Самбо это сразу поняла, но обе женщины никак не могли понять. Римма Тимофеевна только что вернулась после безуспешных поисков сына и зашла к Пролеткиным на минутку. Узкое лицо ее обрамлял светлый платок с яркими розами, концы платка были заправлены под воротник коричневого пальто. Она стояла, сложив на животе руки и глядя на ребят без всякого выражения. Ксения Ивановна сидела, тоже сложив руки на животе и тоже глядя на ребят, но она усиленно двигала бровями и часто моргала, тщетно пытаясь уразуметь, что ей втолковывает внучка. Наконец она замотала головой:
— Какие-то там отпечатки… Какие-то там магнитные кисточки… При чем тут кисточки? При чем тут отпечатки? Ты, Машка, мелешь что-то, а сама не понимаешь что.
Детектив и Самбо беспомощно переглянулись. К счастью, на подоконнике осталась стоять пластмассовая коробочка с железным порошком и магнитом. Петя попросил лист бумаги, прижал к нему большой палец и на глазах у женщин проявил отпечаток. Затем ребята повторили свой рассказ сначала.
— Ну, ясно! Ну, довольно! — нетерпеливо воскликнула Ксения Ивановна. — Машка, ну что ты кричишь, словно я глухая или дура какая-нибудь! Это же ясно как день: надо вспомнить, у кого из Люськиных приятелей не хватает большого пальца.
— Я таких не знаю, — сказала Самбо.
Ксения Ивановна обратилась к Римме Тимофеевне:
— Может, у Митьки есть такой друг? Припомните-ка! — Бабушка окинула взглядом Петю, потом Машу. — Удивительно прямо! На вид у них одни глупости в голове, а вот иногда возьмут да и додумаются до такого…
Римма Тимофеевна вслух перебирала Митькиных знакомых.
— Вовка Ершов — у него вроде все пальцы на руках… У Андрюшки Лисовского тоже как будто все… и у Володьки Мартынова все… У Коли Либровича тоже все… — Римма Тимофеевна помолчала. — Слушайте! Есть у Митьки еще один… Федька Ладушкин, только я его никогда в глаза не видела: он моему Дмитрию каждый день по телефону звонит, гуляют они вместе, а к нам в дом этот Федька ни разу не приходил. Может, и приходил, да когда нас с отцом не было. Митька с ним недавно познакомился, в пионерлагере.
— Ну, а телефон… телефон вы этого Федьки не знаете? — спросила Ксения Ивановна.
Римма Тимофеевна задумалась, покусывая тонкие губы.
— Мы ему записную книжку красивую подарили. Митьке, значит, на день рождения. А ну-ка, погляжу, не в столе она у него?
Митина мама ушла и скоро вернулась с маленькой записной книжкой в кожаной тисненой обложке.
— Телефона нет, только адрес, — сказала она и положила записную книжку на стол.
«Ладушкин Ф., — прочитали все. — Большая Грузинская, д. 37/1, кв. 22».
— Это до Белорусского надо ехать, а там пешком, — пояснила Ксения Ивановна.
— Что ж… поеду, — сказала Римма Тимофеевна и стала заправлять концы платка под отвороты пальто.
Тут Самбо заявила, что она обязательно поедет с Риммой Тимофеевной. Она сказала, что Римма Тимофеевна для Люси человек посторонний, что Заноза может не послушаться ее и сбежать куда-нибудь еще дальше. И еще она сказала, что Римма Тимофеевна человек взрослый, не понимает детской психологии, а потому не сможет воздействовать на четырехпалого Федьку, если тот откажется сообщить, где скрываются беглецы.
Ксения Ивановна сначала возражала, а потом всплеснула руками и сказала:
— Ну ладно, ладно! Поступай как хочешь. Я знаю, что ты всегда настоишь на своем.
Петя и думать не стал, чтобы расстаться с Самбо и вернуться домой. Ведь это он со своим искусством следователя установил тот факт, что у Занозы существует третий, четырехпалый сообщник. Разве мог он теперь спокойно лечь спать и не увидеть собственными глазами этого четырехпалого Федьку! Петя сказал, что он поедет вместе с Самбо и Риммой Тимофеевной.
Уже выйдя в переднюю, Римма Тимофеевна вдруг заколебалась:
— А сколько времени-то? Небось уже двенадцатый час.
Ксения Ивановна взглянула на ручные часы.
— Семнадцать минут двенадцатого, — сказала она.
— Неловко ночью людей беспокоить.
Ксения Ивановна возразила, что ничего тут неловкого нет, что по такому важному делу можно и в три часа ночи разбудить людей.
Экспедиция отправилась в путь.
Пока ехали в метро, пока шли переулками мимо древних деревянных развалюшек, мимо новых многоэтажных домов, пока искали на Большой Грузинской дом 37/1, прошло полчаса. Оказалось, что войти в этот дом можно не с улицы, а только с переулка, и, пока выяснили это обстоятельство, потеряли еще несколько минут.
Словом, только около двенадцати Римма Тимофеевна, Самбо и детектив вошли под мрачную арку ворот старого-престарого дома, отыскали подъезд с грязной лестницей, освещенной слабенькой лампочкой.
Квартира двадцать два находилась на первом этаже.
— Господи! Неловко-то как! — сказала Римма Тимофеевна, глядя на кнопку звонка. Она так и не решилась позвонить.
Вместо нее позвонила Самбо. Все умолкли. Долго стояла полная тишина, потом кто-то спросил басом:
— Кто там?
— Гражданин, извините, пожалуйста, — неестественным голосом проговорила Римма Тимофеевна. — Ладушкины не здесь живут?
— Ну, я Ладушкин. А что?
— Товарищ Ладушкин… вы извините, конечно. Только как бы нам поговорить… Дело у нас очень важное.
— Какое дело?
Римма Тимофеевна с тоской смотрела на закрытую дверь и тискала худенькие пальцы.
— Товарищ Ладушкин, вы такого мальчика, Митю Клюквина, не знаете? Он вашему Феде приятель.
— Ну, знаю. Бывал.
— Так вот, гражданин Ладушкин, исчез мальчишка-то. Нам бы поговорить с вами, порасспросить кое о чем.
— Погодите, оденусь, — сказал гражданин Ладушкин, и за дверью послышались шаркающие шаги.
Через некоторое время дверь открылась. Римма Тимофеевна и ребята вошли в переднюю, так заставленную старыми шкафами, какими-то ящиками и сундуками, что повернуться было негде. Товарищ Ладушкин встретил экспедицию в майке и широких черных брюках. Он был такого же роста, как Дер Элефант, только жилистый и худощавый, с мясистым носом и резкими морщинами на лице. Скрестив на груди волосатые руки, он смотрел на пришедших подозрительно и недружелюбно.
— Гражданин Ладушкин, вы очень простите нас, что мы так поздно… — заговорила Римма Тимофеевна. — Вы, наверно, спали, а мы… Вы уж нас простите… Только, понимаете, какое дело, мальчишка мой пропал, Митька. С вашим сыном он в пионерлагере познакомился, а с ним еще девочка убежала, вот ее сестра. — Римма Тимофеевна кивнула на Самбо. — Вот мы и пришли… Может, о них ваш Федя чего-нибудь знает?
— А откуда ему знать? Он четвертый день корью болеет.
Члены экспедиции переглянулись и стали пятиться к двери.
— Корью… — пробормотала Римма Тимофеевна. — Ну, тогда извините! Вы уж простите нас, что мы вас разбудили.
Римма Тимофеевна вышла на лестницу, Самбо хотела последовать за ней, но детектив удержал ее за локоть и обратился к гражданину Ладушкину:
— Скажите, это правда, что у вашего сына не хватает одного пальца на руке?
— Чего?.. — не понял гражданин Ладушкин.
— Я хотел спросить… Ну… Нам казалось, что у вашего сына нет большого пальца… Я только не знаю, на какой руке, на правой или на левой…
— А куда ему деться, большому пальцу? — сказал гражданин Ладушкин и с еще большей подозрительностью уставился на Петю.
Римма Тимофеевна, Самбо и детектив смущенно заизвинялись и поспешно удалились. Они услышали, как гражданин Ладушкин захлопнул дверь на английский замок, потом брякнул цепочкой, потом задвинул какой-то засов.
— Что же это такое? — сказала Самбо. — Значит, он не Четырехпалый?..
— Да, Четырехпалый где-то еще, — грустно ответил детектив.
Всю дорогу до метро Римма Тимофеевна гадала, который из Митькиных друзей может оказаться Четырехпалым.
Вагоны метро были уже на две трети пусты. Римма Тимофеевна и Петя сели, а Самбо по села. Правой рукой она ухватилась за поручень над своей головой, а локтем левой руки закрыла глаза и заплакала.
— Маш, ну чего это ты? Маша, да ну, будет тебе! — стала успокаивать ее Римма Тимофеевна, а сама еле сдерживала слезы.
— Это я ее довела всякими там своими подозрениями. Это я ее все время отлупить хотела, вот она и… — Самбо еще плотнее уткнула лицо в локоть и зарыдала так громко, что пассажиры стали оглядываться.
Римма Тимофеевна успокаивала Машу, но у нее самой дрожал голос и вдоль остренького, внезапно покрасневшего носа скатилась слеза.
Детектив сидел совсем растерянный, не зная, что ему делать, что говорить. С облегчением он почувствовал, что поезд замедляет бег, приближаясь к станции «Аэропорт».
— Вставайте! Приехали! — сказал он своим спутницам и первым подошел к двери.
Самбо и Римма Тимофеевна стали за его спиной.
Кончился тоннель. Перед глазами замелькали редкие пассажиры на перроне станции.
— Вот они! — вдруг на весь вагон закричала Самбо. — Вот они! Вот они!
Петя увидел Занозу и Митьку, идущих вдоль перрона вместе с каким-то гражданином, который явно нетвердо держался на ногах.
Пока поезд останавливался, пока открывались двери, к противоположной стороне платформы подошел поезд, идущий в обратном направлении. Оба поезда остановились почти одновременно. Выйдя на перрон, наши герои увидели, что Люся, Митька и неизвестный гражданин садятся в один из первых вагонов поезда, идущего к центру.
— Бежим! Скорей! — вскрикнула Самбо и понеслась через платформу к этому поезду.
Петя помчался за ней. Двери захлопнулись сразу, как только ребята ворвались в вагон. Растерявшаяся Римма Тимофеевна осталась стоять на платформе.
Самбо и детектив оказались в предпоследнем вагоне, а Митька с Занозой — во втором. Вбежав в вагон, Самбо снова заплакала, но теперь она уже не прятала лицо в локоть.
— Ну куда она едет! Ну что ей там нужно? — сказала она, скривив рот и глядя полными слез глазами на детектива.
Петя понял, что сейчас он должен быть мужчиной, взять все руководство на себя.