— Ее нет в пределах видимости. — сухо ответил Денис.
— Ну ты подумай. — Дагния опустилась на стоящий рядом с редакторатом стул. — Второй день хочу заявление об уходе подписать, и никак ее застать не могу! Денис, давай я тебе заявление оставлю. Когда она появится, ты ей подсунь на подпись, а я потом заберу.
— Ты увольняешься? — от изумления Денис позабыл про наши поиски, и положил телефонную трубку рядом с аппаратом. — Покидаешь нас на произвол злой судьбы? С чего это вдруг? Ты ж бегемотовская любимица. Столько трудов положено, чтобы ей угодить в любой мелочи! Столько вазелину истрачено… Рискну предположить, что все это ты делала не из чистой и бескорыстной любви к роскошному бегемотихину телу. Ты же на место второго замреда метила, и больше всего боялась, что Золотухин, подобно черному коту, тебе дорогу перебежит. Потому его и подсиживала.
— Кривляка! На фига мне ваши места. — неожиданно грубо ответила Дагния. — Того и гляди, пулю в спину получишь. Я замуж выхожу. В Германию. Получила визу, и уезжаю навсегда.
Видимо, ее здорово разозлила моя отвалившаяся от удивления челюсть, поскольку она, наконец, соизволила обратить на меня внимание:
— Чего так скривилась? — зло бросила она. — Ты немцев не любишь?
Я лишь молча пожала плечами. К немцам я была равнодушна, зато мысль, что Дагния уберется, наконец, из редакции, доставляла глубокую радость. Но надо же, какая глубокая конспирация! Насколько я знаю, Шенгенскую визу за пару дней не получишь, значит, ждала Дагния довольно долго. И ведь ни слова никому не проронила, вот ведь партизанка! Хотя, возможно, Бегемотова и знала про скорый отъезд, потому и назначила Дагнию завотделом, чтобы позлить Митяя. Она же понимала, что Драгунов, вернувшись, сразу восстановит статус-кво, но не парилась по этому поводу, поскольку через неделю Дагния все равно должна была навсегда покинуть страну.
— Так возьмешь заявление? — нервно спросила Дагния, вновь оборачиваясь к Денису.
— Ни в коем случае. — слегка привстав и изогнувшись в поклоне, ответил Денис. Он тоже нервничал все сильнее, оттого кривлялся тоже больше обычного. — Не готов взять на себя такую ответственность. Госпожа замредакторша два дня назад отбыла в неизвестном направлении, а потому я не берусь передавать ей что бы то не было.
— Как … отбыла? — Дагния слегка побледнела. — Погоди… Но она не могла! Она же одна в редакторате, Драгунов лишь через неделю вернется! Скажи, ты ведь пошутил? — с робкой надеждой спросила она.
— Я никогда не рискнул бы шутить в столь серьезном деле. — вяло ответил Денис. Кажется, его самого утомил собственный замысловатый стиль.
— Но как же тогда? — казалось, Дагния была в отчаянии. — У меня уже билеты в кармане, я должна улететь послезавтра!
— А ты уезжай себе в Германию, и забей на эту работу. — не выдержала я.
— Но документы… — чуть не плакала Дагния. — Тут все мои документы. Я должна их забрать!
— Зачем тебе в Германии трудовая книжка или пенсионное удостоверение? — удивился Денис. — Пусть тебя муж на содержание берет.
Дагния наконец взяла себя в руки и горделиво выпрямилась.
— Ладно, подожду еще пару дней. — сухо сказала она. — Меня греет мысль, что я больше никогда не увижу ваши неприятные лица.
— Неправда ваша, у меня вполне приятное, интеллигентное лицо! — возмутился Денис.
Не отвечая, Дагния поднялась с места и, как-то странно приволакивая ноги, вышла из кабинета. Денис взял было в руку телефонную трубку, но не стал набирать номер, а обернулся ко мне:
— Ну надо же, наша Дагния немца окрутила. И когда успела, спрашивается? С тура до глубокой ночи мозолила тут всем глаза.
— На светских тусовках, наверное. — пожала я плечами.
— А, в театре и на радио? — не поверил Денис. — Вроде, немцы туда не ходят. Предпочитают простонародные развлечения, вроде вульгарной пивнушки.
— Вообще-то, есть еще Интернет. — пояснила я. — Можно сидеть в редакции, и общаться с кем угодно — да хоть с эфиопом.
— О да, эфиоп необыкновенно подошел бы к ее изысканной красоте. — согласился Денис.
— Ладно тебе злословить. — вздохнула я. — Давай продолжим обзванивать больницы.
— Я уже обзвонил все, занесенные в городской справочник. — вздохнул Денис. Прикажете звонить в московские? Или в питерские? Может, на всякий случай отправить телефонограмму президенту?
— Нет. Поехали к следователю. — твердо сказала я.
И вот теперь мы стояли перед разгневанным Стройкиным, и пытались уговорить его взломать дверь Бомотовой.
Сопротивлялся следователь недолго. После каких-то десяти минут переговоров он раздобыл телефон участкового и домоуправа, и лично поехал на встречу с ними к дому Бомотовой. Разумеется, мы с Денисом увязались с ним.
Всю дорогу Денис усиленно болтал. Вероятно, звук собственного голоса успокаивал его нервы, но у меня напряжение только росло. Безумная болтовня мешала мне сосредоточиться. Я гнала от себя тяжелые мысли. Что могло произойти? Бомотову пристрелили, как очередного свидетеля? Но она никого не видела и ничего не знала. Что же случилось? Может, ей стало плохо с сердцем, и она лежит на кровати в своей квартире, не в силах дотянуться до упавшего на пол мобильника? В любом случае, нам стоит поспешить.
Участковый со слесарем уже ждали нас возле подъезда В качестве понятых они на всякий случай прихватили двух старушек, важно обсуждающих с участковым рост преступности в нашем городе. Мы поднялись на четвертый этаж, для верности еще раз позвонили в дверь, и по команде участкового слесарь легко вскрыл шлейперный замок входной двери.
Он распахнул дверь и отошел, а Стройкин бодро вошел внутрь. За ним вразвалочку проследовал участковый, просеменили старушки, а мы с Денисом некоторое время стояли на пороге, не решаясь войти. Наконец, не сговариваясь, взялись за руки и шагнули внутрь.
В коридоре с встроенным зеркальным шкафом царила почти безупречная чистота, зато из комнаты раздавались взволнованные голоса. Все замедляя шаги, мы двинулись на звук. С трудом поместившись в дверной проем, мы остановились там плечом к плечу, и тут Денис слабо охнул, отпустил мою руку и сделал шаг назад. Я обвела глазами комнату, полную народа, и увидела ЕЕ.
Бомотова лежала на спине, слегка повернув голову на бок. В первый момент мне показалось, что она жива. Один ее глаз был широко открыт, второй слегка прищурен, а рот кривился в подобии кривой усмешки. Но, присмотревшись, я увидела засохшие разводы крови на лбу и на ладонях, и лишь тогда поняла, что женщина вовсе не усмехается. Углы ее губ были перекошены уже знакомой мне гримасой смерти.
С трудом преодолев внутреннюю дрожь, я сделала пару осторожных шажков вперед, опустилась в стоявшее неподалеку от трупа плетеное кресло-качалку и закрыла глаза. Недостающие детали складывались, словно пазл, в моем мозгу, и теперь я точно знала, кто убийца. И так же ясно понимала, что доказать ничего не смогу. Нет у меня доказательств, ни единого.
Вокруг раздавались громкие голоса: Стройкин по телефону вызывал экспертов, участковый тоже кому-то звонил, старушки порывались сбегать за какой-то Марьей Федотовной, которая была особо дружна с покойной, но Стройкин тут же бросил трубку и так грозно зарычал на соседок, что я испугалась, что они тоже помрут от инсульта, и будут у нас на руках аж три трупа.
Сосредоточиться на своих мыслях в такой обстановке было невозможно. Я открыла глаза и посмотрела на Бомотову. Мне показалось, она злорадно подмигивает мне: да, Ленка, ни на что ты не годишься в этой жизни. Я умерла, хотя так хотела жить. Я хотела похудеть, потому что еще надеялась на свое маленькое женское счастье — сколько лет оно проходило мимо, в ведь должно было когда-то и заглянуть в мой дом… Но я не дождалась, меня убили, и мой убийца останется безнаказанным.
Ольга Викторовна, простите меня, покаянно думала я. Митяй, вот кто умел хорошо придумывать, вот кто в два счета разоблачил бы преступника. Но Митяй в тюрьме. И он не выйдет оттуда, пока настоящего убийцу не арестуют. Порочный замкнутый круг…
Нет, ты просто слишком легко сдаешься… голос прозвучал как будто снаружи. Ты можешь разоблачить негодяя. Но для этого ты должна переступить через себя. Через обиду, через неприязнь… Ты должна попросить о помощи.
Да, Ольга Викторовна! Кажется, я заговорила вслух, по крайней мере, Стройкин обернулся и странно посмотрел на меня. Да, я знаю, что надо сделать. И я это сделаю. Клянусь!
Не давая себе возможности одуматься, я достала мобильник, нашла в записной книжке нужный номер и набрала его:
— Жанна? Мне снова нужна твоя помощь.
Глава 20
Общая планерка была назначена ровно на полдень. Срочно вызванный звонком Дениса редактор сидел на неудобном стуле возле стены конференц-зала, ссутулившийся и словно постаревший. То, что ведущий журналист газеты в тюрьме, а его заместительница трагически погибла, вызвало у него шок. Возможно даже, Драгунов винил себя за то, что произошло в редакции за последние несколько дней. Вот если бы он не покинул так надолго город…
Собравшиеся в полном составе журналисты, корректоры и верстальщики уныло смотрели на него, изредка переглядываясь и перешептываясь Всем хотелось побыстрее услышать последние новости, но никто не решался первым задавать вопросы. А редактор все молчал.
— Валерий Петрович, подпишите заявление? — наконец, робко спросила Дагния, сидевшая рядом с ним.
— Дагния, но… — мне показалось, что с трудом сдержал стон. — И ты нас покидаешь? Как же так… — и он неловко покачал седой головой.
— Крысы всегда первыми покидают корабль. — негромко сказал Денис, глядя строго перед собой. Дагния метнула на него злой взгляд, но промолчала, а Драгунов возразил:
— Денис, ты не прав. Нельзя так с дамой…
Денис вдохнул воздух полной грудью и только было собрался разразиться очередной завернутой речью, как дверь с треском распахнулась, и в зал ворвалась Милочка. Она мгновенно привлекла внимание публики не только эффектным появлением, но и ярким прикидом — кислотно-салатовым плащиком, с которым контрастировал клетчатый черно-красный нейлоновый шарф, свободно обмотанный вокруг шеи.