкая скрюченное запястье. По лицу стекала кровь из пореза на голове.
– Лун, запри их пока что, – велел Джуса, и тот из его подручных, который хотел использовать голову бригадира грузчиков в качестве мишени, спрыгнул на парапет. Прежде, чем состав успел разогнаться, он задвинул дверь вагона и накинул засов, а потом вернулся к своим, устроившимся на ящиках.
Колеса стукнули громче, крыша подо мной накренилась – мы достигли эстакады. Я улегся головой поближе к люку, чтобы поток теплого воздуха из салона овевал меня. Справа ползла каменная стена, слева внизу был парапет и темная вода за ним.
– Южанин хочет, чтобы все началось побыстрее, – донеслось из вагона, и я уставился в люк. У графа Алукарда был глубокий баритон с легкой хрипотцой – бархатистый, красивый.
– Как значимо это звучит: «Все началось»! – хохотнул человек-лоза. – И как точно, не правда ли? Ведь это действительно начало всего. Наша акция в России была лишь подготовкой, прологом. Либретто к симфонии гибели, которая грянет вскоре. Мы перевернем судьбу Сплетения!
Я крепче вцепился в край люка. Последнее слово было мне знакомо – его уже произносил Мистер Икс, и оба раза оно звучало так, словно было названием. Вот только понять бы: чего именно?
– Но ты, – продолжал Вука, – имеешь привычку определять будущее событие еще значимее: Искупление. Звучит очень серьезно… и немного по́шло.
– Они действительно искупают свою вину, – возразил граф.
– Перед кем же?
– Перед нашим великим предком. Перед нашим великим родом. Перед всей Румынией. Или ты не согласен?
Мистер Чосер пожал плечами:
– Сдается мне, нашего великого предка, наш род и Румынию обидели венгры, а не вся Европа, которую ты собираешься наказать.
– Она поддержала их.
– Европа скорее уж просто не вмешивалась, поскольку происходящее устраивало ее.
Я напряженно слушал, пытался понять смысл разговора. Славный предок, славный род, предательство венгров… О чем они говорят?
– Двенадцать лет тюрьмы, Вука, – снова заговорил граф. – Двенадцать лет в смрадной венгерской тюрьме. А после – отвратительный документ, фальшивка, написанная по приказу этого мерзавца Корвина, чтобы опорочить честь того, кого он предал и продержал в заточении столь долго… Поганая, гадкая, подлая фальшивка.
– Но ты же знаешь – он и правда сажал людей на кол, – примирительно возразил Чосер.
– Конечно – своих врагов. То были времена решительных нравов и гордых сердец. Кровожадные и дикие времена… великие времена. Так или иначе, все должно свершиться со дня на день. Мы поможем Южанину, а он поможет нам.
В глубоком, властном, уверенном голосе графа было нечто, от чего пробирала дрожь. Едва заметные, но явные нотки безумия – вот что звучало в нем. Медленно-медленно я подался вперед, заглядывая в люк. Кариб стоял у пульта спиной к салону, а мистер Чосер с графом расположились на диванах, возле столика с радиопередатчиком. Вука, раскрыв дверцу бара, достал высокую бутыль с двумя бокалами. Граф положил ногу на ногу и бросил цилиндр на столик.
Осторожно потянув из кобуры револьвер, я увидел, как из ствола потекла вода, и засунул его обратно. Состав начал поворачивать, следуя изгибу эстакады, – впереди рельсы уходили в темноту туннеля.
Я достиг своей цели: все мои враги были рядом, прямо подо мной. Вот только у меня не было ни малейшей идеи, как расправиться с ними.
2
Туннель шел большой дугой, он все загибался и загибался, вокруг было темно… а потом сверкнуло солнце, и я зажмурился. И когда открыл глаза, мы уже ехали по замковой стене.
Здесь дул холодный ветер. Стуча зубами, я отодвинулся от люка и лег на бок. Рельсы были проложены по глубокой каменной выемке между двумя бордюрами, идущими по верхушке изогнутой в виде подковы стены. Мы выехали на нее из склона – и, проехав через всю стену, должны были снова въехать в склон. Впереди висел воздушный шар, закрепленный веревочной лестницей и тросом. Сообразив, что сейчас дозорный из гондолы увидит меня, я пополз к краю крыши, чтобы спрыгнуть с электровоза, но остановился, когда понял, что в корзине шара никого нет. Переведя дух, вернулся на прежнее место.
Перед отверстием туннеля на другом конце стены, сбоку от рельсов стояла сложенная из камней будка с окошком. Вход в туннель, к которому мы довольно быстро приближались, перегораживал шлагбаум-бревно.
Озеро в кольце высоких скал раскинулось с одной стороны от меня, а с другой был замковый двор. Я повернулся к башне с фасетчатым шаром на шпиле, задней частью примыкающей к горе. У ее подножия стояло несколько построек, похожих на бараки или склады. Железный шпиль ярко блестел на солнце, а уж как сверкал шар… Словно клубок желтого огня, причем по мере нашего движения одни его фасеты гасли, а другие вспыхивали, и казалось, что шар поворачивается. Теперь я лучше разглядел опоясывающую его металлическую дугу – кажется, она могла вращаться вокруг шара. На дуге был закреплен радужный кристалл. Я даже приблизительно не мог понять, что это за устройство.
Во дворе не было ни одного человека. Такой большой комплекс не может обойтись без множества людей, но я не видел никого, да и наблюдателя в корзине нет… О чем это говорит – замок собираются покинуть?
Состав успел преодолеть половину пути, мы находились почти точно над входом в пещеру, когда снизу донесся звучный голос графа:
– В последнее время агенты Мессии давали о себе знать?
– Какой-то дирижабль преследовал баржу, – ответил Вука. – С виду – цыганский цирк. Они даже атаковали нас, когда мы были в шлюзе. Пришлось мне воспользоваться своей Аккельте.
– Что же, должно быть, они растерянны, если решились на такой шаг, – задумчиво изрек граф. Как и мистер Чосер в некоторых своих ипостасях, Алукард говорил велеречиво, торжественно, но если Вука при этом был ироничен, то граф – сама серьезность. Он словно вещал с трибуны, осознавая важность каждого своего слова, даже когда говорил что-то совсем обыденное.
– Да, растерянны, – весело подтвердил человек-лоза. – Выпустили аэроплан, он стрелял из пулемета, потом сбросил бомбу. Пришлось угостить вредную пчелку поцелуем моей крошки. – Сверху я увидел, как сидящий на диване с бокалом в руках Чосер любовно похлопал по трости, которую поставил между ног. – Моей нежной, моей ласковой Аккельте.
– Ты стрелял из нее на глазах у команды баржи?
– А что было делать, что было делать?! К тому же я ведь знал, чем для них закончится плаванье, – так какое имеет значение, что они увидели Аккельте в действии?
Я слушал очень внимательно. Значит, Мессия? А перед тем они упоминали некоего Южанина… Он был их союзником, причем высокого уровня, ну а Мессия – врагом. Значит, я не ошибся: это его аэроплан напал на баржу. Или, по крайней мере, его союзников. Отчаянная попытка помешать доставить бочки с адским мылом в озерный замок…
– Летающая сосиска цыган появлялась еще дважды, – заключил Чосер. – Могла ли она проследить за нами до озера, вот какой вопрос заботит меня.
Аппарат на столике зазвенел, и Чосер схватил лежащую на нем трубку, от которой к корпусу тянулся провод. Я почти привык к странным технологиям, которыми владели, кажется, все имеющие отношение к этому делу, и уже ничему не удивлялся. По-видимому, устройство на столике следовало называть радиотелефоном.
Подняв трубку, мистер Чосер мгновенно сменил личину. Теперь он был клерком, секретарем при важной особе.
– Я слушаю. Говори! – деловито произнес он. – Разворачивается? Нет, мы еще не… Секунду. – Чосер посмотрел на графа. – Это оператор с башни. Судно капитана Петера собирается покинуть озеро. Оператор спрашивает, должен ли он…
– Он может начинать, – перебил граф, поднимаясь с дивана. – Прямо сейчас. Немедленно.
– Немедленно! – повторил Чосер в трубку. – После этого покинь рубку управления. Спускайся в депо, поступишь в распоряжение Джусы.
– Диего, притормози, – велел граф. – Я желаю полюбоваться зрелищем.
Кариб на что-то нажал, и состав начал замедляться. Переместившись вбок, я снова осторожно заглянул в люк. Граф с Чосером подошли к окну, а поезд остановился, хотя гудение под полом не смолкало. Сзади донеслись голоса «стальных курток», рявкнул Джуса, и они замолчали.
– Вот она, – произнес Чосер.
Сверху я увидел баржу раньше их: «Двузубец» двигался прочь от пещеры, прямым ходом к ущелью, по которому мы достигли озера. Он целиком показался из-за края стены, и тут пятно желтого света пробежало по составу, будто огромный солнечный зайчик. Следом другое, третье… Я оглянулся. Дуга на фасетчатом шаре вращалась. Воздух над башней мерцал, там медленно проступала световая воронка, упиравшаяся в шар узким основанием.
В проеме люка было видно, как граф сжал кулаки, уставившись в окно. Чосер, отойдя к Карибу, показал на Алукарда, как мне почудилось, с иронией.
Судно почти достигло середины озера, когда от башни полился гул. Небо над ней украсилось всполохами, световая воронка загустела, налилась красками.
Фасетчатый шар полыхнул огнем, и сквозь радужный кристалл на дуге выстрелила молния.
Длинный, ветвистый разряд, протянувшись над озером, впился в баржу. С оглушительным треском он извивался и дергался, хлестал по палубе, полосовал ее, будто кнут. Разряд прошелся от носа до кормы, разбивая и круша все на своем пути. Тонкими щупальцами от него ответвлялись молнии поменьше, били в оставшиеся на палубе ящики, ломали доски, ограждение, борта. Одна подхватила фигурку бегущего человека, закрутила в воздухе и отбросила в воду.
Башня низко гудела, все вокруг дрожало. Сияние затопило чашу горного озера. Бьющая из кристалла гигантская молния налилась режущим глаза свечением, достигла кормы и разворотила ют. Накренилась одна труба, другая повалилась за корму. Во все стороны ударили струи пара. Оглушительное шипение прокатилось по долине, отразилось от склонов, у меня зазвенело в ушах… А потом ют исчез во вспышке пламени. Его крыша взлетела, подпираемая снизу густыми белыми клубами, и рассыпалась на куски. Облако пара целиком накрыло баржу. Языки огня пробились сквозь него вместе с дымом, и все это смешалось в грязно-белое, с проблесками красного и багрового, пятно, которое медленно росло посреди озера.
Как только молния погасла, стихло и льющееся от башни гудение. Уши у меня заложило, я несколько раз сглотнул и заглянул в люк. На лице Кариба была кривая улыбка, мистер Чосер наблюдал за катастрофой, небрежно облокотившись на трость, а граф Алукард подался к окну, пожирая взглядом происходящее внизу. Выпуклые глаза его стали как у голодного зверя, – они сверкали ненасытным темным огнем.
Облако взрыва редело, сквозь него проступали качающиеся на воде обломки. Некоторые дымились, другие еще горели. Вода в озере волновалась, между скалами ходили волны. Чосер, сунув трость под мышку, негромко похлопал в ладоши. Граф вздрогнул, моргнул, разжал кулаки. Потер руки, приходя в себя, отступил от окна и произнес буднично:
– Едем дальше.
Кариб вернулся к пульту, и мы снова поехали. Шар на шпиле больше не сверкал, дуга не двигалась, в небе над башней дотлевала, постепенно исчезая, световая воронка. Втянув воздух ноздрями, я ощутил запах озона. Ясно было, что смертельный процесс, уничтоживший «Двузубец» с командой, был того же рода, что и взрыв, разрушивший купол Всемирной Выставки. Почти с благоговением я посмотрел на шпиль с шаром. Какая мощь! Я опять стал свидетелем действия невероятной, фантастической, чуть ли не мистической технологии, в существование которой раньше не мог бы и поверить.
Поезд приближался к туннелю, и вышедший из будки часовой поднял шлагбаум. Отодвинувшись от люка, я внимательнее поглядел вперед. А ведь туннель совсем небольшой. Зазор между электровозом и сводом такой, что меня просто расплющит.
Состав двигался не быстро, но прыгать на каменные бордюры, между которыми шло углубление с рельсами, слишком опасно. К тому же, хотя грузчики заперты в вагоне, но «стальные куртки» сидят на платформе с ящиками и сразу увидят меня. Я отполз от люка, приподнялся. Часовой стоял на краю стены у въезда и глядел на приближающийся состав.
Когда электровоз достиг туннеля, я поджал ноги, развернулся к будке и прыгнул. На крыше ее перекатился, улегшись лицом кверху, вытащил револьвер и замер, направив ствол в небо. Мой маневр остался незамеченным, стук и гудение состава заглушили шум падения.
Мимо один за другим катили вагоны, а я разглядывал револьвер. Вряд ли он выстрелит, хотя кто его знает, патроны-то герметичные, вода не должна была повредить им. Стук колес начал стихать, прозвучали шаги, скрипнула дверь. Часовой что-то произнес, будто говорил сам с собой. Теперь он был подо мной, но голос донесся со стороны рельс, потому что в ту сторону выходило окно будки. Опять раздался скрип, а после – приглушенные шлепки. Чем он там занимается?
Я сел, продолжая изучать револьвер. Вроде бы ничего такого, что может выйти из строя из-за воды, там нет, но черт его знает, в рабочем ли он состоянии. Перебравшись к краю будки, я прислушался к затихающему стуку колес. Вдруг он смолк – поезд остановился, причем не очень далеко. Эхо донесло отголоски голосов, лязг. Нужно идти вслед за составом, но часовой заметит. Стрелять нельзя – услышат. Я с сожалением убрал револьвер в кобуру и сглотнул. В горле першило, хотелось закашляться, чтобы очистить его. Купание в холодной воде не прошло даром, к тому же одежда и обувь были насквозь мокрые.
Взявшись за край крыши, я свесился, медленно наклоняя голову и заглядывая в окно без стекла. Подоконник… край стола… руки… а это что такое? Ага, он там в карты играет сам с собой.
Я повернулся спиной к окну, присев на самом краю, несколько раз глубоко вдохнул. Когда сердце заколотилось быстрее, резко подался назад и соскользнул с крыши, крепко держась за нее. Распрямив руки, качнулся в проем окна, выбросил вперед ноги – и угодил подошвами в лицо часового. Под каблуком хрустнуло, он вскрикнул, но тут мои пальцы сорвались, и я грохнулся спиной на стол. Хорошо, что кроме игральных карт на нем ничего не было, и очень хорошо, что он выдержал толчок.
В отличие от стула, ножки которого подломились.
Когда стул опрокинулся вместе с часовым, я соскочил на пол, схватил обломок и ударил его по голове, угодив в лоб. Часовой затих. Кривясь от боли в пояснице, я перевернул тело на бок, выдернул пистолет из кобуры и увидел, что это «люггер» на восемь патронов. Вполне надежная австро-немецкая машинка… ну вот – удача!
Часовой не шевелился. Я стащил с него сапоги, освободил от одежды. Разделся, нацепил чужой наряд – штаны оказались впору, хотя рубаха с курткой великоваты – сунул в кобуры «люггер» и свой револьвер. Потом связал часового своей одеждой. Ненадежные путы, но в будке не было веревки, да и придет он в себя не очень-то скоро.
Кровь из разбитого носа образовала лужицу вокруг головы часового. А ведь я вообще не вспомнил о том, что боюсь крови, хотя когда-то от одного ее вида мог упасть в обморок. Как же я изменился за последнее время! Все эти смерти… Вспоминая себя в тот день, когда посреди нашей гостиной Джейн достала пистолет и сказала, что мы собираемся грабить банк, я будто глядел на полузнакомого юнца, слишком самонадеянного и смешного в своей уверенности, что он все на свете знает.
Дыхание успокоилось, сердце стучало ровно, спокойно, деловито. Покинув будку, я по шпалам шагнул в туннель, думая о том, что разучился улыбаться. Почти разучился. Когда-нибудь я смогу рассмеяться… Но только после того, как Вука Чосер, Кариб, Джуса и граф Алукард будут мертвы.