[71]Завещание Клейборна Бойда[72](Перевод С. Теремязевой)
1
Как все-таки хорошо, что способность человека соотносить и усваивать суть отдельных явлений ограничивается его весьма поверхностными познаниями о нашей вселенной — не говоря уже о том, что лежит за ее пределами. Хорошо потому, что миллионы человеческих существ, коими кишит Земля, живут в счастливом неведении о мрачных глубинах ужаса, что вечно подстерегают их не только в самых глухих уголках планеты, но и рядом, за поворотом, где притаилась ужасная бездна, в которой бесследно исчезают пространство и время и где могут обитать самые удивительные пришельцы из других миров.
Около года назад я спокойно занимался изучением культуры креолов, живя в Новом Орлеане и время от времени выезжая в болотистые районы дельты Миссисипи, расположенные недалеко от моего родного города. Так продолжалось примерно три месяца, пока я не получил известия о смерти моего двоюродного дедушки Азефа Джилмена, а также о передаче мне — согласно завещанию — некоей собственности, которую дед решил оставить мне как «единственному ученому» среди всех его родственников.
Мой дед в течение многих лет преподавал в Гарварде ядерную физику; затем, выйдя на пенсию, переселился в Аркхем, где читал лекции в Мискатоникском университете. Когда годы взяли свое, он купил домик в пригороде Бостона, где вел довольно уединенный образ жизни; я пишу «довольно», поскольку время от времени дед нарушал свое уединение и отправлялся путешествовать по разным уголкам земного шара. Во время одной из поездок он погиб; это произошло в лондонском портовом районе Лаймхаус. Говорили, что на него внезапно набросилась целая шайка вооруженных бирманских и индийских матросов; все закончилось быстро, матросы тут же разбежались, а дед остался лежать на земле — мертвый.
Я редко виделся с ним; обычно он присылал письма из своих странствий — например, из Нома на Аляске, с Каролинских островов, из Сингапура, Каира, Крегойвакара в Трансильвании, Вены и многих других. Однажды дед прислал мне из Парижа любопытную открытку: на ее лицевой стороне находилась прекрасная гравюра с изображением Национальной библиотеки, а на обратной небрежным почерком деда было написано: «Если тебе попадутся образцы языческих ритуалов, современных или древних, будь любезен, опиши их во всех подробностях и пришли мне в любое удобное для тебя время». Мои креолы придерживались в основном романо-католической религии, поэтому сообщить деду я ничего не смог и просто не стал ему отвечать. Когда же я наконец собрался написать деду, пришло известие о его смерти.
Дедушкины вещи прибыли через две недели — два огромных, туго набитых дорожных чемодана. В то время я с головой ушел в изучение национальных традиций и фольклора креолов, и потому прошел целый месяц, прежде чем я открыл чемоданы и проверил их содержимое, каковое можно было разделить на две части: коллекция весьма любопытных «вещиц», которая привела бы в полный восторг любителей искусства аборигенов, и кипа отпечатанных на машинке или написанных от руки текстов, писем и вырезок из газет.
Разумеется, в первую очередь я занялся предметами декоративного искусства. Через четыре часа, в течение которых я старательно сортировал и раскладывал вещи, я пришел к выводу, что дед распределял их в соответствии с некоей тематикой. Я не великий знаток искусства аборигенов, но, к счастью, на всех экспонатах были этикетки с пояснениями.
Распределять вещи по группам было невероятно интересно. Их было двести семьдесят семь, учитывая несколько образцов, скорее напоминавших обломки, нежели цельные экспонаты. Двадцать пять предметов относились к искусству индейцев США, и еще примерно столько же — индейцев Канады и эскимосов. Несколько вещей принадлежали, несомненно, искусству индейцев майя; были и образцы древнеегипетского искусства. Около ста вещей происходили, скорее всего, из Центральной Африки, еще примерно два десятка — с Востока. Все остальные — а их было большинство — были привезены из южных районов Тихого океана — Полинезии, Микронезии, Меланезии и Австралии. Было в коллекции и полдюжины предметов, происхождение которых установить не удалось. При всем различии этих образцов, между ними просматривалось что-то общее, некая взаимосвязь, объединявшая, к примеру, резные фигурки с островов Океании и тотемы канадских индейцев. Дед об этой взаимосвязи, конечно же, знал, как выяснилось из его записей. К сожалению, мне так и не удалось определить исходные принципы, которыми руководствовался дед при составлении этой коллекции.
Вскоре я понял, что больше всего деда интересовало искусство народов Океании; с первого взгляда было видно, что для своей коллекции он отбирал не простые кустарные поделки, а нечто гораздо большее, но лишь в свете последующих событий я догадался об их истинном значении. Часть из них сразу привлекла мое внимание; я привожу их список вместе с дедушкиными пояснениями на этикетках:
1) Человеческая фигурка с птицей на голове. «Река Сепик, Новая Гвинея. Говорят, что есть обратный вариант, но его тщательно скрывают. В коллекции отсутствует».
2) Кусок плетеной ткани «тапа», острова Тонга. Рисунок: темно-зеленая звезда на коричневом фоне. «Первое изображение пятиконечной звезды, обнаруженное в этом регионе. Аналогов нет. Туземцы не могут объяснить значение рисунка; говорят, что он очень старый. Очевидно, здесь контакт давно утрачен и смысл символики забылся».
3) Бог рыбаков. «Острова Кука. Редко встречающееся изображение обычного рыбачьего каноэ. У бога отсутствует шея, искривлено туловище, вместо ног и/или рук — щупальца. Его имени туземцы не знают».
4) Вырезанная из камня фигурка — тики. «Маркизские острова. Голова лягушки и тело человека (предположительно). На пальцах перепонки? Туземцы ему не поклоняются, но побаиваются».
5) Маленькая головка. «Очевидно, миниатюрная копия каменных идолов со склона Рано-рараку. Типичная работа мастеров острова Пасхи. Найдена на Понапе. Туземцы называют ее “Старший Бог”».
6) Резная притолока. «Новая Зеландия, маори. Исключительная работа. Центральная фигура напоминает осьминога, но это не осьминог, а нечто среднее между рыбой, лягушкой, осьминогом и человеком».
7) Кусок дверной отделки (тале). «Новая Каледония. Обратить внимание: опять пятиконечная звезда!»
8) Фигурка предка. «Вырезана из ствола циатеи. Остров Амбрим, Новые Гебриды. Получеловек-полуамфибия. Если это действительно изображение предка, то налицо связь с культами, практикуемыми на Понапе и в Инсмуте. Упоминание имени Ктулху очень напугало владельца фигурки; почему, он и сам не знал».
9) Маска с бородой. «Амбрим. Интересно отметить: борода состоит не из волос, а из щупалец. Видел подобное на Каролинских островах, на реке Сепик в Новой Гвинее и на Маркизских островах; такая же маска продавалась в одной лавчонке в сингапурском порту. Не продавать!»
10) Деревянная фигурка. «Река Сепик. Обратить внимание: а) нос — щупальце, спускается до самого пояса; б) нижняя челюсть — еще одно щупальце, спускается до пупка. Непропорционально большая голова. Живая модель?»
11) Боевой щит. «Квинсленд. Сложный рисунок, состоящий из многочисленных переплетенных линий. Очевидно, это: а) некий подводный лабиринт; б) изображение сидящего на корточках антропоида, который находится в конце лабиринта. Щупальца?»
12) Подвеска из раковины. «Папуа. Аналогична номеру 11».
Итак, было очевидно, что мой дед подбирал работы с определенной целью, однако что это была за цель — показать ли искусство в его развитии или же отметить одну общую деталь, — сказать было трудно. Я склонялся к последнему варианту, поскольку среди разрозненных предметов неизвестного происхождения были две вещи, которым отводилось особое место в загадочных записках деда. Первая — это пятиконечная звезда, грубо вырезанная из какого-то серого камня; вторая — искусно сделанная фигурка высотой семь дюймов, изображавшая странное существо, какое может привидеться лишь в ночном кошмаре. Это было древнее чудовище, каким, судя по всему, его представляли себе туземцы, разумеется, давно вымершее, если даже когда-то оно и расхаживало по земле. Его контуры в общих чертах напоминали человеческие, но голова была как у осьминога, лицо представляло собой клубок щупалец, а тело было покрыто чешуей. На передних и задних лапах монстра виднелись большие когти, за спиной торчали два огромных крыла. Массивное тело сидящего на корточках чудовища излучало невероятную силу — и вместе с тем страшное, дикое, непреодолимое, разрушительное зло. Это впечатление усиливала слегка наклоненная вперед голова и подобранные, словно для броска, конечности. Эту фигурку дед снабдил не менее загадочной надписью: «К. или кто-то другой?» Я уже говорил, что не являюсь большим знатоком первобытного искусства, и все же моего образования достаточно, чтобы с уверенностью отрицать связь данного экспоната с какой-либо известной древней культурой.
Трудно сказать, в какой стране могли сделать подобную вещицу. Я попытался определить это сам, но ничего не добился. Общий вид фигурки указывал на то, что она очень древняя, возможно, такая древняя, что и представить себе нельзя, ибо зеленовато-черный материал, из которого она была сделана, имел вкрапления совершенно неизвестных мне геологических пород. Рассмотрев фигурку более внимательно, я увидел на ее подставке черточки, которые раньше принимал за царапины; приглядевшись, я распознал в них какие-то надписи иероглифами — ни в одном языке мира я не встречал ничего подобного.
Думаю, не стоит удивляться, что, начисто забыв о креолах, я принялся изучать дедовы бумаги. Принимая во внимание его просьбу подробнее описать обряды креолов, а также страсть к коллекционированию изделий мастеров-аборигенов, можно было заключить, что дед исследовал какую-то форму древней религии, развитие которой пытался проследить на протяжении многих столетий, для чего и забирался в самые удаленные уголки земного шара, где еще можно было встретить ее живых последователей.
Впрочем, все оказалось легче сказать, чем сделать, поскольку записи деда и собранные им вырезки находились в ужасно разрозненном состоянии. Увидев, что они увязаны в аккуратные стопки, я было решил, что тут все систематизировано, однако вскоре столкнулся с такой неразберихой, что вынужден был потратить уйму времени только на то, чтобы разложить записи хотя бы по приблизительной хронологии. По крайней мере, путевые заметки было проще расположить по порядку, поскольку время его поездок и места назначения я мог узнать из других источников. Также я попытался выяснить, что послужило первоначальным стимулом к странствиям моего деда, столь нехарактерным для него в молодые и зрелые годы.
Видимо, своими изысканиями он начал заниматься в ту пору, когда работал в Мискатоникском университете. Цель его первого путешествия помогла разгадать одна любопытная рукопись, которая хранилась отдельно от остальных бумаг. Как она попала в руки деда, осталось для меня загадкой; возможно, его навела на след газетная заметка, вырезанная и прикрепленная к рукописи. Заголовок статьи гласил: «ТАЙНА ПРОПАВШЕГО КОРАБЛЯ РАЗГАДАНА. ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ “ЗАЩИТНИК” ЗАТОНУЛ В МОРЕ!» Далее сообщалось следующее:
«Окленд, Н. З. 17 декабря. По всей видимости, тайна пропавшего в середине августа прошлого года корабля ВМФ Великобритании “Защитник” разгадана. Возле побережья Новой Зеландии рыбаки выловили бутылку, в которой содержалось послание, написанное старшим помощником Алистером Гринби. Хотя писал это человек с явно поврежденным рассудком, в общих чертах можно понять, что произошло с “Защитником”. После выхода из Сингапура корабль попал в штормовой фронт, с середины августа двигавшийся от Курильских островов; это произошло в районе 47 градусов 53 минут южной широты и 127 градусов 37 минут западной долготы. Через десять часов команде пришлось покинуть корабль, при том что шторм не утихал. После этого моряки долго дрейфовали, а потом подверглись нападению жестоких пиратов, которые истребили часть команды. Оставшимся в живых, включая самого Гринби, удалось добраться до небольшого острова, расположенного в архипелаге Гилберта или Марианском. Однако все местные навигаторы в один голос утверждают, что острова, подобного описанному Гринби, в том районе нет, и подвергают сомнению в целом все написанное Гринби о событиях, последовавших за вынужденным оставлением судна».
Текст упомянутого выше послания был написан неровным, размашистым почерком на клочках бумаги, сколотых булавкой. Несмотря на измождение, автор подробно описал все, что с ним произошло, видимо готовясь к смерти в открытом море. Вот он, этот текст:
«Я последний оставшийся в живых член команды военного корабля “Защитник”, вышедшего из Сингапура 17 августа сего года. 21 августа в квадрате 47 град. 53 мин. южн. шир. и 127 град. 37 мин. зап. долг. мы попали в сильный шторм, налетевший с севера. Капитан Рэнделл отдал команду “свистать всех наверх!”, и мы начали бороться за живучесть корабля, однако стихия оказалась сильнее. Во время шестой вахты, когда шторм бушевал уже десятый час, была отдана команда покинуть корабль, который к этому времени начал тонуть из-за пробоины в левом борту, заделать которую мы уже не могли. Мы спустили две шлюпки. Капитан Рэнделл командовал первой, я — второй. Во время пересадки погибли пять человек, которым не удалось добраться до шлюпок, тогда как от затонувшего корабля образовалась огромная воронка.
Волны разбросали наши шлюпки далеко одну от другой, но утром нам удалось сблизиться. Провизии у нас было примерно на неделю; мы считали, что находимся где-то недалеко от Каролинских островов или островов Адмиралтейства, скорее, ближе к последним и Новой Гвинее, так что мы по возможности старались держать курс в этом направлении. На второй день Блейк впал в истерику; мы попытались его успокоить, завязалась драка, в результате которой наш компас упал за борт. Поскольку это был наш единственный компас, его потеря серьезно осложнила наше положение. Тем не менее мы продолжали, как нам казалось, держать курс на острова Адмиралтейства или Новую Гвинею, однако ночью, когда на небе появились звезды, мы поняли, что отклонились далеко на запад. На следующую ночь небо заволокли тучи, и мы потеряли способность ориентироваться. Только Южный Крест и Канопус еще какое-то время слабо светили сквозь облачную пелену.
В последующие дни мы потеряли еще четверых: Сиддонс, Харкер, Петерсон и Уайлз лишились рассудка. Затем, на четвертую ночь, Хьюитт, стоявший на вахте, внезапно издал громкий вопль; мы мгновенно проснулись и услышали ужасные крики, доносившиеся с той стороны, где находилась шлюпка капитана Рэнделла; через несколько минут все стихло. Мы стали звать, но ответа не последовало; стояла полная тишина. Тогда мы решили дождаться утра, поскольку в темноте все равно нельзя было ничего разобрать; между тем ужасные крики продолжали звучать у нас в ушах.
Утром мы принялись за поиски второй шлюпки. Вскоре мы ее нашли — она была пуста. Я приказал подплыть ближе, надеясь, что, может быть, кто-нибудь уцелел и лежит на дне шлюпки, однако в ней не осталось ни одного человека, только валялась фуражка капитана Рэнделла. Я внимательно осмотрел шлюпку. Все было как обычно, за исключением одного: борта были покрыты какой-то слизью. Не знаю, откуда она взялась.
Оттолкнув шлюпку, мы предоставили ей плыть по воле волн. Тащить ее на буксире у нас не было сил, да это нам было и не нужно. Мы уже не знали, где находимся и куда плывем, и лишь надеялись, что держим курс на острова Адмиралтейства. Через четыре часа после восхода солнца Адамс внезапно вскрикнул и показал рукой вдаль — впереди показалась земля! Мы взялись за весла, но суша оказалась дальше, чем мы думали, поэтому мы подплыли к ней только днем.
Это был остров, но таких островов я еще не видел. Примерно милю в длину, полностью лишенный растительности; посреди острова стояло некое подобие здания, торчали черные каменные колонны, а возле самой воды виднелись обломки какого-то строения. У Якобсона был бинокль, я взял его и стал рассматривать остров при свете заходящего солнца. Что-то с этим островом было не так. Почва походила на загустевшую под солнцем грязь. Здание также выглядело как-то странно. Сначала я подумал, что просто обессилел от жары и жажды, но все же решил подождать с высадкой до утра.
На этот остров мы так и не высадились.
В ту ночь дежурить должен был Ричардсон, однако он был слишком слаб, поэтому на вахту заступили сразу двое — Петри и Симондс, на случай если одного из них сморит сон. Измученные, умирающие от голода и усталости, мы вскоре уснули, однако выспаться нам не пришлось, поскольку внезапно послышался пронзительный крик Симондса. Мгновенно проснувшись, я вскочил на ноги.
Симондс сидел на дне шлюпки, широко открыв глаза и рот, и что-то бормотал, уставившись в пространство. Из его слов я понял, что Петри исчез — из воды кто-то выскочил, схватил его и утащил. Больше Симондс не успел ничего сказать. В следующую секунду они, как черти, начали выскакивать из воды и набрасываться на нас! Они были повсюду, со всех сторон!
Мы сражались как сумасшедшие. Я почувствовал, как в меня вцепилась чья-то рука — мне показалось, что она покрыта чешуей — и, богом клянусь, на этой руке были перепонки! Клянусь, что лицо, которое мелькнуло передо мной, было похоже и на морду лягушки, и на лицо человека! И что у этой твари были жабры и она была скользкая на ощупь!
Это последнее, что я помню. В следующую секунду кто-то сильно ударил меня по голове; думаю, что это был спятивший от страха Джед Ламберт — наверное, он принял меня за одну из тех тварей. Я потерял сознание и повалился на дно лодки; видимо, это меня и спасло — твари приняли меня за мертвого.
Когда я очнулся, был уже день. Остров исчез — меня унесло в открытый океан. Я плыл весь день, потом всю ночь; сегодня утром я решил записать все, что с нами приключилось, на тот случай, если не доплыву до земли или если меня не найдут. Я положу свое письмо в бутылку, брошу ее в море и буду надеяться, что кто-нибудь ее найдет, разыщет тот остров и уничтожит гнусных тварей, что погубили капитана Рэнделла и всю его команду, ибо теперь я знаю, что случилось с капитаном и его людьми — ночью их всех вытащили из шлюпки те, кто прячется в глубинах океана, в этих проклятых, адских водах.
Не знаю, что подумали власти в Окленде о послании Гринби, мне же ясно одно: мой дед отнесся к этой истории со всей серьезностью, поскольку среди его бумаг я нашел несколько заметок о подобных случаях — это были краткие сообщения о странных и необъяснимых событиях, рассказы о неразрешимых загадках, таинственных исчезновениях и прочих удивительных происшествиях, которые можно встретить в тысячах газет и которые подавляющее большинство читателей, как правило, не принимает всерьез.
Большей частью сообщения были короткими; очевидно, редакторы и сами считали их чем-то вроде «наполнителя»; несомненно, это понимал и мой дед, справедливо рассудив, что если к случаю с Гринби отнеслись столь недоверчиво, значит, та же судьба ожидает и другие подобные истории. Собственно, у всех вырезанных из газет заметок была лишь одна общая черта — во всех говорилось о вещах чрезвычайно странных и неправдоподобных. Было в этой подборке и несколько длинных статей, посвященных событиям местного значения, а именно:
1. Подробное описание обстоятельств, связанных с исчезновением доктора Шрусбери из Аркхема, штат Массачусетс. К статье прилагались выдержки из его книги под названием «Мифы современных первобытных народов в свете “Текста Р’льеха”». Скажем, такая: «Его морское происхождение неоспоримо, ибо каждый рассказ о Ктулху прямо или косвенно связан непременно с океаном; трудно сказать, происходит ли это от самого Ктулху или вызвано действиями его последователей. Далеко не все верят в миф об Атлантиде, однако и в этом мифе прослеживается некая закономерность, которую не следует отвергать без тщательной проверки. Если же обозначить на карте места, где проявляется наибольшая активность морских существ, мы получаем восемь концентрических окружностей, расположенных соответственно:
1) в южной части Тихого океана, центр — остров Понапе, входящий в состав Каролинских островов;
2) атлантическое побережье США, центр — город Инсмут, штат Массачусетс;
3) подземные водоемы Перу, центр — древний город инков Мачу-Пикчу;
4) Северная Африка и Средиземноморье, центр — Эль-Нигро, оазис в пустыне Сахара;
5) Северная Канада и Аляска, центр — город Медсин-Хэт;
6) Атлантика, центр — район Азорских островов;
7) южная часть США и соседние острова, с центром где-то в Мексиканском заливе;
8) Юго-Западная Азия, пустынная местность в районе Кувейта, где, как считается, погребен в песках древний город (Ирем, Город Колонн?)».
2. Подробный анализ причин загадочного нападения военных и агентов федеральных властей на портовый город Инсмут и его последующее частичное уничтожение.
3. Сообщение об исчезновении Генри В. Окли из его загородного дома возле Брэтлборо с описанием ужасных следов, найденных возле дома.
4. Перевод длинного письма, опубликованного в каирской газете, с описанием странных морских зверей, замеченных у побережья Марокко.
Многие другие заметки, не столь пространные, также касались загадочных событий и удивительных тайн. Я обнаружил подборки сообщений о внезапных бурях, необъяснимых подземных толчках, полицейских облавах на последователей таинственных культов, нераскрытых преступлениях, аномальных природных явлениях, рассказы путешественников, побывавших в самых глухих уголках Земли, и еще массу подобных материалов.
Помимо вырезок из газет здесь было несколько книг — научные монографии о цивилизации инков, две книги об острове Пасхи и весьма сложные для восприятия выдержки из трудов со странными названиями — «Материалы с Целено», «Пнакотикские рукописи», «Текст Р’льеха», «Книга Эйбона», «Рукопись из Сассекса» и тому подобное.
И наконец, были записки самого деда.
К сожалению, они оказались не менее загадочными, чем статьи и книги, и все же кое-что мне удалось понять. Все материалы, которые на первый взгляд казались подобранными произвольно, на самом деле приводили к единому умозаключению, а именно:
1) мой дед шел по следу некоей тайной организации, члены которой поклонялись какому-то существу из другого мира, которого дед называл Ктулху (иногда Ктхулху, Клулу и т. п.) и пытался выяснить местонахождение центра данного культа; некоторые предметы из его коллекции относились к обрядам, связанным именно с этим существом;
2) поклонение Ктулху восходит к древним временам и связано с великим злом;
3) мой двоюродный дед считал, что фигурка, изображающая некое чудовище, есть изображение самого Ктулху;
4) дед был уверен, что все странные события, сообщения о которых он вырезал из газет, имеют отношение к Ктулху или подобным ему существам.
На основании всего вышеизложенного дед пришел к следующим выводам:
«Мы имеем дело с какими-то странными, необъяснимыми явлениями, которые тем не менее связаны между собой. Например, доктор Шрусбери исчез через год после опубликования своей книги, посвященной древним мифам. Британский ученый, сэр Лэндон Этрик, погиб при странных обстоятельствах через шесть недель после опубликования в “Обзоре новостей оккультизма” своей статьи под названием “Люди-рыбы с острова Понапе”. Американский писатель Г. Ф. Лавкрафт умер через год после опубликования своего якобы вымышленного рассказа “Морок над Инсмутом”. Из всех погибших только Лавкрафт, по-видимому, умер своей смертью.
NB: установлено, что Г. Ф. Л. страдал болезненной чувствительностью к холоду. Кроме того, он испытывал отвращение к морю и всему, что с ним связано, и физически не переносил даже вида морепродуктов.
Вывод напрашивается сам собой: Шрусбери и Лавкрафт — а возможно, что Этрик и другие — также вышли на след неких событий, связанных с К.».
«Следует обратить внимание на название оазиса — Эль-Нигро, которое можно перевести как “темный” или “темные силы”; как известно, под словами “темные силы” может подразумеваться не только “дьявол”, но и любое существо из потустороннего мира.
NB: нет указаний на то, что сам К. или его непосредственные слуги объявляются в светлое время суток, исключая рассказ Йохансена, записанный Лавкрафтом. В дневное время действуют лишь второстепенные приверженцы К. Сравните это с записями Гринби! Становится ясно, что Гринби и Йохансен описали один и тот же остров! Но где в таком случае он находится? С Понапе об этом — ни слова. Из Квинсланда — тоже. Нигде никаких упоминаний. И Йохансен, и Гринби считают, что он расположен где-то между Новой Гвинеей и Каролинскими островами, возможно, к западу от островов Адмиралтейства. Кроме того, Йохансен упоминает о том, что остров нестабилен, он то опускается, то поднимается из моря. (Если это так, то что представляют собой какие-то “строения”?)»
«Все прямо или косвенно указывает на реальное существование неких “людей-рыб” или “людей-амфибий”. Их видели в Аркхеме незадолго до исчезновения доктора Шрусбери. Их замечали в Лондоне сразу после смерти Этрика. Гринби называл их “чем-то средним между лягушкой и человеком”! О них писал Лавкрафт, в чьем рассказе “Морок над Инсмутом” объясняется, почему ужасным прислужникам К. для их обрядов нужны только живые люди, что, кстати, и спасло Гринби».
«Помимо рукописей Гринби существуют сообщения о таинственном исчезновении судна “Мария Целеста” и некоторых других. Если морские твари способны влезть на борт двухмачтовой шхуны (см. рукопись Йохансена), то почему бы им не одолеть и более крупные суда? Если данная гипотеза верна, то мы в таком случае получаем ужасное объяснение многих тайн океана, а именно: бесчисленное количество брошенных или исчезнувших судов.
NB: с другой стороны, единственные сообщения, основанные на личном свидетельстве, — и это необходимо запомнить — поступили от людей с помутившимся рассудком».
Дед оставил множество заметок подобного рода, но были среди них и другие, еще более загадочные, хотя и несомненно связанные с предыдущими. По мере того как дед все глубже погружался в свои исследования, его записи становились все более непонятными. Например, в одном случае он, явно волнуясь, писал: «Неужели нет чисто научного объяснения, связанного со свободным перемещением Властителей Древности в пространстве и времени? Наверняка где-нибудь есть указания на то, что позволяет К. и ему подобным выходить из-под власти изученных человеком законов природы». И далее: «А как насчет распада на атомы с последующим восстановлением в другом времени и пространстве? И если время можно считать одним видом измерения, а пространство другим, то упоминаемые “коридоры” есть не что иное, как разломы между этими измерениями. Что дальше?»
Однако самые удивительные открытия я сделал в записях деда, относящихся к последним месяцам его жизни. В них начала ощущаться явная нервозность, уверенность в том, что древний культ, который он изучал с таким рвением, вовсе не ушел в прошлое, а практикуется в наше время и при этом носит откровенно зловещий характер. Все чаще дед начал записывать вопросы скорее для себя, ответы на которые он, по-видимому, не находил.
«Если я все понял правильно, — писал он в одной из своих заметок о путешествии в Трансильванию, — то у моего спутника имеются признаки, характерные для амфибий. Правда, говорит он на чистейшем французском. Не понимаю, где он сел на “Симплон-Ориент”. Я с трудом отделался от него по прибытии в Кале. Неужели за мной следят? Если да, то откуда они обо мне узнали?» И еще: «Я в Рангуне; за мной следят, это несомненно. Преследователь действует очень осторожно; судя по его отражению, которое я заметил в оконном стекле, он не из Глубинных; скорее всего, это представитель народа чо-чо, что вполне логично, поскольку я предположительно нахожусь недалеко от их места обитания». И далее: «Трое в Аркхеме, близ университета. Вопрос: как много, по их мнению, я знаю? Станут ли они ждать публикации, как в случае со Шрусбери, Ворденном и другими?»
Итак, теперь все было ясно.
Мой дед, который занимался изучением таинственного древнего культа зла, попал в поле зрения его последователей, чем поставил под угрозу свою жизнь. И значит, его смерть в Лаймхаусе была вовсе не несчастным случаем, а тщательно спланированным убийством!
2
Я приступаю к описанию событий, благодаря которым я отказался от изучения национальной культуры креолов и полностью посвятил себя проблеме, привлекшей внимание моего двоюродного деда Азефа Джилмена. Мой чисто поверхностный интерес перерос в твердое убеждение, что дед был убит; но, решившись предпринять поиски убийц, чтобы заодно разоблачить и их проклятого предводителя, я обнаружил, что не знаю, с чего начать. Перечитав все бумаги деда, я так и не нашел имени человека, к которому мог бы обратиться за помощью; я даже не выяснил, в каком направлении следует вести поиск. Несмотря на обилие страшных намеков в книгах и записях деда, у меня не было ничего, кроме предпосылок для разработки гипотезы и предварительных выводов, в справедливости которых дед еще сам не успел убедиться.
Разрешить мучившие меня сомнения, равно как и прояснить самые загадочные места в записках деда мне, как ни странно, помогли весьма необычные сны и еще более необычные события, последовавшие за ними. Первый из снов приснился мне сразу после того, как я принял решение расследовать гибель моего деда и завершить его изыскания. Должен сказать, что мои сны вовсе не походили на смутные видения; в них не было никакой сумбурности или фантасмагории; все, что я видел, происходило словно наяву, а не во сне и действовало согласно обычным, земным законам природы. Более того, сны произвели на меня такое впечатление, что я взялся их записывать, дабы не забыть ни единой детали, которые могли бы пригодиться мне в будущем.
Итак, мой первый сон.
Кто-то зовет меня по имени: «Клейборн! Клейборн Бойд! Клейборн! Клейборн Бойд!» Голос принадлежит мужчине, он зовет меня издалека и словно откуда-то сверху. Я просыпаюсь; я вижу голову и плечи какого-то человека. Он седой, с длинными волосами, чисто выбрит, у него выступающий вперед подбородок, полные губы и римский нос, на глазах — темные очки. Он смотрит на меня, дожидаясь, когда я проснусь.
Сцена меняется; голова исчезает. Исчезаю и я сам, вместе со своей кроватью и комнатой. Теперь я передвигаюсь по какой-то улице; я узнаю город — это Кембридж, штат Массачусетс. Я нахожусь в квартале, где живут ученые, преподаватели и юристы. Мне нужно кого-то найти, и вскоре я его замечаю: это высокий худощавый мужчина, одетый во все черное. У него странная походка; шея замотана шарфом, на глазах — темные очки. По-видимому, он не из Кембриджа, хотя неплохо ориентируется в этом городе. Он входит в какое-то здание и направляется прямо в адвокатскую контору Джуды и Байрона. Он говорит, что хочет видеть мистера Джуду. Через несколько минут его проводят в кабинет.
Мистер Джуда — человек средних лет, носит пенсне. У него седые виски, одежда серых тонов — строгий габардиновый костюм. Я слышу разговор незнакомца и адвоката.
— Добрый день, мистер Смит, — говорит мистер Джуда. — Что вам угодно?
Голос мистера Смита звучит очень странно; он шепелявит и булькает, словно во рту у него скопилось слишком много слюны. Он говорит:
— Как я понимаю, сэр, именно вы распоряжаетесь имуществом покойного Азефа Джилмена?
Мистер Джуда кивает.
— Мистер Джилмен занимался некими исследованиями, которые чрезвычайно интересны и для меня, его коллеги, — продолжает Смит. — Я познакомился с мистером Джилменом более года назад, в Вене. Мне известно, что в то время у него находилось большое количество материалов, собранных в процессе исследований. Собственно, эти материалы не представляют большого интереса ни для кого, кроме ученых вроде меня. Не могли бы вы сказать, могу ли я приобрести бумаги мистера Джилмена?
Мистер Джуда качает головой.
— Простите, мистер Смит, но бумаги мистера Джилмена — согласно его просьбе — перешли к его родственнику.
— В таком случае я, может быть, смогу их выкупить?
— Это вопрос не ко мне, мистер Смит.
— Вы не могли бы дать мне адрес этого родственника?
Мистер Джуда колеблется, затем говорит:
— Думаю, что вреда от этого не будет.
С этими словами он называет мой адрес.
Контора исчезает, и вновь появляется голова седовласого мужчины. Он велит мне спрятать бумаги в надежное место. На этом сон заканчивается.
На первый взгляд этот сон не представлял собой ничего особенного, если учесть, сколько времени я провел за изучением бумаг деда. И все же он никак не выходил у меня из головы; я размышлял все утро и наконец, не выдержав, позвонил в контору мистера Джуды, чтобы узнать, не интересовался ли кто-нибудь лично мною.
— Дорогой мистер Бойд, какое удивительное совпадение! — ответил голос на другом конце провода, звучавший точно так же, как в моем сне. — Вчера к нам заходил один человек, и он спрашивал о вас, вернее, о бумагах вашего дедушки. Некий мистер Джефет Смит. Мы взяли на себя смелость дать ему ваш адрес. Честно говоря, он производит впечатление помешанного, но, думаю, он не опасен. Он говорил, что хочет купить бумаги вашего деда или хотя бы их просмотреть.
Итак, к моему великому удивлению, мой сон оказался правдой. Я больше не сомневался, что «мистер Джефет Смит» был вовсе не ученым, а одним из последователей зловещего культа, которые погубили моего деда. А это значит, что вскоре этот человек появится в Новом Орлеане. Что же мне делать? Не думаю, что его остановит мой отказ продать бумаги; он наверняка найдет способ их заполучить. Нужно немедленно сложить все бумаги обратно в чемоданы и отвезти в такое место, где их не сможет найти ни сам мистер Смит, ни его подручные.
Всю оставшуюся часть дня я провел за повторным изучением бумаг, среди которых наткнулся на две любопытные записи, сделанные на обратной стороне конвертов. Обе были, как всегда, загадочными, обе относились к одной и той же теме. Первая запись, сделанная в Каире, гласила: «Андрада? Разумеется, нет!» Во второй, сделанной в Париже, незадолго до роковой поездки деда в Лондон, говорилось: «Спросить Андроса об Андраде». Итак, направление поисков было ясно. Но кто такой Андрос? И где его искать?
Я с удвоенной энергией взялся за бумаги, надеясь найти в них хоть какую-нибудь информацию об Андросе и Андраде — и ничего не нашел. Впрочем, была одна зацепка — судя по латинским именам, их обладатели жили в какой-то испано- или португалоговорящей стране, а поскольку дед бывал в Испании и Португалии лишь проездом, надолго там не задерживаясь, искать этих людей следовало, скорее всего, в других местах земного шара — от Азорских островов до Латинской Америки. Я решил начать именно с нее, поскольку в записках деда было сказано, что свое ближайшее путешествие он намечает в Латинскую Америку.
Времени на размышления у меня не оставалось — день близился к концу, а мне нужно было подготовить бумаги к перевозке. Меня подгонял не только сон, сбывшийся полностью, но и подсознательная убежденность в том, что у меня остается очень мало времени. Я энергично взялся за дело, и к вечеру все было улажено. Кое-что из дедовых записок я запомнил, но сами записки и прочие книги и бумаги, тщательно упаковав, отнес на местную почту, где оставил в камере хранения на срок до девяноста дней, внеся отдельную плату за исполнение следующей инструкции: если по истечении указанного срока я не приду за чемоданами, их следует отправить в библиотеку Мискатоникского университета, в Аркхем. Собрав квитанции, я отослал их почтой на свой адрес, на всякий случай препоручив заботам Джуды и Байрона, которым я также отправил краткую инструкцию.
Когда я возвращался домой, уже стемнело. Что это — мне почудилось или кто-то и в самом деле выглянул из-за угла дома, где я живу? Нет, мистер Джефет Смит не мог так быстро добраться до Нового Орлеана. Отбросив мрачные мысли, я поднялся к себе, предвидя встречу с незваными гостями. Однако комната была пуста, и я слегка улыбнулся при мысли о том, как подействовали на меня бумаги деда и мой странный сон. Я говорю «слегка», поскольку сразу же вспомнил слова деда о том, что последователи культа Ктулху есть во всех уголках мира, поэтому разыскать меня в Новом Орлеане мог вовсе не сам мистер Смит, а кто-нибудь из его помощников, с которым он связался по телеграфу! Неспроста же дед просил присылать ему описания местных языческих обрядов, с помощью которых он намеревался вплотную подобраться к культу Ктулху и подобных ему тварей.
Я погасил свет, подошел к окну и, спрятавшись за прозрачной занавеской, принялся наблюдать за улицей. Квартал, в котором я жил, считался одним из старейших в Новом Орлеане; его дома отличались красотой и изяществом; в них жили в основном художники, писатели и ученые, а также любители музыки всех направлений — от классики до блюза. На улице, где я жил, всегда кипела жизнь, поэтому и сейчас, в десятом часу вечера — что у нас считалось продолжением дня, — повсюду было полно людей. Через некоторое время мне показалось, что вдоль моей улицы прохаживается человек, который чем-то отличается от жителей города. Впрочем, я не был в этом уверен. И все же этот человек явно посматривал на мой дом, вернее, на окна моей квартиры. Он медленно прогуливался по улице на таком расстоянии от дома, чтобы не упустить из виду ни одного входящего и выходящего. Меня поразила его походка — какая-то странная, шаркающая, как у Джефета Смита из моего сна, и что еще хуже — как у людей-амфибий, описания которых я нашел в бумагах деда.
Я отошел от окна, лихорадочно соображая, что делать. Выдвигать обвинение против человека только из-за того, что он прохаживается под твоими окнами, глупо — а вдруг он окажется обыкновенным поэтом в поисках своей музы? Как я буду потом оправдываться? И все же нельзя исключать возможности, что в мою квартиру попытаются проникнуть. Сидя в темноте, я пытался придумать выход из создавшегося положения. Если человек на улице — мой преследователь, то, скорее всего, дело обстоит так: Смит связался с ним по телеграфу и приказал следить за мной и моим домом; караульный занял позицию уже после того, как я отвез чемоданы на почту, и теперь вел наблюдение, дожидаясь прибытия самого Смита. Вполне возможно, что члены секты не захотят привлечь к себе внимание, устроив «инцидент», и потому вряд ли станут открыто врываться в мою квартиру — пока не сочтут, что другого пути у них нет.
Я прождал до полуночи; только когда улица опустела и мой караульный куда-то исчез, я отважился лечь в постель.
В ту ночь я увидел свой второй сон, который оказался еще более удивительным, чем первый, хотя его смысл я понял лишь спустя некоторое время. Как и первый сон, я записал его во всех подробностях. Вот он:
Сон начался точно так же, как предыдущий.
Передо мной появляется седовласый мужчина в темных очках. На этот раз его окружает что-то вроде дымки. За спиной мужчины виднеются смутные очертания какого-то огромного здания. Трудно сказать, вижу ли я здание изнутри или снаружи; между головой старика и кладкой стены я различаю что-то вроде массивного каменного стола. Здание имеет очень странную форму — я таких никогда не видел: это громадный каменный зал с крестовыми сводами, едва различимыми в полумраке; я вижу гигантское круглое окно и колоссальные монолитные колонны, рядом с которыми голова старика кажется совсем крошечной. Вдоль стен тянутся книжные полки, на которых стоят гигантские фолианты; на их корешках видны странные иероглифы. Постепенно из темноты, в которую погружен этот чудовищный гранитный зал, начинают проступать огромные выпуклые блоки, плотно пригнанные к таким же огромным вогнутым блокам; я вижу странные резные фигуры, расставленные по всему залу. Пол мне не виден, как, впрочем, и нижняя часть тела старика.
Он просит меня быть очень внимательным.
Вновь появляется знакомая мне улица. Я узнаю ее сразу — это улица в городе Начес, штат Миссисипи, где я занимался исследованиями до того, как посвятил себя изучению креольской культуры. Я иду по улице, но меня как будто никто не замечает. Впереди я вижу здание почты; я вхожу. Работники заняты своими делами, на меня никто не обращает внимания.
Вдруг происходит нечто странное. Полки, на которых лежат письма, приготовленные к отправке, исчезают, словно растворяясь, и я вижу толстый конверт. На нем стоит мое имя; я узнаю дедушкин почерк. Судя по марке, письмо отправлено из Лондона за день до гибели моего деда. Мне все становится ясно. Письмо вместе с открыткой из Парижа было отправлено в Начес, откуда их переслали в Новый Орлеан, где я работал в то время, однако письмо каким-то образом затерялось и с тех пор так и лежало на почте.
Я снова слышу голос старика в черных очках. Он просит меня не пропустить ни единого слова.
«Мистер Бойд, — дружелюбно, но торопливо говорит он, — сделайте все так, как я скажу. За вашей квартирой следят. Завтра приедет мистер Смит, видеться с которым вам вовсе не обязательно. Завтра же соберите все необходимое и съезжайте с квартиры; выходя из дома, проверьте, нет ли за вами слежки. Уезжайте в Начес. Там сходите на почту и заберите письмо; это письмо вашего деда, оно поможет вам в ваших дальнейших действиях — если, конечно, вы не передумаете. Ни в коем случае не потеряйте его».
Голос затихает, и старик исчезает.
Теперь я уже ни секунды не сомневался в том, что должен верить своим странным снам. Проснувшись утром, я уже знал, что письмо моего деда затерялось на почте в Начесе и что я — следуя инструкциям моего наставника — должен немедленно отправляться в Начес, чтобы забрать письмо и в точности выполнить все распоряжения деда.
Мне было бы любопытно повидать Джефета Смита, но я прекрасно понимал, что, убедившись в моем нежелании расставаться с бумагами, он не оставит меня в покое, и мне потом будет втрое сложнее, а то и вовсе невозможно избавиться от его преследования. На следующий день я даже с какой-то неохотой ушел от слежки — ибо за мной действительно следили; в этом у меня не осталось и тени сомнения. Тип, который меня преследовал, был отвратителен — широкоротый, узколобый и почти что безухий, его глаза были практически лишены век, а кожа свисала грубыми жесткими складками. Уйти от него мне удалось играючи — применив старый как мир прием, когда входишь в одну дверь дома, а выходишь в другую.
Прибыв в Начес и зайдя на почту, я объяснил, что приехал из Нового Орлеана, чтобы разузнать о письме, которое должно было мне прийти; я так долго и настойчиво упрашивал служащего посмотреть, не завалилось ли оно за какой-нибудь ящик, что тот сдался и пошел выполнять мою просьбу. Разумеется, письмо было найдено и с извинениями отдано. К этому времени я давно перестал удивляться, откуда мне известно о письме и мистере Смите; мне уже было ясно, что мои сны приобрели свойство не просто сбываться, а рассказывать обо всем, что происходило со мной или должно было произойти; меня удивляло только одно — откуда у меня появилась эта особенность.
Впрочем, взяв в руки письмо, я тут же забыл о своих мыслях. Одного взгляда на этот документ было достаточно, чтобы понять, как важен он был для моего деда и как важен теперь для меня; дед писал письмо в явной спешке и большом напряжении — видимо, и он к тому времени понял, что за ним следят, а может быть, даже предчувствовал свою близкую смерть.
«Мой дорогой племянник, — писал дед чуть более крупным почерком, чем обычно, — я чувствую необходимость предпринять шаги, которые могли бы привести к успешному завершению моего долгого расследования даже после моей смерти, ибо я уже не сомневаюсь, что за каждым моим шагом день и ночь следит кто-то из Глубинных жителей. Недавно я внес дополнительное распоряжение в свое завещание, согласно которому все мои бумаги должны быть отправлены тебе вместе с небольшой суммой, которую я также передаю тебе независимо от того, продолжишь ты мое дело или нет. Спешу пояснить, о чем идет речь.
Какое-то время назад, вскоре после ухода из Гарварда, я наткнулся на одну чрезвычайно любопытную и редкую книгу под названием “Некрономикон”, написанную арабским автором по имени Абдул Альхазред и посвященную древним верованиям, культам и обрядам, которые на первый взгляд как будто согласуются с известной всем историей сотворения мира. Однако по ходу чтения у меня возникли совершенно иные ассоциации. Дело в том, что я неоднократно находил подтверждения тем странным и необъяснимым вещам, о которых многие столетия назад было написано в книге. Тогда я решил изучить этот вопрос более подробно — сам знаешь, как иногда бывает с вышедшими в отставку преподавателями. Лучше бы я этого не делал!
Я обнаружил не только чудовищные факты, касающиеся этой книги и ряда ей подобных, но и узнал, что в наше время продолжают существовать религиозные секты, которые поклоняются неким древним существам. Более того, я понял смысл следующих строчек Альхазреда:
Не то мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает.
У меня осталось очень мало времени. Поверь тому, что я сейчас скажу: есть множество неоспоримых доказательств того, что нашу Землю, равно как и другие планеты и звезды, когда-то населяли существа не только из плоти и крови — вернее, не из плоти и крови в нашем понимании и даже не из материи в нашем понимании. Эти существа звались Властителями Древности, и признаки их присутствия до сих пор можно обнаружить в далеких уголках планеты — скажем, на острове Пасхи. Когда-то эти существа были изгнаны с далеких звезд Старшими Богами, которых можно считать силами добра, в то время как Властители — это силы зла. Прости, но описывать тебе всю их историю у меня нет времени; скажу только, что Властители не погибли, а были заключены в темницы или бежали; я склонен считать, что их все же заключили в огромные подземные темницы, расположенные на Земле и других планетах. В легенде говорится, что “когда звезды расположатся правильно” — то есть когда они займут такую позицию, какая была в день изгнания Властителей, иначе говоря, когда замкнется круг, — Властители Древности вернутся вновь; вот этого дня и ждут их последователи.
Из всех Властителей самый опасный — это Ктулху. В него верят во многих уголках земного шара — и далеко на севере, где эскимосы совершают обряд поклонения главному духу зла, которого они называют “торнасук” — между прочим, его изображение самым удивительным образом напоминает изображения Властителей, которые мне приходилось видеть; и в аравийской пустыне, и в Египте, и в Марокко, где поклоняются страшному существу из морских глубин; и в глухих уголках нашей страны, где, по слухам, обитают странные существа — полулюди-полулягушки; и так до бесконечности. Я пришел к убеждению, что последователи Хастура, Шуб-Ниггурата и Йог-Сотота не столь широко распространены, как сторонники Ктулху, и постарался выявить как можно больше мест, где обитают приверженцы этого культа.
Признаюсь, свои исследования я начинал исключительно из интереса. Но однажды я сделал страшное открытие: оказывается, слуги — или почитатели — Властителей вознамерились открыть особые проходы в пространстве и времени, через которые в наш мир смогут проникать существа, чрезвычайно опасные для всего человечества. Вот тогда, забыв о научном интересе, я полностью посвятил себя изучению одной из самых многочисленных и могущественных языческих сект — почитателей Ктулху и решил сделать все возможное, чтобы покончить с их предводителем, даже если для этого мне самому придется вступить с ним в схватку.
Я подобрался к нему практически вплотную — и вместе с тем мало что о нем знаю. Его слуги — полулюди-полулягушки, именуемые Глубинными жителями или Глубоководными, — кажется, что-то заподозрили. Трудно сказать, знают ли они о моих намерениях; думаю, что вряд ли, поскольку до сих пор я действовал крайне осторожно. И все же они начали за мной следить; слежка длится много месяцев, и я чувствую, что времени у меня уже не осталось.
Впрочем, не стоит загружать тебя излишними подробностями.
Хочу сказать только одно: если ты решишь продолжить мое дело, отправляйся в Перу — мне кажется, сейчас там наблюдается наивысшая активность приверженцев культа, — и разыщи старинную крепость Салапунко, это в районе древних городов инков. Когда приедешь в Лиму, сразу отправляйся в университет и найди там профессора Вибберто Андроса, скажи ему, что тебя прислал я, — или покажи ему мое письмо — и спроси, что он знает об Андраде».
Ниже стояла подпись. К письму прилагалась нацарапанная от руки карта неизвестной местности — и больше ничего.
3
Профессор Вибберто Андрос оказался маленьким, сухоньким старичком с шелковистыми белыми волосами и лицом аскета. У него была серовато-темная кожа и черные глаза. Письмо деда он читал медленно и неторопливо, с нескрываемым интересом. Закончив читать, он сочувственно покачал головой и выразил свои соболезнования по случаю кончины моего родственника.
Поблагодарив, я задал ему вопрос, который давно вертелся у меня на языке — не страдал ли, по его мнению, мой дед помрачением рассудка.
— Думаю, что нет, — ответил профессор Андрос и, пожав плечами, добавил: — С другой стороны, кто может в точности сказать, что это такое — помрачение рассудка? Только не мы. Вы начали сомневаться из-за этого, — он постучал по письму, — и бумаг вашего дедушки? Могу вам сказать, что, к сожалению, дела обстоят именно так, как он пишет. Во всяком случае, почти так. Ваш дедушка не единственный, кто занимался этим вопросом. Об этом написано множество книг, рукописей, документов; все эти весьма ценные материалы хранятся в крупных библиотеках. Их редко кто берет почитать, но все же они существуют — записи, сделанные разными людьми в разные века и в разных местах земного шара, но посвященные одним и тем же явлениям. Надеюсь, вы не считаете это простым совпадением?
Я согласился с профессором и спросил, что он знает об Андраде.
Андрос удивленно приподнял бровь.
— Странно, что ваш дедушка просил вас задать этот вопрос. Не понимаю, зачем ему это было нужно. Андрада — отец Андрада — это священник, миссионер, читающий проповеди индейцам. Он по-своему великий человек, может быть, даже святой, хотя церковь пока не желает признать его таковым; вы же знаете, что к подобным вопросам она всегда подходит очень осторожно, и это правильно, поскольку душа человека — дело чрезвычайно тонкое, и ошибки в таких вещах недопустимы. Андрада много лет провел среди индейцев, количество обращенных им язычников исчисляется тысячами.
— Дедушка почему-то думал, что вы сможете дать мне некую информацию об Андраде, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Нельзя ли с ним встретиться? Он в Лиме?
— Думаю, он не откажется от встречи с вами. Проблема в другом — где его найти? Он ездит по всей стране, а в Перу, как вам известно, много труднодоступных мест, достаточно лишь удалиться от океанского побережья в горы, где путешествовать небезопасно — даже местным жителям.
Решив сменить тему, я начал расспрашивать о научных работах моего деда; внезапно мне в голову пришла идея поинтересоваться у профессора Андроса, не знает ли он одного человека — и я описал наружность старика из своего сна. Едва я упомянул о черных очках, как профессор заулыбался.
— Как можно его забыть? Мудрый человек. Много лет назад я встречал его в Мехико, на конференции преподавателей. Он произвел на меня большое впечатление.
— Он латиноамериканец?
— Что вы, он ваш соотечественник — доктор Лабан Шрусбери из Аркхема, штат Массачусетс.
— Но ведь он умер! — не выдержав, воскликнул я. — Этого не может быть!
Профессор Андрос уставился на меня своими черными глазами.
— Странно, — немного помолчав, сказал он. — Я сказал, что он был мудрым человеком, а не просто ходячей энциклопедией. Насколько мне известно, он исчез, а его дом сгорел. Однако до этого он уже исчезал на двадцать лет, после чего вернулся; потом снова исчез, а его дом был разрушен. Факт смерти официально не установлен — на пепелище не было обнаружено никаких человеческих останков. Я думаю, любой здравомыслящий человек вам скажет, что смерть доктора Шрусбери так и осталась недоказанной. — Профессор прищурился. — Но вы сказали, что этого не может быть. Почему? Вы его что — видели?
В ответ я вкратце изложил профессору свои сны.
Он слушал молча, изредка кивая.
— Все верно, — сказал он, когда я закончил свой рассказ. — Кажется, это именно он. Вы прекрасно описали здание — великолепно! Древние залы со стенами из огромных блоков! И какой необычный дизайн! Конечно, это не на Земле.
— У этих снов есть сколько-нибудь рациональное объяснение? — спросил я.
Профессор устало улыбнулся.
— Мальчик мой, а вы можете рационально объяснить свои собственные поступки? Не спрашивайте меня ни о чем.
Тогда я молча достал карту, которая была приложена к письму, и столь же молча развернул ее перед профессором. Он долго разглядывал ее, водя пальцем по грубо начертанным линиям и квадратам, крестикам и треугольникам.
— Здесь, — наконец сказал он, показывая пальцем, — находится Лима. Отсюда дорога ведет в горы, в сторону Куско, затем — в Мачу-Пикчу, а оттуда — в Саксайуаман. Вот здесь Оллантайтамбо, от него дорога ведет к Кордильера-де-Вильканота. А вот и Салапунко. Здесь конец отмеченного пути.
— Что это за район?
— Он практически не изучен, там почти никто не живет. Странная у вас карта. Знаете, говорят, что в последнее время тамошние индейцы ведут себя неспокойно, словно чего-то боятся. Возможно, доктор знает, в чем дело.
Я подумал, что это наверняка знал и мой дед — вот только откуда?
Я был уверен, что дед вел поиски в правильном направлении, подобравшись к самому сердцу таинственного культа Ктулху! И я был просто обязан завершить начатое им дело.
— Как выглядит отец Андрада? — спросил я.
Профессор Андрос положил передо мной старую фотографию. Это была вырезка из газеты; на ней был изображен мрачный аскет с горящими глазами фанатика.
— Если заберетесь дальше Мачу-Пикчу, будьте осторожны. У вас есть оружие?
Я кивнул.
— Проводники вам понадобятся только после Куско. Пишите, как идут у вас дела. В Куско можно найти курьеров, с которыми вы будете пересылать письма из своего лагеря в Куско, откуда их можно отправлять уже почтой.
Поблагодарив профессора Андроса, я вернулся в отель, нагруженный его книгами — здесь были тексты под названием «Рукопись из Сассекса», «Материалы с Целено», «Cultes de Goules» графа д’Эрлетта; во всех этих книгах говорилось о сказочных легендах, связанных со Старшими Богами, изгнавшими Властителей Древности — Азатота, слепого безумного бога; Йог-Сотота, кто есть Весь-в-Одном и Один-во-Всем; Великого Ктулху, что спит вечным сном в подводном городе Р’льех; Хастура Невыразимого, также известного как Тот, Кого Нельзя Называть, который скрывается на темной звезде возле Альдебарана; Ньярлатхотепа, обитателя вечной тьмы; Итакуа, тварь, оседлавшую ветер; Ктугху, обитателя звезды Фомальгаут; Цатоггуа, обитателя Н’каи, — словом, всех тех, кто затаился в ожидании своего часа, когда все будет готово к их возвращению на Землю. Эта старинная легенда, известная еще с древних времен, как ни странно, находила все больше подтверждений в наши дни. Теперь мне было понятно отчаянное стремление моего деда выполнить свою задачу до конца, хотя смерть уже смотрела ему в лицо; я понял, почему он так лихорадочно записывал все, что ему удалось узнать о страшном Ктулху и его приспешниках. Я читал до поздней ночи, когда весь отель уже давно спал и на улицах Лимы затих гул ночной жизни.
В ту ночь я увидел свой третий сон.
Доктор Шрусбери появляется как обычно, зовя меня по имени. Передо мной вновь возникает гранитный зал; я вновь вижу только голову и плечи доктора. На этот раз он обращается прямо ко мне и велит, чтобы я никому не рассказывал о своих поисках отца Андрады и что мне следует поторопиться, если я хочу достичь своей цели. Предводитель идолопоклонников должен умереть; кроме того, нужно разрушить их логово, которое находится глубоко в подземелье древней крепости Салапунко.
Он говорит, что после этого убраться из тех мест мне будет крайне трудно. И все же есть один путь. Прежде чем отправляться в центральную часть Перу, я должен немного подождать, пока мне не передадут три вещи: флакончик с жидкостью золотистого цвета, с помощью которой я стану невосприимчив к законам времени и пространства; камешек в виде пятиконечной звезды и свисток. Каменная звезда, сказал доктор, защитит меня от Глубинных жителей и других последователей Ктулху, но только не от него самого и его ближайших слуг. С помощью свистка я смогу вызвать гигантскую летучую тварь, которая доставит меня в такое место, где мое тело будет спать вечным сном, в то время как моя духовная сущность присоединится к доктору Шрусбери и будет летать вместе с ним в межзвездном пространстве. Когда цель моей поездки будет выполнена и пока на меня не успела обрушиться месть разъяренных прислужников Ктулху, мне следует выпить золотистый напиток, взять в руку камень-звезду, подуть в свисток и произнести следующее заклинание: «Йа! Йа! Хастур! Хастур кф’айак ’вулгтмм, вугтлаглн, вулгтмм! Ай! Ай! Хастур!» — после чего спокойно подчиниться тому, что будет происходить.
Как ни удивителен был этот сон, последующие события оказались еще удивительнее.
Перед самым рассветом меня разбудил — или мне это почудилось? — громкий звук хлопающих крыльев. Перед самым окном в воздухе висела огромная крылатая тварь; на ее спине сидел молодой человек. Войдя через окно в мою комнату, он что-то положил на бюро, затем забрался на спину твари, и через мгновение оба исчезли.
Через два часа, проснувшись, я первым делом подошел к бюро; все оказалось именно так, как было во сне — а было ли то сном? Передо мной лежали три предмета: свисток, флакон с золотистым напитком и маленький серовато-зеленый камешек в виде пятиконечной звезды — точно такой же, какой был в коллекции моего деда, которую я оставил в Новом Орлеане!
Я сегодня же отправляюсь в глубь страны.
4
9 ноября
Мы разбили лагерь недалеко от Мачу-Пикчу, и, хотя я провел здесь всего семь часов, со мной уже произошло кое-что интересное. Через агентство Сантоса, следуя вашему совету, мы наняли проводника. Вчера, когда наш отряд шел по дороге в сторону древней цитадели инков, я остановил двух индейцев и спросил, не знают ли они, где можно найти отца Андраду. Перекрестившись, индейцы показали в ту сторону, куда мы направлялись, но более ничего не сказали. Вскоре ко мне подъехал наш проводник и сказал, что слышал мой разговор с индейцами и что если я не боюсь свернуть немного в сторону, то он готов отвести меня к своему старшему брату, который в настоящее время болен и лежит в своей хижине, расположенной в горах недалеко отсюда.
Я ответил, что не боюсь; после этого, достигнув нужного места, мы отъехали на три мили в сторону от дороги. Брат проводника действительно был серьезно болен, я бы даже сказал, что он умирал. Оба индейца принадлежали к племени кечуа-айар; старший брат был некогда обращен Андрадой в католицизм, чего нельзя было сказать о младшем. Узнав, что я ищу отца Андраду, старший индеец сразу замолчал, но, когда выяснилось, что я со священником никогда не встречался и не являюсь его приверженцем, он заговорил — быстро, взахлеб, словно боялся, что ему не хватит времени все рассказать.
Я не могу в точности воспроизвести на бумаге его речь; индеец говорил на ломаном испанском, и суть его фраз была мне зачастую непонятна. Он сказал, что всегда восхищался Андрадой, и не просто восхищался, а боготворил его. Но Андрада, добавил он, умер. Он «больше не тот, каким был». Андрада больше не Андрада; он стал другим, его сладкие речи учат злу. Индеец сказал, что знает, где находится «бумага», написанная настоящим Андрадой, и что если я позволю, то младший брат доставит ее мне. Чтобы добраться до того места, нужно два дня. Естественно, я тут же согласился, и наш проводник немедленно отправился в путь.
Спешу вам об этом сообщить. Не могу себе представить, чем все это закончится, но индеец был так взволнован, что я не усомнился в его искренности. Кроме того, мне показалось, что он был рад поговорить с тем, кто мог его понять. Свое письмо я отправляю с группой американских туристов, которые как раз возвращаются с экскурсии к древнему городу инков.
Искренне ваш,
10 ноября
Прошлой ночью вернулся мой проводник и привез ту самую «бумагу», о которой говорил его брат. Прочитав ее, я пришел к выводу, что это документ чрезвычайной важности, поэтому я отправляю его вам; мой курьер доставит его в Куско, откуда он будет немедленно отправлен вам почтой. Эта «бумага» — отрывок из каких-то записок. В настоящий момент я готовлюсь к поездке в горы, в крепость Салапунко, где, как мне сказали, будет проповедовать отец Андрада.
Искренне ваш,
Перевод записок Андрады:
«…кто он и откуда пришел, никто не знает. Несомненно одно — он принес с собой зло. Он играет странную музыку на странных инструментах, напоминающих флейты. Как только он появился, мир погрузился в хаос — повсюду одно зло, его источают даже облака; из-под воды доносятся странные звуки — словно где-то на дне океана передвигаются огромные существа. Я призван бороться с ними и не отступлю, пока не одолею зло, которое он распространяет всюду, где появляется.
Мой народ в великом страхе. Люди рассказывают мне о зле более древнем, чем сама Земля, о странных существах, одного из которых зовут Кулу — якобы он явится из моря и вновь будет править вселенной. Я начал осторожно опрашивать индейцев, что они о нем знают; они отвечают, что боятся не Антихриста, а какой-то “нечеловеческой твари, древней, как само время”, которая была известна их предкам задолго до появления Христа. Один из индейцев показал мне картинку с изображением этой твари; он сказал, что картинка досталась ему от предков. Я думал, что увижу изображение Пачи Камака[73], которому индейцы приносили человеческие жертвы, или Иллу Тики Виракочу, но это были не они, хотя вполне возможно, что это было изображение одного из многочисленных чудовищ, в которых верят индейцы. Уродливая тварь отдаленно напоминала человека — сидящий на корточках антропоид со щупальцами на теле и бородой, также состоящей из щупалец или змей, с когтистыми лапами или руками, и крыльями, похожими на крылья летучей мыши.
Он велит поклоняться этому существу и предрекает его “возвращение”. Я спросил свой народ, помнят ли они Кулу. Никто его не помнил, но некоторые сказали, что его помнили их предки. Его никто не видел, но я чувствую, что многие в него верят. Мне страшно это сознавать. Я сделаю все возможное, чтобы изгнать опасного незнакомца, даже если для этого мне понадобится применить силу. Вместе с тем я не могу избавиться от ощущения опасности, смертельной угрозы, нависшей над нами. Это зло не простое, оно не от Сатаны, а от чего-то большего, более ужасного и первородного. Я не могу дать ему определения, но чувствую, что моя душа в величайшей опасности…»
14 ноября
Я видел Андраду — но только издали, да и то с помощью телескопа. Проводники сказали, что опасно подходить к нему слишком близко, поэтому, послушавшись их совета, я использовал телескоп. Человек в сутане, которого я увидел, вовсе не походил на ту фотографию, что вы любезно показали мне. Вместе с тем мне сказали, что это Андрада, и делал он все то же, что полагается делать священнику. Иначе говоря, ораторствовал перед толпой индейцев численностью до трехсот человек, однако при этом не читал им христианскую проповедь, а заставлял себе поклоняться. Меня сразу насторожило сходство, которое я увидел между этим человеком и неким мистером Джефетом Смитом из моего сна; не может быть, чтобы это был один и тот же человек — и все же между ними прослеживается очевидное сходство: у того Андрады, что я разглядывал в телескоп, был широкий лягушачий рот, лишенные век глаза и одутловатое лицо, а также практически отсутствовали уши. Думаю, теперь уже можно не сомневаться, что отец Андрада убит, а его место занял самозванец ради какой-то лишь ему известной страшной цели. Надо полагать, что это кто-то из Глубинных жителей…
Спустя некоторое время. Пришел один из моих проводников и сообщил, что Андрада говорил с ним на языке, которого он не понимает, но который вызвал у него смутные воспоминания; индеец говорит, что, может быть, слышал его в детстве. Мое внимание привлекли его слова о том, что Андрада все время распевал какую-то не то песнь, не то гимн, заставляя слушателей повторять за ним. Когда индеец воспроизвел слова этой песни, я пришел в ужас, поскольку уже встречал их в различных документах, где говорилось об этом культе:
«Пф’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн».
Что переводится так: «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху видит сны и ждет».
На следующее утро. Вчера, очевидно, во сне мне являлся доктор Шрусбери — я пишу «очевидно», поскольку уже перестал сознавать, где сон, а где явь, — и поведал много удивительного. Оказывается, ему удалось подчинить себе крылатых тварей — слуг Хастура, главного соперника Ктулху. Вот откуда взялись крылатые существа из моих снов. Золотистый напиток, который я получил, — это своего рода снотворное, наркотик, позволяющий нашей оболочке — астралу или духу — отделиться от тела, которое остается живым, но неподвижным. Тело доставляется в какое-нибудь безопасное место, а душа входит в другое тело — только уже не человека — где-нибудь очень далеко от нашей Вселенной — скажем, на Целено в Гиадах. Доктор Ш. общается со мной посредством некоего гипноза… Он подтвердил мои опасения насчет Андрады и сообщил, что место, где собираются последователи культа Ктулху, находится в древнем городе инков, в одном заброшенном храме, вырезанном в скале. (Ранее Андрада уцелел при взрыве колоссальной силы, который устроил доктор Шрусбери, чтобы уничтожить «дверь», через которую Ктулху мог попасть в наш мир.) Как только стемнеет, я отправляюсь туда.
Через некоторое время. Я нашел место их сборищ. К нему ведет небольшая лестница, скрытая за потайной каменной дверью, вырезанной в стене ущелья; очевидно, этим ходом когда-то пользовались инки, поскольку такие же грубо вытесанные ступени я встречал в Мачу-Пикчу и Саксайуамане. Идолопоклонники собираются в старом храме, где в отличие от христианских соборов нет окон. Внизу находится небольшое озеро; зал напоминает обыкновенную каменную пещеру. Она огромна — по моим подсчетам, в ней может уместиться несколько тысяч человек; странное озеро испускает какой-то таинственный зеленоватый свет. Очевидно, члены секты собираются вокруг озера, поскольку алтарь, расположенный в глубине пещеры, имеет весьма заброшенный вид. Я не стал долго разглядывать пещеру, поскольку увидел, как воды озера странно забурлили, и послышались отдаленные звуки музыки, словно ко мне медленно приближалась толпа язычников. Однако, выходя из пещеры, я никого не встретил.
Возможно, больше вы обо мне не услышите.
Узнав от одного из моих проводников, что ночью в пещере под старинным храмом должно состояться сборище идолопоклонников, я заранее пробрался туда и спрятался. Едва я скрылся в небольшой нише за алтарем, как зеленая вода озера забурлила и что-то начало подниматься на поверхность.
От зрелища, представшего передо мной, меня едва не стошнило.
Я невольно отпрянул — и не вскрикнул только потому, что от ужаса при виде жуткой твари, поднявшейся на поверхность озера, у меня пропал голос. Такое омерзительное существо может привидеться лишь в самых кошмарных видениях заядлых любителей гашиша — это была жуткая пародия на человека, существо, чем-то действительно напоминающее человека, но со щупальцами и жабрами и ужасным ртом, из которого вырывались кошмарные скрежещущие звуки, словно кто-то терзал флейту или гобой. Когда я наконец собрался с силами, чтобы выглянуть вновь, чудовище уже исчезло. Я подумал, что оно всплывало на поверхность в ожидании кого-то — и не ошибся. Вскоре под сводами пещеры послышались шаги и кто-то подошел к берегу озера, заслонив собою свет.
Это был Андрада; в зеленоватом свете воды его лягушачьи черты были еще более заметными. Не колеблясь ни секунды, я выстрелил.
То, что произошло после этого, невозможно описать. Получив смертельную рану, Андрада, казалось, сжался в комок. Он словно провалился внутрь своей сутаны, которая накрыла его сверху. И тут из складок материи выползла жуткая, отвратительная тварь, какой-то скользкий сгусток плоти, который, извиваясь, начал подпрыгивать и так, скачками, добрался до воды и скрылся в озере, а на берегу осталась лишь пара сандалий, сутана и некое украшение — изображение уродливого существа, отдаленно похожего на лягушку; лишь буйная фантазия художника — любителя ужасов могла породить столь мерзкую тварь!
Вода в озере вновь забурлила, но я уже начал закладывать динамит. Я работал, не оглядываясь; протянув до входа в пещеру длинный шнур, я поджег его конец и бросился бежать. Я слышал грохот взрыва; мои проводники сейчас очень встревожены. Я сказал, чтобы они возвращались домой без меня, поскольку знаю, что живым мне отсюда не выбраться. У меня один выход — сделать так, как велел мне доктор Шрусбери. Больше мы не увидимся; мне остается надеяться, что мое письмо вы получите вовремя. Я знаю, что сделанного мною недостаточно и что очень многое еще предстоит сделать там, где затаились мрачные силы зла, готовые ждать вечно своего возвращения на Землю. Прощайте.
5
Лима, Перу. 7 декабря (агентство Ассошиэйтед Пресс):
«…Несмотря на интенсивные поиски в районе Кордильера-де-Вильканота и крепости Салапунко, тело Клейборна Бойда так и не было найдено. Бойд исчез в середине ноября, участвуя в экспедиции по изучению обычаев и религии индейцев, как сказал нам профессор Вибберто Андрос, которого Бойд навещал незадолго до своего отъезда. Обследование последнего лагеря экспедиции показало, что Бойд покинул его один, не взяв с собой никаких вещей. На месте стоянки был обнаружен пустой флакон, содержавший, по первому предположению, какой-то яд; однако, как показали лабораторные анализы, во флаконе находилась некая сыворотка, вызывающая не смерть, а глубокий и продолжительный сон. Члены поисковой партии затрудняются определить происхождение странных полос, оставленных на одной из палаток чем-то вроде огромных крыльев, напоминающих крылья летучей мыши…»