т тряхнуть головой, отогнать наваждение и захлопнуть книгу. Мне же не было дано благостного избавления — возможности отложить книгу. (Хотя это сравнение в моем случае может хромать: сам я прежде редко сдавался в плен своему читательскому воображению. Но у меня — так же как у пылкого читателя — есть своеобразное утешение: яркое живое чудо события обычно предшествует фальшивым утешительным философским сентенциям — не потому ли все мы склонны засыпать над философскими трактатами?) Мой ум в таком состоянии туманился, мысли блуждали, перед глазами все плыло — и я мыслил телом, а не умом.
Второй и третий день прошли примерно так же, хотя реальность все чаще скреблась в двери нашего сознания. Мы ели, беседовали, а Грип время от времени осыпал нас ругательствами, сидя или на мотке веревки в углу или — бесстрашно — на краю гондолы.
Чуть ли не целую неделю мы прыгали вверх-вниз на большой высоте и ловили ветер, влекущий нас на север. Мы втроем гадали, какой нынче месяц — июнь, июль или август? Было глупо тревожить месье Вальдемара по такому пустяковому поводу.
Словом, путешествовали мы без особых приключений. На следующей неделе мы совершили посадку на тропическом острове — приземлились на поляне, заросшей многоцветными травами. Следовало срочно пополнить наши запасы воды. Всего остального было вдоволь.
Что за прелесть был этот остров! Откуда-то с гор текла молчаливая в долине река, а вокруг нас виднелись многочисленные гейзеры и разломы, курившиеся вулканическими газами. Мы напились холодной чистой воды, заполнили ею все имевшиеся в корзине емкости, а шар накачали горячим газом из вулканической трещины.
Затем вновь поднялись в воздух, нашли подходящий воздушный поток и направились дальше — туда, где, по нашим расчетам, находился север. Вскоре мы очутились над непроглядным слоем туч. И этим тучам не было конца.
Мы заспорили, надо ли нам спуститься ниже пелены облаков и уточнить свой маршрут. Решили, что не стоит. Слишком мала вероятность того, что мы увидим на земле какие-то знакомые ориентиры. Зато, спускаясь сквозь слой туч, мы можем запросто напороться на горный пик.
Так мы и летели поверх облаков — день за днем. Мы потеряли счет времени. Но решили держаться, пока не кончатся запасы воды и пищи. Было бы глупо потерпеть аварию вдалеке от нашего полушария или где-то в тропиках, далеко от умеренной зоны. Летим в сторону родных мест — ну и ладно. От добра добра не ищут.
Только когда в воздушном шаре обнаружился разрыв и утечка газа, мы приняли решение спускаться.
Это оказалось не так-то просто. Сперва мы чрезвычайно долго летели среди облаков — в густом тумане, словно через слой ваты, где время совершенно остановилось. О продолжительности нашего полета можно было судить только по тому, что мои изрезанные руки успели поджить.
Когда мы наконец вынырнули из облаков, под нами расстилались зеленые леса. К нашему облегчению, это были не тропические леса. Но о своем местонахождении мы больше ничего не знали.
Мы летели дальше — достаточно низко над землей, в надежде завидеть следы цивилизации. Так прошла еще одна ночь.
Заря занималась в верхних слоях атмосферы, когда мы проснулись на следующее утро. У поверхности же еще царили густые сумерки. Но милые сердцу звуки и запахи оповестили нас о наличии внизу жилья. Мы опустились пониже, и в рассветных лучах я разглядел сельскую дорогу и дорожный знак на перекрестке с указанием, сразу согревшим наши души: «Ричмонд — 10 миль».
Мы приземлились, выпустили газ из шара и спрятали наш летательный аппарат в лесу. Из месье Вальдемара получился плохой ходок — он шатался, волочил ноги. Чтобы он нас не задерживал, мы оставили его на попечение Лигейи, а сами направились на разведку. Надо было разжиться транспортным средством для перевозки месье Вальдемара.
Пройдя милю-другую, мы услышали голоса. Мы с Петерсом немного изменили наш маршрут и через несколько минут подошли к приотворенным металлическим воротам.
Из-за ворот выглядывал какой-то мужчина. В следующее мгновение он приветливым жестом пригласил нас зайти внутрь. Это был видный и красивый джентльмен старого закала — изысканно одетый, с изящными манерами и тем особым выражением лица, важным, внушительным и полным достоинства, которое производит столь сильное впечатление на окружающих. Мы обменялись рукопожатиями, и он представился: мистер Майар.
А вот люди за его спиной производили совсем иное впечатление.
По двору прогуливались престранные личности в причудливых нарядах разных эпох и народов. Среди них была женщина, которая периодически останавливалась, начинала размахивать руками и басовито кричать во весь голос: «Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!»
— Нельзя ли одолжить у вас на время дрожки или хотя бы телегу или тачку? — спросил я. — Мы были бы премного обязаны вам, сэр.
— Полагаю, что-нибудь найдется, — ответил мистер Май-ар. — Впрочем, вам следует беседовать на эту тему не со мной. Пройдемте в центральное здание — надеюсь, кто-нибудь в конторе сумеет помочь вам.
Мы последовали за ним к большому старинному особняку. По пути к нам подбежал мужчина на четвереньках — поскуливая, он стал тереться о наши ноги. Затем внезапно залаял и убежал — судя по всему, за кроликом.
— Сэр, — обратился я к мистеру Майару, — мы люди приезжие, здешних мест не знаем. Я догадываюсь, куда мы попали, но не трудно ли вам все же уточнить назначение этого… э-э… заведения.
Он улыбнулся.
— Думаю, вы и сами догадались, что это сумасшедший дом. Его открыли переехавшие сюда из Франции несколько лет назад доктор Смоль и профессор Перро, авторы новейшего радикального способа лечения психических больных.
Мы взошли по ступеням и оказались внутри старинного особняка. Со словами, что он сейчас переговорит с нужным человеком в конторе, мистер Майар оставил нас в просторной гостиной — когда-то роскошная, теперь она выглядела несколько обшарпанной. Мы с Петерсом рухнули на обсиженный диванчик с потертой обивкой.
— Никак не могу поверить, что мы снова на родной земле, Эдди! — воскликнул Петерс. — Не забудьте узнать, какой нынче месяц.
— Нынче у нас сентябрь.
Это произнес небольшой человечек, почти утонувший в большом темном кресле в темном углу гостиной.
— Ах, простите, — сказал я. — Мы вас не приметили.
Незнакомец хихикнул.
— Быть незамеченным иногда полезно, — изрек он, встал и поклонился. Это был седой человечек с козлиной бородкой и ясными голубыми глазами, которые казались особенно большими за очками в тяжелой оправе. — Доктор Август Бедлоу к вашим услугам.
— О, так вы из медицинского персонала!
— Нет. На самом деле я здешний пациент.
— Ах, простите…
— Не стоит извиняться. Не бойтесь, я не сумасшедший.
— То есть… я не совсем понимаю…
— Позвольте осведомиться: кто вы по профессии?
— Я — Эдгар Перри, отставной офицер армии Соединенных Штатов, — сказал я, протягивая ему руку. — А это мой друг Дирк Петерс, помощник капитана с «Ейдолона».
Доктор Бедлоу. с горячностью пожал нам руки.
— Я просто желал убедиться, что вы не имеете отношения к племени судейских прохвостов и крючкотворов. Очень рад, что вы не из юристов.
— А я рад доставить вам это удовольствие.
Я покосился на Петерса, который неопределенно пожал плечами.
— Вы видите перед собой одного из двух нормальных людей в этом заведении, — сказал доктор Бедлоу. — Остальные того-с…
— Да, да, — поспешно согласился я. — Конечно!
— Я говорю с полной ответственностью, сэр. Хочу предупредить вас — для вашего же блага.
— Простите, но как вышло так, что…
— Видите ли, три дня назад, — пояснил он, — душевнобольные взбунтовались, взяли власть в свои руки и заперли доктора Смоля и профессора Перро в комнату для буйных, обитую матрацами. А возглавляет бунтовщиков мистер Майар, опасный маньяк.
Я пристально вглядывался в лицо собеседника. Слова его звучали так убедительно!
— Вы спросите: с какой стати мне верить вам? — продолжал доктор Бедлоу. — Но примите во внимание простой факт: все умалишенные бродят свободно по двору, а ворота не заперты.
— Да, Эдди, я уже обратил внимание на это, — сказал Петерс. — И на душе у меня очень неспокойно. Но скажите, доктор Бедлоу, вы-то что здесь делаете, коли вы человек нормальный?
— Несколько лет назад я очутился перед выбором: или быть повешенным за убийство, или… — сказал доктор Бедлоу. — Сами понимаете, лучше годами корчить из себя психа, чем одну минуту болтаться с вывалившимся языком. Вот почему я сперва интересовался, не законники ли вы.
— О-о! — понимающе протянули мы с Петерсом.
— Только не думайте, что я настоящий головорез. Просто один мой пациент по выходе из транса, в который я его погрузил, скончался от сердечного приступа. А его родственники-невежды притянули меня к суду.
— Вы погружали в транс? Стало быть, вы месмерист? — спросил я.
— Да, сэр, и по отзывам — неплохой.
— У меня есть знакомый, к которому я испытываю минимум симпатии, — сказал я. — Так он применяет свои месмерические способности в отнюдь не благовидных целях.
— Позвольте поинтересоваться его именем?
— Некий доктор Темплтон, — ответил я.
— Будучи в некоторой степени знаком с ним, — сказал доктор Бедлоу, — могу только согласиться с вашим нелестным отзывом.
— Так вы знаете его?
— Да. И вправе подтвердить, что он остался таким же мерзавцем. В данный момент он и его приспешники — некие Гуд-феллоу и Гризуолд — находятся в штате Нью-Йорк в поместье Арнхейм. Там они стакнулись с миллионером Сибрайтом Эллисоном и готовятся заняться производством золота по алхимической формуле, которую предоставил им некий нанятый ими немецкий ученый.
— Что-о? — вскричал я, вскакивая и вцепляясь в лацканы его сюртука. — Да откуда вы все это знаете? Что вы плетете! Вы минуту назад сказали, что пробыли здесь несколько лет!
— Пощадите, сэр! Я человек преклонных лет! Я желаю вам только добра — потому и предупредил вас о том, что тут происходит. Воля ваша верить мне или нет — однако же не надо трепать меня, как куклу!