Один такой приближенный советник ждал сейчас в передней. Рейнальд де Шатийон, князь Антиохийский, — такого нельзя не заметить — в алых, шитых золотом шелках и бархате, с легким мечом на перевязи из золотых пластин. Как только колонна потных крестоносцев приблизилась к порогу, он поклонился, насмешливо улыбаясь, будто изображая распорядителя церемонии, и, пятясь перед рыцарями, провел их в главный зал. Приблизившись к столам, он вновь склонился в поклоне.
Братья тамплиеры заполняли трапезную и с шумом рассаживались по местам.
— Это отвратительно! — проревел кто-то во внезапно наступившей тишине. Все сразу узнали этот голос — голос Роджера, Великого Магистра Ордена госпитальеров, главного соперника тамплиеров в политике и военных действиях на Святой земле.
— Прошу вас, мой господин! Такое поведение непозволительно! — раздался подобострастный шепот Эбера, настоящего распорядителя в Иерусалимском дворце, всегда служившего тому, кто сидел на троне.
Амнет вытянул шею. С его места, почти во главе стола, видна была только плотная фигура Великого Магистра госпитальеров, залитая солнечным светом. За магистром, во дворе, виднелись головы множества рыцарей-госпитальеров. Рядом, съежившись от страха, стоял Эбер — худощавый мужчина в парчовом одеянии.
Шум голосов поглотил дальнейшие протесты Эбера, но не Роджера.
— Король! Этот кусок окровавленной тухлятины не достоин сидеть на моем коне — пусть сам себя коронует!
— Господин госпитальер! Ваше мнение никого не интересует.
Последнее замечание Эбера было прервано выкриками тамплиеров.
Амнет отступил на два шага, выбираясь из первых рядов, и, скрытый спинами, поспешил к двери. Внезапно за его спиной раздались шаги. Оглянувшись, он увидел Жерара де Ридефора, спешащего в том же направлении.
Амнет толкнул створки. Когда они распахнулись, Жерар вышел, и двери захлопнулись у него за спиной.
Амнет вернулся, чтобы разобраться с распорядителем и разгневанным госпитальером.
— Что за шум? — Он адресовал вопрос Эберу, а не магистру.
Роджер глянул на него как бык, которого укусила шавка:
— Не лезь не в свое дело, тамплиер.
— Если у вас имеются возражения против кандидатуры Ги, вы должны были изложить их на совете, — возразил Амнет.
— Я говорил то же, что и все, но…
— Насколько я помню, ваши возражения были отвергнуты. Повторять ваши доводы теперь, когда корона уже на голове Ги, — только попусту тратить время.
Амнет почувствовал за спиной присутствие Жерара.
— Что скажешь, Жерар? — не уступал госпитальер.
— Сэр Томас прав. С сегодняшнего дня Ги — король.
— Проклятие!
— Богохульствуете, сэр?
— Здесь не церковь! Коронация незаконна!
— Венец на голове Ги помазан елеем, освященным самим папой, — сказал Амнет. — Дело сделано.
Роджер сжал в руке символ власти — ключ, висевший на цепи у него на шее. В ярости он повернул его и дернул. Тяжелые золотые звенья не поддавались. Тогда он сорвал цепь через голову.
— Дьявол забери всех тамплиеров! — прогремел магистр, швырнув ключ в ближайшее стрельчатое окно. Цепь звякнула о край амбразуры и упала на камни внизу. Во дворе среди госпитальеров в конических шлемах виднелись люди без шлемов, в богатых одеждах. Очевидно, христианские князья тоже прослышали о коронации.
Амнет повернулся к Жерару:
— Нам лучше уйти, мой господин.
Магистр тамплиеров кивнул и шагнул к двери в трапезную. Взявшись за железное кольцо, он налег на дверь всем телом. Массивная створка подалась, и оба тамплиера проскользнули внутрь, за ними быстро последовал Эбер. Амнет закрыл дверь изнутри и схватился за кольцо.
Бум!
— Откройте!
Бум! Бам!
— Откройте во имя Христа!
Жерар подозвал рыцарей помочь Амнету удержать дверь. В конце концов ее заложили бревном.
Некоторое время стук продолжался. Затем раздался топот ног — Роджер увел своих госпитальеров из дворца.
— Ну а теперь, благодарение святому Бальдру, мы можем принести свои поздравления королю Ги, — пробурчал Жерар де Ридефор, торопливо шагая с Томасом по залу. Они шли вслед за рыцарями, освобождавшими центр трапезной для церемонии.
— Бальдр не был святым, мой господин, — прошептал Амнет.
Жерар в недоумении остановился:
— Неужели?
— Бальдр — один из старых северных богов, любимый сын Одина и Фригг. Его брат Хедер убил его по наущению Локи — пронзил ему сердце ивовой ветвью. И это стало началом проклятия Локи, так по крайней мере говорит легенда.
— А… ну что ж. Я отношусь к Бальдру как к святому, — строго сказал Жерар и пошел вперед.
Когда они добрались до своих мест в первых рядах, Амнет сделал знак Эберу, который, в свою очередь, махнул трубачу на галерее менестрелей.
Трубач проиграл приветствие, и процессия с королем во главе прошествовала в зал.
Пурпур был очень к лицу Ги де Лузиньяну. Складки шелкового плаща скрывали массивные плечи и толстый живот, выпиравший из-под украшенного золотом пояса. Под тяжестью короны кожа у него на лбу собралась складками, что придавало новому королю несколько комичный вид. Стараясь удержать на голове золотой венец, Ги выпятил челюсть и сразу стал похож на смутьяна.
Георгий, епископ Иерусалимский, неверной походкой выступал следом, одной рукой ухватившись за складки королевского плаща. Ходили слухи, что Георгий уже почти ослеп, хотя он всегда держал подернутые пленкой глаза широко раскрытыми, будто видел все в первый раз, едва восстав ото сна. Даже если он и был слеп, то все равно мог прямо смотреть на собеседника.
Рейнальд де Шатийон ожидал у возвышения, низко склонившись перед сувереном, одну руку вытянув вперед, другой придерживая складки плаща. Тамплиеры, следуя его примеру, также склонились.
Долгое томительное мгновение все, кроме Ги и Георгия, стояли, склонившись. Наконец все разом подняли головы.
Единственной, кто уклонился от участия в церемонии, была Сибилла, старшая дочь короля Амальрика, нынешняя жена Ги. Фактически королевой была она.
Совет баронов, в котором было много представителей и тамплиеров, и госпитальеров, пришел к выводу, что сейчас, в столь нестабильной обстановке, негоже женщине править Иерусалимом. Поэтому было решено, что новый муж Сибиллы будет коронован.
Благосклонности Сибиллы добивался Рейнальд де Шатийон. Но выбор ее пал на Ги де Лузиньяна. Только Богу да Томасу Амнету было известно, сколько стальных мечей и ларцов с золотом из сокровищниц тамплиеров повлияло сначала на решение королевы, а потом — и совета.
Епископ Георгий довольно бессвязно представил короля Ги Господу, христианам Иерусалима, королям Англии и Франции, императору Священной Римской империи и императору Византийскому. Когда он закончил речь, принц Рейнальд выступил вперед и подал руку Ги, скрепив согласие между ними.
Один за другим к королю подходили тамплиеры, повторяя слова присяги перед Господом и королем.
Когда все расселись по местам, Жерар повернулся к Амнету и спросил тихо, еле шевеля губами:
— Что теперь предсказывает твой Камень?
— Камень темен для меня в эти дни, мой господин.
— Ты говоришь загадками!
— Он не показывает ни одного знакомого лица. Я вижу лишь лицо зла, лицо с темной кожей и горящими глазами, которые смотрят сквозь туман и бросают мне вызов. Больше ничего.
— Итак, ты общаешься с дьяволом?
— Камень всегда преследует собственные цели. И они не всегда доступны моему разумению.
Жерар хмыкнул:
— Ты б лучше договорился с Камнем, пока мы не начали давать советы королю Ги.
Томас уже собрался было возразить, но вовремя вспомнил, что Жерар — Великий Магистр и Камень, впрочем, как и сам Амнет, находится в его подчинении.
— Да, мой господин.
В Иерусалимском дворце было несколько подземных ходов, ведущих во внешний двор. Но обычно в мирное время главные ворота оставались открыты.
Рыгая и пошатываясь после полудюжины кружек хмельного пива, сэр Бовуа нашел выход из трапезной. Он шел, повинуясь зову природы, а его оруженосец — изящный юноша знатной французской крови — напомнил, что мочиться в коридоре запрещено, не дай бог, застанет проныра Эбер.
Бовуа вышел из освещенного коридора во двор. Как только ноги его коснулись неутрамбованной почвы, он поднял край легкой кольчуги и начал возиться с тесемками штанов. Так велико было его нетерпение, что любой камень в лунном свете казался подходящим.
И едва он, вздохнув с облегчением, начал мочиться, от стены отделилась тень и двинулась к нему. Так как руки Бовуа были заняты, он только повернул голову, чтобы посмотреть, кто там.
— Могу ли я показать тебе реликвию, о христианский владыка?
Голос был певучим, убаюкивающим и насмешливым.
— Что это, приятель?
— Кусочек плаща Иосифа. Он был найден в Египте, где хранился много столетий, но краски все еще сохранились.
В лунном свете трудно было разглядеть, что держит в руках незнакомец.
— Подними-ка повыше, так не видно.
Руки взметнулись над головой Бовуа, и, прежде чем он успел что-либо сообразить, камень, завязанный в узел, описав круг, ударил его по шее. Бовуа даже охнуть не успел. Он взмахнул руками, и все было кончено. Последнее, что он увидел, были горящие глаза продавца редкостей.
Вина долин Иордана были густыми и кислыми, с запахом пустыни и колючек. Томас Амнет отхлебнул глоток в надежде ощутить терпкую сладость французских вин. Нет, это вино скорее напоминало лекарство.
Остальные тамплиеры были не столь привередливы. Пиршество уже достигло той стадии, когда добрые христианские рыцари лежат и опорожняют кувшины с вином и пивом. При этом вкус вина вряд ли имеет значение.
Амнет посмотрел через стол на сарацинских шейхов, которым пришлось принять участие в торжествах. Они пили только чистую воду, которую слуги наливали из седельных фляг. В отличие от большинства тамплиеров Томас знал, что религия сарацинов запрещает верным пить вино.