— Нет… — Лери затрясла головой. — То есть да… наверное, нетрудно было выведать, какой костюм я заказала. Это могла быть княжна Ксения.
Марк расхохотался:
— Лери, дорогая! Княжна Ксения на голову ниже тебя и в два раза толще.
— Тогда кто угодно…
— Твоя маска болтала с несчастным о любви. И вела себя весьма смело. — Говоря это, Корвин внимательно смотрел на сестру. Что она сделает? Смутится? Рассмеется искусственно? Возмутится?
— Если найду эту сволочь, — задушу, — пообещала Лери ледяным тоном.
— Надеюсь, это не ты застрелила Стаса.
— Марк!
— У тебя был мотив. Как и у твоего жениха.
«Если Стас сказал Друзу хотя бы половину того, что сказал мне…» — дальше голос предков не стал пророчить.
В эту ночь Марку удалось поспать лишь три часа. Сон ему привиделся очень странный. Снился Китеж — как и ожидалось. Его отец префект Корвин разговаривал с каким-то бородатым мужчиной. Собеседник был не стар, но в длинных русых волосах и бороде уже поблескивало тусклое серебро.
— То, что ты говоришь, Кир, всего лишь миф… — заявил префект Корвин.
Говорил Корвин по-русски, и Марк, разумеется, понимал его речь, поскольку знал язык в том же объеме, что отец.
— Нет, не миф. Просто обычно реконструкторы неправильно толкуют выражение «уничтожить до седьмого колена».
— Полагают, что так действует гамма-облучение. Мутации, которые сказываются даже в седьмом колене.
— Нет… кто и зачем будет растягивать надолго проклятие? Месть приятна, когда она на твоих глазах настигает врага. Помедлить чуток… День, другой, месяц… Но столетия? Это смешно. И потом, столь сильное облучение… сам посуди… тут уже в первом колене все вымрут. Уничтожить всех родственников до седьмого колена разом — вот в чем смысл проклятия.
— К сожалению, эта проблема вне моей компетенции, — признался Корвин.
— Вне компетенции!.. — передразнил Кир. — А я Думал, твою планету волнует все на свете. Выходит, вы, как и другие, не видите ничего, кроме собственной задницы.
— Собственную задницу мы тоже не видим… — засмеялся Корвин.
Марк проснулся.
Сон выхватил из генетической памяти какой-то отрывок. Придется наяву дополнить…
Подобные видения не являются патрициям просто так. Марк хотел закурить «трубочку памяти» и прослушать весь разговор до конца, но тут Флакк постучал в дверь его комнаты:
— Нам пора в тюрьму.
Глава VДопрос
Комната для допросов была обставлена почти щегольски. Большой диван, несколько кресел, стол с прозрачной столешницей. Видеокартины на стенах изображали просторы озера Светлояр. Друз, одетый в просторный тюремный балахон, сидел в кресле. На запястьях — силовые наручники. Сейчас они были разомкнуты, но по команде управляющего чипом охранника могли сковать руки арестованного мгновенно. Накануне, после убийства, Друз выглядел ошарашенным, сегодня казался подавленным. Возможно, он до последней минуты надеялся, что каким-то образом его невесте позволят присутствовать на допросе. Но Флакк и Лери остались в приемной, и только Марка допустили к заключенному.
Следователь — невысокий крепыш лет тридцати, круглолицый и веснушчатый, с шапкой светло-русых волос — указал Корвину на казенный неадаптивный стул. Приказчик в лавке — за таким занятием нетрудно его вообразить… Но офицер убойного отдела… Корвин внимательно вглядывался в человека, от которого теперь зависела жизнь его друга. Наверняка упорен, старателен, предан своему делу. Почти идеальный следователь.
— Начальник сыскной Вышеградской канцелярии Гривцов, Андрей Архипович, — представился он.
— Марк Валерий Корвин, — ответил лациец. В эту минуту он пожалел, что сенат так и не утвердил его префектом.
— Я слышал, вы — следователь и патриций и, значит, помните все дела, которые вели ваш отец и ваш дед? — спросил Гривцов.
— Именно так, — подтвердил Марк.
— Надеюсь, вы не будете использовать свой опыт и свою память, чтобы помешать установлению истины?
Корвин поклонился.
Гривцов еще о чем-то хотел спросить коллегу, но тут явился лацийский адвокат. Ослепительно белый костюм, белая шляпа в руке. Адвокат будто на праздник собрался, а не в тюрьму.
— Сервилий Агала, — представился адвокат, пожимая руку Гривцову, Марку он лишь мельком кивнул. — Приступим, господа?
Адвокат-патриций…
«Он сумеет вытащить Друза», — решил Марк.
«Адвокат-патриций на Китеже — подозрительно. Разве это подходящее место для нобиля? — шепнул голос предков. — Отправлен сюда за какие-то прегрешения. Торчит в посольстве и спивается от безделья. Рассчитывай только на себя».
— Как вам будет угодно, — сказал Гривцов. — Первым делом я должен огласить заявление подозреваемого. Ливий Друз отказывается от проведения томограммного допроса, от применения эликсира правды и допроса под гипнозом.
— Но почему? — удивился Марк.
Если во время допроса с мозга подозреваемого снимается томограмма, можно установить с вероятностью девяносто девять процентов, говорит человек правду или лжет. Если Друз не виновен, то почему отказывается?
«А на Лации не мог бы отказаться», — напомнил голос.
— Пусть Лаций обречен, но не унижен. — Друз
дерзко вздернул подбородок.
— Не настаиваю, — сказал Сервилий Агала. — На Китеже суд не принимает во внимание, был допрос томограммный или самый обычный.
— Китежане легко обманывают любую машину, — почти с гордостью объяснил Гривцов.
— Но подозреваемый — лациец, — напомнил Корвин. — Omnis exceptio est ipsa quoque regula[1].
— Но подозреваемый и не настаивает на своей исключительности, — напомнил следователь.
— Что еще? — Марк решил ничему не удивляться.
— Прежде, чем мы начнем допрос подозреваемого, я бы хотел предупредить, что на Китеже за дачу ложных показаний полагается ссылка до трех лет. Итак, приступим, если не возражаете? — поинтересовался Гривцов.
— Никаких возражений… — согласился Агала.
Марк вопросительно взглянул на Друза.
Тот махнул рукой, давая понять, что ему все равно.
— Итак, что вы делали в саду, центурион Друз?
— Искал потерянное оружие.
— Какое оружие?
— Мой бластер. Как центурион инженерных войск я имею право носить оружие.
— И не нашли?
— Нет.
— Значит, оружия у вас при себе не было?
— Именно так.
— Когда вы вышли в сад?
— В шесть часов по местному времени. Точнее — в шесть десять.
— Как долго вы пробыли в саду?
— Точно не знаю… час… может быть.
— У вас есть вживленные часы?
— Есть. Но я пользуюсь ими только в космосе или на Лации, на других планетах отключаю. На Лации, к примеру, сутки короче, чем на Китеже. Перестраивать часы сложно.
— Когда и где вы встретили князя Станислава?
— Ну… около семи… наверное. Около фонтана «девушка с кувшином». На индикатор времени я не смотрел. Мы стали говорить…
— Какие у вас были отношения с князем Станиславом?
— Да никаких… то есть… — Друз смутился.
— У вас была с убитым дуэль, не так ли?
— Была.
— Из-за чего? Или из-за кого?
— Из-за моей невесты. Лери.
— Вчера утром у князя Станислава имелось при себе какое-нибудь оружие?
— Была шпага. Ненастоящая, из псевдостали. — Друз замолчал и вопросительно посмотрел на Марка. Но что означал этот немой вопрос, Корвин не понял.
— Продолжайте, — господин Гривцов был сама любезность. — О чем именно вы говорили с убитым?
— «Эй, привет, что ты думаешь о шпаге?» — издалека крикнул мне Стас.
«Шпагой я владею, — отвечал я. — Ты хочешь драться? »
Стас сделал мгновенный выпад.
Я отскочил.
«Неплохая реакция. Я хочу тебе все объяснить. Ты можешь меня выслушать?»
Новый выпад. И вновь я увернулся.
«Прекрати тыкать в меня шпагой!»
«Это же в шутку! Чего ты обижаешься? Вот смешной!»
«А ты идиот!»
«Возьмите меня с собой на Лаций», — попросил Стас.
— Накануне вы дрались с убитым на дуэли. И после этого Станислав просил, чтобы вы взяли его на Лаций? Я правильно понял? — уточнил Гривцов.
— Именно так.
— Что было потом?
— Мне бы не хотелось об этом говорить. — Друз болезненно поморщился.
— Хотя бы в общих чертах.
— Нет, не могу. Нет.
— Не нужно повторять конкретные фразы князя Станислава.
— Ну… Стас говорил об особенностях патрицианской памяти… генетической памяти… Устроит такой ответ?
— Вполне, — кивнул Гривцов.
Впечатление спектакля. Поначалу Корвин не мог сформулировать, откуда взялось нестерпимое ощущение фальши. И вдруг до него дошло…
— Что за чепуха? — возмутился Марк. — Друз пересказал мой разговор с князем Станиславом. Все это Стас говорил мне! Мне! При чем здесь Друз?
— Прошу вас не мешать допросу. Вы еще успеете дать показания. Продолжайте! — повернулся Гривцов к арестованному. — Вы спокойно снесли все оскорбления?
— Вы не обязаны отвечать! — предупредил Агала. — Никто не обязан свидетельствовать против себя.
Но лациец и не думал запираться:
— Все так и было. Хотел врезать ур… наглецу по зубам. Но он ловко размахивал шпагой. Едва меня не проткнул. Один раз задел… Показалось, что задел — боли я не почувствовал, да и следа не осталось… Я стоял у фонтана. Он в центре площадки. Я предложил ему выбросить шпагу и решить все голыми руками. И тут кто-то выстрелил.
— Расскажите подробнее, — попросил Гривцов.
Агала предостерегающе поднял руку. Но Друз на него даже не посмотрел:
— Кто-то выстрелил. Сбоку. Справа. Из-за фонтана. Я пригнулся. Спрятался за постамент вазы. Знаете, там стоят две огромные гранитные вазы по бокам от фонтана. И еще две напротив.
— Вы видели, как луч попал в князя Станислава? — спросил Агала.
— Да… угодил в спину.
— Невозможно! — воскликнул Гривцов. — Если стреляли из-за фонтана, Стас должен был стоять к вам лицом. И к убийце — тоже.