[74]Письменные свидетельства Нейланда Колума[75](Перевод С. Теремязевой)
1
Высшее милосердие, явленное нашему миру, заключается в неспособности человеческого разума понять свою собственную природу и сущность. Мы живем на мирном островке счастливого неведения посреди черных вод бесконечности, и самой судьбой нам заказано покидать его и пускаться в дальние плавания.
Времени осталось совсем мало, а мне непременно нужно рассказать об удивительных событиях, свидетелем которых я был. За окном каюты ревет ветер и бушует океан; мы полностью в его власти, поскольку находимся в его владениях — если то, чего я опасаюсь, правда. Профессор говорит, что этого никто не может знать, однако что в конечном итоге есть вымысел, а что правда и где проходит та грань, за которой они пересекаются?
Есть легенды, которые старше самого человечества. В таком случае откуда, спросите вы, они известны, если единственным разумным существом на Земле всегда считался человек? В течение сотен лет человек изменял их, переделывал, подгонял под собственные представления о мире; и все же они сохранились, эти древние мифы, эти странные, загадочные повествования о невероятных катаклизмах, о темных и страшных силах… и существах…
Все началось несколько недель назад в Лондоне, хотя сейчас мне кажется, что прошла целая вечность — так много событий случилось с тех пор. Незадолго до того вышел в свет мой весьма необычный роман под названием «Стражи с той стороны», уже успевший приобрести некоторую известность, которая, как правило, приходит к произведениям не слишком серьезным, но и не столь легкомысленным, чтобы считаться пустячком. Критика отнеслась к роману благосклонно, обозреватели сдержанно его похвалили, а читающая публика, которая, как известно, обожает всяческие тайны и головоломки, приняла, что называется, на «ура». Собравшись съехать со своей довольно скромной квартирки в Сохо, я в поте лица трудился над вторым романом в том же духе, когда однажды, поздно вечером, меня оторвал от работы осторожный стук в дверь.
Я пошел выяснять, кто бы это мог быть. На пороге стоял пожилой господин с суровым — хотя не то чтобы мрачным или недобрым — лицом. У него были длинные седые волосы, римский нос и массивный, гладко выбритый подбородок. Его глаз не было видно из-за глухих черных очков, закрытых даже с боков. Над очками виднелись густые седеющие брови.
— Я профессор Лабан Шрусбери, — представился он. — Мне нужен автор романа «Стражи с той стороны».
Отступив в сторону, я сказал:
— Входите.
— Благодарю, мистер Колум.
Профессор вошел в мою тесную квартирку, сбросил плащ с капюшоном, явив моему взору старомодный сюртук с высоким воротничком и свободно повязанный галстук, сел, положив ладони на набалдашник своей трости, и заговорил:
— Видимо, мне следовало сначала написать вам, мистер Колум, но время не ждет; к тому же я подумал, что автор подобного романа и сам должен быть любителем приключений, поэтому вы меня поймете. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Простите — я вижу, вы работаете над вторым романом и, насколько я могу судить, дело продвигается с трудом. Понимаете, я мог бы вам помочь, только не прямо сейчас, а через некоторое время. Но прежде вы не могли бы ответить на пару вопросов, касающихся вашего романа?
— Пожалуйста, — ответил я, весьма заинтригованный.
— Скажите, все события, которые в нем происходят, вы выдумали?
Естественный вопрос. Я улыбнулся.
— Вы слишком высоко ставите мое воображение, — сказал я. — Мой ответ: нет. Сюжет я заимствовал из старинных легенд.
— Значит, вы полагаете, что в них скрыто зерно истины?
— В легендах, профессор?
Моя улыбка стала шире, хотя мне очень не хотелось обижать гостя.
— Любая легенда, как и все наши знания, базируется на реальном событии, рассказ о котором, передаваясь из поколения в поколение, претерпевает определенные изменения, и все же само событие остается реальностью. А что вы скажете о поразительном сходстве сюжетов в мифах совершенно разных народов? Думаю, вы и сами это замечали. Но не в этом дело. Скажите мне вот что: с тех пор, как был опубликован ваш роман, вы не замечали за собой слежки?
— Ну что вы! — воскликнул я и внезапно осекся, потому что вспомнил…
— Я так и думал, — уверенно сказал мой посетитель. — Вас уже начали преследовать, вернее, начали на вас «охоту», если выражаться языком персонажей того мира, который вы столь живо изобразили, причем по чистой случайности. Видите ли, мистер Колум, я знаю, что за вами следят, потому что пару раз сам следил за вашими преследователями. Жаль, что вы их не заметили! Колоритная у них внешность, ничего не скажешь; вы бы надолго запомнили их лягушачьи лица и тела.
Я удивленно уставился на него. У меня не раз возникало какое-то смутное ощущение, что за мной наблюдают. Сначала я приписывал это игре воображения, но потом решил, что меня преследует какая-нибудь банда из тех, что рыщут в окрестностях Уайтчепля, Уоппинга или Лаймхауса, чем, собственно, и объяснялось мое желание покинуть Сохо.
Словно угадав мои мысли, профессор сказал:
— Они будут преследовать вас повсюду, мистер Колум, уж я-то знаю.
Непонятно почему, но я уже не сомневался в том, что он действительно это знает, как и в том, что только он может избавить меня от преследователей.
— Я знаю, что вы любите приключения, — продолжал он. — Вы дважды принимали участие в дальних экспедициях и в ряде случаев выказали незаурядную отвагу. Как видите, я хорошо подготовился к встрече с вами. Но, честно говоря, вы заинтересовали меня не только как любитель приключений, а прежде всего как автор романа «Стражи с той стороны», где я обнаружил весьма любопытные детали. Не хочу показаться нескромным, но я тоже исследователь, только цель моих исследований несколько иная, менее земная, так сказать. Меня интересуют тайны не далеких уголков Земли, а того, что лежит за ее пределами. И все же на Земле есть одно место, которое мне очень нужно найти. Пока же я только догадываюсь, где искать хранителя ключа, открывающего путь в то место.
— А в какой части света оно находится? — спросил я.
— Если бы я знал! Может быть, в Андах, может быть, в южной части Тихого океана, может быть, на Тибете или в Монголии, в Египте или в аравийской пустыне. А может, и вовсе в Лондоне. Однако позвольте сказать вам, что именно я разыскиваю, — то место, где притаился Ктулху, тварь, которая ждет того часа, когда она сможет выбраться из своего убежища и захватить власть над Землей.
— Но ведь Ктулху — мифический персонаж, выдуманный американским писателем Лавкрафтом! — воскликнули.
— Это вы так считаете. Но подумайте вот о чем: почему злые духи перуанских инков и аборигенов Полинезии так схожи между собой? То же самое можно сказать и о древних жителях долины Тигра и Евфрата и ацтеках в Мексике; нет нужды перечислять далее. Нет-нет, не прерывайте меня.
И он продолжал говорить; он рассказывал о древних мифах и легендах, в которые я никогда не верил, но постепенно, слушая спокойную и вдумчивую речь профессора, начал проникаться его убеждениями. Он говорил о поклонении силам зла, существовавшем еще в доисторические времена, о слугах Властителей Древности — немыслимо страшных существ, которые когда-то сражались против Старших Богов в их обители между созвездиями Ориона и Тельца; о том, как Властители были изгнаны на далекие звезды и планеты, — то были Великий Ктулху, что спит в подводном городе Р’льех; Хастур Невыразимый, житель озера Хали в Гиадах; Ньярлатхотеп, жуткий посланник Властителей; Шуб-Ниггурат, Черный Козел с Легионом Младых, символ плодородия; Итакуа, повелитель воздуха, сродни сказочному Вендиго; Йог-Сотот, кто есть Весь-в-Одном и Один-во-Всем, неподвластный законам пространства и времени, самый могущественный из Властителей. И все они спят в тайных убежищах и ждут того часа, когда вновь смогут бросить вызов Старшим Богам, чтобы захватить власть над Землей и другими планетами. Он говорил о прислужниках Властителей — Глубинных жителях, воормисах, мерзком народе ми-го, шогготах, шантаках; о таинственных землях, которых нет ни на одной карте — Н’каи, Кадате в Холодной Пустыне, Каркозе и Й’ха-нтлеи; об извечном соперничестве между Ктулху и Хастуром и их сторонниками…
По ходу рассказа профессора я начинал понимать, что ему ведомо много больше, нежели он счел нужным мне сообщить. Я слушал со все возрастающим удивлением, смутно ощущая, что в этом человеке есть нечто настораживающее; оно проступало даже сквозь его обходительные манеры и мягкий голос; я чувствовал, что за импозантной внешностью и спокойной речью моего посетителя скрывается неимоверная сила ума и духа. Я слушал, не прерывая, когда он рассказывал мне о старинных книгах и древних рукописях, содержащих ключи к тайнам многих древних легенд — «Пнакотикских рукописях», «Сокровенных культах» фон Юнца, «Культах трупоедов» графа д’Эрлетта, «Тексте Р’льеха» и, наконец, о легендарном «Некрономиконе» арабского автора Абдула Альхазреда.
Он рассказывал мне о таких вещах, знать которые мог лишь чрезвычайно эрудированный ученый, он обрушивал на меня поток сведений… и вдруг он замолк на полуслове, замер и начал к чему-то прислушиваться.
— Ах вот как, — тихо сказал он, встал и потушил свет. — Вы слышите, мистер Колум?
Я прислушался; в комнате было темно и тихо. Что это — игра воображения или я и в самом деле слышу какие-то шаркающие звуки и тихие шлепки, быстро удаляющиеся от двери моей квартиры? Вот они спускаются по лестнице, теперь слышны в холле.
— Они меня выследили, — сказал профессор Шрусбери. — Сейчас поглядим.
Он подошел к окну, расположенному над подъездом моего дома. Я встал рядом с профессором и тоже выглянул из окна. Из подъезда вышла не одна, а даже две сгорбленные фигуры, которые передвигались какой-то странной, подпрыгивающей походкой. Когда они на секунду остановились под уличным фонарем, я успел разглядеть их лица — они сильно смахивали на рыбьи морды.
— Если я скажу вам, мистер Колум, — прошептал возле моего уха профессор, — что эти существа — Глубинные жители, вы мне поверите или решите, что я сошел с ума?
— Не знаю, — также шепотом ответил я.
Но я чувствовал, что от этих зловещих фигур, мгновенно растворившихся в лондонском тумане, исходит страшное зло; его аура, казалось, накрыла собой всю улицу.
— Как вы узнали, что они нас подслушивают? — внезапно спросил я.
— Я это знал, как знаю вот эту самую книгу, — ответил профессор, беря в руки мой роман, — или вот эту страницу рукописи, или вот эту ручку. Даже сейчас, мистер Колум, не думайте, что они оставили нас в покое. Учтите, так просто от них не отделаться. Возможно, они догадались о моих намерениях.
— А каковы ваши намерения? — спросил я, несколько удивленный его способностью столь свободно ориентироваться в темноте.
— Мне нужен компаньон, который сопровождал бы меня в поисках Хранителя Ключа. Хочу предупредить вас, что поездка будет опасной — не только для тела, но и для души. Вы получите инструкции, которые покажутся вам безумными, однако их следует выполнить с точностью до последней буквы, не задавая вопросов. Хочу предупредить, что мы можем и не вернуться.
Я задумался. Профессор высказался напрямую и ждал моего ответа. В искренности его слов я не сомневался. «Что же со мною будет?» — мысленно спросил я себя.
— Мы направимся в порт Аден, мистер Колум, — продолжал профессор. — Но вы, вероятно, хотите получить дополнительное подтверждение моей способности предчувствовать опасность? Ничего не бойтесь; я, конечно, не всесилен, но кое-чем могу вас удивить.
С этими словами он включил свет, повернулся ко мне и снял очки.
От того, что я увидел, я едва не впал в истерику. Издав хриплый придушенный крик, я осекся, пытаясь справиться с собой. У профессора Шрусбери, который только что продемонстрировал мне великолепное умение ориентироваться в темноте, совсем не было глаз; там, где должны были находиться глаза, зияли две черных дыры!
Профессор спокойно водрузил очки на нос.
— Простите, что подверг ваши нервы такому испытанию, мистер Колум, — тихо сказал он. — Однако вы мне не ответили.
Я попытался говорить столь же спокойно.
— Я поеду с вами, профессор Шрусбери.
— Я в этом не сомневался, — ответил он. — А теперь слушайте внимательно: как только рассветет, подготовьте квартиру и все вещи к вашему длительному отсутствию. Учтите, домой вы вернетесь через много месяцев, может быть, через год, а то и того больше. Это вас не страшит?
— Нет, — уверенно ответил я.
— Очень хорошо. Мы отправляемся через два дня из Саутгемптона. Успеете подготовиться?
— Полагаю, что да.
— Должен сказать, мистер Колум, что в этом путешествии у нас будут странные союзники и еще более странные средства борьбы. — С этими словами профессор достал из кармана пузырек с какой-то прозрачной желтой жидкостью. — Возьмите и берегите пуще глаза, ибо с помощью этого средства ваша душа сможет отделяться от тела и свободно перемещаться во времени и пространстве.
Затем он вручил мне камешек в виде пятиконечной звезды, сказав, что это амулет, который защитит меня от разных тварей вроде Глубинных жителей, но против самих Властителей он бессилен.
Затем я получил маленький каменный свисток.
— Это самое надежное средство, мистер Колум. Когда вам будет угрожать смертельная опасность и вам будет некуда бежать, выпейте немного золотистого напитка, сожмите в руке камешек, подуйте в свисток и произнесите следующие слова: «Йа! Йа! Хастур! Хастур кф’айак ’вулгтумм, вугтлаглн, вулгтмм! Ай! Ай! Хастур!» К вам тут же прилетит птица бьякхи и отвезет в безопасное место…
— Но если приспешники Властителей повсюду, куда мы денемся? — спросил я.
— Есть одно место, где мы будем в безопасности. Это на Целено. — Увидев выражение моего лица, профессор улыбнулся. — Вижу, вы все-таки считаете меня сумасшедшим, мистер Колум. Что ж, я вас не виню. Но хочу вам сказать: все, что я говорю, — истинная правда. Хастур и его слуги неподвластны тем законам времени и пространства, что управляют нами. Поверьте, слова призыва они услышат везде — и прилетят к вам.
Он замолчал и серьезно взглянул мне в лицо.
— Вы еще не передумали, мистер Колум?
Я отчаянно замотал головой, действуя помимо собственной воли, наперекор голосу рассудка.
— Сможете найти меня в Саутгемптоне? Наше судно называется «Принцесса Элен», отплывает в девять утра.
— Я найду вас, — ответил я.
— Перед тем как покинуть Лондон, я положу на ваш счет некую сумму, мистер Колум, достаточно крупную. Прошу вас, садитесь на судно, даже если мы не встретимся; в нужное время я к вам присоединюсь, не волнуйтесь. Каюты уже заказаны. — Он немного помолчал. — Хочу еще раз предупредить, что наше путешествие будет весьма рискованным. Поверьте, опасность преследует вас по пятам — как только вышла ваша книга, они поняли, что вы представляете для них угрозу.
С этими словами профессор попрощался и ушел, оставив меня наедине с моими мыслями и полным убеждением в том, что я стою на пороге самого невероятного приключения, какое только способен изобрести человеческий ум.
2
Человек, ведущий рутинную, однообразную жизнь, редко осознает это, пока не столкнется с событиями, резко отличающимися от его серых будней. Однако зачастую мы не понимаем, что за этой рутиной скрывается постоянная борьба между силами добра и зла — того страшного зла, что затаилось, подстерегая не только человеческую душу, но и наш мир в целом, со всеми его материками и океанами, а равно межзвездные пространства далеко за его пределами.
В ту ночь я не спал, обдумывая слова профессора Лабана Шрусбери. Постепенно мои мысли начали принимать иной оборот: да, я попал под влияние личности опасной и загадочной, но ведь и у меня имеется свой запас практических знаний, свои твердые убеждения, которые человек приобретает за первые тридцать лет жизни и которые не так-то легко сломить. Кто такой, в сущности, мой новый знакомый, как не существо, появившееся в ночи неизвестно откуда? Да, он умеет красиво говорить, но что я о нем знаю?
Впрочем, у меня имелись и свои источники информации. Мой старый приятель Генри Пилгор владел прекрасной библиотекой справочной литературы. Несмотря на поздний час, я ему позвонил, заказав телефонный разговор с маленьким городком Сомерсет, где он жил. Генри попросил меня подождать у телефона и довольно быстро отыскал данные о профессоре Шрусбери. Я узнал, что он жил в Аркхеме, штат Массачусетс, преподавал в Мискатоникском университете, много путешествовал и выпустил научный труд под названием «Мифы современных первобытных народов в свете “Текста Р’льеха”». Краткую биографию профессора завершала следующая фраза: «Исчез в сентябре 1938 года. Предположительно погиб».
«Предположительно погиб». Эти слова долго звучали у меня в ушах. Но я был совершенно уверен, что мой недавний посетитель — это настоящий профессор Шрусбери! А что он мне оставил? По его словам, напиток имеет странное свойство.
Осторожно открыв склянку с жидкостью, я вылил каплю себе на палец и лизнул. Сначала напиток показался мне просто сладким, потом — восхитительным на вкус, однако ничего более я не ощутил; не было даже едва заметного возбуждения, как от легкого вина. Разочарованный, я закрыл склянку и принялся размышлять, сидя в темной комнате. Где-то далеко на Биг-Бене пробило два часа ночи; мне осталось провести в Лондоне всего один день, если я хочу к девяти часам утра прибыть в Саутгемптон. Теперь меня одолевали сомнения — правильно ли я поступил, что принял такое решение? А что, если я просто свалял дурака?
Внезапно я почувствовал, что как-то странно начинаю воспринимать действительность — все чувства резко обострились; обычный уличный шум зазвучал громче и явственнее, все запахи, звуки и ароматы ночного города разом хлынули в мою комнату. Интуиция также обострилась до невероятной степени, и внезапно я ощутил, что где-то поблизости, примерно в сотне ярдов, спрятавшись за углом здания, меня поджидают странные существа.
Конечно, вот же они, я хорошо их вижу — тварей, похожих и на рыб, и на лягушек, и на человека. В тот же миг я понял, что все, что говорил мне мой ночной гость, было чистой правдой, какой бы фантастичной она ни казалась. И, подумав об этом, я содрогнулся от ужаса, древнего, беспредельного ужаса, что сеют вокруг себя чудовищные твари, о которых мне рассказывал профессор Шрусбери.
Дальнейшие события, на мой взгляд, не имели ни логического, ни научного объяснения.
Я впал в сонное состояние, во время которого увидел невероятно яркий сон. Мне приснилось, что я собираю вещи, готовясь к дальнему путешествию. Я пишу письмо своему издателю, в котором сообщаю, что меня не будет семь месяцев; затем пишу письмо брату, в котором прошу присматривать за моей квартирой, после чего тихо выхожу на улицу, старательно избегая встречи со своими преследователями. Я быстро добираюсь до вокзала Ватерлоо и сажусь на поезд до Саутгемптона; приехав в порт, я без труда нахожу судно «Принцесса Элен», но при этом с тревогой обнаруживаю, что, избежав погони в Лондоне, я вновь оказываюсь под пристальным наблюдением в Саутгемптоне.
Повторяю, это был всего лишь сон, но до того живой и яркий, что теперь уже визит профессора Шрусбери казался мне сном, а мой сон — реальностью. А может, все так и было? Тут я вспомнил слова профессора об особенностях действия золотистого напитка, который — теперь я был в этом убежден — не мог быть изобретением человеческого ума, а наверняка был привезен с какой-нибудь далекой звезды, где прячутся Властители Древности, дожидаясь своего часа, возможности вернуться в тот рай, откуда их изгнали когда-то.
Иначе и быть не могло, ибо я проснулся не в своей квартире в Сохо, а в каюте судна «Принцесса Элен»; возле меня стоял профессор Шрусбери. Какая же все-таки невероятная способность скрывалась за его черными очками, если, едва я открыл глаза, профессор сказал:
— Я вижу, вы уже пробовали мой напиток, мистер Колум. — Он явно не был рассержен. — И испытали на себе его свойства.
— Значит, это был не сон?
Он покачал головой.
— Не совсем. Напиток позволил вашей душе отделиться от тела, то есть вы видели себя будто со стороны. Что ж, возможно, это и к лучшему, поскольку вы сами смогли убедиться, что за вами следят, и даже ухитрились уйти от погони. К сожалению, ненадолго, можете быть уверены.
Подождав, пока я приду в себя, профессор Шрусбери продолжал:
— Как я уже говорил, мы направляемся в порт Аден. Из Адена мы отправимся в древнюю Тимну[77], о которой писал еще Плиний, называя ее «городом сорока храмов»; оттуда мы поедем в район Салалаха, летней резиденции султана Маската и Омана, где будем искать затерянный в песках город, упоминаемый рядом авторов как «Безымянный город». В тех районах в древние времена — две или три тысячи лет назад — проживали химьяриты[78]. Там мы можем найти и легендарный Ирем, Город Колонн, который видел Абдул Альхазред, когда путешествовал по огромной пустыне Руб-эль-Хали, или «Пустое пространство», как называли ее древние народы, а современные арабы называют Дахна, или «Багровая пустыня»; говорят, в ней обитают злые духи и смертельно опасные чудовища. Обратите внимание: мы постоянно сталкиваемся с так называемыми «легендами» о злых духах и монстрах, что лишний раз подтверждает мой основной тезис относительно мифов о Ктулху, независимо от направления исследований. Я думаю, что скоро вы придете к тому же выводу, что и я: это не простое совпадение.
Тут я признался, что уже в значительной степени верю тем удивительным вещам, какие он мне поведал, и, возможно, поверю в них окончательно, когда расширю свои познания в данной области, — хотя, боюсь, это не принесет мне добра.
Далее профессор начал рассказывать мне о труде Абдула Альхазреда, книге «Аль Азиф», которую позже стали называть «Некрономикон». Никто, кроме ее безумного автора, не подбирался так близко к тайнам Ктулху, Йог-Сотота и других Властителей. В этой книге, которую тайком передавали друг другу после того, как в 731 году нашей эры таинственно исчез ее автор, рассказывалось о таких ужасных вещах, какие трудно вообразить обычному человеку, а если он их и вообразит, то постарается поскорее забыть и даже не попытается объяснить принципы существования человечества, низводящие его до положения песчинки, затерянной в безграничных просторах космоса. Служители церкви разных конфессий дружно приговорили эту книгу к забвению и так рьяно взялись за ее уничтожение, что в мире осталось всего несколько экземпляров — в Национальной библиотеке Парижа, в Британском музее, в библиотеке Университета Буэнос-Айреса, библиотеке Уайденера в Гарварде и в библиотеке Мискатоникского университета в Аркхеме. Ее арабский оригинал был утерян много веков назад, примерно в 1228 году, вскоре после того, как Олаус Вормий перевел книгу на латынь.
Профессор Шрусбери читал и латинский, и древнегреческий переводы; в Аравии же он надеялся отыскать экземпляр книги, написанный по-арабски, или даже сам оригинал рукописи, который, по его мнению, остался у Альхазреда, тогда как Вормий делал перевод с копии, впоследствии утерянной. Конечно, это была всего лишь догадка, однако базировалась она на весьма разумных предположениях; таким образом, целью нашего путешествия в Аравию был поиск бесценной рукописи. Думаю, что профессором руководило еще одно стремление, которое он тщательно скрывал; на эту мысль меня навели его рассуждения о Ктулху — каким бы искренним ни казался мне этот человек, я чувствовал, что за его разговорами скрывается еще что-то весьма важное. Свои поиски он собирался вести в Иреме и в Безымянном городе, но сперва нужно было найти сами эти древние города, расположенные соответственно близ Тимны и Салалаха.
После этих пояснений он вручил мне отпечатанные на машинке листки с отрывками из «Некрономикона» и терпеливо ждал, пока я их прочту. Я смог лишь бегло просмотреть листки, но и этого хватило, чтобы убедиться в их огромной важности.
Вот что я прочитал:
«Тот, кто говорит о Ктулху, пусть помнит: он кажется мертвым, но он не мертв; он спит и не спит; он умер и не умер; он спит и он мертв, но придет день, и он восстанет. Он восстанет ото сна, и тогда все убедятся, что
Не то мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает».
И далее:
«Великий Ктулху поднимется из Р’льеха; Хастур Невыразимый прилетит с темной звезды, что в Гиадах возле Альдебарана, сияющего как красный бычий глаз; Ньярлатхотеп будет вечно выть во тьме; Шуб-Ниггурат породит тысячу отпрысков, кои начнут размножаться и станут повелевать всеми лесными нимфами, сатирами, лепреконами и малым народцем; Ллойгор, Зхар и Итакуа будут летать среди звезд…»
И еще:
«Тот, кто обладает пятиконечным камнем, станет повелевать всеми, кто ползает, плавает, ходит или летает, и сможет добраться до источника, от которого нет возврата…»
Было там и кое-что еще — рассказ о грядущем возвращении Властителей, о их преданных последователях, которые служат своим хозяевам кто в образе человека, а кто в образе и вовсе странном. На страницах книги я встретил наводящие ужас имена, такие как Уббо-Сатла, Азатот, слепой безумный бог, ’Умр Ат-Тавил, Цатоггуа, Ктугха, и много других имен, жутких гигантских тварей, древних, как сама Земля, а может быть, и более древних, чем наша Солнечная система. Честно говоря, прочитав несколько страниц, я уже не хотел читать дальше, поэтому, сославшись на усталость, вернул листки профессору.
Предложив мне хорошенько выспаться, профессор, который, по-видимому, вовсе не нуждался в отдыхе, сказал, что займется дальнейшими приготовлениями. Но прежде он вывел меня на палубу и попросил хорошенько осмотреться вокруг. Наше судно сопровождала стая каких-то крупных рыб, которых я сначала принял за дельфинов; когда же я сказал об этом профессору, тот лишь насмешливо улыбнулся. Потом, уже засыпая, я и сам удивился, вспомнив о тех дельфинах — они никогда не подплывают так близко к Саутгемптону. И тогда, как ни печально мне было это сознавать, я понял, кто плыл рядом с «Принцессой Элен».
Когда я уснул, мне вновь приснился сон.
Только на этот раз мне снились жуткие чудовища, Глубинные жители, которые преследовали нас на суше и на море, огромные твари, похожие на летучих мышей, какие-то аморфные существа, плавающие глубоко под водой, таинственные земли и занесенные песками города, в которых хранилось нечто, что непременно нужно было найти; мне снилось, что мы убегаем, а по нашему следу упорно идут злобные твари, от которых нет спасения…
3
Опускаю подробности нашего дальнейшего путешествия, которое прошло сравнительно спокойно. Впрочем, не было и дня, чтобы поблизости не выныривала какая-нибудь тварь, напоминающая рыбу или амфибию; порой среди волн мелькала горбатая спина или жуткая ступня с перепонками; иногда я замечал в море уродливое лицо — получеловеческое-полулягушачье, со сверкающими глазами василиска и жутким широким ртом в складках жесткой кожи. Но, повторяю, все это происходило лишь мельком, так что я даже не был уверен, видел ли я этих тварей на самом деле или же то было просто игрой воображения. А поскольку наше судно спокойно следовало своим курсом, а пассажиры не проявляли никаких признаков волнения, то и я пришел к выводу, что все увиденное мною — лишь следствие разыгравшейся фантазии, что в сложившихся обстоятельствах было вполне объяснимо.
Высадка в Адене также прошла без происшествий. Профессор Шрусбери сообщил, что не собирается надолго задерживаться в городе, где нас легко могут выследить Глубинные; кроме того, этим тварям трудно подолгу находиться на суше, так что чем скорее мы отправимся в пустыню, тем больше у нас шансов оторваться от преследователей.
— И все же, — добавил профессор, — не следует обольщаться, так как есть другие твари, которые способны следовать за нами и в пустыне.
Проводники и носильщики для экспедиции были заранее наняты по нашему телеграфному запросу и теперь поджидали нас недалеко от побережья, в Дамкуте. Прибыв в Дамкут, мы уже через несколько часов были готовы к отъезду в пустыню. Профессор несколько раз прошелся по улочкам Дамкута, внимательно оглядываясь по сторонам, но не обнаружил ничего подозрительного. Убедившись, что поблизости нет Глубинных и нам ничто не угрожает, он дал сигнал к отправлению.
Целью нашего путешествия была обширная пустыня Руб-аль-Хали — или Роба-Эль-Халийя, как называл ее Альхазред. Мы должны были доехать до Салалаха и оттуда повернуть на север, к Безымянному городу, упоминаемому в книге Абдула Альхазреда. Судя по всему, профессор точно знал, где находится этот затерянный город, хотя вслух об этом не заявлял. Итак, мы нагрузили верблюдов, и наш отряд двинулся в путь после недолгих колебаний профессора, который подумывал о поездке на самолете в Мариб[79], но в конце концов решил не отклоняться от первоначального плана действий.
О путешествии в Салалах я, честно говоря, не знаю, что и писать. Конечно, все, что случилось с нами в пути, могло быть чередой простых совпадений. Я пишу «могло быть», поскольку, учитывая обстоятельства, при которых мы уезжали, и конечную цель нашего пути, я их совпадениями не считаю. Во время первой ночевки в пустыне мы потеряли проводника. Отправившись на поиски, мы с профессором прошли по его следам — было видно, что человек куда-то бежал, затем следы внезапно оборвались; я бы сказал, что он словно взлетел в воздух и исчез. Никто в лагере не видел, как он уходил. Вторая ночь прошла спокойно; на третью мы потеряли носильщика. На этот раз мы с профессором Шрусбери обнаружили его труп; мы долго шли по следам носильщика, пока не наткнулись на тело — оно лежало, почти полностью зарывшись в песок. Беглый осмотр показал, что его как будто сбросили с большой высоты, судя по множеству сломанных костей.
Мы ничего не сказали другим о нашей находке, но в лагере поднялся тихий ропот. Дезертирство среди караванщиков не редкость, поэтому исчезновение проводника было поначалу воспринято без удивления; носильщик же исчез далеко от Дамкута, но все еще на довольно оживленном караванном пути, так что и его исчезновение мы объявили обычным бегством. Однако ропот в лагере не утих — и причиной тому было не только исчезновение сразу двух человек. Мне и самому было очень не по себе — что-то подсказывало мне, что все это только начало.
Самым странным было даже не исчезновение людей, а постоянное ощущение, что за нами следят. Сильнее всего это проявлялось по ночам, но и при дневном свете у меня и арабов возникали странные галлюцинации — нам казалось, что неподалеку от каравана в песках мелькают существа, похожие на крокодилов, которые явно движутся вслед за нами. Конечно, это могли быть обычные животные, обитающие в пустыне, которые часто следуют за караваном в надежде чем-нибудь поживиться; однако наши проводники в один голос заявляли, что таких тварей они никогда в жизни не видели. Существа эти были самых разных размеров — от нескольких дюймов до нескольких футов, своей внешностью они напоминали рептилий, но вместе с тем на многих из них можно было различить что-то вроде одеяния, что особенно пугало арабов.
Иногда мне казалось, что эти существа вообще не имеют земного происхождения, поскольку исчезали они столь же внезапно, как и появлялись. Может быть, у них не было злых намерений; ни одно из них не приближалось к нашему каравану и сразу же исчезало, стоило кому-нибудь из людей сделать шаг в его сторону. Профессор Шрусбери несколько раз стрелял в них, но безрезультатно, хотя в ряде случаев он, казалось бы, просто не мог промахнуться. В то же время было видно, что наши преследователи его не слишком беспокоят; более того, он даже как будто радовался их присутствию и все время приставал к нам с просьбами пересчитывать этих тварей и сообщать ему о каждом изменении их численности.
Дамкут остался далеко позади; прошло семнадцать дней пути. Мы уже миновали Салалах, когда к профессору начали поступать сообщения об увеличении числа наших необычных провожатых. К этому времени мы потеряли уже шестерых людей, а те, что остались, вели себя крайне беспокойно. И происходило это не столько по причине пропажи людей, сколько оттого, как сказал нам старший из них, что мы приближаемся к смертельно опасной местности, которую арабы называют проклятой и предпочитают объезжать стороной.
Однако же на профессора эти слова не произвели никакого впечатления. Он признался мне, что ожидал худшего — настоящего бунта, а страх арабов был по-своему недурным знаком, поскольку, как писал Альхазред, местность вокруг Безымянного города считается проклятой. Непреклонное желание профессора следовать прежним курсом, несмотря на отчаянные мольбы арабов повернуть назад, было подкреплено еще одним происшествием, сперва показавшимся мне несущественным.
Однажды, когда весь лагерь давно спал, профессор разбудил меня. Вид у него был чрезвычайно взволнованный.
— Вставайте и идите за мной, — сказал он.
Удивленный, я последовал за ним.
Выйдя из палатки, профессор опустился на колени и прижал ладони к песку.
— Потрогайте, — сказал он.
Я также поднес руку к песку — от него веяло холодом, словно над самой поверхностью песка скользил ледяной ветер.
— Чувствуете? — спросил профессор.
— Холодный ветер? Да. Что это такое?
— Это «ветер призраков», о котором писал Альхазред. Он упоминается в «Некрономиконе». О нем также писал Лавкрафт. Оба указывают на один источник — ветер дует со стороны Безымянного города. Вы можете определить направление?
— Мне кажется, дует с севера.
— Вот туда мы завтра и двинемся. Днем этот ветер не ощущается, зато ночью мы его сразу почувствуем. Он и приведет нас к цели нашего путешествия. И вот тогда, мистер Колум, начнется настоящая работа. Только, боюсь, к этому времени мы с вами останемся в одиночестве, так что давайте-ка позаботимся о том, чтобы не лишиться верблюдов и самых необходимых вещей, иначе мы не сможем вернуться в Салалах.
На следующее утро мы повернули в сторону от границы с Оманом и направились в самое сердце пустыни Руб-эль-Хали. Проводники бросали на нас угрюмые взгляды, однако, несмотря на страх, они не сбежали до наступления темноты. Вокруг во все больших количествах шныряли наши таинственные провожатые, но они почему-то упорно избегали приближаться к небольшому оазису, в котором мы разбили лагерь.
Тем вечером профессор вновь почувствовал «ветер призраков», который на этот раз дул сильнее, теребя нижние края наших палаток. На сей раз мы с профессором оказались не единственными свидетелями этого явления. Как только задул холодный ветер — а это случилось вскоре после заката, — проводники подняли такой шум, что Шрусбери пришлось вступить с ними в переговоры; позднее он объяснил мне, о чем шла речь, поскольку с проводниками он говорил по-арабски.
— Мы дальше не пойдем, — заявил старший.
— Почему?
— Разве ты не чувствуешь? Дует ветер смерти.
— Я его чувствую. Если вы не хотите идти дальше, тогда подождите меня и мистера Колума в лагере.
Проводники посовещались, уходить немедленно или нет. Наконец большинство решило остаться и подождать нас.
— Очень хорошо, — сказал профессор и обернулся ко мне. — Возьмем с собой самое необходимое, погрузим на верблюдов и поедем. Ветер поднялся примерно через два часа после захода солнца, позднее он будет возвращаться к своему источнику. Если мы поторопимся, то, может быть, успеем к рассвету добраться до города.
Менее чем через час мы уже двигались по бесконечной пустыне, ориентируясь по направлению холодного ветра. Мы все время подгоняли верблюдов, и профессор Шрусбери был уверен, что с рассветом мы достигнем Безымянного города. Ночь была теплой, но налетавший с севера низовой ветер был поистине ледяным; вместе с его порывами до нас доносились необычные ароматные запахи. В небе ярко сияли мириады звезд — неудивительно, что древние арабы были в числе первых астрономов! Глядя на звезды, я все время задавался вопросом: неужели где-то там, в этих космических далях, живут огромные монстры, которых называют Властителями Древности? Неужели там и в самом деле велась борьба между Старшими Богами и их противниками, совсем как в древних мифах человечества о Сатане и его изгнании с небес?
Вскоре после полуночи ветер сменил направление. Теперь он дул в обратную сторону, быстро набирая силу, как и предсказывал профессор. Перед рассветом ветер начал понемногу ослабевать. К этому времени я совершенно выбился из сил, профессор же без устали понукал своего верблюда, полагая, что Безымянный город уже близко.
Он оказался прав: едва стих ледяной ветер пустыни, как впереди показалось нечто похожее на огромный камень, над которым медленно поднималось ослепительное солнце. Мы достигли цели нашего путешествия — это я понял сразу, как только ощутил атмосферу страшного зла, окружившую нас со всех сторон. Перед нами раскинулся занесенный песками город, на чьих улицах когда-то — еще до начала христианской эры — кипела бурная жизнь.
Интересно, как профессор Шрусбери собирается проникнуть в город, подумал я. Вряд ли он станет откапывать улицы с помощью мотыги и лопаты, которые мы прихватили с собой. Оказалось, что у профессора были другие планы — не слезая с верблюда, он погнал его в ту сторону, откуда дул ветер, пока не уехал далеко вперед, предоставив мне в одиночестве пробираться между выступающими из песка острыми камнями. Я догнал профессора лишь спустя некоторое время — тот стоял возле входа в пещеру, искусно скрытого среди барханов.
Когда я спешился и подошел к пещере, ветер стих окончательно, убравшись в отверстие, где виднелись покрытые песком ступени. Из черной пасти пещеры несло холодом и сыростью. А профессор Шрусбери уже снимал поклажу с третьего верблюда, который был привязан к моему (чем и объяснялась моя сравнительно медленная скорость).
— Это здесь? — спросил я.
— Здесь, — уверенно ответил профессор. — Я знаю, потому что я здесь бывал.
Я недоуменно уставился на него.
— Тогда зачем вы затеяли эту экспедицию?
— Затем, что я никогда не добирался сюда по суше, только по воздуху. Идемте, я вам все покажу.
И он повел меня вниз по ступенькам. И сразу из раскаленного воздуха пустыни я попал в арктический холод; по мере того как мы спускались, воздух становился все более холодным и влажным. Вскоре наклонная шахта со ступенями перешла в подобие естественной пещеры, которая круто уходила в глубь земли. Возможно, в древние времена здесь были какие-то потолочные крепления, от которых в наши дни уже ничего не осталось. В лучах фонарика, который держал профессор Шрусбери, на стенах подземелья вспыхивали зловещие отсветы.
По мере нашего продвижения вокруг обнаруживалось все больше следов существовавшей здесь некогда древней цивилизации. От главного коридора, по которому мы медленно шли вперед, отходило много разных ответвлений, и все они были такими низкими, что продвигаться приходилось, согнувшись пополам; когда же мы попали в зал с алтарем — это помещение явно когда-то служило храмом, — нам пришлось и вовсе ползти на четвереньках, словно коридоры пещеры были предназначены исключительно для тех, кто передвигается ползком. Каменный потолок был украшен резными рисунками; первобытные художники расписали и стены, изобразив на них каких-то невиданных чудищ и сцены из их жизни; присмотревшись, я с содроганием узнал в них наших таинственных спутников — крокодилообразных тварей, сопровождавших нас до самого оазиса, где остались проводники-арабы.
Профессора Шрусбери, однако, интересовало нечто совсем иное, поскольку он без остановок переходил из зала в зал, пока не дошел до конца коридора, где находилась вырезанная в стене каменная дверь. Легко открыв ее, он спустился вниз еще на несколько ступенек в непроглядную тьму, откуда исходил довольно приятный аромат, несколько напоминавший запах церковного фимиама. Не задерживаясь ни на секунду, профессор Шрусбери уверенно шагнул в бесконечный черный коридор — ибо он действительно был бесконечен; мы шли по нему более двух часов — высота потолков в этом коридоре все время менялась, поэтому мы двигались с большой осторожностью. Переходя с одного уровня на другой, мы продолжали спуск и наверняка находились уже очень глубоко под землей.
Наконец мы оказались на ровном горизонтальном полу в тесном помещении, где можно было стоять, только согнувшись. Я увидел, что оно заставлено деревянными ящиками, крышки которых были сделаны из какого-то прозрачного материала, напоминающего стекло; ящиков было много, все они формой напоминали гробы и стояли вдоль стен пещеры и примыкавших к ней коридоров. Профессор принялся осматривать ящики, переходя от одного к другому, пока наконец не остановился перед одним из них, издав долгий, протяжный вздох.
Посветив на него фонариком, он обернулся ко мне.
— Ничему не удивляйтесь, мистер Колум, — предупредил он.
Не знаю, что я ожидал увидеть, однако то, что предстало моему взору, повергло меня в настоящий шок. Менее всего на свете ожидал я увидеть в гробу молодого человека примерно моего возраста, одетого в современный костюм, скорее всего, американца или англичанина.
— Что это — сон или галлюцинация? — воскликнул я.
— Ни то ни другое, мистер Колум, — ответил профессор.
— Господи боже! Их тут трое. Как сюда попали эти трупы?
— Это не трупы.
— Как не трупы, они же мертвы!
— Вспомните строчки Альхазреда: «Не то мертво, что вечность охраняет, смерть вместе с вечностью порою умирает». Нет, они не мертвы; но, как ни парадоксально это звучит, и не живы. Здесь лежат их оболочки, которые дожидаются того часа, когда в них вернется их жизненная сущность, их душа, астрал — называйте как хотите. В этом и кроется секрет птиц бьякхи: они не улетают на Целено, а пребывают здесь, во владениях Хастура, где лежат оболочки и вот этих молодых людей. Скоро они вернутся с Целено, и тогда мы все вместе совершим последнее путешествие, связанное с нашим невероятным поиском. Мы подошли к самому порогу тайны, поверьте мне.
Я задумался; припомнив слова профессора о птицах бьякхи и их отзыве на звук свистка. Но где же они в таком случае? Я спросил об этом профессора.
— Кто-то может быть здесь, но большая часть — на Кадате в Холодной Пустыне, на далеком плато Ленг; в общем, одни находятся в нашем земном измерении, другие — нет.
— А кто эти молодые люди?
— Первого зовут Эндрю Фелан, он помогал мне в Аркхеме. Второй — Абель Кин, он тоже помогал мне — в Инсмуте. Третий — это Клейборн Бойд, который выполнил одну очень необычную миссию в Перу.
— Значит, четвертым будет Нейланд Колум? — воскликнул я.
— Будем надеяться, что нет, — ответил профессор. — Если у нас все получится, то никому больше не придется скрываться от преследования подобным способом.
— Вы знали, что они здесь, — сказал я, — но откуда?
— Потому что сам когда-то был таким же, как они. Вот в таком ящике я пролежал двадцать лет. Я гораздо старше, чем вы думаете, мистер Колум — даже вместе с этими двадцатью годами, — сказал профессор и отвернулся. — Но хватит, мы пришли сюда не за этим. Я должен найти склеп, в котором не бывал еще ни разу.
Передав мне часть своей поклажи, которая начинала его тяготить, профессор двинулся дальше — вниз по узким ступенькам; и вновь мы ползком пробирались по извилистым коридорам, переходя с одного уровня на другой. Не знаю, насколько мы углубились в недра земли; я взглянул на часы — время перевалило далеко за полдень, однако я не чувствовал ни голода, ни жажды.
Глубоко внизу, в конце коридора, мы вновь увидели на стенах странные, нелепые рисунки. Скорее всего, они изображали жизнь Безымянного города в его далеком прошлом; все сцены происходили почему-то только при свете луны, отчего казались еще менее реальными. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что в них была отражена жизнь спрятанного под землей целого мира, где высились огромные скалы и цвели плодородные долины; мира, некогда существовавшего в глубине под залитым лунным светом Безымянным городом, который далее был изображен приходящим в упадок — рептилии на картинах умирали во множестве, а причудливо одетые жрецы проклинали воду и воздух. Один рисунок был особенно ужасен: на нем усевшиеся в кружок ящерообразные обитатели города разрывали на части человеческое тело. Интересно отметить, что здесь, в отличие от предыдущего зала, рисунки украшали лишь стены пещеры, в то время как ее пол и потолок были обычного серого цвета, что меня лишь порадовало.
Наконец мы подошли к массивной бронзовой двери, на которой было что-то написано по-арабски. Профессор перевел мне надпись: «Тот, кто ушел, вернется. Тот, кто увидел, ослеп. Тот, кто выдал тайну, замолчал. Здесь будет лежать он вечно, ни во тьме, ни при свете. Да не будет он потревожен». Профессор взглянул на меня; было видно, что он очень взволнован.
— Это может быть только Абдул Альхазред, — твердо сказал он. — Ибо это он пришел, увидел и выдал тайну.
— Его убили?
— Да, но сначала долго мучили, — спокойно ответил профессор Шрусбери. — Легенда гласит, что однажды среди бела дня его схватило какое-то невидимое чудовище и сожрало прямо на глазах у людей. Этот случай описал историк двенадцатого века Эбн Халликан; впрочем, я склонен считать, что все это было лишь иллюзией и что на самом деле Альхазред был доставлен сюда, чтобы понести наказание и принять смерть за то, что осмелился посягнуть на тайны Властителей Древности. Сейчас нам нужно войти внутрь.
Бронзовая дверь долго не поддавалась, но наконец общими усилиями нам удалось ее открыть. Я увидел маленькую пустую комнату, посреди которой стоял каменный саркофаг. Решительно подойдя к нему, профессор сдвинул крышку — и я увидел лишь обрывки ветхой материи, кости и прах.
— Это он? — спросил я.
Профессор кивнул.
— И мы пришли сюда вот за этим?
— Не только, мистер Колум. Наберитесь терпения. Сейчас узнаем, правильно ли мы поступили. Скажите, вы взяли с собой напиток?
— Да.
— Отпейте немного.
Я сделал глоток из флакона с золотистой жидкостью.
— А теперь устраивайтесь вот здесь и ведите себя тихо. Ему не понравится, что мы его потревожили.
Меня уже начал одолевать сон. По примеру профессора Шрусбери я лег рядом с саркофагом, вытянувшись на полу, и почти сразу увидел сон наподобие того, что снился мне в моей квартире в Сохо. И вновь я стал участником невероятных событий.
Я вижу, как профессор рассыпает вокруг саркофага голубой порошок и тут же его поджигает. Порошок вспыхивает ослепительным голубым светом, который освещает всю комнату; мне хорошо виден саркофаг, он освещен особенно ярко. Профессор чертит возле него какие-то каббалистические знаки и вновь обходит его по кругу. Затем достает из кармана документ, очень похожий на рукопись «Некрономикона», и ясным голосом начинает читать:
Тот, кто знает, где находится Р’льех;
тот, кому ведомы тайны далекого Кадата;
тот, кто хранит ключ Ктулху;
именем пятиконечной звезды, знака Киш,
именем Старших Богов,
пусть он восстанет.
Это заклинание он произносит трижды, каждый раз что-то рисуя на полу. Затем ждет. И тут начинаются странные вещи. Со мной что-то происходит — из меня словно уходит жизненная сила; в то же время над саркофагом возникает какое-то движение — сначала едва заметное, затем все более ощутимое, и вот уже ветхое тряпье и кости поднимаются в воздух, начиная постепенно приобретать смутную форму; воздух мутнеет, словно в комнату заполз туман, но вот он рассеивается, и я вижу очертания нелепой человеческой фигуры; я не могу различить ни лица, ни тела, видны лишь расплывчатые тени; вместо глаз призрака я вижу черные дыры; сквозь лохмотья, которые некогда были одеждой, проступают контуры тощего тела.
Профессор Шрусбери обращается к тени.
— Абдул Альхазред, где Ктулху?
Призрак взмахивает рукавом и показывает на свой рот: у него нет языка, он не может говорить.
Профессор не отступает.
— В Р’льехе? — спрашивает он и, не получив ответа, произносит: «Пф’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах-нагл фхтагн», что, как я выяснил позднее, означает: «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху видит сны и ждет».
На этот раз призрак кивает.
— Где находится Р’льех?
Призрак вновь показывает на свой рот.
— Начерти карту, — говорит профессор Шрусбери.
Призрак совершает движения, как будто что-то рисует на потолке. Поскольку чертить ему нечем, он не оставляет линий, а просто водит в воздухе рукой; профессор внимательно следит за его движениями и заносит рисунок на листок бумаги.
Так постепенно появляется чертеж; это географическая карта, но такая, какую смог нарисовать древний араб Альхазред, основываясь на своих представлениях о земной поверхности, а также на тех знаниях, что удалось ему собрать и изложить в своей книге «Аль Азиф».
Закончив срисовывать карту, профессор показывает ее призраку.
— Это здесь?
Тот кивает.
— А из этих островов который Р’льех?
Призрак указывает крошечную точку на карте и делает какой-то загадочный жест, но профессор сразу все понимает.
— Ах вот как, он то опускается, то поднимается.
Призрак кивает.
Профессор переходит к другому вопросу, который, как я понял, давно вертится у него на языке.
— Скажи, Альхазред, где «Аль Азиф»?
Призрак отвечает не сразу; некоторое время он неподвижен, затем слегка поворачивает голову, словно пытаясь разглядеть нечто, недоступное его взору.
— В этой комнате? — спрашивает профессор.
Призрак кивает.
— В саркофаге?
Призрак качает головой.
Профессор оглядывает комнату. Здесь негде спрятать бумаги, разве что в стенах или под полом.
— Стены? — спрашивает он.
Призрак кивает.
— С южной стороны?
Нет.
— С северной?
Нет.
— С восточной?
Да. Призрак пытается что-то сказать; жалко смотреть на это несчастное, изуродованное тело, лишенное не только глаз, но и языка — страшное наказание тому, кто посмел посягнуть на тайны Властителей Древности.
Профессор продолжает задавать вопросы.
— Это рукопись?
Короткий кивок.
— Ее охраняют?
— Да.
— Где стражи, здесь?
— Нет.
— Внизу?
— Да.
— Это все?
— Нет, есть кое-что еще.
— Рукопись была закончена?
— Да.
— Но она частично уничтожена?
— Да.
— Я заберу то, что осталось, — говорит профессор. — Возвращайся к себе, Абдул Альхазред.
Мгновенно лохмотья и кости соединяются в единое целое и исчезают; туман рассеивается и оседает, как пыль; голубой огонь вокруг саркофага гаснет. В ту же минуту ко мне возвращаются силы; профессор закрывает саркофаг.
Затем он подходит ко мне и трясет меня за плечо.
— Проснитесь, мистер Колум, — шепчет он. — Мы узнали то, что нам нужно; теперь нельзя терять ни минуты.
Мы начинаем обшаривать восточную стену, в которой спрятаны остатки рукописи «Аль Азиф». Она должна находиться ближе к полу, рассуждает профессор, поскольку Альхазред наверняка был связан или скован цепями, так что спрятать рукопись наверху он не мог. Профессор лихорадочно прощупывает стены, все время к чему-то прислушиваясь. Наконец мы находим один неплотно пригнанный камень, который можно использовать как тайник. За камнем обнаруживаются листки рукописи «Аль Азиф», которые профессор торопливо сует в карман пальто. Затем мы ставим камень на место, выходим из комнаты и притворяем за собой бронзовую дверь.
Профессор застывает на пороге; склонив голову набок, он вслушивается в глухую тьму, стараясь уловить малейший звук, скрывающий еще бог весть какие тайны.
И вдруг мы услышали. До сих пор до нас долетал лишь тихий шелест песчинок, занесенных сюда ветром из пустыни, да звуки наших собственных шагов. Но теперь мы услышали другие звуки: из самых глубин подземелья прозвучал чей-то низкий рев, похожий на стон, которому, словно ветер, начали вторить другие, нечеловеческие голоса, я не могу их описать, ибо от этих звуков в жилах стыла кровь.
Взглянув на часы, я увидел, что близится вечер, и тут же почувствовал дуновение «ветра призраков», вылетавшего из подземных пещер. Стремясь выбраться из пещеры как можно скорее, я кинулся было бежать, но профессор удержал меня за руку.
— Стойте, — сказал он, — нам от них все равно не уйти. Пока у нас есть камни, мы в безопасности. Давайте спрячемся в одном из коридоров и переждем, пока не стихнет ветер.
Мы заползли в один из боковых коридоров, где затаились, погасив карманные фонарики. Едва мы спрятались, как главный коридор озарился серыми бликами, но то был не свет, а некое излучение, исходившее от самих стен. Мы могли различить противоположную стену коридора и отверстия боковых ходов. А затем налетел ветер; это был яростный вихрь, принесший с собой визг и стоны тысяч голосов, — я слышал вой, пронзительные вопли и стенания. Постепенно мне начало казаться, что в воздухе кружится вихрь не только голосов, но и бесчисленных лиц, похожих на морды ящериц, змей, лягушек — всех тех тварей, что я видел на рисунках в подземелье Безымянного города; они потоком проносились мимо, широко разевая пасти, словно протестуя против своей печальной судьбы, что обрекла их на вечные скитания вместе с призрачным ледяным ветром, от которого мы между тем продрогли до самых костей.
Откуда он прилетел? Из каких подземелий вырвались эти вихри, что обрушились на безжизненную пустыню, где почти никогда не ступала нога человека? И чьи злые чары вызвали это порождение тьмы? Неужели рисунки на стенах погребенного города и в самом деле рассказывали о существовании в древние времена невиданного подземного рая, в котором когда-то сиял свет, цвели сады и зеленели долины? А может быть, он был разрушен еще до того, как Безымянный город стерли с лица земли прислужники какого-нибудь чудовища, о котором и не подозревали обитатели подземного рая?
Вскоре вой ветра и пронзительный визг голосов, эхом отзывавшихся в подземелье, слились в такую адскую какофонию, что я не выдержал и зажал уши, чтобы не оглохнуть. Профессор Шрусбери поступил так же; так мы пролежали около получаса, пока воющий ветер не пронесся мимо, оставив после себя лишь ледяной холод.
— Пора, — сказал профессор. — Будьте осторожны. Я ничего не знаю о стражах, которые охраняют могилу Альхазреда.
Подъем на поверхность, где шелестели пески, показался мне бесконечным. Время от времени профессор останавливался и, глядя во тьму позади нас, внимательно прислушивался. Не знаю, было ли то на самом деле, только мне казалось, что я слышу тихое шарканье, словно за нами кто-то идет, однако профессор ничего не говорил и только торопил меня с подъемом по ступеням туда, где при свете звезд поблескивали пески пустыни. В темных коридорах и проходах лабиринта раздавался звук наших шагов, ледяной ветер обдувал нам ноги, страшные голоса призраков звучали впереди, в пустыне, где они рассеивались и таяли, чтобы потом вернуться назад, в свое подземное обиталище.
Вскоре я уже не сомневался, что нас кто-то преследует. Что касается профессора, то он, не проявляя признаков паники, все же не давал мне задерживаться ни на секунду, увлекая за собой и бормоча, что наши верблюды могли испугаться бури и убежать, а проводники и носильщики, скорее всего, уже посчитали нас мертвыми, ибо пошла вторая ночь с тех пор, как мы покинули оазис. Я едва поспевал за профессором, поскольку, не спав более сорока часов и окончательно выбившись из сил, давно перестал понимать, где сон, а где реальность, — все происходящее казалось мне одним сплошным кошмаром.
Но вот мы выбрались на поверхность; к счастью, верблюды не разбежались — они стояли неподалеку. Скорее всего, животные действительно испугались и отошли в сторону от черной ямы, когда оттуда с ревом вырвался ледяной вихрь. Теперь профессор Шрусбери не просто торопился, а бежал сломя голову. С ходу взлетев на опустившегося на колени верблюда, он тут же заставил его встать и погнал прочь от города. Как и прежде, мы ориентировались по направлению ветра, который должен был вывести нас к оазису.
Ночь была темной, звезды скрылись за облаками, но сама пустыня светились зловещим, призрачным светом; вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь мерным топотом верблюдов и тихим шепотом ветра, который дул в южную сторону. Время от времени профессор оборачивался; не знаю, видел ли он что-нибудь, но если и видел, то предпочитал об этом умалчивать. Страх не отпускал, следуя за нами, ибо, нарушив покой могилы Абдула Альхазреда, мы выпустили наружу такие силы, о которых не имели ни малейшего представления; и эти силы были направлены против нас, хотя профессор изо всех сил делал вид, что его это не тревожит. Но я прекрасно видел, что он напряженно чего-то ждет — не приспешников Властителей, ибо против них у нас была защита, а чего-то другого, что могли породить лишь сами Властители Древности.
Один раз мы услышали жуткое завывание, словно на наш след напало одно из чудовищ, — такие звуки не могла издавать земная тварь. Услышав их, профессор начал нахлестывать своего верблюда, который и без того мчался что было сил, — видимо, животное также почуяло опасность. Вконец перепуганные, мы все же без происшествий добрались до оазиса. Прибыв в лагерь, мы обнаружили, что все носильщики и проводники сбежали; правда, провизии нам оставили достаточно для благополучного возвращения в Дамкут или Салалах.
То, что в конце концов мы добрались до Дамкута — несмотря на преследователей, которые, я уверен, шли за нами по пятам, — можно объяснить лишь защитным действием пятиконечных камней с печатью Старших Богов. На четвертую ночь я увидел, как на фоне звезд мелькнула черная тень. Мгновенно почувствовав ее приближение, профессор уже знал, кто это.
— Бьякхи, — прошептал он, подняв лицо к небу. — Я так и думал, что они летают возле Безымянного города. Честно говоря, я опасался, что прилетит Итакуа, Оседлавший Ветер, против которого наши талисманы бессильны. Однако если эти здесь, значит, и другие поблизости.
— Кто? — спросил я.
— Обитатели города, — загадочно ответил профессор.
— Но в Безымянном городе не было жителей! — воскликнул я.
— Я думал, вы видели, как они поднимаются из темноты.
— Те рисунки — они изображают действительную историю? — спросил я.
— О да, на том месте когда-то существовала древнейшая цивилизация. Все эти ящерицы и змеи — слуги Ктулху. Я думал, вы поняли, что некогда Безымянный город стоял на дне моря; затем произошел природный катаклизм, в результате которого часть Аравийского полуострова поднялась из воды и населявшие ее подводные жители оказались обреченными на гибель под палящими лучами солнца.
— А что это был за катаклизм?
— Я думаю, тот самый, от которого ушли под воду Атлантида и континент Му[80]. Вполне возможно, что именно он и стал прообразом Всемирного потопа. Я уже говорил вам, мистер Колум, что написанное в древних книгах удивительным образом перекликается с легендами и мифами самых разных народов. Здешние почитатели Ктулху погибли — за исключением немногих спасшихся на самых нижних уровнях, где осталась вода и откуда вылетают порывы ледяного ветра, который, погуляв по пустыне, возвращается назад. Они находятся там до сих пор, но, подчиняясь не всем законам нашего измерения, представляются нам чем-то вроде призраков — тех, что мы видели при подходе к Безымянному городу.
Я и на обратном пути неоднократно замечал этих странных, похожих на ящериц, существ, которые шныряли поблизости, исчезая так же внезапно, как появились, но не причиняли нам большого вреда. Дело ограничилось тем, что мы потеряли одного верблюда вместе с грузом, но компенсировали эту потерю чуть позднее, купив недостающую провизию у погонщиков каравана, который направлялся из Салалаха в Оман. Что случилось с тем верблюдом, я не знаю, он пропал ночью, зато остальные два остались целы — видимо, потому что находились ближе к нам.
Бьякхи трижды появлялись в небе по ночам за то время, что мы добирались до Дамкута. Вообще они старались держаться подальше от городов и человеческой цивилизации. И все же именно в городах, особенно на побережье, профессор более всего опасался встречи с нашими преследователями. Как только мы прибыли в Салалах, профессор немедленно изготовил две копии драгоценной карты, отослав первую в Лондон, а вторую — в Сингапур, где они должны были дожидаться его прибытия. Что касается оригинала рукописи, то его он оставил при себе. После этого он заметно повеселел, хотя, думаю, все же не тешил себя иллюзиями относительно нашего обратного путешествия.
В этом профессор Шрусбери, как всегда, оказался реалистом. Хотя путешествие от Дамкута до Макаллы и далее в Аден прошло сравнительно спокойно, поездка из Адена в Красное море, курсом на Суэцкий канал и Средиземноморье, была сопряжена с немалыми проблемами. Уже в самом начале профессор заметил, что грузчики, которые таскали мешки на наше судно «Сана», имели какие-то странные, искривленные тела, причем до такой степени, что многим приходилось подпрыгивать и волочить ноги, а не ходить, как все нормальные люди. Впрочем, не могу сказать, что эта особенность бросалась в глаза; пассажиры не обращали на них никакого внимания, в то время как от натренированного глаза моего спутника странная походка грузчиков не ускользнула. Профессор заверил меня, что это может быть лишь совпадением — в некоторых прибрежных городках Массачусетса нередко наблюдается кровосмешение между людьми и Глубинными жителями, поэтому нельзя отрицать, что нечто подобное может происходить и в других уголках земного шара. По его словам, грузчики очень напоминали некоторых жителей Инсмута и холмистой местности близ Данвича, где когда-то обитало множество подобных полукровок.
Как бы то ни было, докеры не причинили нам ни малейшего вреда, и только когда мы покинули Аден и вошли в Красное море, профессор начал всерьез проявлять беспокойство. Однажды ночью он зашел ко мне в каюту; вид у него был крайне возбужденный.
— Вы их видели? — выпалил он.
Я кивнул.
— Глубинных, — пояснил он. — Но это еще не все. Слушайте.
Сначала я не услышал ничего, кроме гула двигателей; затем до меня начали долетать другие звуки, какие нельзя услышать, находясь в море, — звуки тяжелой поступи, словно глубоко внизу по чавкающей жиже шагало какое-то огромное существо.
— Слышите?
— Да. Что это?
— Нечто похуже, чем Глубинные; такое, против чего наши амулеты бессильны. Напиток и свисток у вас с собой? Вы помните слова заклинания?
Я ответил, что да.
— Будьте готовы пустить их в ход. Однако еще не время.
Вторая половина следующего дня. С самого утра в море бушует шторм, и его ярость возрастает с каждым часом. Штормовой ветер, гром, молнии и потоки воды обрушиваются на «Сану»; буря усиливается. Я уже распорядился насчет сохранения в неприкосновенности моего имущества в Лондоне, пока не будет официально подтвержден факт моей смерти. Профессор говорит, что нам лучше вовремя покинуть судно, чтобы не подвергать опасности жизнь пассажиров.
Только что профессор заглянул в мою каюту и сказал, что пора. В руках он держит флакон с золотистым напитком и свисток. Мне хорошо все видно. Сквозь рев ветра я слышу, как он кричит: «Йа! Йа! Хастур! Хастур кф’айак ’вулгтмм, вугтлаглн, вулгтмм! Ай! Ай! Хастур!» Он стоит, выпрямившись, не обращая внимания на бушующие волны. Он отскакивает назад только один раз — когда из воды внезапно появляется огромное щупальце.
Я вижу птиц. Господи боже! Какие огромные твари! Настоящие порождения ада!
Профессор смело садится на спину одной из них.
Судно сотрясается от глухого удара, словно некий охотник промахивается, пытаясь схватить свою жертву.
Я знаю, что мне делать…
Из судового журнала «Саны»:
«Во время шторма с судна пропало двое пассажиров — профессор Лабан Шрусбери и мистер Нейланд Колум. Обоих видели на палубе, куда они выходили, невзирая на шторм. По всей видимости, их смыло волной. Хотя после исчезновения Шрусбери и Колума шторм внезапно стих, найти их так и не удалось. Документы по данному случаю оформлены надлежащим образом…»