Маска Локи — Роджер Желязны — страница 130 читать онлайн бесплатно

ЗА ВОСЕМЬ МИНУТ ДО ВЗРЫВА

Когда ты склоняешься к западу,

В смертную темноту Падает сонно земля.

Падает в темень тех,

Кто недвижно покоится ныне в гробницах,

Кто бездыханен, чьи вещи крадут в темноте.

И не сыщут мертвые вора.

Лев из пещеры идет на охоту,

Неслышно жалит змея,

Замер в молчании мир.

Сотворивший живое уходит За горизонт,

Дабы опять обновленным вернуться.

Из «Гимна Солнцу» фараона Эхнатона

Глава 8СИЯНИЕ СЛАВЫ

Рее!

Подобно излучине одной из величайших рек зеленой планеты плазма течет, изгибается и низвергается вниз на поверхность солнечной атмосферы. Запертому на мосту из сжимаемых газов плазмоту приходится приноравливаться к изменениям потока. Ему приходится сражаться с турбулентностью колышущихся слоев, готовых ежесекундно вытолкнуть его в густую горячую пустоту короны, сомкнувшейся вокруг газовой трубы. И даже понимая, что его никто не услышит, плазмот кричит, но все звуки тонут в сверхзвуковом реве бури.

Поворот!

В сторону!

Кручение!

Вверх!

Магнитный поток создает колоссальные объемы энергии, пока плазменная трубка продолжает оставаться привязанной к одному месту в фотосфере. Подобно скрученной в невидимые кольца змее, она лежит высоко над солнечной поверхностью. Протуберанец накапливает огромный потенциал вдоль километровой динамо-машины горячего газа, бессмысленно вращающейся в поверхностном конвекционном слое.

Каждый новый тераватт электрического потенциала треплет одежду и иссушает сознание плазмота. Интенсивный поток постепенно разрушает последовательность закодированных ионов, да — нет, наружу — внутрь, которые составляют самую суть плаз-мотной структуры. По мере увеличения напряженности плазмот движется все медленнее и хаотичнее, сопротивление газам ослабевает. Его существо становится все жарче и тоньше, сливаясь с плазмой, текущей в этом энергетическом Мальстриме. Он медленно угасает.

Пим!

Пиим!

Пииим!

Пиииим!

На борту «Гипериона», 21 марта 2081 г.,

18.34 единого времени

Доктор Ганнибал Фридс застыл от удивления. В замкнутом пространстве слышались лишь звуки из охлаждающей системы, напоминая ему, что корабль живет повседневной жизнью.

На мониторе его взору открывался солнечный диск, который в свете альфа-водородных эмиссий походил на золотую монету, в центре которой зияла черная дыра. Настроив датчики, Фридс увидел, что аномалия похожа на две пулевых пробоины, две сквозных раны, заключенных в серый ореол с размытыми границами. Основное солнечное пятно простиралось с запада на восток на двадцать два градуса вдоль диска, чуть ниже экватора.

Фридс закрыл глаза. Даже с закрытыми веками перед ним по-прежнему маячил красно-желтый солнечный диск с черной дырой внутри. Не помогала и обычно используемая учеными низкая контрастность при наблюдениях. Пятна были огромными! Такую дыру можно было засечь даже при помощи обыкновенной подзорной трубы.

Когда наступит закат и солнце начнет тонуть в перегруженной пылью земной атмосфере, людям представится случай взглянуть на него незащищенными глазами. Миллионы узреют то, что Фридс наблюдал сейчас. Зияющую рану, — размером и очертаниями похожую на одно из лунных морей. Две дыры, чьи размеры и глубина доступны даже невооруженному глазу. Две впадины, продавленные на солнечной поверхности безжалостной рукой..

Фридс вспомнилось, как две недели назад, когда «Гиперион» облетал Южный полюс, он безуспешно вглядывался в пространство, пытаясь отыскать хотя бы малейший след «явления». Тогда он совершенно не был уверен в том, что аномалия действительно существует.

Надо же, какой сюрприз!

За это время вне поля его зрения созрела пара солнечных пятен, и не маленьких, едва заметных пятнышек цачала цикла, но огромных, четких, которые обычно появляются на пятый-шестой год, в самый разгар солнечной активности. Более того, на взгляд Фридс, эта пара превосходила размерами Великую Группу пятен 1947 года, самую большую из всех когда-либо занесенных в анналы.

Фридс снарядил эту экспедицию, надеясь подтвердить, что столь долгий период незамутненного солнечного сияния подойдет к концу быстрее, чем считает научное сообщество. Чтобы подтвердить свою теорию, Фридс надеялся найти хотя бы несколько зарождающихся пятнышек или район активной магнитной деятельности, но эти пятна превзошли все его ожидания. Было даже немного досадно от того, что он мог бы остаться дома и с легкостью изучать их с Земли.

Эти мысли проносились в голове Фридс, пока ученый перестраивал датчики и наблюдал за растущей на экранах парой пятен, поскольку теперь «Гиперион» поднялся над горизонтом аномалии и медленно двигался к экватору. В этот момент произошло второе событие, заставившее доктора вздрогнуть.

Пятна соединялись протуберанцем!

Фридс мог видеть его дугу, протянутую вдоль лимба солнечного шара. Протуберанец представлял собой клочковатую полуокружность из бледных газов, выходящую из границы одного пятна и тонущую в другом. Пока Фридс внимательно изучал его экранный образ, из фотосферы вырвался всплеск ярко-красного пламени. Он вырвался из океана будущих частиц, свернувшись в плотный сгусток. Неожиданно сгусток рванулся к вздымающейся дуге протуберанца.

Фридс, не привыкшему к такого рода зрелищам, газовый мост показался ужасающе огромным. Находясь в непосредственной близости, астрофизик мог даже разглядеть его переплетения, впадины и бугорки на поверхности. Внутри огромной трубы сходились течения, выбрасывавшие сгустки свободных газов, почти моментально сгоравших в перегретой атмосфере короны.

— Джели! — Фридс нажал кнопку селектора. — Подойди, пожалуйста, на секунду!

— Что случилось? — В тоне жены слышались едва различимые нотки недовольства. — У меня все руки в соде.

— Я обнаружил протуберанец!

— М-м… а ты разве его собирался искать? Я имею в виду солнечные пятна и все такое прочее?

— Но он просто огромен!

— Да, тогда, наверное, и пятно должно быть немаленьким.

— Дорогая, ты совершенно неромантична!

— Ты абсолютно прав, мой дорогой. Я как раз собиралась пойти в гидропонный процессор и проверить его содержимое.

— Так ты не хочешь его увидеть?!

— Милый, занимайся своим протуберанцем, а я займусь готовкой.

— Ты много потеряла, — сказал Фридс, но его жена уже отключила интерком.

Интересно, а как будет выглядеть этот феномен при панспектральной эмиссии? Фридс пришло в голову, что это пятно, о котором он уже думал как о своей собственности, можно было различить даже при полном солнечном свете.

Доктор распустил ремни, привязывавшие его к креслу, и позволил невесомости унести его к самому куполу обзорной кабины. Сейчас лицевая часть «Гипериона» была повернута к диску звезды, и Фридс знал, что если опустить поляризующие фильтры, то Солнце предстанет перед ним во всей красе.

Естественно, Солнце не будет светить ему в лицо со всей силой, поскольку такое излучение неминуемо убьет его. Темный экран перед глазами ученого был сделан из термостойкого стекла двойной прочности, с теми же промежуточными слоями фреонового геля, как и в других отсеках корабля. Солнечный жар не сможет его испепелить, поскольку контроль за поляризацией купола, представлявшей собой искусно сплетенную сеть жидких кристаллов, осуществлялся собственной экспертной системой, непохожей на радужную оболочку глаза. Фотометры отбирали необходимый видимый спектр, а кристаллы задерживали избыточный свет, могущий оказаться губительным для кожи и глаз, так что ученый был надежно защищен. Можно было без преувеличения сказать, что Фридс смотрел на Солнце настолько пристально, насколько мог себе позволить.

Доктор повернул рукоять.

Скручивание!

Вращение!

Сгущение!

Разрыв!

Газовая трубка, в которую угодил плазмот, уже успела накопить десятки тераватт потенциала внутри канала. Чем сильнее становился поток, тем беспокойнее чувствовал себя плазмот, поскольку избыток кинетической энергии начинал сказываться на его ионной структуре.

Помимо постепенного структурного истощения, плазмота заботило иное. Ему некуда было податься, не с кем переговорить, и не было ни малейшего шанса на то, что положение изменится к лучшему. Он будет просто болтаться в вышине, пока на солнечной поверхности что-нибудь не произойдет.

На мгновение ему закралась в голову мысль отцепиться от внутреннего течения и соскользнуть вниз. Возможно, ему удастся вернуться в фотосферу вместе с нисходящим потоком.

Однако плазмот чувствовал, что, скорее всего, он погибнет. Края трубы терялись в черноте магнитного шторма, о котором он тщетно пытался предупредить своих собратьев и который по-прежнему бушевал в солнечной атмосфере. Падая, плазмот мог запросто угодить в самый центр огромного холодного бассейна нисходящей газовой колонны, которая являлась аномалией на фоне восходящих жарких ячеек фотосферы. Сравнительно холодные газы увлекут его в глубь конвекционного слоя, лежащего на полпути к ядру, где никогда не был ни один плазмот. На дне колодца его могут испепелить термальные энергии.

Стоило рисковать лишь в случае, если плазмоту удалось бы доплыть до одной из стенок бассейна и отыскать восходящий поток. Это было бы возможно, если бы ячейка не превосходила шириной те восходящие колонны фотосферы, которые плазмо-ты избрали своим обиталищем. Однако бассейн мог оказаться шире их в сотню раз, и тогда плазмоту грозит участь быть заживо погребенным в холодных глубинах.

Плазмоту было не на что надеяться, и он был бессилен предпринять что-либо, безучастно подсчитывая витки газовой трубки и пытаясь приноровиться к невероятным по внутренней силе сгусткам энергии.

Плазмот потерял счет времени, когда внезапно почувствовал происходящие вокруг изменения. Грохочущая газовая трубка внезапно затихла, а скорость потоков энергии снизилась. Начался какой-то новый этап. Газовый мост разрушился прежде, чем плазмот успел сообразить, что же, собственно, происходит.

Он не упал вниз, поглощенный породившей его колышущейся черной мутью, поскольку успел накопить слишком много энергии. Он разорвался, выбрасывая сгустки и струи перегретой плазмы вверх, к колышущейся короне.

Плазмот обвился вокруг одного из бешено несущихся сгустков материи и приготовился к смерти.

Сияние!

Удар!

Ритм!

Скорость!

Борт «Гипериона», 21 марта 2081 г.,

18.49 единого времени

Перед доктором Ганнибалом Фридс светился солнечный диск, чью сверкающую мощь, казалось, не в силах были сдержать защитные слои купола. Доктор прищурился и бросил взгляд на восток, чуть ниже экватора, отыскивая пару солнечных пятен, едва видных в альфа-излучении. Под воздействием ярчайшего свечения дыра почти исчезла из поля зрения.

А это что такое? Привыкнув к свету, Фридс обнаружил нечто новое. На фоне золотистого солнечного диска район вокруг пятен побелел до серебристого цвета. Он был не менее ярок, однако по сравнению с общим свечением казался менее красочным, насыщенным. Казалось, что с течением времени этот кусок солнечной атмосферы померкнет и потемнеет подобно тому, как маленькая черная точка на золотом яблоке растет и превращается в черную гниль.

Фридс повернул голову, пытаясь отыскать эту область Солнца на изображении в альфа-лучах, размещавшемся внизу на дисплее. Пока он крутил головой, Солнце содрогнулось.

Содрогнулось всего один раз, но с какой силой!

Что это могло быть? Фридс быстро взглянул на Солнце, надеясь, что привыкшие к слепящему свечению глаза не сыграют с ним глупую шутку.

Импульс, чем бы он ни был, уже прошел. Солнце по-прежнему являло ученому свое огненное лицо с серебристым участком. Правда, казалось, что этот район стал немного белее, более расплывчатым и неясным.

Подплыв к дисплею внизу, ученый пытался отследить происходящие изменения на экране. Протуберанец постепенно опадал и наконец поблек и исчез.

Фридс схватился за рукоятки сиденья и рывком подтянул ноги. Не тратя время на привязывание, ученый зацепился ногами за кресло, приблизился вплотную к экрану и увеличил резкость. Сомнений не было — дуга горящего газа между двумя пятнами исчезла.

Что это такое?

У Фридс был ответ на свой вопрос. В соответствии с данными наблюдений и солнечными теориями двадцатого века протуберанцы взрывались. Они распадались, возвращая большую часть исходной материи обратно в фотосферу, однако немалая часть кинетической энергии вырывалась в корону и далее в пространство.

Насколько велик объем вырвавшейся энергии? Фридс знал, что астрономы прошлого столетия со своими неточными измерениями, проводившимися за густой земной атмосферой и практически в три раза дальше от Солнца, чем находился сейчас Фридс, так вот, Они полагали, что энергетического потенциала такого взрыва достаточно, чтобы снабжать энергией всю североамериканскую экономику в течение, по крайней мере, десяти тысяч лет, Фридс пришлось напомнить себе, что тогда ученые оперировали понятиями, восходившими еще ко временам использования малоэффективных источников электрической энергии и станций, работавших на твердом топливе. Выражаясь более современным языком, энергия, возникшая при большом солнечном взрыве, примерно соответствовала взрыву двух-трех миллиардов водородных бомб мощностью в одну мегатонну каждая.

Безусловно, подобный взрыв явился бы для ученых прошлого века настоящим откровением. Представшие глазам Фридс два солнечных пятна и протуберанец были воистину огромны. По самым грубым расчетам, мощность взрыва в пять или шесть раз превосходила все вспышки двадцатого столетия и равнялась мощности двенадцати-пятнадцати миллиардов водородных бомб.

Однако видимое легкое дрожание на экране никак не свидетельствовало об устремившейся в пространство лавине заряженных частиц. Интересно, в какую сторону направился основной поток?

Установленное на космическом корабле оборудование позволяло отслеживать испускаемую на различных частотах энергию, хотя обычно около половины ее приходилось на солнечный свет. В соответствии с программой наблюдения Фридс начал собирать информацию по всему диапазону, едва только «Гиперион» поднялся над горизонтом аномалии, так что теперь доктору предстояло считать информацию с накопителей и исследовать взрыв на различных энергетических уровнях.

Повинуясь выработанным годами навыкам, Фридс приступил к изучению с самых высоких частот, в рентгеновском спектре и гамма-лучах, которые в обычных условиях человеческому глазу недоступны. К тому же именно этот диапазон обладал наивысшим энергетическим потенциалом, так что начать с него представлялось наиболее разумным.

Фридс запустил первый диск, хранивший информацию о волнах длиной, равной десяти в минус третьей степени ангстремов, отмотал его назад до отметки взрыва и включил воспроизведение. Солнце было похоже на светло-серый шар, подобный сумеречной Луне. Однако на востоке, чуть-чуть пониже экватора, виднелась серебряная полоска расплавленного металла, терявшаяся в сероватой дымке. Это и был протуберанец.

Внезапно экран озарился ослепительно белым свечением с радужной каймой по краям. Доктор отмотал назад, надеясь поймать изображение в ту самую секунду, когда мост из газов рухнул в пропасть, но взрыв произошел в мгновение ока, а энергетический выброс оказался слишком полным и быстропогло-щаемым.

Фридс поставил второй диск, считывающий параметры рентгеновского спектра, десять ангстремов. Все та же унылая, неясная картина, и вдруг ярчайшая вспышка.

На мгновение ученый обеспокоился, что взрыв мог повредить датчики коротких волн, расположенные снаружи защитного слоя станции, но затем вспомнил, на каких частотах он сам проводил наблюдения в момент пресловутой вспышки.

Компьютер высчитывал степень излучения в рентгенах для каждой отдельно взятой на экране точки. Курсор мерцал где-то в центре, однако ученому не было нужды передвигать его, поскольку поток заряженных частиц был везде одинаков и составлял порядка 2100 рентген, что в три раза превышало смертельную для человека дозу излучения.

Фридс улыбнулся, поймав себя на мысли, что он стал первым из ученых, кому выпала честь испытать на радиоактивную стойкость два слоя термостойкого стекла, прослойку фреонового геля и ряд связанных воедино жидких кристаллов. Затем ему пришло в голову, что, возможно, масса корабля сумеет надежно защитить Джели, возившуюся на гидропонной станции.

Пока все эти мысли вихрем проносились в его голове, ученый отчетливо осознал, что в самое ближайшее время ему предстоит изрядно потрудиться.

Во-первых, нужно кого-то предупредить. Предупредить Землю, Луну, другие колонии, оказавшиеся беззащитными перед лицом грозящей опасности. И хотя до обычного радиосеанса оставалось еще много времени, возможно, что кто-нибудь услышит его сообщение. Доктор включил панель радиоприборов.

Панель с глухим шипением загудела. Ученому хватило нескольких секунд, чтобы догадаться, что энергия взрыва вызвала возмущение волн метрового диапазона, на которых работала связная аппаратура.

Вращаясь на удалении приблизительно в три световых минуты от Меркурия, «Гиперион» находился на обратной стороне искаженной взрывом волны. Фридс и Джели были отрезаны от Земли, Луны и всего человечества электромагнитным импульсом. Фронт волны достигнет ближайшей населенной людьми точки уже через пять минут, и если ему не удастся связаться с ними раньше, послание может никогда не найти адресата.

Стиснув зубы, ученый надел наушники. Разрозненные мысли слились в скупые короткие строки радиограммы, направленной в забитый помехами эфир. Это был первый доклад об ужасающем по силе солнечном взрыве, равного которому не было не только в двадцатом веке, но, возможно, и во всей истории человечества.

А вдруг его услышат? Вдруг скептики и не желавшие верить в возрождающуюся активность Солнца уразумеют наконец-то, в чем дело, и начнут принимать меры предосторожности?

Вся беда в том, что электромагнитный импульс не единственный «подарок» взрыва. Вслед за ним в пространство отправился поток заряженных частиц: протонов и ядер гелия, исторгнутых разлетевшимся протуберанцем и несущихся со скоростью порядка тысячи четырехсот километров в секупду. Их измененные заряды произведут настоящую революцию в магнитных полях Земли и Луны. Ионный шторм создаст сильное напряжение, перегружая и взрывая электрические цепи во всяком незащищенном электроприборе, а перед этой угрозой беззащитна практически вся электроника орбитальных станций и космолетов в пределах Солнечной системы. Вся аппаратура, которая устоит от ушедшего пять минут назад электромагнитного импульса, вспыхнет и сгорит в надвигающейся магнитной буре.

Включая почти всю электронику «Гипериона».

Пш-ш!

Кр-р!

Бамм!

На борту «Гипериона», 21 марта 2081 г.,

18.57 единого времени

Невесомость влекла Ганнибала Фридс по картам и отсекам корабля, и доктору оставалось лишь придерживаться за поручни. Отвлекшись на мгновение, доктор кубарем скатился по алюминиевым гексагональным ступенькам, но не почувствовал боли.

— Джели, — позвал Фридс, открыв дверь в гидропонную секцию.

— Ну что там еще? — Анжелика взглянула на мужа. В одной руке она держала щетку, в другой был зажат моток разноцветных проводов. Кругом летали радужные пузырьки.

Всякий раз при виде жены у Фридс перехватывало дыхание. Длинные золотые волосы были завязаны в длинный хвост и спрятаны под красную косынку. Убранные с бледного лица пряди только подчеркивали красиво изогнутые брови, миндалевидные глаза, линии острых скул, немного вытянутого подбородка и четко очерченных губ. Аристократические, евразийские черты Анжелики всегда заставляли сердце ученого биться чаще.

Микрогравитация никак не сказалась на ее фигуре. Высокая грудь мерно вздымалась под защитным костюмом, а красивые руки, сильные от ежедневных упражнений на тренажере, с легкостью управлялись с фильтрующими экранами в отсеке. Джели потянулась, грациозно изогнув спину.

— Так что случилось? — снова спросила она.

— Нам придется готовить станцию к развороту. Здесь все можно оставить как есть, но я буду разгонять корабль, поэтому непривязанное оборудование, все бьющиеся предметы надо как следует закрепить.

— Разворот? — Джели недоуменно вытаращила глаза. — Но когда? Зачем?

— Меньше чем через двенадцать часов. Через шесть, если быть точным. Ты понимаешь, взрыв, огромный взрыв…

— Здорово! Значит, твои теории о возрождающейся солнечной активности все-таки оказались правильными. Да, ты настоящий ученый.

— Пятно и впрямь оказалось активным, — скромно заметил Фридс по поводу своих наблюдений и величайшего открытия, явившегося венцом его трудов. — Но сейчас, дорогая, мы попали в беду. Электромагнитный импульс уже миновал нас, когда я его заметил, — объяснил он. — Однако на нас надвигается ионный шторм, а приборы корабля просто не предназначены для экспериментов подобного рода. Конечно, я виноват в том, что не был до конца уверен в своей правоте и оказался более консервативен в приготовлениях, чем следовало бы. А сейчас, на таком близком расстоянии, если мы не включим вектор, могут сгореть даже листы бронированной обшивки, и нам никогда не удастся сойти с орбиты.

Джели глубоко задумалась.

— Я поняла, дорогой, — сказала она после минутной паузы. — Не волнуйся. Я знаю, что нужно привязать и что не жалко расколоть, а ты занимайся своим двигателем. Хан, а сколько времени у тебя отнимет сообщение кораблю внутренней скорости?

— Четыре часа. Однако, как только нас настигнет газовая волна, мы полетим быстрее.

— При такой синхронизации какова вероятность того, что высокое давление собьет пламя?

— Это неизвестно, — вздохнул Фридс, — но альтернативы у нас нет.

— Конечно, ты прав. У нас еще впереди годы до места назначения. Ты не собираешься связаться с Максартином, Врайном и попросить их прислать нам ракету?

Фридс быстро оценил ситуацию.

— Я думаю, нет. Мы попали в мертвую зону… а после того, как электромагнитная волна долетит до Земли, там поднимется такой переполох, что о наших с тобой проблемах они и не вспомнят. Конечно, я послал общее предупреждение, но оно дойдет слишком поздно, если дойдет вообще.

— Конечно. Хан, так мы просто будем дрейфовать к Юпитеру? У нас есть припасы, но…

— Я попытаюсь вычислить и направить «Гиперион» на высокоэнергетическую траекторию, которая выведет нас на значительно более широкую солнечную орбиту, так что мы окажемся неподалеку от земной системы. Безусловно, это рискованно…

— Но ты же сказал, что иного выхода нет.

— Практически ты полетишь домой, дорогая. А потом, когда пыль уляжется, один из почтовиков доставит тебя на Землю.

— Что ты имеешь в виду под словом «тебя»? Ты доставишь нас двоих домой, не так ли? — Джели улыбнулась ему.

— Сорвалось с языка, Джел. Извини, ради Бога.

— Конечно, дорогой, — она подплыла ближе к нему, обвила рукой шею и крепко поцеловала в губы.

Сердце Фридс забилось чаще.

— А теперь займись двигателем, — Джели толкнула доктора к люку. — А я пойду наведу порядок.

Глава 9ЭЛЕКТРОМАГНИТНЫЕ ПОЛЯ

Прыжок!

Скачок!

Задержка!

Падение!

Лунная колония «Спокойные берега», 21 марта 2081 г.,

8.52 единого времени

— Посмотрите на меня, мисс Точман!

Джина Точман взглянула на висящую радиостанцию. Горел девятый диод. Девушка перевела взгляд на фигуру с огромной девяткой на костюме. Она (или он) летела скачками через поле серого песка. Быстро просмотрев написанный на манжете список группы, Джина нашла имя туриста: Перри Ликман.

Она подключилась к нужному каналу связи:

— Так держать, мистер Ликман!

Как всегда, прибывшие на Луну прыгали вокруг инструктора, точно дети. С момента появления на курорте с его непривычной микрогравитацией эти люди были заперты в подземных коридорах и крохотных комнатенках. Одним хорошим прыжком где-нибудь в здании или даже неосторожным подскоком со стула можно было разбить себе голову о притолоку, а потому едва туристы выбирались наружу, подальше от низких потолков, как совершенно теряли голову.

Конечно, к услугам желающих всегда имелась Площадка прыжков. Она была построена из использованной цистерны для сжатого воздуха, шириной четыре метра и глубиной тридцать пять, закопанной под Западной аллеей. Какой-то управляющий обил стены и установил там батут и цветомузыку. За пятьдесят ньюмарок в час чрезмерно активные дети и атлетического сложения взрослые могли потренировать свои мускулы и попытаться установить новый рекорд по прыжкам в высоту. Пока наивысшее достижение равнялось двадцати семи метрам шестидесяти одному сантиметру и было установлено самой Джиной в тот единственный раз, когда она позволила себе истратить пятьдесят монет на посещение аттракциона.

Прогулка по Луне обходилась куда дешевле.

Мимо девушки гигантскими скачками кенгуру пронесся номер пятый. Заметив, что миссис Катайосиан — это был ее номер — прыгает, выставив голову вперед, Джина немедленно послала предупреждение.

— Берегитесь, миссис Кей! — прокричала она.

— А что я не так сделала? — немедленно осведомилась та певучим голосом, в котором, по мнению Джины, слышался турецкий акцент, наложенный на русский.

— Пока ничего, но у вас на голове не защитный шлем, а впереди горы.

— Ой! Ой! А как же мне остановиться? — Женщина попыталась повернуться в воздухе, но не тут-то было.

— Перестаньте прыгать.

— Но у меня ноги не останавливаются, — возопила та, приземляясь и подпрыгивая на тонких ножках.

— Ну тогда сядьте!

Женщина поджала ноги и кулем рухнула вниз с высоты трех метров, издав жалобный крик. Джина знала, что миссис Катайосиан упала не на гальку или скальные породы, а в пыль. Через мгновение она была уже на ногах и принялась отряхиваться.

— Будьте теперь повнимательнее, — добавила Джина и переключила внимание на других подопечных.

Она вызвала двенадцатый канал:

— Мистер Карлин?

Мужчины нигде не было видно, так что он находился либо по другую сторону скал, либо в зоне отраженного звука. Радиостанции доставляли вечную головную боль персоналу курорта, поскольку почти все они работали лишь в режиме прямой видимости, и то на небольшое расстояние, а дирекция никак не могла собраться и приобрести ретранслятор дальнего действия с частотой сорок девять — пятьдесят один мегагерц. Ну что же, парня будет легко найти, особенно при дневном свете. Может быть, он уже подался обратно в гараж.

— Мистер Кар…

В ушах Джины словно раздался раскат грома. Затем послышалось медленно затихающее шипение. Уши девушки онемели и намокли. Либо кровь, либо что-то случилось с наушниками, подумала она.

— Пш-ш-ш…

Тишина…

Нет, в ушах по-прежнему звенят какие-то тонюсенькие колокольчики, пробивающиеся сквозь шипение помех и разрядов статики. «Значит, я оглохла из-за статического разряда», — пронеслось у Джины в голове.

Девушка принялась попеременно вызывать все каналы связи, стремясь отыскать наименее поврежденный из них. Сквозь гудение и треск прорывались отдельные фразы. Кто-то жаловался, кто-то кричал, а кто-то не мог уразуметь, в чем, собственно, дело.

Все каналы либо молчали, либо были заполнены назойливым гулом. На работающих частотах взволнованные голоса туристов казались легким шепотом, но Джина была уверена, что каждый в эту минуту кричит благим матом, стараясь пробиться сквозь назойливый гул.

Произошло что-то экстраординарное. Насколько помнила Джина, и в прошлом отказывала то одна, то другая радиостанция, но чтобы вся группа разом…

Джина переключилась на командную частоту и прокричала всем:

— Слушайте меня! Всем оставаться на местах, прошу вас. Делайте то, что я говорю, пожалуйста.

Человек десять, дотоле беспечно прыгавших парочками или поодиночке в саду камней, замерли как вкопанные, но остальные продолжали двигаться вперед или кружить. Либо их радиостанции отказали, либо они оглохли, хотя, возможно, эти люди сейчас просто не в состоянии что-либо понять.

Все же некоторые из группы повернулись в сторону Джины. Возможно, они услышали ее голос, ведь их станции настроены на один канал и работают во всех направлениях. Это был хороший знак, ведь теперь их внимание, вполне вероятно, приковано к ее костюму с горящей красной цифрой «ноль», перечеркнутой внутри. Во враждебной человеку обстановке внимание — это одно из условий выживания.

— У нас что-то стряслось со связью, — вымолвила Джина, — и похоже, что пострадали все каналы. Я слышу многих из вас, но не знаю, слышите ли вы, и очевидно, что слышат не все. Те, кто не остался на месте после объявления, меня не слышат. Не могли бы вы помахать рукой или как-либо еще привлечь их внимание, поскольку они в опасности.

По всему полю те, кто сумел расслышать просьбу девушки, направились к остальным. Где легким касанием руки, а где более решительными мерами команда была передана, и вскоре вся группа замерла в тревожном ожидании.

— Спасибо, — Джина продолжала оставаться на командном канале. — Для начала проведем перекличку. Когда я называю ваше имя, отвечайте в микрофон и поднимайте руку. Так мы выясним, что же стряслось, ладно? — Джина включила первый канал: — Мистер Эйдерс?

Стоявший метрах в десяти от девушки мужчина вскинул руку, точно ученик, напряженно глядя на нее.

— Все, что мне хотелось бы знать, — неуверенно произнес он в шипящий от помех микрофон, — не собираетесь ли вы лишить нас обещанных часов прогулки?

Не обращая на него внимания, Джина включила второй канал:

— Мисс Фишер?

— Здесь, дорогая, — женщина рядом с ней подняла руку.

Так оно и пошло. Двадцать два вызова, двенадцать ответов, некоторые жалобные, другие слегка раздраженные, а один с истерическими нотками в голосе. Еще двое подняли руки в ответ, а остальных Джине пришлось подсчитывать по памяти.

Однако мистера Карлина на месте не оказалось.

— Теперь вот что, — девушка снова обратилась к группе. — Все уже на месте, за исключением двенадцатого номера, мистера Стефано Карлина. Я прошу вас, не покидая своего места, посмотреть вокруг, не видит ли кто человека с номером двенадцать на груди. Смотрите внимательнее, особенно те, кто стоит с краю. Сделайте это, пожалуйста.

Четырнадцать похожих на неваляшек туристов с работающими станциями завертели головами. Один из них шлепнулся оземь, но быстро встал на ноги.

— Если вы его видите, — повторила Джина, — вызовите меня или махните рукой.

Никто не ответил. Некоторые пожали плечами.

— Ладно. У нас возникла проблема. Один из членов группы попал в затруднительную ситуацию, так что мне нужно его найти. Но сначала я хочу проводить всех внутрь. Следуйте прямо за мной. Если кто-то рядом с вами меня не слышит, возьмите его за руку…

— А нам возместят потом потерянное время? — снова спросил Эйдерс.

— Да, сэр, — пообещала Джина.

Группа медленно двинулась за ней. Никто не пытался бежать или скакать по окружности, похоже, все были охвачены унынием.

Чуф!

Чух!

Чуух!

Гараж курорта «Спокойные берега», 21 марта 2081 г.,

19.09 единого времени

После герметизации дверей и повышения давления Джина Точман почувствовала, что в костюме ей стало свободнее. Девушка немедленно сбросила его и схватилась было за шлем, но передумала. Разве она не отправится вновь наружу в составе поисковой партии?

Как только барометр на дальней стене показал давление девяносто пять миллибар, дверь служебного помещения распахнулась, и в гараж впорхнула Сильвия Пирс в броском костюме и мягких туфлях. Она старалась держаться подальше от слегка замученных туристов в грязных от лунной пыли костюмах. Сухой воздух моментально передавал электрический заряд одежде, так что они могли запросто пристать к ее чистому пиджаку. Сильвия увидела Джину и устремилась навстречу ей.

— Джина, что-то вы рано сегодня. Что-нибудь случилось?

— Мы одного потеряли, — медленно проговорила Джина, стащив наконец шлем с головы. — Неизвестно, где он, и, боюсь, он не может двигаться. К несчастью, все наши радиостанции вырубились, и я хочу, чтобы ты или Джорджи вышли в эфир на частоте бедствия и попросили одну из платформ контроля движения навести телескоп на Спокойные горы. Пусть ищут белое пятно размером в рост человека…

— Который весь в серой пыли с головы до пят, так?

— Точно, — согласилась Джина, — он прекрасно замаскирован. Но, может быть, им посчастливится увидеть его следы или что-нибудь необычное.

— Ничего не получится, — покачала головой Сильвия, — наши радиостанции тоже молчат. В течение десяти минут мы пытались наладить орбитальную сеть, но тщетно. Сперва мы подумали, что во всем виновата статика, но потом она пропала, а рации по-прежнему не работают. Я не знаю, что и подумать, вдруг кто-то послал этот ужасный заряд шума и повредил приемники. С оптическим кабелем никаких проблем, и наземная связь работает в обычном режиме. Однако мы не можем ни послать сообщение в эфир, ни принять информацию.

Ситуация оказалась хуже, чем предполагала Джина. Выяснилось, что отключились не только рации ее группы, но и вся связная аппаратура — под действием мощного разряда статики или чего-то еще. Кто же виноват в случившемся? Вдруг это какой-нибудь научный эксперимент с применением мощного излучения, проводившийся в зоне действия их радиооборудования, или…

Ну нет, сначала надо найти исчезнувшего мистера Карлина, а гипотезы можно оставить на потом.

— Ладно, мы сделаем это сами, — ответила Джина. — Проведи их через аппаратную в нижний коридор, там они смогут переодеться. И позови к ним медика проверить слух. В наушниках словно что-то разорвалось, у меня в ушах до сих пор звенит.

И немедленно подними на ноги всех, кто обучен двигаться по поверхности, — переведя дух, продолжала отдавать распоряжения девушка. — Нам придется исследовать местность, а для этого нужно десять человек как минимум. Понадобятся также исправные станции, так что кто-то должен взять на себя труд их проверить. А потом…

— Ты не имеешь права делать этого! Подумай о расходах, Джина. Нужно написать специальную просьбу.

Джина схватила женщину за плечи, не обращая внимания на грязные следы от перчаток:

— Слушай меня! Там остался мужчина. Он уже в летах, испуган и не знает, что делать. У него отказала связь. Он заблудился, он, может быть, ранен, а кислорода осталось меньше чем на сорок минут. Если мы не найдем его за это время, он умрет, и эта смерть будет на совести каждого из нас.

— Я поняла, — тихо ответила Сильвия, — я уведу твою группу.

Женщина принялась собирать туристов вместе, помогая им снять шлемы и объясняя, что им придется отсюда уйти.

Джина Точман вздохнула и принялась организовывать спасательную экспедицию.

Бум

В Спокойных горах, 19.42 единого времени

Джина взбиралась на небольшой холм, чтобы осмотреть близлежащую местность. Под башмаками поскрипывал и оседал гравий, а от долгих прогулок у нее гудели ноги и ломило спину, несмотря на низкую гравитацию.

Джина находилась на западной границе зоны поиска. Она почти не надеялась отыскать Карлина здесь, в тридцати минутах от гаража. Сомнительно, чтобы он ушел в холмы, и маловероятно, чтобы забрел так далеко. Даже для начинающего туриста это было бы слишком глупо.

Несмотря на сомнения, Джина продолжала двигаться вперед, регулярно останавливаясь для сканирования горизонта и привязки к местности с помощью топокарты. Прыгая по земле, Карлин мог попасть сюда и потерять ориентацию среди бесчисленных холмов, располагающихся большей частью за территорией комплекса. Он мог упасть и пораниться, особенно если ему под ноги попал гравий. С этими туристами может случиться все, что угодно.

Джина сориентировалась, приладила карту с дисплеем к руке, проверила хронометр и начала четырнадцатый по счету осмотр местности.

Сканер на запад — пусто!

Сканер на север — пусто!

Сканер на…

На востоке виднелось яркое пятно, поблескивавшее, точно гелиограф. В том месте ничего движущегося, включая и механические кары, не должно было быть.

— Барни, — связалась Джина с координатором группы, несмотря на то что разрывы статики по-прежнему мешали связи, — в квадрате Кью-Икс-восемь-девять непонятный объект. Двигаюсь туда.

Она принялась спускаться с холма, не сводя глаз с яркого пятна, которое исчезло, едва девушка спустилась в низину. Джина умела сохранять прямую линию движения и поняла, что объект появится, стоит только ей вскарабкаться на новое возвышение.

В полукилометре ходьбы виднелся небольшой холмик. Поднявшись наверх, Джина снова заметила пятно, которое оказалось яркой полоской на резиновом шлеме туриста, неподвижно лежавшего в серой пыли.

— Барни, я нашла его в этом квадрате. — Джина включила двенадцатый канал: — Мистер Карлин? С вами все в порядке?

Ответа не последовало, но шлем закачался из стороны в сторону, точно в ритм музыке. Затем Джина заметила, что грудная клетка человека судорожно вздымается, забирая из резервуара последние миллилитры кислорода.

Девушка со всех ног бросилась к задыхавшемуся. Подбегая, она заметила цифру «двенадцать» на костюме. Карлин открывал и закрывал рот, напоминая рыбу в аквариуме. Его лицо постепенно синело, и Джина положила ему руку на плечо, пытаясь привлечь внимание незадачливого туриста.

Заметив Джину, Карлин протянул руку к висевшей на груди рации.

— Мисс Точман! Слава Богу, вы пришли… Не могу дышать… Что-то случилось… с респиратором… я…

— Молчите. Беда в том, что у вас почти не осталось кислорода. — Джина достала из сумки запасную емкость и показала Карлину: — Я дам вам новый баллон, но сначала мне придется отсоединить старый. Вы можете на пару секунд задержать дыхание?

Тот энергично кивнул головой.

Дотянувшись до шеи Карлина, Джина залезла за воротник его костюма и отвернула краник кислородной канистры. Она в одно мгновение сняла насадку со старой емкости и подсоединила новую.

— Порядок, а теперь глубоко вдохните.

Мужчина широко раскрыл рот, и уже через секунду лицо его стало приобретать обычный цвет. Когда Карлин пять или шесть раз глубоко вдохнул, Джина помогла ему встать на ноги, посмотрела, нет ли переломов или вывихов, а потом пристегнула к его костюму новый баллон с кислородом, убрав старый в сумку.

— Вы можете идти со мной? — спросила девушка.

— Думаю, да.

Джина переключилась на частоту группы:

— Барни, я взяла его на буксир. Ты сможешь встретить нас в районе квадрата Кью-Би-Би-два-пять. Как понял?

— Вас понял, начинаю движение.

Карлин с Джиной двинулись на восток, направляясь обратно к курорту. Пока они шли по ровной земле, Джине пришла в голову мысль.

— Как получилось, что вы отделились от группы? — спросила она Карлина. — Мне казалось, что ваше радио работало хорошо. Разве вы не слышали моих команд или перекличку?

— Знаете, я просто отключил радио. Эта статика била мне по ушам.

— Но потом, когда вы потерялись, разве вы не включили его снова?

— Всякий раз я только получал новый заряд статики. Да и к тому же я не совсем понимал, что делаю, — потупил взор Карлин.

— Ладно, — девушка потрепала его по руке, — теперь вы в безопасности.

Клик!

Женская гардеробная. «Спокойные берега»,

20.23 единого времени

Джина оставила скафандр и обувь в гараже. Сейчас она могла наконец-то избавиться от облегающего трико и основательно заняться собой. Однако претворение в жизнь прекрасно задуманного плана пришлось на некоторое время отложить, поскольку неподалеку послышался дробный перестук каблучков, звук, на который сила притяжения практически не оказывала влияния. Джина повернула голову к двери и стала ждать.

— А, вот вы где, мисс Точман!

Эта была женщина из группы номер четыре, мисс Эднара Гледвейл, урановый трест Гледвейла, как представлялась она всем и каждому. Джина узнала бы ее голос из тысячи других.

— Чем я могу вам помочь, мисс Гледвейл?

— Я хочу подать жалобу.,

— Я так и подумала, — заметила Джина. Она практически не позволяла себе колкостей, но сейчас слишком устала и физически, и морально.

Мисс Гледвейл не обратила внимания на насмешку.

— Это касается моей камеры, — женщина достала из сумочки маленький «Полароид». — Она прекрасно работала, пока мы не вышли на прогулку. Взгляните, — она отдала Джине пачку совершенно испорченных фотографий.

— Может быть, все дело в химическом составе на фотографиях, — предположила девушка. — Вы ведь знаете, что он может испортиться от вакуума, тепла и прямого солнечного света.

— Но тогда и пленки должны остаться серыми, не так ли? — возразила мисс Гледвейл. — К тому же у меня остались превосходные фотографии с предыдущей прогулки. — С этими словами в руки Джины перекочевала пачка не слишком интересных фотографий, на которых в основном виднелось только черное небо над унылым серым горизонтом, солнечные блики на скалах да белесые пятна костюмов других туристов.

— А когда начали появляться эти совершенно белые снимки?

— Точно не помню, но думаю, что после того, как наши радиостанции вышли из строя.

— Это интересно, — заметила Джина.

— Ничего себе «интересно»! Я хочу, чтобы вы починили мне фотоаппарат.

— Скажите, а вы пробовали вставить новую пленку или сделать несколько кадров в помещении, подальше от вакуума?

— Но там еще осталось почти полкассеты! Зачем я буду выбрасывать совершенно нормальную пленку?

— Давайте попробуем еще раз. — Джина забрала фотоаппарат и сделала снимок разъяренной мисс Гледвейл. Через секунду фотоаппарат выбросил совершенно серый снимок. Они подождали требуемые для проявления четыре секунды, однако и на этот раз снимок стал совершенно белым.

— М-м, а нет ли у вас новой пленки, которая не была наверху? — осведомилась девушка.

— Ну если вы заплатите…

— Не беспокойтесь, я заплачу.

— Тогда вот, — туристка достала из сумочки новую кассету.

Джина вытащила старую пленку и положила ее на скамейку позади себя. Зарядив новую, она навела объектив на мисс Гледвейл и щелкнула затвором.

На этот раз на снимке появилась обычная фотография женщины, пусть и не слишком привлекательной. Пятна румян на щеках мисс Гледвейл не делали ее ни красивее, ни моложе.

— Я бы сказала, что ваш фотоаппарат работает прекрасно, мэм.

— Раз так, тогда… — мисс Гледвейл ненадолго задумалась, — тогда я бы хотела выйти на прогулку еще раз, за счет вашей компании, будьте любезны, чтобы я смогла сделать фотографии на память. Проделав такой путь, вы понимаете…

— Я займусь этим, мэм, — пообещала Джина, — уверена, что мы сумеем что-нибудь придумать.

Глава 10ПОБЕГ ИЗ ТЕМНОТЫ

Мамбл

Рамбл

Грамбл

…БАМ!

Помпеи, 24 августа 79 г. н. э., «девятый час»

Обеденный стол затрясся и покачнулся так, что бокал с красным вином опрокинулся на белое одеяние из мягкой шерсти, в которое был облачен Джерри Козински. Должно быть, это и есть тога. Джерри чувствовал, что под ней было надето хлопковое подобие рубашки и пара коротких штанов, напоминавших летнюю пижаму. Одежда была очень удобна для жаркой погоды, за исключением того, что концы тоги болтались у него на груди.

Обернувшись, Джерри заметил, что возвышавшаяся на фоне редких холмов одинокая гора, Везувий, выбрасывает вверх клубы черного дыма. Этого он сейчас не ожидал. Во всяком случае, не так скоро.

Когда последовал второй мощный удар и вулкан изрыгнул грибовидное облако пепла, Джерри понял, что это сигнал к бегству. Игра официально началась.

Козински подобрал полы тоги, подвернул их выше колен и бросился в дом. Он знал, как выбраться из лабиринта улиц, поскольку с каменной террасы виллы были прекрасно видны городские ворота.

Он еще не успел как следует разогнаться, как вдруг зацепился за что-то ногой и упал навзничь. Черт побери, так приложиться! У Джерри посыпались искры из глаз, и он прикусил себе язык, стукнувшись подбородком об пол. На лице красовалась ссадина, колени были исцарапаны. Джерри вытер кровь и оглянулся, чтобы посмотреть, на какой предмет он так неудачно наткнулся.

Мраморная плита пола приподнялась, обнажив острый край. Джерри широко раскрыл глаза, заметив, что вся облицовка пола покорежена. Теперь ему нужно смотреть в оба.

— Господин, господин, что случилось? — Напуганный слуга выскочил из боковых покоев и упал на колени.

— Ты кто такой? — спросил Джерри.

— Джозефус, господин, ваш слуга.

— Я полагаю, Джозефус, что это извержение вулкана.

— И что нам теперь делать? — взмолился тот, ломая в отчаянии руки и выкатив от страха глаза. Если это и была игра, то чересчур реальная, и если он — другой игрок, то за свое поведение получит дополнительные очки, если, конечно, сумеет выжить.

— Нам нужно уходить отсюда, — объяснил Джерри, — мы не можем больше оставаться здесь, иначе пепел и лава загонят нас в ловушку. Нам надо найти путь к спасению.

—'Какой путь, господин?

Да, это действительно был вопрос. Если бежать вверх по холму, то они сумеют избежать лавы и ядовитых газов, однако рушащиеся скалы и пепел могут стать их могилой. Если спуститься вниз, к заливу, можно попытаться бежать на лодке или в крайнем случае спасаться вплавь. Джерри казалось, что холодная морская вода убережет его от страшного жара и газов.

— Вниз, через город, — сказал Джерри, лихорадочно вспоминая план расположения улиц и площадей города.

— Возьмите меня с собой!

— Пошли! — Джерри помог рабу встать на ноги. Вдвоем они медленно вышли на улицу, проходящую перед домом. Колени у Козински болели, но, несмотря на это, он нашел в себе силы спуститься по ломким плоским плитам вправо и вниз к бухте.

Джерри почувствовал, что его охватывает беспокойство. Каковы же все-таки обязанности знатного римского домовладельца? Сценарий ничего не говорил о тодо, есть ли у него семья, поэтому ему не пришло в голову обыскивать виллу перед уходом. А как же остальные рабы? Джерри знал, что у него в подчинении были и другие слуги, помимо Джозефуса, поскольку они подавали ему завтрак. Должен ли он был попытаться спасти их или это были вовсе не люди, а механический обслуживающий персонал? И не была ли его паника при виде извергающегося Везувия достаточным подтверждением того, что он вел себя не так, как реальный исторический персонаж?

Джерри остановился и вновь посмотрел на виллу.

— Господин, нам нужно бежать! — взмолился Джозефус.

— Но остальные…

— У нас нет времени!

Времени и впрямь не оставалось. Прямо на глазах пораженного Джерри портал дома покрылся трещинами от нового подземного толчка. Стена раскололась надвое, а следом рухнула крыша. Теперь он мог либо потратить время на то, чтобы выкопать из-под обломков любого оказавшегося там, но потом они все равно бы погибли, либо спасать себя.

Джерри повернулся и побежал прочь с единственным оставшимся рабом.

Вниз, все время вниз. Вправо, влево и снова вниз. Они карабкались через загромождавшие путь глыбы, разбив в кровь ноги, поскольку кожаные сандалии оказались слишком ненадежными. В порыве бегства они не заметили, что за ними уже бежали люди. Они возникали поодиночке и целыми группами, но Джерри никак не мог рассмотреть, откуда же они появлялись. Толпа бежала вниз по холму, бежала на удивление тихо, слышался лишь мерный перестук сандалий.

Что-то ударило его по плечу. Джерри повернул голову, желая посмотреть, кто ему угрожает. Впрочем, вблизи никого не оказалось, а на его белом одеянии размазалось жирное черное пятно. Пока он оглядывался, прилетевший с неба камень толщиной в два пальца ударил его по руке. Юноша прибавил ходу, заметив, что в воздухе роятся сгустки пепла, напоминавшие снежинки черного цвета.

Вместе с толпой беглецы повернули на улицу, ведущую к громадной площади. Однако здесь их подстерегала неожиданность — дорога странным образом сузилась. Впрочем, не совсем странным, поскольку владельцы домов именно в этом месте так расположили каменные стены, что оставался очень узкий проход. Джерри, Джозефус и еще добрая сотня людей застряли в этом каменном мешке, наполнив пространство криками и руганью.

Когда движение прекратилось, хлопья пепла стали густо покрывать волосы и одежду людей. Проведя рукой по голове, Джерри собрал большую горсть этих свидетелей извержения. Еще пара минут — и волосы станут абсолютно черными.

Его охватила паника. Если толпа не начнет продвигаться, этот проход превратится в братскую могилу. Ну, если Джерри Козински и впрямь патриций, сейчас для него настало самое время взять бразды правления в свои руки. Он оглядел стоявших рядом людей.

— Двигайтесь! — закричал он стоящим в первых рядах. — Эй вы там! Двигайтесь по одному вперед!

Стоявшая впереди женщина обернулась на крик.

— Кто ты такой? — недружелюбно поинтересовалась она.

— Я Дж… — Джерри осекся. — Я Марк Корнелий Сулла, вот кто я такой!

— A-а, хранитель овса, — ее лицо исказилось презрением. — Это спекулянт, — крикнула она стоявшим впереди, — это Сулла-спекулянт!

— Да нет же, — запротестовал он, — я нормальный человек.

— Спекулянт! — подхватила ее крик толпа. — Сулла-спеку-лянт!

Стоящий сзади мужчина ударил Джерри по плечу. Тот двинул рукой в надежде защититься, однако попал в клещи. Через мгновение его руки оказались скрученными за спиной. Джерри поискал глазами Джозефуса, думая, что раб сумеет ему помочь, но тот уже растворился среди толпы. Кто-то сшиб Джерри с ног, и он грузно рухнул на землю. Его молотили по голове, по плечам, удары сыпались градом. С каждым новым толчком перед глазами вспыхивали красные искры, а имитируемая компьютером боль волной разливалась по телу.

— Спекулянт! — было последнее, что услышал Джерри, погружаясь во тьму искусственной потери сознания.

Прошло пять секунд или пять минут — Джерри был не в силах понять, — когда он очнулся. Одна половина лица пылала будто в огне, другая совершенно онемела.

Когда Джерри Козински сумел-таки открыть глаза, он обнаружил, что лежит на совершенно пустынной улице, наполовину погрузившись в черную пыль. Сверху по-прежнему сыпался пепел, перемешанный с небольшими камешками, коловшими тело.

Он попытался опереться на руки, чувствуя сильное жжение от многочисленных синяков и ссадин. Левое колено было в очень плохом состоянии. Острая боль сковывала его и мешала двигаться. Она ежесекундно пронзала тело, напоминая о полученных травмах. Джерри не мог больше бежать, более того, он едва мог идти.

Камни и обломки скал стали падать чаще. Если он не успеет выбраться, один из таких обломков может размозжить ему голову. Джерри наконец-то вышел на опустевшую площадь, стараясь по мере сил уклоняться от огромных комков пепла. Они падали на одежду и липли к голым ногам, напоминая теплую влажную слизь. Если он не сумеет добраться до воды, ему суждено пасть жертвой извергнувшейся лавы, если только прежде ядовитые газы не положат конец его мучениям. Однако с каждым шагом вулканический дождь, стучащий, словно кусочки льда в стакане, усиливался. Практически все здания в поле зрения оказались облеплены черной грязью. Руки и плечи Джерри также почернели. Солнце, сиявшее на рассвете, поблекло.

Это был плохой знак. Он может просто-напросто увязнуть в этом месиве, как муха в сиропе. Джерри понял, что ему необходимо незамедлительно отыскать себе укрытие. Едва он начал поиски, как характер дождя изменился. С неба начали падать массивные каменные глыбы, они с тяжелым чавканьем погружались в вулканическую пыль. Любой из этих камешков мог оборвать его жизнь в течение секунды.

Джерри доковылял до ближайшего здания и забарабанил в дверь.

Никакого ответа.

Он дернул за ручку, но дверь не поддалась, поскольку была закрыта и забаррикадирована изнутри.

Прячась от камнепада под навесом второго этажа, Джерри поспешил к соседнему дому. Он также оказался наглухо закрыт.

Пробираясь через аллейку между двумя домами, Козински услышал визг. Звук показался Джерри настолько неожиданным, что он тут же остановился и стал вглядываться в сумрак. Трясясь от страха, на куче пепла сидела маленькая собачка, почти щенок, той самой короткошерстной породы, которую можно часто встретить на улицах средиземноморских городов. Щенок выглядел грустным и запуганным, а огромные глаза смотрели на Джерри с такой болью, что у него защемило в груди.

Джерри собрался было двинуться дальше в поисках убежища, но чутье игрока взяло верх. Было Нечто подозрительное в том, что этот щенок угодил в ту же ловушку, что и Джерри, в то время как все остальные исчезли. Он вспомнил, что утром, еще до того, как игра началась, он не заметил на улицах никого, кроме собак и детей. Когда ты участвуешь в компьютерной игре, случайных совпадений не бывает. Ему пришло в голову, что спасение беспомощного ребенка или щенка может оказаться важным в финальной стадии игры.

Защемившее сердце — тоже подозрительно. Возможно, это обычная реакция, но вдруг на то есть особая причина. Джерри пришло на ум, что после той ненависти, которую вызвало у толпы имя спекулянта Суллы, ему надлежит сделать что-то самоотверженное и бескорыстное, иначе живым из игры ему не выйти.

Да и, в конце концов, среди бывалых игроков бытует правило: если ты в затруднении, возьми кого-нибудь с собой.

Джерри наклонился к щенку и взял его на руки. Щенок обнюхал пальцы и весело завилял хвостом, умильно глядя на своего спасителя. Обхватив его теплое брюхо, юноша устремился на площадь.

Инстинкт не подвел Джерри, и следующая дверь, в которую он постучал, настежь распахнулась, открыв проход в небольшую комнатку, напоминающую людскую или кухню сбоку от господского дома. Ставни на окнах были закрыты, и в комнате стояла темень. Джерри вошел внутрь и, к своей радости, обнаружил, что внутри воздух был чище, нежели на улице.

Козински прикрыл дверь, оставив небольшую щелку для света. На массивном дубовом столе стояла масляная лампа и лежали лучинки с кресалом. На удивление ему удалось высечь искру с первой же попытки, и вскоре в комнате стало светло как днем. Джерри повернулся и захлопнул дверь.

Щенок закружил по комнате, повизгивая и отряхиваясь на ходу. Хлопья пепла полетели во все стороны. Джерри провел руками по голове и выбил одежду, подняв облако черной пыли и пепла.

Юноша присел на единственный в комнате стул, вытянув израненную ногу. Схватившись когтями за свисавшие полы тоги, щенок вскарабкался Джерри на колени и довольно заворчал. Тот почесал у него за ухом и провел рукой по шее собачонки.

Джерри решил немного передохнуть и поразмыслить, что же делать дальше. Будучи участником игры, он знал, что должно было произойти с Помпеями. Вряд ли он получит много очков, если позволит через две тысячи лет археологу залить гипсом пустоту, оставшуюся от его трупа.

Однако до основного камнепада пока еще далеко, а тем временем стоит осмотреть дом. Возможно, он найдет здесь ножку от стола или кровати, которую можно будет пустить на шину для ноги. В доме могут оказаться топор, лопата или другие инструменты, которыми он сможет прорыть себе выход. Нужно запастись пищей и водой, чтобы чем-то поддерживать силы во время игры.

Когда боль в ноге стихла, Джерри поднялся со стула с твердым намерением обойти дом. Щенок спрыгнул вниз и едва коснулся пола, как комнату зашатало, словно корабль в шторм.

Снова землетрясение!

Слетев со стола, лампа разбилась о стену, и море голубого пламени разлилось по полу.

Щенок завизжал и снова закружился по комнате, пока наконец не спрятался под столом.

Упав, Джерри перекатился под стол, прижавшись лицом к мягкой шерсти животного.

Куски дерева и камешки застучали по столу. Ужасающий треск возвестил Джерри о том, что часть дома обрушилась, хотя на него ничего не упало. Стало немного светлее.

Прикрыв глаза ладонями, Джерри увидел, что почти вся стена, выходящая на площадь, обвалилась. Черный снег засыпал обломки кирпичей. Перемешанная с пеплом пыль медленно наползала на его убежище, напоминая песчаную дюну на объемной фотографии. Ножки стола и поперечины в пятнадцати сантиметрах от пола заволакивались пеплом.

Если Джерри не встанет на ноги и не начнет двигаться немедленно, он погиб. Ему не выбраться из-под пепла.

Джерри взял щенка на руки и попытался встать на колени. Приподнявшись, он больно ударился головой о стол, и из глаз снова посыпались искры. Когда к нему вернулось сознание, пепел засыпал столешницу. Вокруг потемнело. Щенок скулил не переставая.

Перед глазами Джерри вспыхнул ослепительный свет.

Щенячий визг превратился в тихое попискивание.

Подумав, что так, по всей видимости, в игре имитируется смерть от удушья, Джерри ощутил прилив ярости. В конце концов, он еще жив! Он может копать! Он может скрести ногтями!

Мысли медленно затухали в его меркнущем сознании, пока он не замер без чувств.

На этот раз по-настоящему.

Глава 11РЫНОЧНЫЕ КАТАКЛИЗМЫ

Капля!

Струйка!

Поток!

«Гонконг-2», Британская Колумбия, 21 марта 2081 г.,

21.53 тихоокеанского времени

Оптические и звуковые эффекты нейронной системы фирмы «Виртуальность» и впрямь поражали воображение. Всякий раз, когда напротив мистера Харальда Сэмпсона появлялся новый жетон, выставленный Уинстоном Цян-Филипсом, раздавался звук, похожий на звон настоящей монеты. Им даже удавалось сделать так, что на жетонах играли блики от флюоресцентных полосок над головами торгующихся, а электронный молоток падал отчетливо и гулко.

Иногда на секунду, а иногда на целый день Уинстон забывал о том, что его покупатели на самом деле не сидят рядом с ним. Сэмпсон, например, находился в своей штаб-квартире в Омахе, другие также были включены в единую сеть, протянувшуюся ни много ни мало от Нью-Йорка до островов Рюкю.

Цян-Филипс предложил на торги пакет акций газовых трубопроводов, которые приберегал в течение прошедших одиннадцати дней. Серебряные монеты, разбросанные по столу, были на самом деле электронными показателями долларовых сумм, официально зарегистрированных им на Гонконгской бирже.

— Пятнадцать, — произнес Уинстон, официально указывая цену за акцию.

Пим!

Сэмпсон мрачно уставился на монеты.

— Шестнадцать!

Харальд Сэмпсон сделал непроницаемое лицо, о котором американцы говорят «лицо джокера», однако бесстрастный электрод, закрепленный за его ухом, выдавал информацию о его невротических реакциях прямо в нейронную сеть. Цян-Филипсу порой казалось, что чудеса современной техники и впрямь создали эффект присутствия за одним столом двух людей, разделенных тысячами миль.

— Семнадцать, — Уинстон небрежно бросил на стол новую монету.

Сэмпсон только кивнул. На бровях стали медленно появляться капельки пота.

Цян-Филипс подумал, что он может торговаться до двадцати одного. А может и выйти из игры.

— Восемнадцать.

Теперь это было на целых пять долларов выше той цены, которую вчера заплатил Уинстон за эти бумаги весьма сомнительной ценности. Теперь спрос на акции трубопроводов «Акура» вырос в сорок раз. За свои 52 тысячи акций Сэмпсон может получить прибыль ни много ни мало 260 тысяч долларов. Конечно, это еще не состояние, но и не пустая трата времени, учитывая то, что на сделку ушло всего шесть минут от напряженного утра.

Однако сегодня Цян-Филипсу необходимо было купить много акций самых различных компаний, имеющих отношение к производству газа. Пусть Сэмпсону и не удастся выручить много за эти акции, но потом другие попытаются воспользоваться случаем. Может быть, стоит выйти из игры. И все-таки…

— Девятнадцать.

Над левым глазом Сэмпсона появилась большая капля пота, готовая в любую секунду сорваться вниз. Интересно, побежит ли она к носу или покатится по щеке к кадыку, беззаботно подумал Уинстон, но тут же сосредоточился и стал следить за дисплеем.

— Двадцать!

Раздался оглушительный треск. Лицо Харальда Сэмпсона распалось на куски. Вылетевшая откуда-то из глубины белая молния ударила Уинстона по лбу и повлекла влево, бросив его на электронное подобие стола. Разбросанные там и сям монеты испарились, точно в дурном сне. Уинстон соскользнул на пол и погрузился в темноту.

Последнее, что зафиксировало его меркнущее сознание, была ужасная боль в голове.

Спираль

Виток

Спираль

Виток

Центр обработки данных, Гонконгская биржа,

9.54 тихоокеанского времени

Сидя перед видеомониторами с микрофоном за ухом, как того и требовали строгие законы работы брокеров на бирже, контролер потока Этан Вонг видел лишь внешние признаки работы нейронноузловой системы.

Один экран информировал Вонга о том, что все зарегистрированные на бирже участники — а их было более двух тысяч — включились в сеть и занялись делом. Другой показывал, что текущая загруженность четырех телепортов системы, на каждый из которых приходилось двадцать внешних линий с пропускной способностью пятнадцать звонков на разных частотах и общей пропускной способностью более тысячи потенциальных абонентов, составляла девяносто два процента. По всей видимости, остальные участники торгов либо разговаривают друг с другом, либо готовятся снова выйти на связь. Так начинался день, и Этан занес информацию в компьютер.

Когда последовал удар, все четыре телепорта внезапно вышли из строя под действием статики или еще чего-то. Это было совсем не по правилам, ведь существуют специальные буферы и фильтры, задерживающие сигналы и препятствующие их чрезмерному накоплению. Нечто потрясшее систему — скорее всего, какой-то внешний источник — смело всю защиту от статики, подобно кочевникам, пробившимся через Китайскую стену. Во всей международной информационной сети не было ни одного устройства, способного генерировать такой заряд. Но даже если удар был послан оттуда, то прозвенел бы сигнал тревоги, сработал бы изолятор цепи, и включилась система защиты.

Единственное, что мог предположить Этан Вонг, бессильно наблюдавший за меркнущими мониторами, это то, что виной отказа телекоммуникаций явилось атмосферное явление. Ставшая повседневной практика использования ионных следов метеоров для передачи тысяч многослойных сигналов сделала электросвязь куда дешевле, чем во времена геосинхронизированных спутников или, того хуже, наземных оптоволоконных кабелей. Отныне стратосфера заняла достойное место в области человеческого общения и торговли. Возможно, что отказ системы произошел из-за мощного столкновения метеоров где-нибудь над горизонтом западной Канады. Образовался такой заряд кинетической или магнитной энергии, что фильтры приемных станций на Земле не смогли его задержать.

Все это было достаточно легко вообразить. Но чего никак не мог взять в толк Этан, так это почему волоконно-оптические линии, соединяющие приемное устройство биржи с телепортами, пропустили удар и паралич охватил торговые залы. Такое количество техники не могло разом выйти из строя.

С другой стороны, какой вред могла нанести перегруженность сигналу связи, если вспышка, пройдя, естественно, сквозь фильтры, поразила нейронные узлы 2339 участников торгов? Насколько прочным оказался электронно-протеиновый интерфейс? На этот вопрос получить ответ не представлялось возможным, поскольку главная беда технологий двадцать первого века заключалась в том, что лабораторные испытания слишком уж отставали от коммерческого использования новейших достижений.

Вонг просто представить себе не мог, как осуществилась передача энергии, но приборы показывали, что именно это и произошло. Он поймал тот момент, когда избыточное напряжение — или что там было еще — разрушило нежный сенсорный баланс более чем в двух тысячах умов. Левый дисплей высвечивал количество сгоревших и вышедших из строя соединений, а правый отображал пылающими красными буквами медицинское состояние одного человека за другим. У каждого из них электро-литовый баланс и показатели нервной активности были угрожающими. Люди в прямом смысле слова умирали там, на полу, и Этан Вонг ничем не мог им помочь.

Его приборы считывали всю информацию о том, что происходило на бирже, но ни один из них не мог дать ответ, что же в точности произошло.

Просто что-то произошло.

Пш-ш

Федеральная резервная система, Вашингтон, округ Колумбия,

21 марта 2081 г., 12.59 местного времени

— Ну что там еще? — рявкнул в трубку Мика Джордах, председатель Федеральной резервной системы США, когда ему наконец удалось до нее дотянуться. Чтобы взять трубку, председателю пришлось вернуться обратно к столу в тот самый момент, когда он, засунув руку в пальто, направлялся к выходу. И черт бы побрал эту штуку, то есть телефон, естественно, а не пальто и не дверь.

— Господин Уолтерс звонит из Нью-Йорка, сэр, — смущенно ответила секретарша.

— М-м, могу я потом перезвонить? Я уже и так опаздываю на ленч совета директоров и в самом деле…

— Он сказал, что это очень срочно, сэр.

— Черт. Ладно, соедините меня с ним. Но сначала скажите, что у него всего две минуты.

— Да, сэр.

— Джордах! — Голос Питера Уолтерса, председателя Биржевого банка Нью-Йорка и одного из коммерческих клиентов Федерального резерва, слышался в трубке с необычайной ясностью, как будто он находился в соседней комнате, а не за двести с лишним миль. — Что это еще за «две минуты»? У нас очень серьезная проблема, и без тебя не обойтись.

— Питер, ну что там еще могло стрястись? Мне в самом деле надо бежать на важную…

— Вся система рухнула. Мы потеряли около трех триллионов долларов из-за электрического удара, и это только мой банк. Три триллиона! Все без остатка. За последние пять минут. И убытки продолжают расти.

Джордах замер, как током пораженный.

— Т-ты сказал, т-три т-триллиона?

— Да. Так что, теперь у тебя найдется время?

— Я в твоем распоряжении. А в чем причина, это что, компьютерный сбой?

— Нет, дело не в этом, хотя компьютеры пострадали тоже. Какой-то электромагнитный импульс, похожий на взрыв огромной водородной бомбы, выбил все телефонные звонки, принимаемые и посылаемые из Нью-Йорка. По крайней мере так мне сообщили специалисты. Пострадал мой банк и еще пять сотен прочих. Все деньги, находившиеся на тот момент в передаточных каналах, превратились в дым. Все средства автоматической клиринговой системы — тоже. Более того, мы до сих пор терпим ежеминутные убытки порядка… вот цифра — четыреста миллиардов долларов минута.

— Что?! Разве твои люди не смогли сразу выключить систему?

— Мика, ты знаешь, когда в потоке одновременно находится порядка двух миллионов счетов, то это проще сказать, чем сделать. Только чтобы сбить скорость кредитных операций и трансфертов фондов в конце рабочего дня, требуется около часа. Не забудь, что необходима генерализация, проверка и очистка. Если происходит такое чрезвычайное событие, на быстрый результат рассчитывать не приходится.

— У тебя, конечно, сохранились записи, — заметил председатель резерва. — Что входило, что выходило… разве не так?

— Ты серьезно? Ты что, имеешь в виду записи на бумаге или двойные файлы?.. Мика, сколько лет ты работаешь на этом месте? Мы говорим не о металлических изделиях или мешках из пластмассовых волокон, а о реальных деньгах! У них нет физического воплощения, это куски информации, электрические заряды в компьютере или где-то в стратосфере. Если бы мы делали дубликаты, то это были бы реальные банкноты, согласно постановлению Пламбера и «Бэнк оф Америка». Наверняка ты знаешь все это. Что приходит, то приходит. Что уходит, соответственно, то уходит, а нам остается то, что в середине. Вот почему я тебе звоню. Мы, то есть мой банк, хотим получить от тебя ответ, изменит ли Федеральный резерв количество поставляемых денег, чтобы покрыть эти невосстановимые расходы. Мика, мне сегодня надо знать «да» или «нет», поскольку, потеряв три триллиона, я должен выдержать серьезный разговор с вашими инспекторами прежде, чем закроется вечером телеграф.

— Питер, я не могу сказать тебе сейчас.

— Плохо, Мика. Ты знаешь — это катастрофа. Если вы умоете руки, то серия банкротств неизбежна. Представь Мгновенное Черное Воскресенье в квадрате, когда люди будут выбрасываться из окон, и все такое прочее.

— Ты знаешь, что я не могу решиться на такую переоценку самолично, — запротестовал председатель, — так нельзя. Сначала мне нужно будет обсудить возникшую ситуацию с советом директоров. Если все так, как ты говоришь, то пострадали и международные связи. К примеру, мне придется связаться с Гелеро из Евробанка, чтобы скоординировать усилия.

— Только не трать слишком много времени на это, Мика. И помни, что люди в прямом смысле слова умирают.

— Питер, уверяю тебя, что все сделаю так быстро, насколько возможно… Да, кстати, если все лучевые каналы связи отказали, как ты сумел мне дозвониться?

— A-а… Около года назад мы взяли в аренду одну из старинных волоконно-оптических наземных систем, просто на случай, подобный нынешнему. Конечно, больших денег мы с этого не имеем, но все же…

— Понял. Могу я попросить воспользоваться этой линией на случай, если катастрофа и впрямь глобальна?

— Мика, в любое время, — заверил его банкир.

— Я свяжусь с тобой.

— Надеюсь, скоро.

— …Марджери, соедините меня с президентом Евробанка. Я знаю, что они уже закончили работать, но, может быть, удастся позвонить ему домой или куда-либо еще.

— Да, сэр… Все атлантические каналы связи заняты, сэр.

— Ладно, тогда испробуем другой вариант. Попробуйте соединить меня с господином Йошу из Нихонского Центрального банка, с ним мне тоже надо переговорить.

— Одну минуточку… Эти каналы тоже заняты. Что мне делать?

— Гм-м… И информационные, и телефонные?

— Заняты все каналы.

— А спутниковая связь?

— И она тоже. Извините, сэр.

— Хорошо. Попробуйте выйти на связь через часик, ладно? Ну а я пока отправлюсь на ленч с моими директорами и посмотрю, что они могут мне сказать.

— Хорошо, сэр.

Ровно

Всплеск

Ровно

Штаб-квартира провинциального аудитора,

Гонконгская биржа, 11.31 местного времени

— Господа, наш рынок более не существует, — подвел итог Роджер Фредерикс, провинциальный аудитор Британской Колумбии.

Представители администрации Гонконгской биржи невесело глядели друг на друга. Этан Вонг, простой техник и самый последний в списке руководящего персонала, тихонько сидел в уголке.

— Более тысячи пятисот участников торгов находятся в состоянии, близком к каталепсии, — продолжал далее Фредерикс, — тысячи метров кабеля и обмотки сгорели. Четыре телепорта со всеми внутренними системами охраны сгорели дотла, и, в довершение ко всему, между небом и землей повисли около тысячи четырехсот прерванных денежных операций. Суммы мы можем только предполагать, а точное количество неизвестно. Мы, конечно, можем попросить участников восстановить по памяти характер сделок, заключенных на момент… этого, но, как я понял, они ничего не помнят. И даже если бы они помнили, кому можно было бы доверять? Покупателю? Или продавцу? Компьютер тоже ничем не может нам помочь. Я спрашиваю вас, что мы имеем на данный момент?

— Большую передрягу, — заметил Уоррен Ли, глава биржи.

— Именно так, — согласился Фредерикс. — И у меня нет иного выхода, кроме как объявить, что это ВАША передряга, господа. В конце концов, ответственность за обеспечение надлежащей обстановки на торгах возложена на вас, не говоря уж о том, что вы отвечаете за здоровье участников торгов, пользующихся «безопасной», согласно вашим уверениям, оптической связью. Когда убытки будут подсчитаны, я ожидаю, что ущерб, нанесенный вами, окажется больше, чем стоимость всех ваших льгот вместе со страховыми полисами от провинции, если у вас такие найдутся.

Биржевики уныло повесили головы, исподтишка поглядывая друг на друга.

В углу Этан Вонг отчаянно боролся с собой. Ответ на поставленный вопрос был готов сорваться с его уст. Безусловно, его выступление на совете во главе с самим провинциальным аудитором может дорого обойтись. Его могут выгнать с работы, а Уоррен не преминет позаботиться об этом, если Этан посмеет встревать в такое напряженное время.

Но затем глубокое спокойствие снизошло на Этана Вонга. Он неожиданно осознал, что если то, о чем говорят присутствующие на совете, — правда, то он уже потерял свое место. Вполне возможно, что завтра он уже будет трудиться над микросхемами искусственного эксперта в бакалейной лавке двоюродного брата Хонтина Вонга. Теперь уже ничто не могло бы усугубить его положение.

— Простите, сэр, — Этан возвысил голос.

Уоррен Ли полуобернулся. Глаза председателя биржи метали громы и молнии в адрес того, кто посмел высказываться в такую тяжелую минуту.

— Да, мистер… Вонг, не так ли? — осведомился провинциальный аудитор.

— Полагаю, что у вас есть возможность избежать этих неприятных моментов, сэр.

— Если это так, прошу вас открыть мне глаза.

— Как вы уже сказали, мы, безусловно, не можем собрать Шалтая-Болтая заново. Нам никогда не удастся воссоздать со всей точностью сделки, совершавшиеся на момент энергетического импульса.

— Замолчи, болтливый дурак, — прошипел на кантонском диалекте[2] председатель биржи.

— Однако в вашей власти прервать операцию по любой причине, которая покажется вам достаточно веской для этого, не так ли?

— Это весьма незначительная часть моей работы, — заметил Фредерикс. — Но то, что вы сказали, и в самом деле так.

— Тогда не будет ли честно аннулировать все торги дня? Ни пострадавших, ни выигравших за чей-либо счет. Все вернется на позиции полуночи вчерашнего дня, а вы можете объявить, что двадцать первого марта как дня торгов не существовало.

Аудитор задумался на минуту.

— Что. ж, прекрасная идея, молодой человек. — Улыбка пробежала по его хмурому лицу. — Я обеими руками за, но речь идет о международном рынке, в котором участвовали представители всех мировых бирж, а также Биржи лунной колонии. Уверен, что не все участники торгов пойдут на это.

— Но ведь вы же можете связаться с должностными лицами на этих рынках и достичь консенсуса? Я имею в виду, что, по имеющейся в нашем распоряжении информации, подобные происшествия зафиксированы и в других частях планеты. Каждая биржа в той или иной степени пострадала, и если вы предложите нечто разумное, подобно возвращению на позицию полуночи…

— Вы предлагаете мне стать героем дня, мистер Вонг?

— Только если вы этого захотите, сэр.

— Посмотрим. Я свяжусь с моими коллегами в Департаменте финансов, как только статика исчезнет. И узнаю, согласятся ли они.

Уоррен продолжал тяжело смотреть на Этана, однако гнев в его взоре уступил место чему-то неопределенному. Возможно, председатель начал осознавать, что простой компьютерный программист может спасти миллиарды долларов убытка. Другие руководители подняли головы с выражением надежды.

— Конечно, — продолжал Фредерикс, — остается ответственность за тех несчастных, чьи мозги пострадали в результате вашей преступной халатности. Нам придется оценить, во сколько обойдется их курс лечения.

Все снова повесили головы, глядя друг на друга со смешанным выражением стыда и вины. Этан Вонг предположил, что такой исход дела их устраивает, и оказался прав.

Взяв вину на себя, эти люди сохранят репутацию биржи. Каждый из них находился во власти силы, большей, чем личное тщеславие. Год за годом они доказывали свою преданность вещи более сильной, чем любовь к стране, или стремление к социальной справедливости, или уважение старших и почитание правителей мира сего. Это единственная вещь в мире, которая не блекнет от времени, над которой бессильна смерть и не властны титулованные особы, которая не может износиться от бесконечного использования.

Власть денег.

Глава 12СЛЕПОЙ ПОЛЕТ

10 000 метров

9 000 метров

8 000 метров

7 000 метров

На подходе к международному аэропорту Эзеиза,

21 марта 2081 г., 14.53 местного времени

Радиолокационный высотомер выдавал голосовую информацию капитану Эдуардо Томпсону, пока тот вводил свой реактивный лайнер, направлявшийся из лондонского аэропорта Хитроу, в воздушное пространство к востоку от Буэнос-Айреса. Капитана нисколько не волновало, что высотомер был единственным устройством на борту, которое самостоятельно определяло местонахождение самолета. Все остальные лишь пассивно получали информацию. Насколько он помнил, в воздухе всегда все обстояло именно так.

Масштабная карта Рио-де-ла-Платы отображалась перед Томпсоном на экране при помощи связанных с компьютером навигационных приборов и панели управления. Слева расстилалась ярко-зеленая аргентинская пампа, на фоне которой выделялись серые постройки столицы и окрестностей. Справа, окрашенные желтым, виднелись равнины Уругвая, а прямо перед ним, по курсу 300 градусов, прихотливо изгибалась широкая дельта реки Параны, протянувшаяся на добрых сто пятьдесят километров между Буэнос-Айресом и аэропортом.

На экранах в мельчайших деталях был показан план подхода к Эзеизе, сориентированный на «Сан-Мартин». Согласно Универсальной глобальной системе ориентирования, он был принят компьютером за отправную точку при расчете координат. УГСО представляла собой активную сигнальную систему. Действуя в ее рамках, компьютер считывал информацию с трех как минимум спутников на орбите, высчитывал в соответствии с ней местонахождение самолета над поверхностью Земли и вместе с показаниями радиовысотомера, собственными оценками текущего курса и надземной скорости передавал необходимые визуальные сигналы из справочной базы данных на экраны Томпсону. Векторы подхода к ВПП[3] были также сориентированы на них.

Много лет назад основные аэропорты, подобно Эзеизе, использовали радиовещательные приборы для передачи сигналов на борт лайнеров типа «Сан-Мартин» при выполнении посадки. Самолет и сам мог получать большую часть полетной информации, например, скорость, высоту, курс по компасу и тому подобное. Однако, когда дело доходило до посадки, все важные маневры выполнялись по указанию с земли. Затем это вошло в обязанность диспетчеров по вышке осуществлять безопасную посадку самолета, сообразуясь не только с активностью в воздухе, но и с местонахождением, курсом и скоростью полета.

Все изменилось на глазах Эдуардо Томпсона. Сначала УГСО, предоставленная в аренду Национальным океаническим и атмосферным управлением США, избавила всех от необходимости полагаться на не всегда верные показания компасов, неточные оценки скорости полета и другие погрешности приборов. Радиолокационные ответчики сменили вечно скачущие показания барометров, особенно это касалось суборбитальных маршрутов, которыми стали летать лайнеры.

А затем, в 2028 году, случилась международная трагедия, вылившаяся в судебное разбирательство по делу «Вариг» против международного аэропорта Даллас-Форт-Уорт. Катастрофа произошла из-за нарушений в работе всенаправленных радиомаяков и неисправной системы посадки по приборам, приведших к тому, что обычный реактивный самолет бразильской авиакомпании упал в двух милях от взлетно-посадочной полосы. Трагедия, повлекшая жертвы среди пассажиров и наземного персонала, вылилась в сумму порядка пяти миллиардов долларов. С этого памятного инцидента в международные законы и руководства по политике в области воздушного страхования был внесен пункт, гласивший, что коммерческие воздушные суда сами отвечают за местоположение самолета при заходе на посадку.

Положение сразу изменилось к лучшему. Капитан Томпсон и второй пилот вели самолет при помощи тех визуальных сигналов, которым обучались на тренажере. Те же позывные, мерцавшие у правого и левого уголков возбужденной сетчатки глаз, и те же мнимые рукоятки и кнопки управления полетом под кончиками пальцев в перчатках. Разница заключалась лишь в том, что во время занятий на тренажерах в зависимости от ускорений кресло двигалось в разные стороны. В теории движения тренировочной кабины должны были соответствовать реальной обстановке на борту, но на практике так никогда не получалось. Томпсон говорил, что всегда может заметить разницу. Именно поэтому он считал себя первоклассным пилотом.

Длинные голубые линии стилизованных форм дельты проносились перед глазами капитана и исчезали по мере снижения. Вместо них из зелени пампы выплывали серые строения Эзеизы. Сигнальные огоньки по бокам ВПП сливались в две светящиеся линии, сходившиеся в точке касания, подсвеченной красным. Все приготовления к посадке были выполнены безукоризненно.

Непонятно, почему самолет стал забирать вправо.

Томпсон инстинктивно принялся двигать руками в перчатках, чтобы выправить курс, но вдруг замер. Дисплей фиксировал воздействия на систему управления, но на самом лайнере это никак не сказывалось. Конечно, уход вправо был еле уловим, но должен же опытный пилот что-то почувствовать помимо свиста ветра, обтекающего крылья.

Визуальный дисплей вдруг погас.

— Вот так номер, — произнес Томпсон вслух, в его голосе слышалось недоумение по поводу такого непонятного розыгрыша.

— Что-нибудь случилось? — спросила за спиной Алисон Карлайл. На этом участке полета она была свободна от дежурства, поэтому либо отдыхала, сняв перчатки и выключив экран, либо занималась проверкой показаний двигателя лайнера и системы жизнеобеспечения.

— Вырубился дисплей с ландшафтом.

— Дайте мне посмотреть…

— Нет, подожди, все нормально.

Образы медленно выплывали на экран, как и подобает сложной компьютерной графике. Сначала показалось синее море, за ним зеленые просторы пампы, следом города и, наконец, подход к аэропорту. Однако на этот раз равнины приобрели неясные, размытые очертания. Окрестности больших городов покрылись дымкой, а мелкие городишки то появлялись на экране, то вдруг исчезали, словно искусственному разуму было не под силу определить, есть они там или нет. Дисплей показывал все новые и новые варианты быстрее, чем глаз пилота успевал моргнуть.

Эдуардо Томпсон тяжело вздохнул и попытался держать руки абсолютно прямо, пока приборы восстанавливали работоспособность.

— Наверняка что-то стряслось, — сообщил он второму пилоту.

— Сейчас я подключусь, — Эдуард» услышал знакомый щелчок соединения, а потом… — Да, я вижу. Действительно странно.

Прошло еще около десяти секунд, и верхний дисплей, так и не настроившись на прежнее изображение, погас окончательно, и на сером экране зажглась надпись красного цвета:

ОТКАЗ НАВИГАЦИОННОЙ СИСТЕМЫ

ПЕРЕКЛЮЧАЮСЬ НА БОРТОВЫЕ ПРИБОРЫ

— Что происходит? — спросила Алисон.

— Навигационная система потеряла ориентацию в пространстве и пытается выполнить задачу, используя то, что под рукой, — объяснил капитан. — Сначала она попробует получить показания резервного магнитного компаса.

На контрольных полях экранов вспыхнуло изображение шарика с иголкой, чем-то напоминающее нактоуз корабельного компаса. Таким виделся компьютеру электрокомпас, предположительно изолированный от возмущений электроники лайнера, его металлических компонентов и мощных магнитных полей ионизирующего конверта, возвращающего стратоплан в околоземные атмосферные слои. Считалось, что компас всегда исправен и является подспорьем к изощренной авионике самолета. Но сейчас шарик хаотично скакал по всему полю, а графическая игла сначала указала на север, затем на юг, потом, не останавливаясь, поползла на запад и на восток. Невероятно!

— Компас тоже не работает, — заметил Томпсон. — Если, конечно, не нарушилось геомагнитное поле Земли, а это маловероятно.

Коснувшись незримой кнопки, летчик дал команду компьютеру не принимать во внимание показания компаса и продолжать внутренние вычисления.

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ НА ИНЕРЦИАЛЬНЫЕ ДАННЫЕ

— Что это значит? — спросила Алисон. — Мне раньше не доводилось видеть такую надпись.

— Это означает, — со вздохом ответил ей Томпсон, — что компьютер отбросил рациональное мышление и занимается вычислением пути. Как говорили раньше пилоты, ты можешь вычислить путь до собственной могилы. Это в равной степени относится и к баллистическим стратопланам.

Томпсон знал, что под инерциальными данными имелось в виду то, что для вычисления дальнейшего курса корабля машина будет использовать последнее известное местоположение лайнера, последнюю скорость и курс, а также случайные ускорения, отмеченные бортовыми гироскопами.

— Но что могло случиться? — недоумевала его напарница. — У нас же есть резервная система управления…

— Да, на Земле оборудование тщательно проверялось и испытывалось, чтобы избежать возможных неисправностей в воздухе. У нас нет иного выхода, кроме как доверять оборудованию. Мы вынуждены делать это. — Отвечая на вопрос девушки, Томпсон продолжал держать руки в нейтральном положении, выдерживая четкую глиссаду. Не желая вмешиваться в работу систем, он терпеливо ждал, пока компьютер перебирал цифры на дисплее и пытался восстановить приемлемое изображение местности и аэропорта.

— Наша единственная надежда — на высотомер. Слушай!

Радар по-прежнему продолжал попискивать, но цифры на левых визуальных дисплеях продолжали плавно падать.

Томпсон счел нужным дать объяснения:

— Если компьютер не полностью вышел из строя, то, вероятнее всего, он потерял связь с системой ориентации. Возможно, отказала антенна, а может быть, все дело в радиопомехах… Если так, то будем надеяться, что сбои отловятся сами собой.

— Никогда не слышала о существовании помех на данных частотах, — с сомнением заметила Алисон. — Это серьезное нарушение международных законов, если кто-то намеренно вклинился в работу в этом диапазоне.

— Ты права, так что, скорее всего, отказала антенна. В любом случае давай подождем и посмотрим, сумеет ли компьютер восстановить прежнее изображение.

Однако этого не произошло. Более того, на экранах загорелась надпись:

НЕДОСТАТОЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Дисплей полетных сигналов оставался пустым, напоминая перегоревшую фосфорную трубку, и лишь нижнее поле, где были представлены функциональные базы данных приборов управления, повиновалось пилотам.

— Что же делать? — тихо спросила Карлайл.

— Я не…

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Эдуардо Томпсон сделал то, что никогда не пытался делать за всю свою летную жизнь. Он встал, отстегнул экраны и посмотрел в ветровое стекло собственными глазами.

Перед ним расстилалось бледно-голубое небо. Нигде не было даже намека на море или землю. Безусловно, все дело было в высоте полета, ведь при снижении с наклоном в тридцать градусов земля неслась бы ему навстречу.

Карлайл сдвинула экраны на лоб, посмотрела в окно, затем взглянула на командира:

— Вы отдаете себе отчет, что это полное нарушение правил полета?

— Хотел бы я иметь выбор, — Томпсон прикусил губу. — Если мы хотим увидеть что-либо, нам придется опустить нос самолета.

— Тогда мы наберем скорость и чрезмерное ускорение. Да и двигатель работает сейчас всего на восемь процентов, это единственная приемлемая величина для аэродинамического баланса.

— Я включу воздушные тормоза.

— Вы же знаете, что их можно использовать лишь при не-

большой скорости, они нарушают воздушный поток и приводят к дестабилизации…

— Я понял, — прервал ее капитан.

Томпсон ослабил руками незримую петлю на шее и потянулся за рычагом, приводившим в движение реверс потока. Но тут же понял свою ошибку.

— Черт побери!

— Что случилось?

— Не вижу приборную доску.

Без экранов нейтральные перчатки не работали, поскольку составляли с ними единую систему. Приборы управления лайнером не имели материального воплощения, существуя лишь в виде сигналов виртуального мира, воссоздаваемого экранами. Повинуясь мановению рук, перчатки передавали сигналы в компьютер, управляющий полетом.

Продолжая эксперимент, Томпсон шел на снижение, невзирая на растушую скорость пикирования. Горизонт, настоящий земной горизонт появился в отдалении. Его взору открылись серо-зеленые участки земли и голубовато-серая река, полускрытая плывущими облаками. Даже если внизу под самолетом был город, а уж тем более аэропорт, то капитан его не видел.

— Так не пойдет.

— Один из нас должен наблюдать, — предложила Карлайл, — пока другой будет управлять полетом. Вы капитан и старший офицер, так что пусть ваш опыт поможет нам. — Она снова опустила экраны на лицо. — Включаю тормоза.

— Нет, смотри!

Алисон отбросила «очки» и наклонилась вперед. Маленький рост не позволял ей как следует заглянуть в окно. Только подтянувшись, она смогла-таки рассмотреть расстилавшуюся внизу местность. В ушах эхом отдавалось гудение радара. Консоли лайнера ощутимо дрожали.

— Видишь что-нибудь знакомое? — спросил с заметной ноткой волнения в голосе Томпсон.

— Да… Думаю, да. Слева Большое яблоко[4], вон тот выступ справа должен быть колонией. Прямо перед нами Тигре, так что Эзеиза должна лежать по курсу где-то градусов десять.

— Твои глаза моложе моих. — Не очень хорошее зрение также никогда не сказывалось на карьере пилотов. Капитан принял решение: — Ты будешь наблюдать, а я вести самолет.

Эдуардо снова надел экраны. Позади него заскрипело кресло: это Алисон встала на колени, чтобы расширить обзор.

— Сейчас лучше сбросить скорость, — сказала она.

Томпсон резко убавил обороты и мягко потянул рукоять тормоза. В ответ самолет затрясло, и крылья стали мелко вибрировать. Человек вместе с машиной быстро исправили ситуацию.

— Примерно десять градусов влево, — скомандовала Алисон.

Через минуту Томпсон принял новое решение:

— Я собираюсь объявить аварийную посадку.

— Давайте, — согласилась Карлайл.

Мизинцем пилот нажал невидимую кнопку и заговорил в микрофон:

— Эзеиза-вышка, это «Аргентинас» один девять, как слышите, прием.

Уши пилота моментально наполнились шумом и треском статики. Прорвавшийся голос диспетчера сообщил о плохой слышимости и попросил повторить.

Томпсон снова нажал микрофон:

— «Аргентинас» один девять. Неисправность в воздухе. Отказ навигационной системы. Пытаемся лететь вслепую. Повторяю, летим почти вслепую. Прошу подготовить экстренную…

— Один девять, ждите, — неожиданно четко ответила вышка.

— Еще пять градусов влево, пожалуйста, — сказала за спиной Карлайл. — Можно поднять нос вверх еще на два градуса.

Томпсон внес поправки.

В наушниках раздался голос диспетчера:

— Один девять, вы — десятый самолет в воздухе, терпящий бедствие. У всех отказала система ориентации. Сообщите запас топлива, прием.

Капитан посмотрел на экран перед глазами:

— Около пяти тысяч двухсот килограммов. Еще сорок минут полетного времени.

— Спасибо, понял.

— Капитан, — вступила в разговор Алисон, — если мы будем выполнять заход на посадку сейчас, лучше отпустить тормоза и уйти вправо. Мы можем держать высоту три пятьсот.

Томпсон связался с диспетчером и получил разрешение. Самолет стал уходить вправо.

— Капитан, а у нас получится? — спросила Карлайл тихо.

— Будем надеяться, — донесся ответ.

Через пять минут они сделали полный круг.

— Вам повезло, «Аргентинас» один девять, — снова заговорил диспетчер. — Нашему компьютеру нравится ваше положение… Через сорок пять секунд курс…

— Эзеиза, компас не работает и на инерционные показания я не могу положиться, прием.

— А… ладно. Нос визуально под двадцать градусов, скорость снижения сорок метров в секунду.

Карлайл тронула Эдуардо за плечо:

— Он приводит нас на ВПП, капитан. Я ее вижу: полоса вся в огнях.

— В огнях? — Томпсон поднял голову.

— Да, они выглядят как обычные трассеры, только голубого цвета.

— Это, наверное, для частных самолетов.

— Наверное, — согласилась она.

— «Аргентинас» один девять, держите верный курс. Увеличьте скорость посадки до пятидесяти метров.

Томпсон увеличил скорость, но снова справился у Карлайл:

— Как все это выглядит?

— В точности как на экране… Только шире.

— Шире? Мне надо…

— Нет, нет. На экране же не совсем так, как в жизни.

— Ты права, — вздохнул капитан.

Еще через несколько минут с вышки последовали новые указания:

— «Аргентинас» один девять, на полосе ветер, направление запад — северо-запад, скорость четырнадцать узлов. Вы в трех километрах от полосы, высота семьсот. Закрылки ниже.

— Похоже, он прав, — подтвердила Карлайл.

Томпсон увеличил мощность двигателя до десяти процентов и опустил закрылки на все сорок градусов, что соответствовало посадке при условиях легкого ветра. Даже с увеличением мощности они сделали свое дело, и самолет точно завис в воздухе, ровнехонько выходя на глиссаду.

— Шасси вниз, командир, — скомандовала девушка.

Капитан двинул вниз рукоять. Загорелись три красные кнопки выхода шасси. Досчитав до десяти, он услышал грохот и с удовлетворением заметил, что цвет кнопок изменился на зеленый. С выпушенными шасси самолет еще больше потерял скорость, что, собственно, и ожидалось.

— Вижу белые указатели на полосе, — сообщила Карлайл.

— Зона касания, — объяснил Томпсон. — Я их видел раньше на земле. Мы их называли параллельно плывущими нитями.

— На них черные отметины.

— А это резина от шин.

— Ой! Я никогда не думала, как шасси стираются от посадок.

— «Аргентинас» один девять, держите угол снижения. Пять секунд до касания, четыре… три…

— Чуть-чуть влево, капитан.

— Два… один…

Самолет вздрогнул от удара и через мгновение уже катился по бетонной полосе. Томпсон включил реверс и откинулся назад. Он знал, что полоса прямая, как стрела, а на такой скорости встречный ветер не помеха.

— Один девять, следуйте по рулевой дорожке двенадцать. Добро пожаловать домой!

— Спасибо, Эзеиза, конец связи.

Капитан сдвинул экраны и посмотрел сквозь стекло. Самолет медленно катился к рулевой дорожке, которая была совершенно пустынна.

— Незабываемое приключение, — улыбнулся Томпсон и уже серьезно добавил: — Алисон, без твоих глаз я был бы бессилен.

Лицо девушки вспыхнуло.

— Диспетчер обязательно вывел бы вас.

— Нет, я никогда не нашел бы столицу.

— Ну по крайней мере нам больше никогда не придется делать это снова.

— Надеюсь, что нет. Однако что-то вывело из строя спутники, и пострадало много самолетов…Хотел бы я знать, что на самом деле произошло?

Глава 13В НАЦИОНАЛЬНОМ БЮРО ПОГОДЫ

1010 миллибар

1008 миллибар

1004 миллибара

998 миллибар

Национальное бюро погоды, Вашингтон, округ Колумбия,

21 марта 2081 г., 18.53 местного времени

Размытая граница массы теплого воздуха выравнивалась в точном соответствии с заранее заданным контуром, пока Человек погоды гнал область низкого давления через Тихий океан.

Он двигал ее с севера на восток от самого района возникновения, располагавшегося в двух тысячах километров к западу от Байи, Калифорния.

С этой частью операции никаких проблем не возникло. В это время года начиналось потепление в субтропических водах, что значительно повышало объем атмосферной влаги, поэтому запасы насыщенного водяными парами воздуха росли день ото дня. От Человека погоды требовалось лишь собрать вместе эти массы и отправить их в путь по направлению, противоположному часовой стрелке.

Для такой работы у него имелись и специальные приспособления — холод и тепло. Тепло поступало в скопления облаков над земной поверхностью в форме концентрированной солнечной энергии, посылаемой спутниками с удаленных орбит. Холод поступал из «пакетов» углеродных нитей, которые запускались в стратосферу либо с помощью ракет, стартующих из западной части Тихого океана и с Гавайев, либо с помощью магнитных катапульт, установленных в Уитни-центре и на горе Райнер. Тепло, холод, ускорение и изменение направления воздушных масс были основными средствами работы Национального бюро погоды и его главного специалиста.

Сейчас Человек погоды намеревался столкнуть массу влажного воздуха, сформировавшуюся в Айнском заливе и медленно движущуюся на юго-восток, к границам Калифорнии, с областью высокого давления.

С этими областями и была связана основная проблема. В конце сезона штормов, когда вращение Земли снова возвращало северные регионы под действие солнечного тепла, массы арктического воздуха, как правило, поворачивали вспять, вместо того чтобы двигаться вперед. Поэтому Человеку погоды приходилось создавать искусственную облачность взрывами углеродных бомб, усиливать слои густого воздуха, препятствующие ее распаду, и гнать в океан теплые волны, создававшие небольшие кармашки низкого давления, которые, собственно, и продвигали вперед массы теплого воздуха.

При равновесии всех прочих факторов две независимые погодные системы, одна — холодная из Аляскинского залива, другая — теплая, из мексиканских вод, неминуемо столкнутся, и столкнутся как раз над водами океанического течения в направлении Северной Калифорнии.

Холодная масса с высоким давлением будет двигаться быстрее и сумеет пройти над неуклюжей, теплой системой низкого давления, которую Человек погоды собирался направить на шестьсот километров к северу. Когда воздушные массы с Аляски будут двигаться через Центральную долину, массы теплого воздуха начнут подниматься вверх, пока тонкие холодные слои атмосферы не опустят их ниже точки росы, освобождаясь от осадков.

При динамическом равновесии всех остальных факторов в результате столкновения два-три миллиметра осадков оросят фермерские земли самого засушливого штата, а еще Пять миллиметров выпадут мокрым снегом в Сьерра-Неваде в преддверии весеннего таяния.

Это будет уже пятый шторм в это время года, искусственно созданный Человеком погоды. Экономическая выгода от продажи зерновых, с одной стороны, и установления такого водного баланса — с другой составят 56 миллионов долларов при затратах на собранную энергию Солнца и запущенные углеродные «пакеты» всего-навсего в 280 тысяч долларов. Безусловно, было еще слишком рано оценивать и планировать прибыль, поскольку остались неучтенными многие факторы, но Человек погоды всегда сумеет предупредить служащих Администрации общих работ о том, что именно надо готовить к изменению в количестве осадков, а также когда готовиться к мощному таянию снегов, сопровождающему весеннюю оттепель.

Конечно, вся эта структура вложения капитала и получения денег зиждилась лишь на проектной основе. Если бы Человек погоды был вынужден включить в расчеты стоимость спутников, находящихся в его распоряжении, или шестнадцати тысяч наземных и воздушных телеметрических станций только на континентальной части США, которые ежеминутно сообщали ему текущую температуру, давление, количество осадков, влажность, скорость и направление ветра, видимость, облачность и кромку облаков, словом, всю информацию, с помощью которой Человек погоды творил свои чудеса, тогда возможная прибыль была бы значительно меньше. Однако, с точки зрения машины, все эти капиталовложения уже давно оправдали себя, и она была готова привести тысячу аргументов в качестве доказательств.

Следуя линии изобар, компьютер был занят тем, что отбирал и составлял текущие показатели воздушного давления, передаваемые зондами, плывущими над восточной частью Тихого океана.

996 миллибар 24 г 33 мин 16 с с.ш., 132 г 28 мин 56 с з.д.

998 миллибар 24 г 34 мин 38 с с.ш., 132 г 30 мин 09 с з.д.

1002 миллибара…

Экран вспыхнул. Непрерывно поступающий информационный поток оборвался. Человек погоды немедленно выслал сообщение в адрес Администрации общих работ, требуя задержать выплату жалованья отвечающему за этот участок работ персоналу, пока те не устранят неисправность. Но в это время произошло кое-что похуже.

Центр области высокого давления перестал двигаться, а точнее, перестал разворачиваться в северном направлении. Методом анализа местности Человек погоды быстро определил, что данные о сформированных облаках на дисплеи больше не поступают. Компьютер снова и снова перерабатывал информацию, которая с каждой миллисекундой становилась все более устаревшей.

Однако вместо того чтобы остановиться на последнем кадре, изображение начало медленно гаснуть. Человек погоды терял модель сталкивающихся воздушных масс, что означало просто-напросто потерю управления. Без надлежащего контроля они либо столкнутся слишком рано, либо слишком поздно, чтобы из осадков можно было извлечь какую-либо пользу. Все это выводило машину из равновесия.

В эфире шипели телеметрические станции, как будто везде шел дождь из дымящихся капель кислоты. Они не прекратили работу одна за другой, что было бы объяснимо с географической точки зрения, и не смолкли все разом в результате сбоев в подаче энергии; нет, вместо этого исчезла согласованность в передаче данных, и в анализе стали появляться белые пятна. Человек погоды пытался заполнить бреши, интерпретируя информацию с ближайших станций, оценивая ситуацию в целом, но дезинтеграция слишком быстро увеличивалась. Дыры росли, нарушая точность модели и логику ее построения.

Проверка, длившаяся долю секунды, показала Человеку погоды, что в сбое просматривалась некая система — каждая станция умолкала, когда подходило время для связи с ней… Безусловно, сбой мог случиться и одновременно в результате отказа передающей аппаратуры повсеместно, что вызвало нарушение транслирования информации в определенном отрезке времени. Однако Человека погоды не интересовали умозрительные заключения такого рода, в особенности связанные с возникновением форс-мажорных ситуаций в имеющихся контрактах. В круг его задач входил лишь прогон моделей погоды полушария и создание вариаций микроклимата.

Посему, убедившись, что его незаконно лишили требуемой информации, Человек погоды направил серию протестов юристам, связанным с администрацией. Пускай они занимаются этим. В конце концов, для этого люди и нужны.

Меньше

Ни-че-го

Региональный центр погоды, Канзас, 11.55 местного времени

— Ты только полюбуйся на это! — воскликнул синоптик первого класса Джон Диксон, пытаясь одновременно двигаться по комнате и смотреть через плечо на Уинанса, старшего смены, который сидел перед экранами.

Изящно выполненная графика рушилась, напомнив Диксону о сгоревших бабушкиных кружевах, — все те же искорки, угольки, языки яркого пламени, оставившие за собой лишь кучки серого пепла. Надвигавшиеся в направлении Арканзаса грозовые тучи как ветром сдуло с экрана.

— Что такое! — рявкнул Уинанс. — Человек погоды отключился!

— Это случалось раньше? — спросил Диксон, который совсем недавно окончил школу метеорологов и лишь теоретически превосходил знаниями своего коллегу. В экстренных случаях, согласно Наставлению, считалось, что опыт превосходит служебное положение. Несмотря на это, Диксон изо всех сил пытался припомнить похожую ситуацию, когда бы Головная программа моделирования погоды дала сбой. В голову ничего не приходило. Это было неудивительно, поскольку считалось, что компьютеры данной серии безотказны. А может быть, он просто развлекался в тот самый день, когда вся группа разбирала данную тему.

— До сих пор… Ну, насколько я знаю, никогда, сэр. Человек погоды в своем деле — Бог. С ним точно ничего подобного не случалось. Мне кажется, что нам следует…

— Мне кажется, что надо выпустить бюллетень или нечто подобное.

— Да, мы можем отослать прогноз погоды в обзор. Но что мы скажем?

— Ну, — заколебался Уинанс, — мы можем сообщить о надвигающемся торнадо, или снежной буре, или еще о чем-нибудь в этом же роде. Кроме того, я полагаю, нам, то есть мне с вами, непременно следует оповестить людей, что никакой опасности нет. Я имею в виду, что ничего представляющего опасность на мониторах не было… по крайней мере, на моих точно.

— Очень хорошо… Именно так мы и сделаем. Сообщите населению, что мы по-прежнему контролируем погоду, пусть это на самом деле и неправда, а потом будем куковать и ждать инструкций от вашингтонских боссов.

— Вот это уже похоже на план действий.

Наверняка все именно так бы и произошло, но когда Диксон попытался передать метеосводку, то, к удивлению, обнаружил, что все телефоны заняты и никакой экстренной связи на пункте не имеется.

— Прямо как в поговорке: дождя нет, но есть ливень, — усмехнулся Уинанс.

Оставшись без дела, метеорологи уселись за рабочие места и занялись игрой в морской бой. Когда систему починят, им немедленно дадут об этом знать.

Глава 14ЗАТЕРЯННЫЕ В ГАЛАКТИКЕ

Пип

Пи-ип

Кабина Б-9, борт исследовательского звездолета «Юла-3»,

21 марта 2081 г., 18.26 единого времени

Магнитный диск со скрипом и треском принимал сгустки летящей к нему информации, плотно упакованной в столбики байтов и битов, посланной на невероятной скорости в пространство. Логическое устройство моментально преобразовывало их в синхронизированные аналоговые видеосигналы.

Радиорубка на борту международного исследовательского корабля «Юла-3» приняла сообщение еще час назад, и все это время Питер Спивак потратил на то, чтобы отыскать свободный видеоплейер и найти укромное местечко.

«Юла» была построена по кассетному принципу. Это означало, что каждый из семи цилиндрических отсеков космолета — их число зависело от продолжительности путешествия — стартовал с помощью собственного ядерного ускорителя с поверхности земной планетной системы и летел самостоятельно, пока не приобретал скорость, достаточную для полета по широкой спирали, пересекавшей в конце концов орбиту Марса. Свободно паря во Вселенной, корабли встречались в высчитанной компьютерами точке рандеву, стыковались, образуя розетку, и запускали угловые двигатели для придания космолету медленного вращения, словно в огромной центрифуге. Тем самым обеспечивалась искусственная гравитация на все девять месяцев существования на орбите, предохраняя пассажиров и экипаж от роковой потери кальция. В нужный момент времени корабли гасили вращение, снижали скорость, расстыковывались и на шаттлах спускались на планету бога войны.

Удобства в разбросанных по пяти кораблям жилых помещениях были невелики. В отсеке объемом пятнадцать кубометров, гордо именовавшемся в инструкции «спальным помещением», размещалось пять подвешенных коек, в которых жили Питер и его сотоварищи. Помимо сна, игр и просмотра заранее записанных развлекательных программ Питер исполнял обязанности первоклассного мойщика посуды в столовой. Он быстро уловил основное различие между экипажем и пассажирами на исследовательском звездолете. Если первые управляли кораблем в полете и работали на орбите, то на долю остальных выпадал неквалифицированный труд вроде мытья посуды.

Усевшись на пол и привалившись спиной к переборке, Питер включил плейер. Хотя в начальных титрах высветились только регистрационный код космолета и его имя, Питер знал почти наверняка, кто послал сообщение — и автором была отнюдь не его мама. Единственное, что он никак не мог взять в толк, так это почему Шерил направила диск с записью, ведь за те же самые деньги можно было бы заказать сеанс двусторонней связи. Временная разница составляла около пяти секунд, и они смогли бы всласть наговориться, как будто по-прежнему находились на одном континенте. В любом случае хоть один раз, но ему удастся побыть наедине с пленкой, присланной его девушкой, если только… если только она все еще ЕГО девушка.

Микроэкран засветился матово-белым, и ничего больше не появлялось. Сперва Питеру пришло в голову, что плейер сломался, но, приглядевшись, он понял, что дело в другом.

Бесцветная больничная комната. Белые высокие подушки и задрапированные шторами окна. Кусок окрашенной в унылый серый цвет стены с кислородным аппаратом, приспособлениями для подачи воды и электричества. Больничная пижама, также белая, в светло-голубую полоску, и, наконец, лицо Шерил, худое, бледное, обмотанное белыми бинтами. Ошеломленный Питер заметил, что бинты спускались вниз, к шее, и обвивали плечо, где уголок пижамы был отогнут и сколот медицинской булавкой.

Единственным цветным пятнышком был ярко-зеленый, едва видневшийся правый глаз девушки да кусочек кожи возле другого глаза, где красовался огромный лиловый шрам. На носу и левой щеке сплошные царапины и ссадины. Напряженно глядя на изображение, Питер смог заметить, что некоторые из них уже начали заживать.

Все увиденное на экране настолько потрясло Питера, что вступительные слова прошли мимо его ушей и ему пришлось промотать пленку назад. Он ожидал увидеть что угодно, только не это.

— Полагаю, что это ты никак не ожидал увидеть, не так ли? — сказала слабым голосом Шерил. — Честно говоря, Питер, мне понадобилось много времени на то, чтобы решиться записать кассету, не говоря уж о том, чтобы ее послать, и я совершенно не хотела разговаривать с тобой лично. По крайней мере в таком виде. Во всяком случае, медсестры подняли ужасный шум, когда папа принес с собой камеру, так что можно представить их реакцию на сеанс связи…

Что до случившегося… вряд ли тебе захочется это знать. Просто я встретила человека, который оказался совсем другим, не таким, как я его себе представляла… и хватит об этом.

Шерил попыталась усмехнуться, но лицо исказила гримаса, и кто-то за камерой протянул ей стакан с водой. Девушка отпила немного и передала его обратно.

— Мама полагает, а папа с ней согласен, что мне надо на время покинуть город. Знаешь, они думают, что твой мир… Мне кажется, им всегда не хватало зятя с техническим образованием… Во всяком случае…

В течение целых пяти секунд изумрудный глаз Шерил смотрел не отрываясь на Питера.

— Они полагают, что найти подходящую работу на Земле трудно и что мне следует попытать счастья среди звезд. Им до сих пор кажется невероятным, как быстро фонд ответил на твой запрос. Кстати, насчет твоей безумной идеи, чтобы я стала техническим иллюстратором, готовила проекты или что-то в этом роде, отец считает, что это может мне подойти. Хотя я знаю…

Свободной рукой девушка сжала полу пижамы.

— Я не хочу отправляться куда глаза глядят, то есть я имею в виду, что хотела бы работать там, где есть знакомые мне люди, чтобы не чувствовать себя одиноко. Я еще не связывалась с фондом, так что у меня нет никакой информации относительно вакансий.

Пальцы Шерил нервно теребили край одеяла.

— Знаешь… ну, если бы они могли направить меня на твою станцию или куда-нибудь еще, чтобы мы могли держаться друг друга, могли быть вместе. Я имею в виду, если ты не будешь против… Питер, мы не слишком хорошо расстались, это так. Я знаю, что порой была слишком резка с тобой и не очень-то помогала. Я… Бог с этим.

Шерил неожиданно взглянула на свою руку, быстро отпустила и попыталась разгладить измятый кусок материи. Через мгновение девушка снова посмотрела в камеру.

— Все, что я пытаюсь сказать, Питер, если ты по-прежнему хочешь видеть меня, — я могла бы обратиться в фонд и подыскать себе место, если это именно то, чего ты хотел.

Она еще не успела договорить, как Питер, сияющий, с озарённым улыбкой лицом схватился за плейер, повторяя на все лады «да! да!» и кивая в такт головой.

— Все раны исчезнут без следа, — продолжила Шерил, помахав рукой перед камерой. — Нервы не затронуты, доктор так и сказал, что я родилась в рубашке. Так что к моменту, когда ты меня увидишь, я буду совершенно здоровой. Если ты и ВПРЯМЬ хочешь ВИДЕТЬ меня, Питер.

Девушка неотрывно смотрела с экрана ему прямо в глаза. Прошло несколько секунд, она сложила губы сердечком и кивнула Питеру. Пленка закончилась.

Питеру Спиваку не понадобилось прокручивать пленку второй раз, чтобы принять решение. Оставив плейер на полу, он опрометью выскочил из комнаты.

Тик

Бумм!

Почтовое отделение, Сэг-Харбор, Большой Нью-Йорк, США,

21 марта 2081 г., 12.43 местного времени

Индикатор под дисководом погас, и возвратное устройство выбросило информационный диск обратно в руки Шерил. На диодной решетке высветилась сумма в размере восьми долларов пятидесяти пяти центов, что было весьма недорого, учитывая то, что девушка передала сорок два мегабайта текста и графических изображений в центр Тарсиса на Марсе. Она выбрала для передачи пакетный метод, который был наиболее дешевым и заключался в том, что ее файл отправлялся вместе с другими электронными документами, предназначенными для станции. По оценке машины, сообщение достигнет Марса в течение ближайших двадцати пяти минут. Компьютер запросил денежный код, который Шерил принялась набирать.

Из госпиталя Шерил вышла три дня назад, и все это время понадобилось ей на то, чтобы в конце концов решиться и отправить на орбиту Питеру эту по меньшей мере странную видеозапись, намеренно не редактированную, поскольку она так и не решила, что можно было с ней сделать. Второе решение — относительно отправки резюме и образцов работ в Фонд межпланетных полетов — много времени не заняло.

Даже если у Питера и нет больше желания ее видеть, или он нашел себе другую подругу, или наложил на себя обет целомудрия, или что угодно еще, Шерил по-прежнему хотела подыскать себе настоящую работу, такую, когда вложенные тобой старания по-настоящему окупаются и которая приносит уважение и почет за реальные успехи. Ни о чем подобном ни в Нью-Йорке, ни в США, ни где-либо на Земле думать не приходилось. По крайней мере на сегодняшний день, и это значительно ограничивало возможность выбора.

Шерил отдавала себе отчет в том, что может продолжать жить дома вместе с папой и мамой, создавая фантастические картины и понимая, что это не очень здорово выглядит. Она понимала и то, что родители приложат все силы, чтобы у их дочери всегда был и стол, и кров. К черту все это!

Конечно, Шерил могла примкнуть к одной из групп, занимающихся разного рода противозаконной деятельностью, и участвовать в их темных делишках наподобие фабрикации сертификатов и разрешений, торговли наркотиками и подложными ценными бумагами, неразрешенными лекарствами и запрещенными стимуляторами, токсичными отходами, нелицензированными земельными участками… или своим собственным телом. Этот вариант едва ли представлял опасность, поскольку по нынешним временам дельцов такого рода практически не ловили, а если уж и арестовывали, то они всегда отделывались легким испугом и до тюрьмы дело не доходило. А то, что имя вносили в полицейское досье, мало кого волновало, поскольку никто из них не стремился стать «достойным членом общества».

Она могла бы эмигрировать на Луну. Оставшись там более чем на шесть месяцев, девушка стала бы невыездной, поскольку поездка обратно потребовала бы по крайней мере полугода напряженного труда. Но правительство колонии не разрешало таким эмигрантам посещать центрифуги и спортивные залы, позволяющие поддерживать тело в форме в условиях низкой гравитации. А Шерил это будет необходимо, если она задумает вернуться. Вдобавок, хотя колония и не скупилась на посулы целому ряду специалистов, Шерил, на свое горе, не удосужилась обзавестись дипломом в области плазменной физики, сотовой электробиологии, кибернетики четвертого порядка или в любом из разделов медицины.

Нет, если она и впрямь хотела работать, снискать себе уважение и скопить немного денег, надлежало обратить свой взгляд за пределы Земли и Луны.

Фонд межпланетных полетов включил Питера в состав экипажа геофизического — или аэрофизического — исследовательского космолета. В любом случае он говорил, что три года вне Земли позволят им создать семейный очаг и обеспечат достаточно спокойную и легкую жизнь. Фонд также обеспечит необходимую гравитацию, так что они смогут вернуться домой совершенно нормальными людьми.

Питер говорил, что фонду нужны технические иллюстраторы, поэтому Шерил отобрала среди своих последних работ рисунки, максимально отвечавшие требованиям. Правда, в ее резюме не было и намека на то, что она регулярно работала, но кто среди землян, собиравшихся работать на Марсе, мог продемонстрировать хотя бы приблизительно то, что умела она?! К рисункам Шерил присовокунила чеки от пяти уже проданных работ с указанием цены и фамилии покупателя.

Шерил сочла вполне разумным, что если фонд был согласен взять ее на работу по контракту вместе с Питером, то с тем же успехом он может принять ее кандидатуру и без Питера, отдельно от него, если, конечно, им действительно нужны иллюстраторы.

В любом случае от нее требовалось лишь потратить немного времени и денег на отправку прошения. Сейчас, когда ее время почти ничего не стоило, восемь долларов на отправку письма являлись самым крупным вложением капитала, который она могла себе позволить. Худшее, что могло случиться с этим прошением, это то, что Фонд межпланетных полетов мог его отвергнуть.

Шерил Хастингс аккуратно заклеила конверт с дискетой, повернулась и пошла прочь.

Тук

Бумм!

Радиорубка исследовательского космолета «Юла-3»,

21 марта 2081 г., 18.51 единого времени

Специалист связи первого класса Уилбур Фредрике оторвался от настольной версии игры «Ну-ка догони!» и отодвинул штору, чтобы посмотреть, что за переполох поднялся в коридоре.

А там… там юный геофизик Питер Спивак столкнулся на повороте со злющим первым помощником капитана «Юлы» Джеймсом Уиверном. Сейчас они медленно собирали друг друга по частям в условиях воистину коматозной гравитации ноль целых три десятых. Лицо помощника не предвещало ничего хорошего. Его глаза буквально сверлили несчастного геофизика. В конце концов, добрых шестнадцать часов под руку Уиверну не попадался ни один из этих пассажиров. Да, сейчас он устроит парню изрядную трепку. Уилбур заерзал на месте в предвкушении приятного зрелища.

— Смотри сюда, желторотик. — Уиверн распрямился во весь свой могучий стошестидесятисантиметровый рост и набрал полную грудь воздуха. — Если ты думаешь, что капитан разрешает пользоваться переходами, чтобы всякие типы создавали опасные ситуации…

— Простите меня, сэр, — прервал помощника Питер, жалобно и невинно глядя ему в глаза, — все произошло по моей вине — я бежал по коридору, не глядя по сторонам, вы тысячу раз говорили мне об этом, но мне и правда нужно срочно добраться до рубки, чтобы послать экстренное сообщение — вопрос жизни и смерти, это касается моей семьи или того, кто станет в будущем членом моей семьи, и это очень срочно, и как только я вернусь, я прибегу обратно и буду слушать в тысяча первый раз, как важно смотреть по сторонам, когда куда-нибудь идешь.

Обрушив водопад слов на голову несчастного помощника, Питер ужом проскользнул в радиорубку, завесил шторой дверь и только после этого повернулся к радисту.

— Уилбур! Мне надо срочно послать сообщение!

— Я уже это слышал, — улыбнулся Фредрике, — какое ты хочешь: одностороннее, двустороннее или ночной вызов?

— Ну-у… я… а что самое быстрое?

— Приоритет отдан двусторонней связи, но только если абонент дома и ждет твоего звонка. Ты, случайно, не знаешь, какое там местное время?

— Я… — Спивак виновато заморгал глазами.

— Не волнуйся, устроим односторонний. Все, что понадобится сделать, так это вытащить старую камеру, разъемы, кабели, найти мои светофильтры и отыскать чистую дискету без всяких записей.

— Понял. А что такое ночной вызов?

— Ты печатаешь вон на том терминале, — указал рукой Фредрике, — затем машина производит шифрование, а я загоняю адрес в первые десять битов. Пшик — и готово.

— Именно это мне и надо. — Питер закружился по кабине, пока не увидел терминал. — Просто печатать?

— Устраивайся поудобнее.

В течение десяти секунд Питер не отрывал носа от машинки, как вдруг неожиданно выпрямился:

— И ты его сразу отправишь?

— Только скажи кому.

— Мисс Шерил Хастингс, Дак-Понд-серкл, 112, Сэг-Хар-бор, Нью-Йорк.

— Ну, приятель, — засмеялся Фредрике, — если бы не такое позднее время, я бы тебе организовал конференц-связь.

— Просто пошли письмом, ладно?

— Считай, что дело в шляпе.

Спивак радостно улыбнулся, слегка приоткрыл занавеску, дабы убедиться, что грозного первого помощника нигде поблизости не видать, и выскользнул наружу.

Фредрике напечатал адрес и уже совсем было собрался отправлять, когда любопытство взяло верх над сознанием долга. Не то чтобы он был охотником до чужих новостей, но ему нужно было знать, что посылают пассажиры корабля, на случай если это могло привести к каким-либо последствиям для космолета. К тому же, если он будет в курсе дел пассажиров, он сможет им помочь при случае, разве не так?

Радист вскрыл текст сообщения и прочитал следующее:

ДА ДА ДА ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ВСЕГДА БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ЗАБУДЬ О ТОМ КАК ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ЭТО НЕ ИМЕЕТ ДЛЯ МЕНЯ ЗНАЧЕНИЯ ПРОСТО ПРИЕЗЖАЙ КАК ТОЛЬКО ОНИ ТЕБЕ РАЗРЕШАТ ЛЮБЛЮ ПИТЕР

Не слишком-то чувственное послание, подумал про себя Фредрике, в особенности для девушки с таким красивым старомодным именем Шерил. В данном случае под «приезжай», скорее всего, имеется в виду «приезжай на Марс», поскольку именно туда направлялась «Юла» с пассажиром Спиваком на борту. Возможно, что мисс Шерил Хастингс прилетит со следующим рейсом «Юлы». Будет интересно взглянуть на девушку, сумевшую свести с ума такого во всем остальном разумного и прекрасно владеющего собой молодого человека, как Питер Спивак. Да уж, в этом случае радисту Уилбуру Фредриксу придется как следует присмотреться к ней.

Удовлетворив любопытство, Фредрике запаковал сообщение, переправил его в буфер и нажал клавишу отправки. Секундой позже компьютер начал трансляцию, Фредрике вернулся к прерванной игре.

Не успел радист сделать и двух ходов, как весь пульт управления и дисплей вспыхнули. Экран компьютера забился какой-то абракадаброй, загорелся зеленым, попытался перезагрузиться, не сумел и в результате погас.

— Что за чертовщина? — изумился Фредрике. Он быстро уселся за монитор, перезагрузился и принялся рыться в памяти машины, отыскивая причину сбоя. Из разрушенных файлов и цифровой чепухи Уилбур смог извлечь только один вывод — во всем виноват мощнейший взрыв статики, один из видов электромагнитной энергии, который временно переполнил фильтры системы. Компьютер попытался зарегистрировать взрыв как входящий сигнал и интерпретировать его в соответствии с бинарными и растровыми кодами машинной памяти. Когда попытка не удалась, компьютер сдался и издал вопль о помощи.

Спокойно, только не волноваться, подбадривал себя Фредрике, усевшись за компьютер. После внутренней диагностики он определил, что случайная избыточная энергия не сумела повредить каналы связи «Юлы» и не нанесла другого урона.

От волнения ему даже не пришло в голову проверить список последних переданных сообщений, чтобы установить, какие из них могли бы быть прерваны, и послать их снова.

Радист Уилбур Фредрике не был НАСТОЛЬКО предан своей работе.

Глава 15ПО СЛЕДУ

Фокус

1919 Виа-Вилла, Алтадена, Калифорния,

21 марта 2081 г., 9.49 местного времени

Пьеро Моска решил, что до того, как он отправится на запланированный в десять утра в институте Лоуренса семинар под названием «Туманности и новые звезды», где будет рассказывать об образовании звезд под действием ударной волны, он поднимется на крышу своей квартиры и взглянет еще раз на солнечное пятно доктора Фридс.

Когда он наводил фокус, утренний бриз, дувший с горы Сан-Габриэль, слегка помял алюминизованную пленку, натянутую поверх объектива на его телескопе. В результате изображение слегка исказилось и наводить фокус стало труднее.

Неожиданно на его глазах попавшие в окуляр неясные очертания превратились в две глубокие черные дыры. Каждая из них была не менее трех градусов шириной. Они лежали примерно в двадцати градусах друг от друга, и, к большому изумлению астронома, были окружены огромной серой лужей. Само образование было больше, чем любое солнечное пятно, о котором Моске довелось читать или которое он видел на фотографиях двадцатого столетия. Сходство между этой парочкой и обычными пятнами было точно таким же, как между кратером вулкана и отпечатком ноги на песке.

По знал, что солнечные пятна — это не дыры в полном смысле этого слова, а холодные области фотосферы, которые не испускают видимый свет, сглаживающий и драпирующий солнечную атмосферу. Тем не менее в течение долгого времени Моска не мог отказать себе в удовольствии, представляя, что он смотрит на пару огромных сквозных дыр на ровной поверхности звезды, образовавшихся от столкновения с двумя невероятно огромными и чрезвычайно массивными телами.

Затем, как это иногда бывает с монохромной пленкой, натянутой на ровную поверхность и позволяющей видеть лишь в одном измерении, иллюзия глубины сменилась иллюзией высоты. Теперь окружающая дыры серая область напоминала горное плато — сильно пересеченную местность, на которой вздымались два черных холма. Неведомо как, Моске показалось, что два пятна напоминают парочку чернильных озер.

Визуальное восприятие снова поменялось, и теперь взору наблюдателя предстал ведущий в глубь Солнца тоннель. Он наблюдал, как черный бур ввинчивался в глубь звезды, обнажая ее глубокие темные недра.

И все это Пьеро удавалось разглядеть с помощью крохотного телескопа, защищаемого экраном, который забирал 99,9 процента света и снижал яркость до разумных пределов, защищая тем самым человеческое зрение.

Моску интересовало, возник ли протуберанец в области, связывающей два пятна. По наблюдениям его предшественников, в период активности солнечных пятен это происходило всегда. Но разглядеть растянувшийся вдоль солнечного диска протуберанец было очень трудно, практически невозможно. В большинстве своем протуберанцы являлись газовыми «мостиками», испускавшими излучение в крайне ограниченном диапазоне частот. «Мостики», различимые в белом свете, были крайне редки, поэтому наблюдать их можно было лишь тогда, когда они показывались над нимбом. Впрочем, их можно было хорошо видеть, когда поверхность звезды и большая часть испускаемого света оказывались перекрыты Эклипсом.

Безусловно, если бы По осуществлял наблюдение в альфа-водородном спектре, от его глаз не укрылся бы ни один протуберанец. В этом диапазоне можно было подсветить перегретые газы дуги, которые подпитывались энергией из текущего по петле магнитного потока. Тогда протуберанец отчетливо выступал на фоне более холодных слоев фотосферы. Но на старые телескопы альфа-водородные фильтры больше не выпускались, и как это сделать самому, По не знал. А поскольку декан Уитерс так и не предоставил упрямому юнцу возможности поработать с телескопами института, такие тонкие технические приемы были для него недоступны.

Несмотря на это, он мог побиться об заклад, что между солнечными пятнами имеется протуберанец, и какой! Возможно, что он даже разорвется в момент наблюдения, и если это случится, то По может надеяться, только надеяться, засечь маленькую искорку в видимом спектре.

Приноровившись к маленькому окуляру и к грануляции фотосферы, По скоро обнаружил, что может наблюдать практически за всем, что он мысленно представлял себе. Яркие искры в строке фотографического устройства носились там и сям между пятнами. Черная умбра предстала его взору пульсирующей огненно-красной массой. Моска на время оторвался от наблюдений и перевел взгляд на горы, отчетливо видневшиеся в лучах утреннего солнца.

Он собирался прильнуть к окуляру еще раз, как вдруг случайно бросил взгляд на часы. До начала семинара оставалось всего пять минут. Пьеро не удержался от восклицания. Опаздывать нельзя, ведь сегодня он выступает в роли преподавателя, а надо еще подготовить технические пособия.

Старинное студенческое правило требовало от аудитории ждать лектора в течение целых пятнадцати минут, если выступать собирался профессор, десять минут полагались простому доктору, а выступление помощника преподавателя, кем, в сущности, и был Моска, вообще ни к чему не обязывало.

Не собрав телескоп, По сбежал вниз, пронесся вихрем через квартиру и стремглав рванулся к выходу. Слава Богу, что терминал уже разогрелся.

По нацепил шлем, подсоединил электроды к панели нейтральных контактов, установил экраны на нужном расстоянии от глаз и настроил басовый микрофон. Последними он надел проводящие перчатки и отправился в путь.

Вскоре Моска уже стоял в комнате 1808, в огромной камере с черными стенами и высоким потолком. Лаборатория очень сильно напоминала аппаратную тех времен, когда фильмы представляли собой игру живых актеров, записанную на целлюлозную пленку. Но по крайней мере все здесь было установлено так, как он хотел. Однажды у По возникла мысль создать здесь помещение с невидимой чернотой, неестественно раздвинутыми границами и небольшим ускорением, создававшим ощущение свободного падения. Правда, его студенты вряд ли по достоинству оценили бы такое изобретение, сочтя его слишком странным и слишком реальным. Хотя, возможно, все дело в том, что они сейчас проходят пока лишь стадию развития навыков восприятия и ощущения, тогда как По хотелось использовать на полную мощность все достижения современной техники и искусственного моделирования.

Так, теперь надо подумать о визуальных средствах.

Моска вошел в свою директорию в главной сетке архивов института и просмотрел приготовленные заранее файлы. Их он адресовал в комнату 1808 центрального корпуса, препроводив записку по линии связи и продублировав ее голосом.

Вокруг него автоматически появилось первое трехкоординатное изображение — огромная масса холодных паров, напоминающая густой лондонский туман, который словно опустился со страниц детективных саг о Шерлоке Холмсе. Подобно образам из далекого прошлого, туманность, созданная По, была выдержана в нейтральных коричнево-серых тонах и иногда озарялась ярко-желтыми или кроваво-красными вспышками. Ему удалось воссоздать даже запахи: вредоносные испарения серы, напоминающий кровь запах ржавчины, запах торфа, сжигаемого в условиях, далеких от идеальных. Моске казалось, что он парит в воздухе. Благодаря действию компьютера на нервную систему создавалась полная иллюзия того, что он находится в самом центре медленно закручивающейся газовой туманности.

Еще два ухищрения техники воссоздали картину во всей полноте. Ему удалось направить свет так, что тот падал в аудиторию рассеянно со всех сторон, как будто исходил от многочисленных звездочек за пределами облака. Когда же наконец в игру вступали вспомогательные файлы, студенты вокруг Моски попадали в кольцо испускающих свечение движущихся сфер, подобных сияющим в тумане фонарям. Вторая хитрость заключалась в том, что в облако Пьеро добавил немного рассеянного песка. Жителям старинного Лондона это не могло привидеться даже в страшном сне. Время от времени микрочастицы ударяли по шее, щекам, рукам, напоминая ему, а соответственно и студентам, что извергнутый звездами последнего поколения изначальный туман отнюдь не был однородным и мог кусаться.

Пока Моска проверял спецэффекты перед лекцией, в класс потянулись первые слушатели. Студентам совершенно не нужно было стучать в дверь, смущенно мяться на пороге, ожидая разрешения преподавателя войти; нет, они просто появлялись в его поле зрения, когда подключались к сети. Два, три… четыре студента.

Моска — или его образ, спроецированный на их шлемы вместе с туманом, — кивнул, пока они устраивались полукругом за порожком, отделяющим аудиторию от преподавателя. Таким образом обозначалось интеллектуальное ристалище: студенты на одной стороне, наставник на другой. В старых классных комнатах для этой цели служили учительский стол или лаборантская.

По взглянул на часы, затем на безотказно работающий хронометр сети. Прошло уже двадцать секунд после начала семинара, но лишь четверо из двадцати двух студентов материализовались.

— Что стряслось? — осведомился По.

Ребята пожали плечами и недоуменно переглянулись:

— Не знаем, профессор.

Это было действительно непонятно. Занятия Моски пользовались популярностью. Студенты ценили его изобретательность, направленную на то, чтобы химия и физика образования звезд были прочувствованы ими в полном смысле слова. Руководству института то и дело приходилось ограничивать количество желающих присутствовать на его семинарах. Занятия в среду всегда безукоризненно посещались, а пятеро студентов даже заплатили за то, чтобы подключиться к сети и вести запись лекций. И тут вдруг такое… пренебрежение.

— Кто-нибудь еще придет? — осведомился с улыбкой По, еще раз сверив время и убедившись, что прошла целая минута. Если это была забастовка или бойкот, вызванный рядом его замечаний во время прошлой лекции, то По надеялся, что кто-нибудь наберется смелости и расскажет ему обо всем.

Однако студенты по-прежнему недоумевали. По изучал их лица, стараясь улыбаться и не выказывать недовольства. И тут же ему пришло в голову, что все четверо, три девушки и один юноша, жили рядом с ним. Они всегда либо работали на одном из факультетов в Кальтеке, либо прибывали на занятия через авиакомпании и лаборатории, обслуживающие его район. Прочие восемнадцать жили в других городах и связывались с университетом телевизионно или осуществляли конференц-связь из институтов в других частях страны. Некоторые из них подсоединялись к сети из-за океана, невзирая на разницу в часовых поясах и языковые отличия.

— Ну-с, — проговорил По через полторы минуты после начала, — я подготовил для вас поистине интересное представление, и очень жаль, если многие его пропустят… Почему бы нам не отменить сегодняшнюю лекцию и перенести ее на понедельник. Всех устраивает?

Ответом ему были три улыбки и озабоченное выражение на лице у парня.

— Веселее, Чалмерс, — подбодрил По разволновавшегося студента. — Это не значит, что тебе надо отправляться в бар, разговаривать с девушками и все такое прочее. Уверен, что у тебя найдется в запасе интересная книжка.

Под девичий смех Моска отключил питание и, подобно Чеширокому Коту, растворился с улыбкой в воздухе. Визуальные средства По отправил обратно в оперативное хранилище и выдал распоряжение отключить канал комнаты через две минуты, давая студентам время немного посплетничать и покинуть сеть. Всякий, кто подключится позднее, услышит сообщение о том, что занятия на сегодня отменяются.

Моска все-таки решил сделать еще один звонок до того момента, когда снимет перчатки и шлем, на этот раз менеджеру центральной сети.

— Центральная, Петер Белл у телефона, — ответил бесцветный молодой человек. По-видимому, это был кто-то из аспирантов, работающих секретарями на полставки во время экзаменов.

— Центральная, добрый день. — По представился, кивнув молодому человеку, заменив этим традиционный обмен электронными рукопожатиями или любое другое приветствие, позаимствованное из прошлых времен. — Я По Моска, Департамент астрофизики, институт Лоуренса. Послушайте… у меня случилось нечто непонятное. Обычно в это время я провожу семинар в тысяча восемьсот восьмой по туманностям и образованию звезд… — Лицо Петера Белла вытягивалось все сильнее и сильнее по мере того, как Моска говорил. Казалось, он недоумевает, зачем Пьеро понадобилось все это объяснять. — Короче, обычно к семинару подключаются около двадцати студентов, однако сегодня присутствовало всего четыре, и, как я заметил, все они местные жители. Вот я и хочу спросить…

— Телефоны отключились, — прервал его Белл. — Проходят только местные вызовы, а дальние сигналы нет.

— Что, все?

— Я неясно выразился?

Моска, имевший представление о том, каким образом осуществляется телекоммуникация на больших расстояниях, не мог взять в толк, как можно было одновременно нарушить связь со всеми метеорными импульсами одновременно. Причем не только в отдельно взятой стране, а на части земного шара.

— Да это просто невозможно, — заключил По.

— Послушайте, профессор, вы задали вопрос — я ответил. Если вам не по вкусу мой ответ, пойдите пожалуйтесь психиатру. Если вам там нечем заняться, то у нас работы невпроворот. — С этими словами Белл отключил Моску от сети.

По остановился, чтобы поразмыслить, и почувствовал, как по лбу начинает струиться пот. Он знал, что, если капельки пота попадут на контактную полосу шлема, может произойти легкий сбой, но от этого его мысли не зашевелились быстрее.

Если судить по адресам его студентов, сбой мог затронуть целое полушарие или, по меньшей мере, его изрядную часть. Пострадали телекоммуникации в верхней части атмосферы. Что могло произойти? Все указывало на то, что причина сбоев таится где-то вне атмосферы. Существовало, по меньшей мере, десять естественных причин для таких аварий, и определить, какая из них сработала, По не мог.

Он набрал номер Султаны Карр, своей коллеги и одной из последовательниц доктора Фридс.

— Карр слушает, — ответила юная доктор астрономии. По показалось странным, что изображение девушки не появилось, — может быть, она в ванной?

— Сули, это По, — ответил Моска, стаскивая с себя порядком надоевший шлем. Он взял его так, чтобы басовый микрофон оказался у лица, а передающее устройство, включенное на полную мощность, резонировало прямо в шлем.

— A-а, верный По, — приветствовала его Султана, — ну что, ты по-прежнему наблюдаешь за дырой?

— Ты смотрела? Она становится все больше.

— Ты делаешь фотографии?

— Ну, только такие, любительские. Я думаю, что доктор…

— Да, он привезет с собой двадцать метров пленки, и нам придется просмотреть ее вместе с ним, кадр за кадром. Я решила, что подожду до его возвращения.

— Как раз насчет дыры, Сули, я тебе и звоню, — По перевел дух. — Я думаю, что она взорвалась.

— Что-о? — взвизгнула Карр. — По… По, где ты? Я тебя не вижу!

— Сейчас, минутку, — Моска снова натянул шлем и настроил визиры.

— Ну так что по поводу взрыва? — переспросила Султана, когда Пьеро оказался в ее реальности. Девушка была одета в белую хламиду, а ноги были босые. Наверное, она все-таки была в ванной.

— Ты знаешь, что телефонные лучи выведены из строя?

— Не слышала об этом. И давно?

Моска прикусил губу:

— Я точно не знаю… Думаю, что недавно, иначе я услышал бы объявление или еще что-нибудь в этом роде. Я узнал об этом лишь потому, что на моем десятичасовом семинаре присутствовало всего четыре человека, а когда я связался с Центральной, чтобы выяснить причину, оказалось, что все линии молчат.

— Поэтому ты считаешь, что имела место электромагнитная интерференция, то есть импульс, я правильно поняла?

— Да, и большой. Импульс достаточной силы, чтобы отключить от связи моих студентов от Бостонского колледжа до Государственного университета Вайлуки. Произошел энергетический выброс большой мощности, и наиболее вероятная причина — взрыв пары пятен.

— Да, логика безупречная, — ответила Сули, уже сидящая на оттоманке рядом с журнальным столиком. Казалось, она не замечала, что полы халата разошлись, обнажив стройные загорелые ноги. — Всего одна крохотная проблемка, герр доктор. Дело в том, что никто не видел и не зарегистрировал ни одного взрыва в течение последних восьмидесяти лет… Что вы можете возразить, сэр?

— Никто не видел солнечных пятен, пока доктор Фридс не сообщил о них.

— Неубедительно. Никто больше о пятнах не сообщал.

— Никто больше их не искал.

— Но доктор Фридс связался только с вами…

— Потому что больше его никто не слушал!

— А вспомни, что вышло, когда ты пытался получить у декана разрешение на независимое наблюдение. Нет, герр доктор, — девушка покачала головой, и прядь ее волос упала на щеку. — Я боюсь, что ваша гипотеза, какой бы она ни была безупречной на первый взгляд, страдает отсутствием доказательств. А это в наши дни при рассуждениях подобного рода заканчивается обычно плачевно.

— Если ты хочешь увидеть пятно, Сули, все, что тебе нужно сделать, это затемнить кусок стекла, приложить его к глазам и задрать голову. Ты можешь сделать это, декан Уитерс может сделать это, Всезнайка Джо из Аламо может сделать это. Я не собираюсь сидеть здесь и притворяться незнайкой, когда подтвердить мои слова так дьявольски просто!

— Спокойнее, — Султана подняла руку, — не забывай, что я на твоей стороне. Я три года сидела без стипендии и никогда не получу здесь места всего лишь потому, что сделала ссылки на три работы Фридс в моей диссертации. Я верю тебе.

— Так что мы будем делать?

— М-м… хороший вопрос…

Моска наблюдал, как Султана сосредоточенно нахмурила брови, ее светло-серые глаза казались почти синими в тени полуопущенных ресниц.

— Я думаю, — начала она снова, — нам следует разобраться во всем по порядку. Возникла ли какая-нибудь угроза, о которой мы немедленно должны сообщить людям?

— Безусловно. Тысячи случаев. Любой телефонный звонок — это я только для начала — будет заглушен электромагнитной интерференцией. По меньшей мере на той части Земли, которая обращена к Солнцу. В результате пострадает и голосовая связь, и информационная, так что в этом полушарии все компьютеры и сети передачи данных выйдут из строя.

— Это уже произошло, — сказала Сули. — Нам не приходится напрягать связки лишь потому, что мы общаемся с помощью волоконно-оптической линии местного значения. Всякий, кто мог пострадать, уже пострадал. Так как же мы можем предупредить людей?

— Если ты ставишь вопрос о связи, то никак. Предупредить мы никого не сможем, ибо электромагнитный импульс уже прошел Землю и сейчас находится на полпути к Марсу, если только уже его не достиг. Конечно, всегда есть… но я не могу подумать ни о ком, кто мог бы…

— Мог бы что? — встрепенулась Сули.

— Видишь ли, электромагнитные излучения распространяются на сверхвысоких частотах, в гамма- и рентгеновских. Это ионизирующая радиация. Нас защищает земная атмосфера и удаленность от Солнца. Всякий, кто находится внутри корпуса судна или в убежище на таком же расстоянии, может считаться защищенным этим объектом, по крайней мере частично, и не нуждается в особом уходе. Однако если кто-то оказался вне атмосферы, да еще и, по сути дела, обнаженным… — По замолк.

Султана повернулась, обнажив бедро еще больше, и потянулась за блокнотом, лежавшим на столе. Безусловно, блокнот был всего-навсего плодом фантазии программного обеспечения виртуальной реальности. Она могла бы с той же легкостью делать записи в воздухе, а система обладала возможностью записывать и интерпретировать их.

Склонив голову, Сули принялась писать. Не отрывая головы, она спросила будничным тоном:

— Что ты знаешь о конструкции современных скафандров?

— Немного, ведь я специализируюсь по горячей плазме, а не твердым структурам.

— Не беда, у меня есть с кем связаться, и я дам им знать. Так как, значит, ионизирующая радиация и электромагнитная интерференция?

— Вообще-то я имею в виду только первую волну.

— А что со второй?

— Видишь ли, — По в раздумье попытался почесать лоб, но перчатка скользнула по ободку шлема, — мне придется дать кое-какие пояснения. Не могли бы мы где-нибудь встретиться и наметить план действий?

— Неплохая мысль! — согласилась Сули. — Мне все равно через двадцать минут нужно быть в офисе. Почему бы тебе туда не подъехать?

— Договорились.

— А я тем временем свяжусь с деканом Уитерсом и посмотрю, не может ли он оказать несколько больше внимания доктору наук собственной персоной, которая к тому же является еще и красивой девушкой, чем простому помощнику преподавателя, кем являешься ты…Кстати, ты думаешь связаться с доктором Фридс?

— Он на другой стороне электромагнитной волны.

— Уже нет, — возразила Султана, — максимум через восемь минут связь можно будет восстановить.

— Что ж, тогда стоит попытаться… Правда, у меня предчувствие, что доктор сейчас слишком занят, чтобы болтать с нами.

Глава 16КОСМИЧЕСКАЯ РЕГАТА

Миг…

Компания «Фотон пауэр», Маккаиспорт, Пеннджерси,

21 марта 2081 г., 12.51 местного времени

Скорее всего, на одном из стабилизаторов, после их автоматического раскрытия, осталась складка, поэтому теперь неровная поверхность дает неправильное направление отражению солнечного света.

Это было единственное объяснение, которое Брайан Хольдструп, находящийся на Земле на расстоянии 480 тысяч километров, мог дать, глядя на постоянно мерцающий экран своего левого монитора. Брайан сделал этот вывод на основании того, что период мерцания совпадал со скоростью вращения двадцати двух зигзагообразных стабилизаторов, исходящих из центра яхты «Вирджиния Рил IV». В хрупком корпусе из стекловолокна покоились камера и анализатор изображения, управляющий видеонавигацией, а также радиометрическая система с антенной, такелажное снаряжение и отвечающий за их действия микрокомпьютер.

Насколько серьезно такая неисправность скажется на итоге регаты, зависело от нескольких факторов: от количества незатемненной энергии вспышки, качества линзовых фильтров, защищающих главный микропроцессор изображений, установленный в камере, и длины пробега. Если при увеличении потока энергии фильтры ослабнут или соперники используют тактические новинки, то микропроцессор, или хотя бы его левое визуальное поле, будет затемнен и Хольдструп лишится доброй половины обзора. Брайан решил, что справится с управлением даже при таких помехах. Да и выбора у него нет. Ведь он не мог добраться до «Вирджинии» и поправить стабилизатор. Всякая попытка предпринять что-либо с Земли, то бишь резко включить или рывком подергать лопасти, приведет лишь к снижению общей эффективности корабля.

«Вирджиния Рил IV» была четвертой космической яхтой, сброшенной неподалеку от лунной орбиты с помощью реактивного буксира, арендованного оргкомитетом регаты и компанией «Мицубиси» для запуска участников гонок. В ходе пятидневного подготовительного этапа, когда все участники пытались занять наиболее выгодную позицию до того, как будет дан сигнал к пересечению официальной стартовой линии, Брайан основательно поработал, чтобы достичь преимущества, и не хотел подвергать свое детище опасности быть уничтоженным из-за какого-то мерцающего экрана.

Хольдструп управлял яхтой с Земли, укорачивая или удлиняя главные стабилизаторы корабля. За счет этого менялся угловой момент, а тем самым и скорость вращения всей яхты, подобно фигуристке, прижимающей к себе руки при выполнении вращения. Изменение скорости сообщало большее или меньшее напряжение алюминиевому маховику, отцентрированному по носу и корме судна. Разносторонние гироскопические ориентации крыльев и маховика изменяли угол судна относительно падающего солнечного света.

Сконструированные на основе данного метода кораблевождения яхты Хольдструпа выигрывали в маневренности по сравнению со старыми конструкциями автожиров. Брайану удавалось гораздо легче и проще корректировать курс, в то время как на других существующих моделях приходилось настраивать каждый стабилизатор вдоль оси лонжерона, чтобы изменить угол отражения.

Конечно, всеми исчислениями нужной длины стабилизатора и скорости вращения ведала бортовая ЭВМ. Хольдструпу оставалось только вводить данные в программу, наблюдать за видеомонитором и сравнивать изображение с трехкоординатными картами звездного неба на своем компьютере, вырабатывая новые детали плана борьбы «Вирджинии» с соперниками сообразно обстановке. Славу Богу, ему не приходилось вести яхту, «постоянно держа одну руку на штурвале управления.

Если отделка и установка стабилизаторов его автожира требовали концентрации внимания хирурга и терпения буддийского монаха, то управление яхтой не требовало слишком уж пристального внимания. Поскольку давление составляло приблизительно полкилограмма на квадратный километр, а солнечный свет не мог оказывать сильного влияния на алюминизованные стабилизаторы, при среднем ускорении менее десяти миллиметров в секунду в квадрате космические яхты двигались весьма и весьма медленно.

Так протекали ранние стадии состязания. Хольдструп считывал показания видеонавигационной системы и в определенное время, как правило, каждые три часа на данном этапе, корректировал курс корабля.

Но на финишной прямой яхты развивали огромную скорость подобно грузовым звездолетам в конце их путешествий. В отличие от ракет, которые сжигали топливо и набирали скорость сразу после старта, а затем гасили ее перед выполнением маневра, солнечные корабли постоянно приобретали ускорение десять миллиметров за секунду. Таким образом, в течение довольно короткого промежутка времени они набирали значительную скорость и поддерживали ее, пока не приходило время обогнуть какой-нибудь массивный предмет и воспользоваться давлением солнечного света для торможения.

Именно по этой причине грузовые звездолеты избирали столь сложный извилистый путь, будучи связанными инерцией, с одной стороны, и постоянным давлением пятьсот граммов на квадратный километр — с другой.

Несмотря на все это, Брайан отдавал себе отчет, что и он, и его напичканные современным оборудованием яхты уходят в прошлое. Из снобизма «Мицубиси» может себе позволить организовать ежегодно регату до Марса и обратно, однако ее отдел по производству тяжелых моторов напряженно работал над конструкциями ракет, которые оставят подобных ему не у дел.

Он знал, что придет день, и ракеты большого радиуса действия займут место солнечных кораблей, чья технология апробировалась на таких гонках, и будут выполнять автоматические полеты к Урану и Сатурну. Точно так же двести лет назад паровые суда свели на нет господство парусного флота на морях и океанах. Однако до того, как ракеты начнут использоваться для перелетов на большие расстояния, конструкторам придется найти способ преодолеть жесткие ограничения к топливной массе.

Для того чтобы придать ракете достаточное ускорение, требовалось огромное количество топлива, не важно, сжигалось ли оно в реакторе или расщеплялось. Топливо поступало в двигатели в момент старта, сгорало и, пройдя через сопло, выбрасывалось наружу, продвигая ракету вперед и уменьшая общий объем грузов. Чем тяжелее оно было, тем меньше мог брать его с собой корабль, и наоборот. Таким образом, проблема состояла в изначальном весе космического судна.

Из всех ракетных конструкций исключением являлись корабли с двигателями, использующими энергию слияния, однако они эффективно работали лишь тогда, когда космолет пикировал в солнечный ветер. Если же такой корабль двигался против ветра, КПД двигательной установки заметно падал.

Когда-нибудь конструкторы ракетных двигателей найдут частицу окончательного ускорения, воображаемую частицу, которая не имела бы стартовой массы, но становилась бы все тяжелее по мере увеличения скорости, и лишь тогда ракетам удастся сообщить достаточно большое ускорение, а главное, достаточно длительное, чтобы превзойти солнечные корабли в полетах к дальним планетам.

Ну а пока ракеты находятся примерно в том же положении, что и первые паровые корабли. Эти суда, приводимые в движение лопастями и пожиравшие ««сметное количество дров или угля, осуществляли лишь каботажные перевозки, плавая в спокойных водах, и требовали постоянного запаса топлива. Во всех других случаях по-прежнему использовались парусники. Только когда удалось установить преимущества винта и создать более простую и упорядоченную систему масляного питания, было налажено регулярное сообщение через океаны.

С точки зрения Хольдструпа, ракеты дальнего радиуса действия ждали открытия эквивалента сжигаемому ракетному топливу. В тот день, когда это произойдет, он повесит на гвоздь антистатические лопасти, тепловое ружье и отправится доживать свой век на одном из Каймановых островов.

А пока все время эти вспышки на стабилизаторе.

Хольдструп внимательно изучал ритмично пульсирующее сияние, пытаясь решить, как в будущем обеспечить более свободное размещение яхты в грузовом отсеке корабля. Она должна висеть достаточно свободно, чтобы не пострадать от столкновения с острыми углами, но одновременно быть туго натянутой, чтобы выйти на гонки во всеоружии.

Мерцание буквально гипнотизировало его.

Хольдструп помотал головой, пытаясь встряхнуться, — и вдруг экран исчез. Карта звездного неба растворилась под действием статики. Медленно восстановилась, но вдруг исчезла снова.

Брайан попытался настроить камеру. Постепенно изображение вернулось на прежнее место, и тут Хольдструп заметил, что статика испускается с таким же интервалом, что и'искомые вспышки. Вполне возможно, это как-то связано с управлением лопастями. Вероятно, антенна наклонилась и зацепилась или находится под воздействием одного из металлизованных стабилизаторов.

После третьего статического всплеска Брайан решил, что его теория несостоятельна. В поле зрения камеры попал еще один солнечный корабль. Пришельцем оказался тот самый ромбовидного вида космолет, с которым Хольдструп вот уже третий день боролся за лидерство. При последней смене галса Брайан подумал, что сумел уйти вперед, но сейчас корабль виднелся в камере переднего обзора прямо по курсу. Или тот как-то сумел вырваться вперед, или его яхту развернуло.

Хольдструп попробовал маневрировать, но в конце концов стал яростно гасить скорость, чтобы увеличить вращение судна и сделать максимальным векторение на нынешнем курсе.

Но ничего не помогало. С каждой новой вспышкой ромбоид становился на экране монитора все больше и больше. Затем его изображение начало колебаться и мерцать. По-видимому, он столкнулся одним концом с лопастями «Вирджинии». Касание или повреждение другого корабля влекло за собой фол, а с ним и первый обоснованный протест против действий Хольдструпа за последние десять лет. Гонку можно было считать законченной.

Пока Брайан беспомощно взирал на происходящее, линзы камеры замигали, ярко вспыхнули и потухли. Экран на мгновение погас, а затем высветил сообщение от наземной ЭВМ, что вся телеметрическая аппаратура отказала и связи с яхтой нет.

Хотя теперь это уже ничего не значило.

257125 км/с

257189 км/с

257 262 км/с

257351 км/с

Офис компании «Титан девелопменте инкорпорейтед»,

Манхэттен, Большой Нью-Йорк, 21 марта 2081 г.,

12.52 местного времени

Скорость на дисплее перед Эйнаром Фолдингом росла с каждым ударом метронома. Президент корпорации, владевшей контрольным пакетом акций Титанового Картеля, совершенно не удивлялся тому, что целая телекоммуникационная сеть, обходившаяся в двести пятьдесят тысяч долларов ежеквартально без учета налогов, предназначалась для получения этого крохотного ручейка цифр. Один из рядовых кибертехников в его компании объяснил как-то Фолдингу, на что уходит эта сумма: аренда радиолокационной тарелки на лунной орбите, плата за шестирелейный лазерный луч, постоянно направленный с тарелки на Нью-Йорк, и выплаты за использование микрокомпьютера и специального программного обеспечения, которое направляло сигнал, высчитывало скорость и отображало результаты на дисплее.

Эта сеть была предметом постоянной критики со стороны вице-президентов, которые в один голос твердили, что солнечные корабли плохо слушаются руля, слишком архаичны, чтобы их можно было принимать всерьез, и слишком медленно движутся.

К счастью, если первый цикл закончится успешно, Фолдинг уймет скептиков и попросит, чтобы вместо радара установили телескоп. Пусть он постоянно следит за «Оуроборосом» — такое смешное имя, наверняка придуманное кем-то из ученых, — когда похожий на диск корабль будет огибать Сатурн, уже сумев развить неплохую скорость. Тот же самый техник, который объяснил Фолдингу принцип лазерной связи, рассказал, что телескоп будет с легкостью улавливать свет, отражаемый кораблем даже на фоне дальних планет. Он будет показывать ему путь денег.

Секрет управления солнечным кораблем от орбиты Сатурна заключался в том, что его не нужно было тормозить. Скорость космолета росла постоянно, инициируемая солнечными фотонами и инерцией на начальном отрезке пути, и снижалась под действием гравитации и отраженных фотонов на конечном. Корабль совершал полет по петле, растянутой между массой Сатурна и системой Земля — Луна. В двух крайних точках полета специально построенные буксиры Картеля быстро взлетали, нагоняли плывущий корабль, снимали подвешенные грузовые отсеки и пристегивали новые, предназначенные другому адресату.

Первый полет «Оуробороса» начался год и месяц назад, когда космолет отправился в плавание с орбиты Сатурна со скоростью всего-навсего 9,64 километра в секунду. На том конце петли, где большую часть суток царит темнота и практически все делают роботы, буксиры сообщили кораблю необходимую разгонную скорость, а также навесили три. сферические цистерны, каждая радиусом в сотни метров. В них содержался метан, доставленный с платформ на поверхности Титана, перегнанный в центрифугах и упакованный в своем естественном жидком низкотемпературном состоянии. Объем каждой цистерны составлял 4,2 миллиона кубометров. В обшей сложности корабль нес на себе семь с половиной миллиардов кубометров газа, или, если считать по-старому, 260 миллиардов кубических футов.

Все, включая вице-президентов его компании, твердили на все лады, что за один присест, да еще на одном корабле, такую массу топлива перевезти не удастся. На одной ракете это просто немыслимо.

Фолдинг не стал использовать ракету, а вместо этого приспособил для своих нужд солнечный космолет. И это оказалось лучом надежды во мраке, неизъяснимой милостью, редкостной удачей, поскольку выяснилось,'что площадь корабля защитит цистерны от действия прямого солнечного света на всем маршруте следования к Земле. Температура цистерн будет поддерживаться постоянной и составит около 75 градусов по Кельвину. Это очень высокая температура для Плутона, но достаточно низкая, чтобы заморозить газ. Выгода оказалась двойная: емкости не дадут течь в пути и не расширятся во время транспортировки. Это произойдет лишь спустя десятки часов после того, как их отцепят на Земле, так что можно будет спокойно доставить груз шаттлами. Эйнар Фолдинг направил на свою родную планету озеро метана, которое соответствовало годовому приросту утвержденных национальных запасов газа. И все за один рейс. Через — он посмотрел на часы — две минуты буксир должен будет сгрузить сокровище с «Оуробороса», припарковать его у платформы на расстоянии в 1200 километров от Земли и начать наполнять метаном емкости химзаводов и фабрик по производству пластика на целый год вперед или даже более того.

К этому времени, а может быть, и быстрее, если космолет продолжит наращивать скорость, в его распоряжении окажется новая емкость с топливом, за ней еще и еще.

Титановый Картель и лично Эйнар Фолдинг станут богаты, как Крезы.

Пшик

Космолет Объединенных космических служб «Флайкетчер»,

орбита Луны, 21 марта 2081 г., 18.53 единого времени

Присоединенные к выступающей корме «Оуробороса» кабели проплывали мимо кабины управления Тода Бекера. Они двигались сообразно вращению корабля, ведь только таким образом столь хрупкая конструкция, представляющая собой диск размерами больше штата Невада, сделанный из алюминизованного материала, тонкого, как мыльный пузырь, могла сохранять устойчивое положение. Эффект был потрясающий. Под действием двойного оптического обмана казалось, что кабели преследуют друг друга и готовы в любую минуту разрезать кабину управления пополам, увлекая Бекера в холод открытого космоса.

Ему понадобилось призвать все свое мужество, чтобы удержать буксир в непосредственной близости от кабелей и совместить захваты с крепежной конструкцией, удерживавшей груз и соединенной с отсеком управления солнечного корабля. Если Тод не сбросит скорость, «Флайкетчер» столкнется с проводами и выведет «Оуроборос» из равновесия. Буксир может оказаться в ловушке, и тогда незадачливому пилоту придется лететь вместе с космолетом обратно к орбите Сатурна со скоростью 0,8 скорости света.

Объединенные космические службы, в чьем ведении находился буксир, будут очень недовольны, Титановый Картель, которому принадлежали и службы, и «Оуроборос», тем более. А миссис Бекер и все маленькие Бекеры очень огорчатся, не говоря уж о том, что Картель может вычесть стоимость корабля из страхового полиса его семьи.

Именно поэтому Тод с величайшей осторожностью продвигался к этому гнезду из проводов.

Немалым довеском ко всем его заботам были грузы, которые «Флайкетчер» тянул за собой. Три контейнера были примерно такого же размера, как и цистерны с жидким метаном, которые предстояло доставить к Земле. В контейнерах не было ничего столь же экзотического, как очищенный газ. Стандартный набор из продуктов питания, лекарств, цилиндров с ракетным топливом, оборудования, запчастей. Буксир также тащил за собой упакованный шаттл для личных нужд управляющего базой на Титане, четыре заранее собранных дома, личные вещи и водяной балласт для увеличения веса. Чистой воде всегда найдется применение на дальних планетах.

Всего десять сантиметров отделяли захват буксира от крепежного устройства. Цветочки остались позади, а ягодки еще только-только начинались. Бекер не мог просто отсоединить волочащиеся за космолетом цистерны и закрепить свой груз. Все было бы проще, если бы они находились на орбите, двигаясь в свободном падении, однако и «Оуроборос», и «Флайкетчер» двигались с постоянным ускорением. Едва он отпустит трос, удерживавший контейнеры, как они сразу же на всех парусах помчатся к северу. А цистерны будут по-прежнему лететь к Земле тоже на большой скорости, к счастью, без ускорения, но тем не менее успеют преодолеть тысячу километров, прежде чем Тод будет готов заняться ими.

Одно дело, когда нужно догнать корабль, который летит по прямой со скоростью 259 километров в секунду. И совсем другое, когда расстояние до объекта составляет пусть даже не тысячу, а всего сотню километров, но этот объект движется по совершенно непонятной траектории, и одному Богу известно, куда он летит. Да, такая проблема может поставить в тупик и опытного космолетчика.

Стоит добавить, что, совершая оборот вокруг Земли, оба корабля и их грузы приобретут дополнительную скорость. К тому моменту, когда «Оуроборос» опишет петлю и будет готов лететь обратно к Сатурну, ее величина возрастет еще на 15 километров в секунду. Если Бекер упустит груз, ему уже никогда его не догнать. Запасов водородного топлива в баках на это точно не хватит. И даже развив нужную скорость, Бекер просто не сможет направить буксир за тросом, поддерживая достаточную силу тяги, чтобы вывести емкости на вторичную петлю вокруг Луны и занять место на стабильной земной орбите.

Нет, Тод Бекер хотел держать все нити в своих руках. Именно поэтому в основу конструкции его корабля были заложены три захвата, расположенные вокруг буксирного устройства, выполненного из сплава ванадия с титаном. Один из них предназначался для захвата емкостей, второй — для передаваемого груза, и третий — чтобы прикрепиться к солнечному кораблю. В течение одной-двух минут, пока длится операция, Бекер будет следить, чтобы все это сооружение не развалилось. Ему придется балансировать с двумя партиями груза, контролировать серебристый диск, пытающийся вырваться, и одновременно давать мощный реверс, чтобы это тоненькое блюдце с целой кипой свисающих кабелей не перевернулось.

Ничего лучшего умы человечества придумать пока не могли.

Двигаясь со скоростью 261 километр в секунду, Тод привел в действие приборы управления захватами. Первый из них состыковался с узлом модуля «Оуробороса». Трос, на котором висели цистерны, высвободился, но был тут же пойман вторым захватом, который отвел драгоценный груз на пятьдесят метров в сторону от буксировочного конца, освобождая место для маневров с контейнерами. Третий захват, зацепившись так, что металлические крепления едва не деформировались, перевел контейнеры к Стыковочному узлу космолета. Захват неожиданно вздрогнул точно парализованный, стальные челюсти неожиданно раскрылись.

Бекер громко выругался от неожиданности, однако ни на секунду не отвел глаз от раскинувшейся перед ним панорамы грузов, захватов и тросов. Скосив глаза, он заметил, как контейнеры с грузом медленно поплыли мимо тяжелой кормы буксира. Бекер слегка задержал на них взгляд, желая удостовериться, что они не столкнутся в полете с чем-нибудь жизненно важным, например, с емкостями, заполненными под завязку жидким метаном. Однако и сейчас его руки двигались плавно и уверенно, от одной рукоятки к другой, пытаясь стабилизировать нагрузку.

К несчастью, вся аппаратура отказала. Захваты замерли там, где они находились. Тот, что открылся, вообще не функционировал, а лишь разевал и захлопывал клыкастую пасть подобно выброшенной на берег рыбе. Скорее всего, приборный отсек стыковочного узла вышел из строя и не реагировал на сигналы с командного пункта.

Ну что ж, если пришла беда, отворяй ворота. Самое время переложить груз ответственности на плечи вышестоящих органов, к тому же выбирать в его положении не приходится. Бекер взял микрофон и вышел в эфир:

— Объединенные службы, говорит «Флайкетчер». Как слышите, прием.

В ответ Бекеру донеслись шумы и разряды статики.

— Черт побери, — в сердцах выругался Бекер. — Радио тоже отказало, ну что за день!

Ни один прибор не работал.

В этот момент контрольная панель выдала Бекеру самую неутешительную новость. Головной двигатель буксира вышел из повиновения. В этом переплетении релейных проводов, камер сгорания и лопастей также произошел срыв, и, не получив команды от Бекера, тяга буксира неожиданно пошла куда-то вправо. Возможности поправить положение не было, но Бекер тем не менее попытался настроить контрольные стабилизаторы в другую сторону. Это означало, что с изменением силы тяги алюминизованное покрытие «Оуробороса» рано или поздно выгорит, и вся связка распадется, но другого выхода не было.

Бекер принял решение.

Ничего не изменилось, и двигатель продолжал работать в неверном направлении. Тод оказался совершенно не в состоянии справиться с десятью миллионами тонн неуправляемого железа.

«Флайкетчер» двинулся влево, прямо в клубок свисающих кабелей. Один за другим они ударялись о нос буксира и обвивались вокруг кабины пилота. Тонкие, всего в человеческий волос. кабели сплетались, сжимались, и в конце концов кабина не выдержала.

К счастью, Тод Бекер уже успел спрятаться в глубине буксира, наглухо закрыв за собой люк.

Теперь в толще стального корпуса у Бекера оказалось достаточно времени поразмыслить над своей судьбой. Он был отрезан от внешнего мира, но помнил последние координаты корабля, а к его бедру был прикреплен небольшой блокнот для вычислений. По расчетам выходило, что все три имеющихся варианта развития событий одинаково неблагоприятны.

В первом случае неточно направленная сила тяги еще до завершения основной петли увлечет «Флайкетчер» и космолет в атмосферу Земли. В ее плотных слоях в течение десяти секунд произойдет возгорание, и Тод может получить небольшую отсрочку лишь благодаря многослойной изоляции корпуса буксира и образовавшимся над ним надстройкам из алюминизованной пленки и кабелей. Этого можно было избежать, если выключить основной двигатель, но ему пришлось бы вернуться в начисто лишенную кислорода рубку и одновременно работать с шестью специально защищенными выключателями. Просто немыслимо.

Пока Бекер предавался раздумьям, блокнот неожиданно пополз вверх по воздуху. Тод обхватил покрепче ручку, надеясь продолжить вычисления, но обнаружил, что блокнот отодвинулся уже на расстояние вытянутой руки. В отсеке царила невесомость, и хотя буксир находился в условиях постоянного ускорения, Тод не мог понять, где верх, а где низ. Через мгновение это стало ясно. Пилота резко бросило на стальную переборку.

Интересно, это, часом, не земная сила тяжести, подумал Бекер. Нет, двигаясь в свободном падении, он просто не смог бы ее почувствовать, возразил он сам себе.

Тогда что?

В этот момент Тод понял, в чем дело. Когда «Флайкетчер» завяз в клубке из проводов, «Оуроборос» через некоторое время соприкоснулся с буксиром, и сейчас на Бекера действовала угловая скорость. Еще немного, и он окажется распластанным по стене.

Да, ну тут ничем не поможешь… Бекер вздохнул, дотянулся до блокнота и вновь занялся вычислениями.

Вторым возможным исходом событий было то, что вышедший из повиновения корабль вместе с запертым внутри пассажиром пролетит мимо Земли, но сила тяги, теперь уже непрерывно менявшая направление, приведет к столкновению космолетов с Луной. Смерть будет мгновенной, и даже амортизатор из нескольких квадратных километров пленки помочь Тоду не сможет. Человек просто не приспособлен пережить неожиданное и резкое падение скорости, исчислявшейся многими километрами в секунду. Единственной надеждой было то, что поселения колонистов на Луне не окажутся волею случая в точке столкновения буксира с планетой.

Бекер беззаботно подумал о том, что получится в результате удара емкостей с двенадцатью миллионами тонн жидкого метана о лунную поверхность. Интересно, взорвется ли все разом? Хотя кислорода в атмосфере планеты не было, Бекер предполагал, что кинетическая энергия обязательно сыграет свою роль. Вдруг пойдет реакция синтеза?

С другой стороны, если метан останется невредимым и в результате декомпрессии вернется в газообразное состояние, окажутся ли его молекулы достаточно легкими, чтобы покинуть при пониженном давлении лунную атмосферу? А если нет, то не возникнет ли на планете новая атмосфера из-за того, что в долинах и лунных кратерах скопится метан?

Бекеру хотелось отыскать в компьютере молекулярный вес газа, но, к несчастью, компьютер был встроен в главную приборную панель и сейчас тоже находился в кабине. Единственной приятной новостью было то, что за время попытки рассчитать молекулярный вес на бумаге сама собой разрешилась первая проблема. Когда Бекер понял, что знает слишком мало о числах Авогадро, чтобы получить мало-мальски удовлетворительный ответ, корабли, по его прикидкам, уже миновали Землю. Так что вариант номер один с повестки дня был снят. Теперь оставалось всего два пути развития событий.

Третий и наиболее долгий по времени исход был, пожалуй, наихудшим. «Оуроборос» и связанный с ним буксир просто продолжат движение по маршруту космолета. К сожалению, без приборов управления и кабелей кораблям никогда не удастся совершить петлю вокруг Сатурна, они просто продолжат плыть дальше. Уже сейчас скорость составляла около четырех километров в секунду, больше скорости испускаемого с Солнца луча, так что Тод Бекер, а точнее, его мумия, станет первым человеком, вырвавшимся из стальной хватки Солнечной системы.

Бекер мрачно подумал, что для него есть еще один выход — разбить голову о стальные переборки отсека, поскольку скорость вращения корабля продолжала нарастать.

277312 км/с

277384 км/с

277465 км/с

277 531 км/с

Контрольно-диспетчерский пункт 12, орбита Луны,

21 марта 2081 г., 19.16 единого времени

— Что происходит? — воскликнул в сердцах Уилкинс Дженнингс.

Естественно, вопрос адресовался самому Дженнингсу, поскольку вот уже двадцать две минуты все питавшиеся от электричества устройства — радио, РЛС, искусственный интеллект и тому подобное — прекратили свою работу, за исключением системы жизнеобеспечения, призванной поддерживать его существование. Вокруг не было киберов, летевших с резервной электроустановкой. Не надо быть Эйнштейном, чтобы уразуметь, что вахтенный космолет наверняка не прилетит вовремя и не вытащит его из этой коробки, в которой через несколько часов все заиндевеет.

Однако ни страх, ни одиночество, ни близость смерти не смогли лишить Дженнингса профессиональной сноровки. Пусть все электромагнитные приборы отключились, но глаза-то остались! А у него под рукой по-прежнему находился телескоп с десятикратным увеличением, который диспетчеры полетов, подобные ему, использовали, чтобы прочесть бортовые номера тех пилотов, которые были либо слишком глупы, чтобы пользоваться радио, либо слишком небрежны, а потому представляли угрозу воздушному сообщению. Никто и не пытался тратить время на то, чтобы менять регистрационный номер, выписанный буквами высотой три метра на корпусе и выгравированный на центральном отсеке корабля, после того как диспетчер связывался с муниципальным судом Луны. Непреднамеренные действия всегда являлись первой линией защиты в суде.

Дженнингс навел телескоп на показавшуюся на западе большую и яркую звезду. Всего две секунды назад она казалась обычным проблесковым маячком на одном из спутников Земли, а теперь казалась в два раза больше Луны, какой она видится с Земли. Звезда летела прямо на диспетчерский пункт, и даже под таким острым углом Дженнингс видел ее сияние.

К несчастью, на космолете — диспетчер уже понял, что это корабль, — не было регистрационных номеров. В его смену, по последним данным, никаких кораблей на посадке не значилось. К тому же Уилкинс никогда не слыхал о кораблях такого размера, да еще летящих как сумасшедшие.

В любом случае Дженнингс заметил, что пришелец не собирается запарковаться на орбите. Однако если экипаж решил погасить скорость, то сейчас самое время это сделать.

Неожиданно направление полета объекта изменилось. Теперь разница между его курсом и вектором на платформу непрестанно увеличивалась. Дженнингс едва не сломал себе шею, пытаясь разглядеть что-нибудь в телескоп.

Насколько он смог прикинуть, звездолет направлялся куда-то в район северного плоскогорья. Слава Богу, что никаких населенных пунктов в том регионе нет.

Дженнингс изо всех сил пытался отслеживать направление полета, пока корабль не столкнулся с поверхностью. Реакция была мгновенной. Сначала будто ударила серебристая молния, а следом над пустынной местностью вознесся фиолетово-белый огненный шар, повиснувший на мгновение над горизонтом. В течение двух-трех секунд в иссиня-черном небе висела плазменная дуга, которая потом медленно растворилась в атмосфере.

«Черт побери, — выдохнул диспетчер, — неопознанный звездолет столкнулся с Луной, и я единственный, кто это видел. И ничего не могу сообщить об этом, поскольку оглох и ослеп одновременно».

Отведя взгляд от телескопа, Дженнингс посмотрел на приборную доску, втайне надеясь, что интерференция закончилась и связь восстановилась. Однако единственное, что он заметил, — это все тот же отблеск недавней катастрофы. Лиловый свет падал внутрь кабины, не раздражая глаза.

«Черт возьми! Неопознанный звездолет столкнулся с Луной, я — единственный очевидец и отрезан от внешнего мира. Ну почему такое невезение!»

Глава 17СДАЕТСЯ НЕДОРОГО

Виток

Спираль

Орбитальный комплекс 43Д, 605 километров над уровнем

моря, 21 марта 2081 г., 19Л4 единого времени

«Дом вечного сна», внесенный в регистр Инерциальных платформ Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства[5] под номером 2034/НН, уже в течение пяти лет постепенно сближался с Землей. Все знали, что орбита корабля сужается, но никто и не думал беспокоиться об этом.

Отвечающая за платформу фирма получила деньги заранее, а поскольку амортизации в течение ближайших пятнадцати лет не предвиделось, про номер 2034/НН просто-напросто забыли. В своем последнем заявлении корпорация «Вечный покой» заверила «потерявших друзей и любимых», что корпус и системы корабля будут в течение веков поддерживать оптимальную криогенную среду с температурой двести градусов Кельвина. В случае если будущие поколения захотят навестить своих предков, подчеркнул управляющий компанией, крышки люков на платформе будут поддаваться давлению, начиная с номера 14.

Желания посетить не возникло ни у кого.

Из двадцати четырех постоянных жителей «могильника» лишь у одной леди имелись ныне здравствующие наследники, которых могло взволновать сообщение о том, что останки «по-прежнему любимой» сгорели в земной атмосфере. Эта дама, которая последней присоединилась к «экипажу» обители покоя, носила имя Алексис Рамп-Годди. В семьдесят лет она умерла от рака мозга. Будучи владелицей огромного состояния семьи Годди-Болдуин, она решила поместить его целиком на счет в банке на случай ее последующего «воскрешения», лечения и дальнейшей жизни, как только лекарство от рака будет найдено, проверено и успешно опробовано на ста тысячах больных. Ее наследники последние тридцать лет усердно пытались изменить волю усопшей. Если они вдруг узнают о трагедии, ни один из них не даст и цента на восстановление и новый запуск на орбиту этого ковчега, к тому же такой исход дела значительно укрепит их позиции в суде.

Далеко не все обитатели «Дома вечного сна» столь доверяли банкирам, юристам и ценным бумагам, как миссис Рамп-Годди. Большинство предпочитало после подписания договора с компанией вкладывать сбережения в облигации на предъявителя в швейцарские банки и в драгоценные камни. Они полагали, что приливы и отливы экономики превратят их накопления в пыль гораздо быстрее, чем искусство субатомического манипулирования. Для таких ценностей в основании каждого «спального отсека» были установлены сделанные из титана сейфы с асбестовыми прокладками.

Эти современные фараоны, завернутые в одеяния из жидких газов, стремились обеспечить свою будущую жизнь столь же комфортабельно, продуманно и до малейших деталей, как это делали правители в прошлом. К несчастью, они допустили характерную ошибку. Рекламируя свои богатства или позволяя «Вечному покою» делать это в рассылаемых брошюрах и видеокассетах, они лишь подстегнули взломщиков, полагавших, что мертвые должны поделиться с ныне здравствующими тем, что «временно отсутствующие» желали приберечь для себя. Не прошло и полугола со времени запуска этого «хранилища богачей», как предприимчивые авантюристы, прознавшие, как можно попасть на платформу, вычислили ее орбиту, забрались туда и разграбили все двадцать четыре саркофага.

В отсеке миссис Рамп-Годди ворам удалось разжиться лишь несколькими удостоверениями личности покойной. Помимо нее в камере находились замороженные тушки Типпи, Ниппи и Беби Попо — трех ее самых любимых кошек. Согласно воле покойной, они должны были последовать за ней в своих собственных небольших криогенных камерах. К несчастью, законодательство не позволило это сделать. А может быть, то была месть со стороны живущих.

Так что «Дом вечного сна» медленно плыл по орбите вокруг Земли, полагаясь на автоматику и большой слой изолирующей пены. Ковчег с его обитателями был давно забыт всеми, не считая нескольких людей, которые ежемесячно являлись на заседания суда, да тех, кто работал в Управлении по разрушающимся орбитальным объектам НАСА или, как его еще называли, «Мусорной группе».

Когда внезапный электромагнитный импульс прошел через Солнечную систему и говорливые человеческие существа обнаружили, что все многоузловые системы связи отключились, разразилась паника. Никому и в голову не пришло взглянуть на небо. Не догадались это сделать и бюрократы из НАСА, ломавшие голову над тем, что еще мог натворить электромагнитный импульс.

Они не заметили, что в результате взрыва на Солнце за последние двадцать минут ионосфера, находящаяся в пятистах километрах от платформы, поглотила огромное количество сильного ультрафиолетового излучения.

Плотность воздуха на такой высоте достаточно мала и составляет величину, варьирующуюся от двух миллионных до пяти биллионных грамма на кубический метр. Он непригоден для дыхания, и его трудно назвать атмосферой, однако, пусть слабые и размытые, границы «воздушного океана» планеты существуют. Составляющие их частицы, в большинстве своем не целые молекулы легких газов, а ионизированные атомы, обладают массой и подчиняются физическим законам, в том числе закону равновесия. Другими словами, части молекул остаются на той же высоте, поскольку в результате столкновений давление газов, подпитываемое солнечным излучением, позволяет им преодолевать силу притяжения.

Это простейший пример из физики: подогрейте газ — и давление начнет расти, если он содержится в стальной емкости или любом другом закрытом пространстве, иначе будет расти его объем.

В течение двадцати с небольшим минут, когда первая волна выброшенной солнечным взрывом электромагнитной энергии проходила через Землю, температура в нижних слоях ионосферы под действием постоянного притока мощного излучения утроилась. Непрерывно расширяющиеся газы рванулись вверх, повысив плотность материи в слоях, прилегающих к орбите платформы, в пятьдесят раз.

Реакция была мгновенной, платформа словно ударилась о стену.

Всего за пять минут она снизилась на восемьсот метров. Поскольку движение теперь происходило в сравнительно более плотной атмосфере, скорость спутника падала, а давление все росло и росло.

Тупой нос корабля завибрировал, его корпус задрался вверх. На платформе отсутствовали приборы, способные исправить создавшуюся ситуацию, и она, не удержавшись в таком положении, перевернулась, полностью потеряла управление и начала выписывать в воздухе пируэты.

Быстрый нагрев корпуса платформы, вызванный аэродинамическим трением, совершенно не учитывался конструкторами корабля. Швы треснули и начали расползаться. Панели принялись давить друг на друга, сжимая и выгибая внутренние поверхности.

Подобно летящему с лестницы кирпичу «Дом вечного сна» перескакивал на все более низкие орбиты. Уже на закате дня, где-то над западной Африкой, периоды относительной стабильности корпуса сократились до нескольких секунд.

Над южной Танзанией на высоте 475 километров оболочка корпуса стала нагреваться сильнее.

На высоте около двухсот километров корпус уже накалился докрасна.

В ста километрах от земли, над северным побережьем Мадагаскара, от платформы стали отваливаться части корпуса. Точнее, скорость платформы, по-прежнему превышавшая двадцать тысяч километров в час, привела к тому, что корпус стал частично плавиться. За кораблем потянулся яркий след горячих ионизированных газов, смешанных с раскаленными добела частицами стали и полимеров.

Внутри могильника царил настоящий хаос. Заполненные жидким азотом ванны, в которых покоились усопшие, не могли больше поддерживать постоянную низкую температуру. Холодные газы стали вскипать, вырываясь из трубок и превращая ткань в пепел.

Когда корпус раскрылся, ворвавшаяся внутрь струя перегретого воздуха быстро воспламенила всю органику и приборы, сделанные из металлов с температурой плавления ниже тысячи трехсот градусов по Цельсию.

На последней стадии приземления оставшиеся обломки медленно двигались в плотных нижних слоях атмосферы. Они падали в Индийский океан почти вертикально, при ускорении свободного падения.

В конце концов несколько железных обломков чуть больше кулака да догорающие угольки, напоминающие пепел покойных, развеваемый индийцами над Гангом, медленно опустились в залитые солнцем голубые воды океана.

Поворот…

Орбитальный комплекс 37Ц на высоте 625 километров

над уровнем моря, 21 марта 2081 г., 19.24 единого времени

Когда связь между гериатрической лечебницей на орбите и наземным компьютерным узлом прервалась, Меган Паттерсон едва не сошла с ума. Обрыв связи означал потерю доступа к счетам пациентов; платежной ведомости, медицинским программам, развлечениям, — описям имеющегося в запасе и спискам на доставку, инженерному обеспечению, мониторингу, контролю высоты и десятку других функций, которые должен был исполнять управляющий станцией.

Три находящихся под давлением отсека на концах корабля, выполненного в форме буквы У, были всего-навсего ракушками. Правда, они были заставлены кроватями и прочей мебелью, там имелись полы и переборки, вентиляторы и воздухоочистители, водопровод и система поддержки гравитации, гидропонная станция и различное медицинское оборудование. Однако в лечебнице не было ни самостоятельно работавших киберов, ни врачей с искусственным интеллектом, ни даже калькулятора. В коридорах, медицинских палатах и центральном офисе находились только терминалы, однако из-за статики на экранах ничего не было видно.

Паттерсон хотела связаться хоть с кем-нибудь и рассказать о своих бедах, но в эфире стоял один треск. В ее распоряжении остались кухарка и рассыльный, которые успели ретироваться в свои модули. Меган сидела в офисе на этаже со средним уровнем гравитации и ждала неизвестно чего.

Положив ногу на ногу и опершись локтями о край стола, она попыталась унять раздражение. Ничего не получалось. Тогда, уже не сдерживаясь, женщина принялась нервно постукивать ногой. Через мгновение до нее дошло, что происходит что-то странное. Она взглянула под ноги и обнаружила, что нервно водит туфлей взад-вперед. Меган хотела остановиться, но вместо этого нога заходила еще быстрее, словно играла в веревочку.

Конечно, виноваты в случившемся те, кто сейчас на Земле. Эти бухгалтеры-счетоводы переложили на ее плечи ответственность за целую станцию, а сами только давали указания, поддерживая связь через отраженный луч, столь чувствительный к любым помехам. Самым невыносимым для Меган была эта зависимость от них, сидящих дома в тепле и уюте.

Через минуту она описывала ногой дугу в добрых тридцать сантиметров. «Так можно и слететь со стула, — подумала девушка. — Самое время прекратить ребячество и заняться чем-нибудь полезным».

Она твердо уперлась ногами в пол, но стул продолжал вибрировать. Стол ходил ходуном. Что происходит, в конце концов?

Меган вся напряглась и тут заметила, что трясутся и стены, и пол, повинуясь импульсам, исходящим откуда-то из глубины корпуса.

Девушка в тревоге вскочила на ноги. Неужели началось то, о чем предупреждала служба наблюдений? Но почему так скоро? Нажав на кнопку селектора, она связалась с рассыльным, исполнявшим также обязанности техника станции.

— Дилки? Ты у себя?

— Да, мисс Паттерсон, — ответил после секундного колебания абонент.

— Ты чувствуешь тряску или что-то в этом роде?

— М-м, не думаю, мэм.

— Приложи руку к ближайшей стене! Все трясется и извивается, как живой угорь. Я внизу во втором отсеке и то слышу какой-то гул.

— Ну, мэм, так не определить. Вы знаете, у каждого из модулей есть своя резонирующая частота. Поэтому если вы что-то слышите, то это вовсе не означает, что до нас доходит точно такой же звук.

— Черт побери, Дилки, я говорю, что станция ходит ходуном и может развалиться на части! Я хочу, чтобы ты выяснил, в чем дело.

— А я пытаюсь объяснить вам, что не понимаю, чего вы от меня требуете. Как я могу определить, в чем дело, если ничего не чувствую? Глупо думать, что мужчина…

— Конец связи, — оборвала его Меган.

Толчки усиливались. Девушка привстала со стула, который практически плыл по комнате из-за слабой гравитации, и нетвердыми шагами направилась к окну. Эти чертовы окна в модулях были сделаны, чтобы привлечь покупателей и, согласно сводке службы контроля, являлись одной из причин неравномерного вращения комплекса. Прижавшись к стеклу, она взглянула вверх и едва не свалилась в обморок.

Третий отсек, который был в два раза длиннее двух других, сдвинулся с места. Его боковая сторона, окрашенная в белый цвет, при нормальных условиях не могла попасть в зону видимости, так как находилась в зените в трети пути от оси вращения, сейчас же она развернулась почти на девяносто градусов вправо.

Меган опустилась на корточки, пытаясь увеличить угол обзора через иллюминатор, который располагался практически на одной оси с центром комплекса. Она едва могла различить модуль и его незакрепленные стыковочные лопасти, но ее глаза искали совсем не это.

Вот, наконец! Справа, выделяясь на фоне плывущих облаков, четко просматривались две петли кабелей высокого напряжения и колено гофрированного стыковочного коридора, в котором размещался подъемник, проход, кабели телекоммуникаций и крепежные элементы, соединяющие главный корпус со свободным модулем. Пока Меган смотрела, мотки кабелей расплелись и свернулись еще раз, образовав теперь уже четыре петли.

Третий блок опускался прямо на корпус.

Меган Паттерсон наблюдала, как разрыв между модулем и верхней частью основного корпуса продолжает сокращаться. Даже когда между блоками еще оставалось свободное расстояние порядка сорока метров, иллюминатор, у которого она стояла, снова начал сдвигаться вправо. Девушка прижалась к раме плечом, но движение продолжалось.

Хотя скорее это ее сносит влево какой-то силой.

Физику Меган изучала очень мало, хотя для присвоения квалификации специалиста, годного к работе на орбите, она прослушала курс по основным принципам динамики вращения. Если она движется влево безо всяких усилий с ее стороны, то, значит, комната или модуль, иди вся станция, в зависимости от обстоятельств, теряют скорость. На ее тело не действовала никакая сила, кроме инерции, ее положение оставалось стабильным. Это комплекс неведомо почему меняет направление движения.

Девушка бросила взгляд на стол, стремясь подтвердить правильность гипотезы. Да, все так, оставленная на столе книга также не лежала на месте. Она скользила влево, удерживаемая лишь силой трения обложки и вращением самого стола.

Движение было плавным и скорее напоминало выдавливание. Меган была глубоко признательна конструкторам комплекса, пожелавшим воссоздать хотя бы небольшую гравитацию на корабле, просто напоминание пациентам, в основном людям преклонного возраста, где должен находиться «низ». Если бы конструкция корабля предполагала вращение станции с большим ускорением, то Меган просто шмякнуло бы о стену, и еще неизвестно, удалось бы ей сохранить целыми и невредимыми руки и шею. Давление продолжало расти, и вскоре Меган почувствовала, что не может удержаться на месте, цепляясь за узенький комингс иллюминатора. Выставив руки вперед, она быстрым шагом направилась к ближайшей переборке. Девушка едва успела расставить пошире ладони, чтобы сдержать удар.

Паттерсон ударилась о стену, развернулась и… свободно поплыла, расставив руки и разведя ноги в стороны. Вращение исчезло.

БУММ!

Стены кабинета Меган задрожали, словно от удара колокола.

Раздался скрежет. Из-за избыточного давления воздух едва проходил в легкие, в ушах стоял непрекращающийся гул, напоминающий работу гидравлического пресса.

Трам-тамм!

Гул перешел в серию ударов, которые постепенно затихли, как эхо в горном каньоне.

Меган поняла, что третий отсек вошел в сцепление с основным модулем.

Удар!

Стук!

Звон!

Треск!

Корпорация «Дейсиз холдинге корпорейтед», Холливилль,

штат Делавэр, 13.34 атлантического времени

Связь восстанавливалась так же быстро, как и нарушилась. Еще минуту назад антенны радиостанций бесцельно зондировали небо, получая в ответ лишь заряды статики, однако теперь внимательный слушатель мог уже различить в эфире обрывки голосов, криков, визгов, напоминавших фантасмагорию, в которой, однако, угадывался смысл. Мгновением позже стали прослушиваться слова, затем законченные фразы. Естественно, что прерванные сорок минут назад радиограммы канули в Лету, и теперь передачи время от времени прерывались всплесками статики, а в голосах звучала плохо скрытая паника. Но по крайней мере линии вновь были открыты для связи.

Доктор Гарри Ашер, управляющий гериатрическими космическими лечебницами компании, прислушивался к возвращающимся сигналам. Из-за продолжающегося возмущения волн он давно уже отложил в сторону шлемофон и перчатки виртуальной реальности, позволявшие ему поддерживать тесную связь с пациентами. Сейчас он использовал только голосовую связь, поскольку по этим каналам шло меньше статических разрывов. Ашер мог только надеяться, что в ходе непредвиденного сбоя в сети ни с кем из двух тысяч четырехсот находившихся на орбите пациентов не произошло рецидива, требующего его внимания и совета.

На пульте немедленно зажглась красная лампочка, означавшая срочный вызов. Вызов шел из канала станции А18-37Ц-626. Наверное, у них мертвый, а дежурная медсестра боится выйти на связь. Такие вещи случались сплошь и рядом.

Натянув шлемофон и надев перчатки, Ашер принял этот вызов первым.

— …Помогите мне! — работала только звуковая связь, Ашер ничего не видел и не чувствовал и, естественно, не мог разобраться в ситуации на орбите.

— Мы распадаемся на части! — кричала в трубку девушка. — Эта штуковина трясется как в лихорадке!

— Мисс, м-м… — доктор быстро справился со списком абонентов, — а-а, мисс Паттерсон! Говорит доктор Ашер из Холливилля… У вас проблемы по медицинской части?

— Медицинской? Естественно, по медицинской! У меня на борту четыре сотни старичков с расстройством желудка, поскольку станция совершенно перестала вращаться. Ну а лекарство от такого недуга явно не по вашей специальности. Освободите линию и соедините меня с кем-нибудь из инженерного отдела!

— Сестра, боюсь, что из-за статики…

— Делай, что я тебе говорю!

Поскольку передача велась на фоне шумов, которые могли быть вызваны статикой, однако больше походили на скрежет и стук металла, Ашер подумал, что женщина действительно не бредит наяву. Он снова посмотрел списки абонентов и попытался дозвониться в технический отдел.

К счастью, после ленча прошло уже достаточно много времени, и кто-то взял на себя труд поднять трубку:

— Техотдел, Рамирес слушает.

— Рамирес, говорит доктор Ашер из медицинского контроля. Похоже, у нас возникла проблема с клиникой 37Ц, я хотел бы…

— Это медицинская проблема?

— Нет, дежурная сестра уверена, что станция потеряла вращение.

— Черт побери! Еще одна страдающая космоболезнью. Если она в истерике, то…

— Я думаю, что вам лучше поговорить с ней самой.

— Соедини!

Ашер так и поступил. Вернувшись к пульту, он заметил, что на нем горели уже две красные лампочки.

Тр-рах!

Бумм!

Бамм!

Бомм!

Орбитальный комплекс 37Ц, 625 километров над уровнем моря,

19.43 единого времени

Очутившись нежданно-негаданно в невесомости, Меган Паттерсон пыталась плыть по воздуху, размахивая руками и поджимая ноги, когда ей не попадалось никакой опоры, чтобы оттолкнуться. Отсеки и коридоры второго блока были заполнены различными движущимися в беспорядке предметами: тарелками, чашками, судками с едой, пакетиками с кофе, чаем и сливками, лекарствами, книгами, бумагами, пустыми капсулами, стульями, кушетками, циновками, сгустками рвоты и другими отходами жизнедеятельности. Иные били ей по лицу, другие застревали в волосах, но Меган ничего не замечала.

Воздух вокруг был наполнен всевозможными звуками. Стенания и крики напуганных до смерти пациентов перемежались с треском и скрежетом трех основных модулей, тершихся друг о друга и срывавших внешние панели с оболочки комплекса. Этот тип с Земли, Рамирес, сказал, чтобы она не придавала им значения, пока не услышит низкий свист, который может перерасти в сплошной шумовой фон.

Он посоветовал ей оповестить пациентов и членов персонала и собрать всех в стыковочном узле станции, который являлся самым крепким модулем комплекса, а затем наглухо закрыть внутренние люки. Может быть, таким образом им удастся пережить последствия аварии на борту.

Рамирес уклонился от ответа на вопрос, не собираются ли они начать немедленную эвакуацию. «Условия не позволяют сделать это», — сказал он, хотя для Меган осталось полной загадкой, какие условия имелись в виду. Сейчас, когда комплекс практически трещал по швам, о чем еще могла идти речь, недоумевала девушка.

Прямо по курсу показался один из старичков пациентов, Роджер Кахилл, 91 года от роду. Меган захватила его с собой, хотя по-прежнему не могла решить, как он или кто-либо другой сумеет преодолеть проход, ведущий от модуля к центральному узлу, который мотало из стороны в сторону, словно змею с перебитой шеей.

— Э-эй! — закричал ей на ухо Кахилл. — Почему вы… Куда мы идем?

— Наверх, в центральный узел… Вы думаете, что доковыляете на своих двоих?

— Точно так, моя дорогая. Знаете, я был такелажником в первой колонии на Луне в тридцать четвертом году. Так почему бы и нет?

— Великолепно, дедуля! Ну тогда давай. — С этими словами Меган сообщила Кахиллу необходимое ускорение.

Отодвинув занавеску, развевавшуюся у входа в следующую каютку, принадлежавшую восьмидесятисемилетней Мэри Хэмптон, Меган просунула голову внутрь и обнаружила женщину в дальнем углу, между кроватью и столиком. По ее уставившимся в никуда глазам Меган поняла, что женщина или умерла, или находится в глубоком обмороке.

— Дайте мне руку! — прокричала девушка, подплывая к ней.

Ответа не последовало.

Меган наклонилась и попыталась разжать судорожно уцепившиеся за край матраца пальцы, однако кисть сжалась еще сильнее.

— Пойдемте! Нам нужно бежать!

Ответа по-прежнему не было.

Меган повернулась и поплыла прочь из комнаты. Тратить время на одну пациентку, когда ее ждали еще 392 человека, было просто непозволительно.

К этому времени коридоры и переходы станции были уже заполнены людьми. Одни впали в оцепенение, другие бились в истерике, но большинство пациентов были лишь слегка встревожены и живо интересовались происходящим.

— Вверх! — закричала что было мочи Меган. — Вверх на следующий уровень. Нам нужно подняться в стыковочный модуль!

— Куда-куда? — переспросила плывшая неподалеку женщина.

— В центральный узел, где вы были.

Мужчина рядом с Меган попытался опустить ноги и пройти по проходу пешком, но, к своему глубокому удивлению, сделал в воздухе сальто-мортале и врезался в двух других пациентов.

— Не пытайтесь идти! — снова закричала девушка. — Плывите! Плывите по воздуху!

Две женщины нерешительно попытались поплыть брассом, однако их медленные слабые телодвижения так ни к чему и не привели.

На них у Меган тоже не было времени. Оттолкнувшись от ближайшей переборки, она рванулась мимо женщин в коридор, пересекла еще один уровень и продолжала плыть наверх, вернее, к тому месту, где при нормальном вращении находился верхний уровень комплекса, связанный кабелями.

К этому времени Меган стало очень жарко. Поскольку гравитации не было, пот не собирался в капельки, а тек по лицу струйками. Свободная одежда немного облегчала страдания, навевая прохладу, но ненадолго. На верхнем ярусе парило как в печи, и Меган едва не сделалось дурно.

Корабль продолжало трясти из стороны в сторону. Несмотря на невесомость, девушке приходилось то и дело держаться за различные выступающие части, чтобы не стать игрушкой разбушевавшейся неведомой стихии. «Ничего, — утешала она себя, — в трубе станет полегче, ведь она гибкая и с мягкими прокладками внутри».

По-прежнему сзывая пациентов, Меган ухватилась за внутренние кабели, чтоб попасть в проход, ведущий к стыковочному узлу. Тут она замерла.

Кабели были горячими на ощупь.

Меган протянула руку, чтобы исследовать стену тоннеля, состоящую из стальных колец, разделенных полосами из полимерных волокон. Они также нагрелись, а пластиковое покрытие стало скользким и липким на ощупь, что было уже совсем плохо. Однако надо двигаться вперед. Полученные с Земли инструкции оказались весьма разумными.

Меган медленно протиснулась в извивающуюся трубу. Всякий раз, когда она касалась стен, на костюме появлялись серые полосы от волокон и коричневые пятна от соприкосновения со сталью. Одежда постепенно расползалась на части.

Девушке очень хотелось плыть дальше, но свои обязанности надо было исполнить до конца. Словно лосось в бурной воде, Меган высунула голову из люка и прокричала еще раз:

— Сюда! Все наверх!

Когда Меган развернулась и хотела плыть дальше, внутри стыковочного отсека образовалась щель длиной около метра. Девушка так и не услышала стона ветра, который подхватил ее тело и бросил в светящийся поток нагретых ионов, ворвавшийся внутрь погибающей станции.

Хлоп

Бока-Ратон, штат Флорида, 13.58 местного времени

На пляже партнера для игр не оказалось. Джимми Долорес некоторое время пытался слушать шум волн, но ему это быстро наскучило. Стоял полный штиль, и желания хотя бы намочить ноги в этих лениво перекатывающихся волнах у мальчика так и не появилось.

Джимми ничего не знал о лучах, отражающихся от метеорных следов, о солнечных взрывах или электромагнитной интерференции. В конце концов, ему было всего десять лет от роду. Он знал только, что экран видео неожиданно поблек и зарябил точно так же, как в тот день, когда папа пытался настроить параболическую антенну. Когда стало нечем заняться дома, мама отправила его погулять на свежем воздухе и немного позагорать.

Мальчику показалось, что солнце пылало слишком ярко, песок был чересчур белым и сверкающим. В белесом небе не было ни облачка.

Джимми собрался было вырыть себе яму в песке и забраться туда, но вспомнил, что забыл лопатку и ведро дома. А песок оказался слишком горячим, чтобы его можно было копать руками.

Мальчик огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь занятия. Может быть, в песке найдется ракушка или камушек, который можно будет зашвырнуть в море. Прикрыв глаза тыльной стороной ладони, мальчик, подражая индейцу, всмотрелся в даль. Сначала он взглянул на север, потом обратил взор на юг…

Что это?!

Ближе к востоку, достаточно низко, чтобы можно было заметить, блеснула длинная белая молния, похожая на росчерк пера на бумаге или на вспышку старинной деревянной спички, которые тетя Палома порой использовала на кухне, высекая маленький сноп желтых искр и слабого дымка, чиркая по коробку.

Однако на сей раз след рассыпался по безоблачному иссиня-бе-лому небу.

Джимми убрал руку. След окончательно исчез над горизонтом.

Мальчик совсем было собрался уйти, как вдруг три новые, значительно большие по размеру и очень яркие, искры пролетели над его плечом. Мальчик проводил их взглядом, пока они не исчезли.

Что это могло значить?

Джимми посмотрел на север, на юг, затем задрал голову и прищурился, глядя на самый краешек раскаленной добела монетки, которую звали Солнцем и про которую мама говорила, что на нее никогда, никогда не надо смотреть.

Больше ничего не было.

Мальчик совсем было собрался приступить к поиску ракушек в песке, как вдруг одна, другая, третья, десяток, другой десяток искр рассыпались по небу. Одни погасли на востоке, другие продолжали гореть, пока не упали в океан.

Джимми-Долорес провел на пляже долгие часы, уставившись в небо, пока солнце не ушло далеко на запад. Кожа на плечах покраснела, а глаза наполнились слезами. До конца своих дней он будет помнить ту пятницу, 21 марта 2081 года, когда днем с неба падали звезды.

Часть четвертая

Предыдущая Стр. 130 из 133 Следующая

ЗА ВОСЕМЬ МИНУТ ДО ВЗРЫВА

Глава 8СИЯНИЕ СЛАВЫ

Глава 9ЭЛЕКТРОМАГНИТНЫЕ ПОЛЯ

Глава 10ПОБЕГ ИЗ ТЕМНОТЫ

Глава 11РЫНОЧНЫЕ КАТАКЛИЗМЫ

Глава 12СЛЕПОЙ ПОЛЕТ

Глава 13В НАЦИОНАЛЬНОМ БЮРО ПОГОДЫ

Глава 14ЗАТЕРЯННЫЕ В ГАЛАКТИКЕ

Глава 15ПО СЛЕДУ

Глава 16КОСМИЧЕСКАЯ РЕГАТА

Глава 17СДАЕТСЯ НЕДОРОГО

Часть четвертая

Оглавление