— На север? — Кажется, это было для Ги полной неожиданностью.
— На север, государь.
— На север… и обогнули Рейнальда?
— Трудно поверить, сир.
— В самом деле. Я полагал, наш друг Рейнальд — главная цель их похода.
— Мы так и думаем. Но кто может постигнуть мысли араба?
— Воистину, кто? — согласился Ги.
Амнет чуть не вскрикнул. Неужели они не видят, что творит Саладин? Ускользнув от Жерара, неловко попытавшегося запереть его в долине (будто полевая мышь может запереть дикого медведя!), и потеряв интерес к Рейнальду, окопавшемуся в Ке-раке, Саладин заманивал христиан в пустыню. В бесплодную пустыню. В выжженную солнцем пустыню. В сарацинскую пустыню, где каждый камень, каждый пастух — потенциальные союзники Саладина, если только медведь в своем собственном лесу нуждается в союзниках.
— Мы, конечно, будем преследовать их, — провозгласил король Ги.
— Да, государь, — ответил Жерар. — Это мое величайшее желание.
— Мы застигнем их врасплох, ведь так?
В этой суматохе, среди звона упряжи, фырканья и ржания лошадей, постукивания кольчуг о ножны и седла, только Томас Амнет сохранял спокойствие. Захватив с собой походный набор порошков и эссенций, он шагал прямо на восток, прочь от шума и суеты.
— Мессир? — крикнул ему вдогонку Лео. — Куда вы?
Амнет оглянулся через плечо и неопределенно махнул рукой.
— Посторожить вашего коня?
Амнет кивнул, не заботясь о том, понял ли его Лео, и, уже не оборачиваясь, зашагал в пустыню. Шипы колючих кустарников цеплялись за плащ и обламывались о юбку кольчуги.
Он услышал, как кто-то равнодушно спросил: «Куда это направился Томас?», но ответа не расслышал — он был уже далеко.
Когда он отошел на двести шагов, даже топот копыт королевской армии затерялся в шепоте восточного ветра.
Амнет спустился на берег пересохшей «вади», изгибы и рукава которой теперь были засыпаны песком, но растительность еще сохраняла некоторую пышность. Он укрылся под навесом крутого берега и попытался определить направление ветра. Воздух был неподвижен.
Амнет разровнял песок и выложил содержимое своего свертка. Неподалеку торчало несколько колючек, высушенных солнцем, и он, немного попотев, нарвал охапку жестких веток с сухими листьями. Когда он разломал эти ветки на мелкие щепки, руки его все были в ранах.
Вернувшись на расчищенное место, Томас сложил из щепок костер. Из свертка достал маленькую реторту толстого зеленого стекла, линзу для разжигания огня и сосуд с масляным экстрактом трав, из которого он получал густой дым. Последним он извлек Камень в кожаном чехле.
Встав на колени в тени берега, Амнет выкопал ямку в песке рядом с кучей щепок и, положив туда Камень, налил смесь масла и трав в реторту, которую установил на щепках. Затем с помощью линзы разжег тусклый огонек среди скрученных листьев и раздул из него маленькое бездымное пламя.
Ожидая, пока огонь наберет силу, Амнет скинул с себя белый плащ и пристроил его на вытянутых руках как навес, закрепив внизу камнями. Так он укрыл и огонь, и Камень от случайного ветерка и солнечного света.
Потом, присев на корточки, он стал ждать.
Смесь в реторте со свистом испустила облачко жирного дыма. Аромат фимиама и мирры достиг носа Амнета. Жидкость зашипела и выпустила длинную струйку пара.
Амнет изучал клубы, пытаясь разглядеть что-то в неясных линиях.
Постепенно появились контуры скул, изгиб усов, провалы глазниц. В клубах испарений возникало то самое лицо, что все эти месяцы неизменно являлось взору Томаса. Сначала он подумал, что это лицо Саладина, величайшего из сарацинских полководцев и фактического повелителя почти всех жителей Ближнего Востока. Это лицо фигурировало во всех видениях, дарованных Камнем, — будь то видения, касающиеся тамплиеров, Французского королевства, Иерусалима или земель, лежащих между Иорданом и морем. Раньше такое толкование казалось ему самым разумным. Но теперь Амнет уже повстречался с Саладином лицом к лицу, и это лицо не было лицом из видения.
С новой струей пара и ароматического дыма левая глазница как бы распухла и расширилась, и в глубине ее возник нарождающийся шар. Шар увеличивался, становясь прозрачным, плотным, гладким и белым, как полная луна. Это был не глаз. В прежних видениях глаза на этом лице отличались неправдоподобно темными зрачками, в которых полыхали черные вспышки угрозы. Этот глаз был покрыт катарактой белесого дыма. Внезапно белое глазное яблоко начало вращаться в своей глазнице.
Извилистая струя дыма прорисовала на поверхности шара четкий силуэт. Амнет ничего не мог понять, пока его внимание не привлекло очертание, похожее на сапог. Изображение Италийского полуострова, как на картах Средиземноморья. Справа возникали и двигались на запад отвисшее вымя Греции и выпирающий огузок Малой Азии. Образы менялись, как исторические границы империй и доминионов, сфер влияния и гегемоний.
Продолжая вращаться, шар вынес вперед испещренную морщинами Малую Азию. Глобус все разрастался, и теперь уже можно было разглядеть все в мельчайших подробностях. Вот изгиб Синая. Вот впадина Мертвого моря, полотнище Галилеи, прямая линия реки Иордан.
Долина Иордана росла и росла перед его глазами. Река превратилась в трещину, уходящую в глубь шара, — словно из апельсина извлекли дольку. Глазное яблоко сжалось и исчезло, окутанное темным дымом. А внизу сверкала отблесками огня поверхность Камня, который — Амнет верил — управлял видениями. Но такого Томас еще никогда не видел: Камень стал испускать алые и пурпурные лучи, извергающиеся из него, как потоки раскаленной лавы из жерла вулкана. Лицо Амнета опалило жаром. В фокусе лучей появилось нечто сияющее, золотое, словно ковш с расплавленным металлом. Амнет почувствовал, что склоняется вперед, пригибаемый к земле силой, отличной от земного притяжения, силой вне пространства и вне времени. Жар становился невыносимым, свет все более слепящим. Его туловище наклонялось все ниже. Он весь пылал. Он падал, падал…
Амнет встряхнулся.
Камень, все так же лежавший в своем песчаном гнезде, был в дюйме от его лица. Поверхность Камня была темной и мутной. Пламя догорело. Дым больше не поднимался из реторты, на дне ее виднелась лужица черноватой смолы.
Амнет снова встряхнулся.
Что предвещало это видение? Конец света?
Томас поспешно взял Камень все еще дрожавшими руками и вложил его в чехол. На ощупь Камень оказался холодным. Амнет поднялся на ноги и поправил тунику.
Он осмотрел полузасыпанную пеплом реторту, она все еще была горячей. Не меньше часа потребуется, чтобы очистить и упаковать ее на случай, если он захочет вызвать новые видения. Амнет решительно растоптал сапогами зеленое стекло и раскидал осколки вместе с пеплом по руслу «вади». Затем собрал сосуды с эссенциями и другие нужные вещи и убрал Камень.
Он огляделся, словно видел пустыню впервые. Теперь Томас знал, куда идти. Ему нужен конь. И меч. И доспехи.
Сберег ли Лео его коня? Догадался ли кто-то из тамплиеров захватить оружие, которое он бросил в лагере? Он выбрался из «вади» и зашагал обратно, к опустевшему лагерю короля Ги. Время подгоняло его. Он побежал.
Файл 05КРИЗИС УЗНАВАНИЯ
Дом среди дюн казался совсем древним, фундамент из цементных блоков поддерживал деревянный каркас. Обшивка тоже была деревянная: длинные доски, находившие одна на другую, как у каравелл времен крестовых походов. Когда-то эти доски были покрашены, но сейчас, как заметил Гарден, подойдя поближе, они были однотонно серыми и даже как бы серебрились под луной. Такая поверхность бывает у старого дерева, когда внутреннее гниение вот-вот превратит его в прах.
Большие окна выходили на океан. Рамы покосились, последние стекла мальчишки давным-давно выбили камнями. Сквозь пустые оконные проемы виднелся тусклый, мерцающий свет.
Подойдя еще ближе, Гарден наткнулся на остатки костра. Обгорелые поленья, клочки обертки, жестянки из-под пива. Огонь закоптил серые блоки и добрался до дерева, которое начало было тлеть. Давным-давно.
На песке валялись в беспорядке куски красных картонных трубок в мизинец толщиной. Их обломанные концы были размочалены. Гарден поднял одну и разглядел. Картон не выцвел на солнце, он был кроваво-красным, словно новенький. Скорее, не картон, а синтетическая пленка. Уж не миниатюрная ли граната? Или сигнальная ракета? Тут он вспомнил Четвертое июля: фейерверк на берегу — проделки мальчишек.
Том обогнул фасад дома с открытой верандой и льющимся из пустых провалов окон мягким светом. Лучше обойти кругом и войти туда со стороны дороги. Так безопаснее.
Дверь Том нашел быстро, она хоть и криво, но все еще висела на петлях.
Войдя, Гарден помедлил, хотя и знал, что его силуэт на фоне освещенных луной дюн представляет собой отличную мишень.
Пол второго этажа провалился, и балки, проломившиеся в полуметре от стены, упали на пол. Главный крестовый брус провис посередине, упавшие доски, зацепившись за него с одной стороны, образовывали нечто вроде амфитеатра; стена, от которой они отвалились, служила как бы задником сцены.
Свет исходил от свечей, расставленных вдоль этого амфитеатра. Свечи были толстые, вроде церковных, снизу оплывшие от нагара. Доски отбрасывали на «сцену» мерцающий свет.
Гарден стоял в дверном проеме, словно балансируя на границе света и тьмы.
— Томас из Амнета!
Голос, старческий, но сильный, отдавал металлом. Голос исходил от теней в другом конце «сцены» — вернее, Гарден думал, что это тени, пока, вглядевшись, не различил закутанные в темное фигуры с надвинутыми капюшонами.
— Томас — да, — откликнулся он, — Хаммет — никогда о таком не слышал. Меня зовут Гарден.
— Разумеется. Томас Гарден — имя, под которым ты рожден. Но другое имя ничего не говорит тебе?
— Хаммет? Нет, а что, должно говорить?
— Амнет!
— И это ничего не говорит. Откуда оно — что-то арабское?
— Греческое. Корень означает «забывать».