Голос принадлежал Рейнальду де Шатийону.
Рыцари за столом беспокойно задвигались. Жерар де Риде-фор положил руку Рейнальду на плечо, но тот стряхнул ее:
— Разумеется, у него были всякие видения. И еще он писал плохие стишки. А почему бы нет? Он почти постоянно пьянствовал.
Сарацинские шейхи прищурились и — Амнет был уверен — поняли смысл издевки. Но положение гостей обязывало их хранить молчание.
— Он был никем — конечно, до тех пор, пока не женился на богатой вдове, чтобы наслаждаться тем, что у них дозволено, или — как ты там сказал, Томас, — прелюбодеянием?
Сарацины впились взглядами в Амнета, будто внезапно заподозрили его в предательстве.
— Мой господин, — продолжал Рейнальд, обращаясь теперь к королю Ги, — если бы ты захотел смыть позор, коий наносит нам присутствие трупа этого погонщика верблюдов в Святой земле, я возглавил бы поход в Аравию, вырыл бы его кости и раскидал их по песку — слегка проветрить.
Амнет, не отрываясь, смотрел на шейхов. Их глаза сузились до щелочек, под усами поблескивали белые зубы.
— Кто из Рыцарей Храма присоединится ко мне? — воскликнул Рейнальд.
В ответ на призыв раздались нестройные вопли норманнских и французских воинов.
Сарацины готовы были взорваться, чего и добивался Рейнальд де Шатийон.
— Тьфу! Тьфу на всех христиан! — вскричал один и вскочил из-за стола, опрокинув кубки с красным вином и блюда с едой. Объедки полетели на головы рыцарей, сидевших напротив.
— Так-то французские господа принимают своих гостей? — спросил второй, адресуя свой вопрос прямо Амнету.
Томас только покачал головой и опустил глаза.
Подобрав длинные плащи, сарацины шагнули из-за стола. На пути к дверям два тамплиера попытались остановить их. Но не успели рыцари приблизиться, как два кинжала из дамасской стали очутились у их глоток. Сарацины и тамплиеры разом повернулись, и шейхи оказались ближе к выходу. Больше никто не пытался их задержать.
У самого выхода один из шейхов остановился.
— Мы знаем этого Рейнальда! — воскликнул сарацин. — Это самозваный шейх Антиохии. Пророк отомстит ему.
Выходя, он так хлопнул дверью, что грохот прокатился по всему залу.
Воцарилась полная тишина. Внезапно Рейнальд де Шатий-он засмеялся — высоким, чистым, заливистым смехом.
Ги, мрачно наблюдавший, как издевались над сарацинскими шейхами и как те покидали зал, расслабился и тоже начал смеяться. Его смех был более низким и переливчатым. К нему присоединились и тамплиеры.
Только Амнет не участвовал в общем веселье. Ему внезапно предстало видение: смуглое лицо, черные крылья усОв, горящие глаза, отыскивающие его, Томаса Амнета.
— Я доверял тебе, Томас, из-за твоих особых способностей, — грохотал на следующее утро Жерар де Ридефор, сидя в глубоком кресле. — Не заставляй меня применять власть.
— Я не хочу никого оскорбить, магистр. Но вы не вправе закрывать глаза на то зло, которое причиняет нам в этой стране Рейнальд.
— Что ты думаешь по этому поводу?
— Рейнальд сознательно оскорбил гостей короля Ги. Этот народ свято чтит законы гостеприимства. Пригласить сарацинских шейхов во дворец и так глубоко оскорбить их веру — на это способен только безумец.
— Томас, у меня раскалывается голова и болит желудок. Ты толкаешь меня непонятно на что. Я ничего не могу сделать, Ги даже слова не скажет Рейнальду.
— Потому что боится этого человека.
— Не только. Князь Антиохийский — человек грубый и необузданный. Ни ты, ни я не осмелимся оскорбить его. Король Ги не захочет… Ну и чего ты ждешь от меня?
— Готовьтесь сами. Готовьте Орден.
— Это сказал тебе Камень?
— Нет… не прямо.
— Готовиться к чему?
— К войне.
Файл 03СТАДИЯ КУКОЛКИ
В рекламе регистрационной системы «Холидей-холл» сообщалось, что номер в Атлантик-Сити «имеет все удобства». Это означало, что унитаз стоит не рядом с кроватью, а в ванной. В ванну, по идее, можно было бы забраться вдвоем, но только согнувшись. Окон в номере не было вообще, зато голографическое устройство предлагало широкий выбор пейзажей, включая Тадж-Махал, Маттерхорн и безымянные атлантические пляжи, числом около двух тысяч.
Гарден осмотрел электронику: ограниченный доступ, чернобелое изображение, динамик, сломанный предыдущим постояльцем.
На двуспальной кровати лежала одна простыня и половина одеяла. Надпись в изголовье гласила, что посетители, предпочитающие пользоваться собственными спальными принадлежностями, должны подвергнуть их химической чистке за дополнительную плату. Номер сдавался на полдня, но Том с Сэнди заплатили сразу за сорок восемь часов.
— Привет, любимый.
Гарден обернулся:
— Привет. Где была?
— Нужно было сходить по делу, посмотреть, кое-что проверить. Ты знаешь…
Он действительно знал. Он чувствовал запах: запах любви, мужского пота, только что выделившихся гормонов.
Внезапно Гарден понял, что раньше не мог с такой легкостью читать скрытые знаки души и тела. Наверное, эта способность проявилась у него недавно, после того, как таинственный незнакомец пытался его убить. А может быть, состояние Сэнди очевидно любому: женщина, которая недавно получила удовлетворение. Над этим стоит подумать.
— Ну и как тебе город?
— Светлый. Несколько шумный. С тех пор как я была здесь в последний раз, многое изменилось.
— А когда ты здесь была? — Гарден вспомнил, что однажды она рассказывала, что приехала с севера, из французской Канады, а предки ее были из Дании или Нормандии.
— Сто лет назад, — ответила Сэнди, — тогда это был сонный приморский город, дети строили на пляжах песчаные замки, а азартные игры были запрещены.
— Ты шутишь.
— Конечно. Азартные игры всегда были главным, единственным поводом для того, чтобы приехать в Атлантик-Сити.
— Так. — Он замялся, подыскивая слова. — Все было бы хорошо, но мои финансы сейчас не на уровне. Три сотни в день очень быстро сведут их на нет.
— И что ты намерен делать?
— Разве я не видел по дороге сюда бар с пианино?
— Вот уж не думала, что ты способен плавать и играть на пианино.
— Плевать. Бассейн не такой уж глубокий.
— Не подписывай длительный контракт, — напомнила ему Сэнди. — Мы должны двигаться, помнишь?
Гарден остановился в дверях:
— Почему? Я думал, мы уже достаточно оторвались.
— Мы ведь действительно хотим оказаться вне досягаемости этой банды. Джексон Нейтс для Атлантик-Сити всего лишь пригород.
— А! — Он ухитрился изобразить растерянность. — И на Каролине свет клином сошелся?
— Это пункт назначения. Вот и все.
— Ну так я полагаю, пока мы доберемся до этого самого пункта назначения, у нас хватит времени спустить содержимое кошелька.
— Ну хорошо. Устраивайся на работу. Тебе одиноко без публики, да?
— Разве не все мы такие? — Он улыбнулся и вышел.
В коридоре, квадратной металлической трубе, разлинованной раздражающей штриховкой, Гарден перевел дух.
Всегда ли Сэнди была столь предсказуемой?
Когда-то она казалась таинственной. Холодная и скрытная, она умела жить по-своему и в своем собственном времени. Значит, она могла быть и непостоянной. Когда-то казалось, что она обожает внезапные походы по магазинам, пикники, прогулки на лошади. «Это мой день», — могла сказать она и исчезнуть на полдня в поисках приключений. Но до сих пор ее приключения не распространялись на постели других мужчин. В новинку была и неуклюжая ложь.
Том Гарден покачал головой и пошел искать управляющего отелем.
— Ты умеешь плавать? — спросил его Брайан Холдерн.
— Конечно, умею. А что, разве есть такие, что не умеют?
— Есть, с тех пор как Акт об охране грунтовых вод запретил использование хлора в искусственных бассейнах, они буквально за три недели заросли водорослями.
— А ваш бассейн почему не зарос?
— Это морской бассейн. Они упустили из виду, что воду можно сбрасывать в океан, если она химически чистая и не содержит чего-либо, что могло бы осаждаться или всплывать. Небольшая концентрация хлора за бортом — и бассейн абсолютно чистый. — Холдерн перекатил во рту окурок. — Итак, сынок, ты умеешь плавать. Это хорошо. Тогда запасись мазью — хорошей безвредной мазью, которая не теряет блеска, — или иди ищи другую работу. Мне не нужны бледные немочи, напоминающие провяленный виноград и отпугивающие моих посетителей, понял?
— Да, сэр. Мазаться мазью. Каждую ночь. Ну так я получу эту работу?
— Конечно, иначе зачем же я теряю время, объясняя все это?
— Спасибо, мистер Холдерн. — Гарден попятился к двери.
— Начало в семь тридцать. Три полных часа. И если утонешь или скукожишься — ты уволен.
— Да, сэр.
— Получше смажь свои принадлежности.
— Что?
— Получше смажь свой член, сынок. В этом бассейне все в чем мать родила. Никаких одежек. Особенно для официанток и музыкантов.
— Я понял.
— Все еще хочешь эту работу?
— Конечно. В семь тридцать.
— Выше нос, сынок.
— Постараюсь, мистер Холдерн.
Мазь была плотной и тяжелой, как теплый парафин, но, в отличие от парафина, холодила кожу. Тому удалось разогреть ее, сильно растирая ладонями мышцы бедер, голеней, лодыжек. Казалось, мазь не впитывается в кожу, а ложится на нее, как слой растаявшего желатина.
Гарден начал растирать плечи, стараясь достать и спину. Но ему никак не удавалось равномерно распределить мазь. Может, попробовать полотенцем? Лучше всего — здешним полотенцем, это только справедливо.
На мгновение Том представил себе кольчугу. С какой тяжестью она должна давить на плечи и грудь? Такая же холодная, вязкая тяжесть. Тяжесть и холод смерти.
Он прогнал этот образ.
Практический вопрос: когда он вспотеет — а он всегда потел, исполняя хороший джаз, — потечет ли мазь в воду? И что более важно, позволит ли эта мазь дышать коже? Он читал, что в Средние века дети, расписанные золотой и серебряной красками и изображавшие ангелов, умирали от отравления. Пока эта мазь… Интересно, куда делись те пианисты, которые работали здесь раньше?