Он услышал щелканье зубов. Часть из них, наверное, выпала. Сэнди качнулась назад.
Преодолев боль, Том неожиданно взбодрился и теперь не давал Сэнди опомниться.
Как танцор, топчущий тарантула, он всей ступней опустил ногу на пол. Перенеся на нее вес тела, он крутанулся на пятке. Другая нога оттолкнулась от стены и совершила горизонтальное круговое движение, сгибаясь и разгибаясь во время вращения. Такой удар смог бы легко отбить или блокировать любой искушенный противник. Но Сэнди все еще шаталась, пытаясь вздохнуть через смятую гортань и отплевывая зубы. Пятка его летящей ноги крепко ударила ее по ребрам под левой грудью. Правильно исполненный удар карате не имеет отдачи: он набирает скорость и резко останавливается, передавая всю свою силу принимающему удар телу.
Сэнди отлетела вправо.
И забилась под маленький журнальный столик у окна. В три прыжка Гарден пересек комнату. Его тело превратилось в машину, запрограммированную на убийство. Он отшвырнул столик, и Сэнди прижалась к ножке стула. Он уже поднял ногу, намереваясь проломить ей ребра.
Это было ошибкой.
Сэнди подалась вверх, перехватила ногу руками и дернула ее в сторону. Если бы Том при этом двигался вперед, толчок можно было использовать, чтобы перекувырнуться в воздухе и опуститься на пол в полной готовности. Вместо этого он упал назад, руками пытаясь смягчить падение, как его учили. Таким образом, руки оказались заняты, и ему нечем было отбить очередной удар между ног — разве только сдвинуть колени. Он защитился от удара каблука, но разбудил раздирающую боль в паху.
Том откатился в сторону, но слишком медленно, и принял второй удар, пришедшийся в ребра. Третий удар скользнул вдоль плеча прежде, чем он успел поднять ноги и предупредить его.
Том и Сэнди смотрели друг на друга, окровавленные и избитые. Между ними был метр ковра.
Она дышала с трудом, гортань еще плохо пропускала воздух. Медленно и вяло она склонилась набок и, как ему показалось, начала терять сознание. Том уже почти расслабился, и тут она опустила руку и ухватилась за подошву сапога.
Яркий блеск стали вывел его из оцепенения: это было лезвие сантиметров четырнадцати длиной, обоюдоострое, по форме напоминающее лист. Сэнди держала его в правой руке как фехтовальщик — острием от себя и вниз. Другая рука с прямой ладонью была тоже вытянута вперед. Он знал, что Сэнди может молниеносно перекинуть лезвие из одной руки в другую, уверенная, что, как бы он ни старался, ему не удастся угадать, в какой руке окажется смертоносный клинок.
Гарден чуть не рассмеялся.
Человеку, умеющему драться на ножах, не дано понять, что мастер карате или айкидо отслеживает любое движение противника и проигнорирует обманное движение. Удар на поражение должен быть блокирован или отбит, чем бы он ни был нанесен — клинком, рукой или ногой. Сэнди могла перекидывать свое оружие сколько угодно; он не даст себя обмануть.
Она водила лезвие вперед и назад, лениво выписывая в воздухе восьмерку.
Гарден ждал.
Сэнди скрестила руки на уровне груди, и — да — нож теперь был в левой.
Он спокойно ждал, держа ее всю в поле зрения.
Сэнди выбросила правое бедро и правую руку по направлению к Тому, перекинув лезвие в левую руку, и крутанулась в пируэте, откинув руку назад, чтобы распороть лезвием горло.
Клинок располагался под таким углом, что любой перехват глубоко поранил бы Тома. Единственным решением было приспособиться к ее движению. Он протанцевал с Сэнди, как партнер в танго, положив руку ей на предплечье и направляя ее в обход своего тела. Когда рука была максимально вытянута, он сломал ее локтем, как молотком.
Сэнди взвыла.
Он снова поднял локоть и обрушил ей на затылок.
Сэнди рухнула на ковер и замерла, все еще сжимая ручку ножа. Он выдернул нож из судорожно сжатых пальцев и отбросил в дальний угол комнаты.
Гарден задумался.
Он мог убить ее на месте — поднять нож и перерезать спинной мозг у третьего позвонка, пока она совсем беспомощна, — и это, возможно, разом прекратит весь кошмар его жизни. Но последняя ниточка привязанности и остатки благоговения, которое он испытал когда-то перед ее красотой, остановили его руку. Пусть кто-нибудь другой возьмет ее жизнь. Он не мог.
Можно было просто выйти из номера и затеряться среди низших слоев общества Босваша. Но для этого нужна фора побольше, чем те несколько минут, в течение которых она придет в себя и отправится по его следам. Надо было хотя бы связать ее и заткнуть ей рот. Другого варианта, пожалуй, не было.
Связать — но чем? Для начала ее же ремнем. Полотенцами в ванной. Простынями.
Перевернув Сэнди, он расстегнул пряжку ее широкого кожаного ремня. Когда он вытягивал ремень, из-за корсажной ленты ее брюк выпала узкая черная коробочка, похожая на школьный пенал. Это было то самое «оружие», которое она взяла у мертвого тамплиера. Том сунул коробку в задний карман.
Теперь оставалось найти крепкую вертикальную стойку, к которой ее можно привязать. Столы и стулья, легкие и подвижные, не годились.
Ванная предлагала минимум удобств: старомодный раздельный санузел вместо современного гидравлического биокомплекса. Раковина далеко выдавалась из стены, сверху торчали трубы питьевой и технической воды, а внизу проходила большая труба сушки. Она-то и продержит Сэнди час или два.
Он перетащил Сэнди в ванную, уложил лицом вниз на кафельный пол и пропустил ремень вокруг шеи. Потом пристегнул его к сушке, затянув так, что голова Сэнди оказалась на уровне трубы. Ремень был достаточно широким, чтобы она не задохнулась, хотя дышать ей придется еле-еле, и вообще шевелиться будет довольно трудно до тех пор, пока кто-нибудь ее не развяжет.
Разорвав на полоски простыню, Гарден сзади связал Сэнди локти и запястья, как рождественской индейке. Конечно, висеть так с поврежденной челюстью будет мучительно, но мысль о ее страданиях мало волновала его. Когда Сэнди очнулась, он как раз обвязывал ей ноги банным полотенцем.
– ‘то ты де’аешь, Том?
— Хочу убедиться, что ты больше не увяжешься за мной.
— Ты до’жен у’ить ме’я.
— Не могу.
— Поче’у? Я те’я у’ива’а. М’ого ‘аз.
— Что?
Сэнди попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на него. Ремень впился в шею — лицо сморщилось от боли. Голова снова повисла.
— Кто, ду’аешь, был тем ст’елком?
— Каким стрелком? Что ты несешь?
— В па’атке пасто’а, там, в А’кан’асе?
— Это было… больше ста пятидесяти лет назад.
— Бо’ше, чем ты ду’аешь, Том. Я м’ого ста’ше.
— Я тебе никогда не рассказывал об этих снах.
— И не на’о. Я там бы’а.
— Как?… Что?…
– ‘азвя’и меня. Я те’е ‘асска’у.
Взвесив предложение, Гарден решительно отверг его. Сколько процентов Шахерезады содержится в каждой женщине? Сэнди будет рассказывать ему сказки, пока не придут ее бешеные помощнички и не освободят ее.
— Как-нибудь в другой раз, Сэнди. — Завязав ей ноги, он взял полотенце для рук и начал скручивать его в жгут.
Она смотрела на него с ненавистью и нескрываемой угрозой.
— Придется заткнуть тебе рот. Я знаю, у тебя несколько зубов выбито, и мне жаль причинять тебе боль.
— Не вол’уйся, — промычала она, все еще следя за ним глазами. — За м’ой п’идут. — Полузадушенный смех отнял почти все ее силы. На мгновение ему показалось, что она агонизирует, но все же он не ослабил путы.
Сдерживая дрожь в руках, он оборвал ее смех, засунув скрученное полотенце между зубов, и как можно аккуратнее завязал его сзади на шее.
Потом закрыл дверь ванной и прибрал комнату так, чтобы при случайном взгляде из прихожей она казалась незанятой. Нож из сапога Сэнди он положил в задний карман брюк рядом с «пеналом». У двери отыскал ее сумочку, извлек оттуда ключ и тоже опустил в карман, а сумочку забросил подальше в шкаф.
Затем приоткрыл дверь и прислушался.
Из холла не доносилось ни звука, даже за соседними дверьми все будто вымерли.
Из ванной тоже ничего не было слышно, даже хриплого дыхания Сэнди.
Том Гарден вышел, закрыл дверь, запер ее и спрятал ключ в карман.
Направо или налево? На лифте или по лестнице?
Он сделал выбор и исчез из здания.
Сура 6И скалы Гаттина, и берег Галилейский
Два столба, две корявые каменные колонны, поднимались на сотню футов над низким плато, где приютился Гаттинский колодец. По крайней мере на карте он был обозначен как колодец: круг, перечеркнутый крестом.
Карты местности, те, что были у тамплиеров, — жалкие куски пергамента, испещренные волнистыми линиями и какими-то непонятными знаками, — не указывали иных источников воды. Франки, которых набрали в войско из крепостей Тивериады, говорили, что не знают ничего о здешних землях, а тем более о воде. Единственное, что они знали наверняка, — это то, что до побережья Галилеи осталось всего полдня пути.
Жерар де Ридефор держал в руках пергамент, бросив поводья на шею своего одетого в броню коня. Он озадаченно щурился над непонятными буквами возле каждого крестика и каждой линии. Карты составлялись в Иерусалиме на скорую руку по сведениям, поступавшим от королевских шпионов Саладина. А потому пояснения не страдали многословностью.
— A… Q… C… L… — прочитал он вслух. — И что это может значить?
— Aquilae! — произнес граф Триполийский, ехавший в королевской свите. — Это значит, что здесь можно увидеть орлов.
— Или что некогда здесь водрузил свои штандарты римский легион, — заметил Рейнальд де Шатийон. Он с двумя сотнями рыцарей выехал из Керака на север через несколько дней после снятия осады. Маленький отряд князя догнал армию короля Ги миль за двенадцать до этого места.
— Римский легион, — задумчиво повторил король Ги. — Это более похоже на правду. «C» и «L» могут означать «Сотый Легион». Могла быть у римлян сотня легионов?
— Безусловно, военная мощь наших духовных предшественников в этой земле была очень велика, государь, — мягко ответил Рейнальд.