В мгновение ока свет метнулся, перелетев к Амнету. Он поднял руку, чтобы заслонить глаза. И вместе с этим движением возникла мысль о защите, желание, чтобы нечто, стремящееся причинить ему зло, ушло в землю у его ног.
Трава возле левого сапога Амнета зашипела, затрещала, увяла и высохла. На зеленом газоне образовался бурый круг четырех дюймов в диаметре.
— И это лучшее, на что ты способен? — спросил Томас.
Хасан склонился вперед, упершись руками в колени и тяжело дыша. Он поднял голову, смертельная ненависть читалась в его взгляде.
— Здесь был заключен жар тысячи костров. Почему твоя рука не обожжена?
— Ты научился владеть силами своего тела, Хасан. Совсем неплохо для гашишиина. Чтобы выучиться этому, требуются годы.
— У меня они были.
— Сколько? Десять? Двадцать? Ты мог начать обучаться своим языческим наукам еще мальчиком. Но и сейчас ты не достиг мужской зрелости.
— Я основатель Ордена гашишиинов. Я был уже стариком, когда ты родился, и вечную юность мне дает особая жидкость, секрет которой известен только мне… Так как же случилось, что твоя рука не обожжена?
— Разве мы договаривались доверять друг другу тайны?
— Они все равно тебе не помогут.
— В самом деле, ты не способен овладеть моей магией. Ну слушай: моя воля управляет Камнем, который я ношу на себе. Он неуязвим и вечен. И он покоряется только мне.
Последнее слово Амнет использовал как тетиву для заряда энергии, извлеченной из черного тепла Камня и устремившейся вовне, подобно кругам от брошенного камешка, расходящимся в стоячей воде. Только эти волны энергии распространялись не на поверхности воды, а сквозь эфир, сквозь толщу земли, сквозь медленные жизненные токи деревьев и травы, сквозь горячечное человеческое дыхание. Когда волна достигла Хасана, Амнет ощутил, как она разрывает мягкую ткань легких, пульсирующее сердце, мембраны, охватывая все жизненные органы.
Хасан задохнулся, и струйка крови вылилась из его рта, прежде чем он сумел перехватить энергию, сокрушавшую его внутренности. Напрягая спину и руки, ассасин отдал собственной плоти приказ отразить вторую волну излучения Камня.
К тому моменту, когда из Камня вышла третья волна, Хасан уже укрепил свое тело и готов был отразить энергию — так сваи мостков на пруду отражают волны от брошенного камешка. Когда отражение стало набирать силу, Амнет почувствовал, как затягиваются разрывы в груди Хасана и ослабевает кровотечение.
Не желая признавать поражение, Томас приказал Камню утихнуть. Волны улеглись, пространство и время вернулись в нормальное состояние.
Хасан, более сильный, чем прежде, выпрямился на вершине скалы. И улыбнулся нормандскому рыцарю.
— Ты взбодрил меня энергией своего Камня.
— Я просто испытывал тебя, Хасан. Если бы я призвал всю силу, что содержится в Камне, эта долина почернела бы и истекла жидким огнем.
— Если бы я не поторопился стереть его в порошок голыми руками.
— Камень нельзя уничтожить.
— Так же, как и меня.
— Неужели? Что же это за эликсир, который дарит человеку и бесконечную жизнь, и неуязвимость? Может, расскажешь?
— Почему бы и нет? Тогда мы будем сражаться за награду: мой эликсир против твоего Камня. Победитель получает все — и тех глупцов на холме у колодца в придачу.
— Согласен.
— Это не поможет тебе, — сказал Хасан с глумливой улыбкой. — Флакон, в котором я храню эликсир, спрятан далеко отсюда. И даже если ты помчишься быстрее ветра, найдешь его и выпьешь, у тебя все же не будет в запасе столетия, чтобы он смог потрудиться над твоим телом. Мой эликсир — слезы Аримана, которые он пролил, созерцая Мир Света и осознав наконец, что не сможет владеть им.
Амнет кивнул, ибо знал кое-что о зороастрийской мифологии, которая зародились в Древней Персии.
— Но если ты используешь его телесные соки, — спросил он гневно, — к кому же ты себя причисляешь? Сидишь ли спокойно с праведниками, людьми правой веры? Или попираешь истину вместе с грешниками, язычниками?
Лицо Хасана исказилось.
— Мы, гашишиины, всегда должны следовать принципу действия. Всегда. Мы берем лишь то, что должно принадлежать нам.
— И все же ты похищаешь слезы дьявола.
— Я открыл способ перегонки жидкости так, что она становится равной по силе и составу настоящим слезам. В конце концов печаль Аримана столь древняя, что, даже будь этих слез целое море, влага давно испарилась бы. Но мой эликсир столь же силен: одной капли достаточно, чтобы обеспечить мне пятьдесят лет юности.
Пока длилась эта беседа, эта интерлюдия хвастовства и презрения, Амнет почувствовал, что вновь способен управлять энергией Камня. Тот же процесс, судя по всему, происходил сейчас и в ослабевшем теле Хасана, ибо он спросил после паузы:
— А твой Камень — откуда он взялся?
— Александрийцы, искушенные в искусстве алхимии, называют его Философским Камнем. Но родина его не Египет. Мои соотечественники принесли его из холодных северных стран. Некое предание повествует, что он упал с неба в огненной короне и пробил огромную дыру в земле. В другой истории говорится, что Локи — а согласно северным преданиям, он состоит в таких же отношениях с Верховным Богом, как и твой Ариман, — принес Мировое Яйцо из Асгарда, то есть с Небес. Он предназначал его в дар человеческому разуму и намеревался разжечь им творческое пламя.
— Выходит, ты тоже попираешь истину вместе с язычниками, — усмехнулся Хасан.
— Нет, — вздохнул Амнет, — я просто ношу с собой осколок метеора. Но он в самом деле обладает огромной силой. И требуется большое мужество, чтобы управлять им.
С этими словами он собрал энергию Камня, дремавшую возле его живота, и направил ее вперед. На сей раз это была не мягкая волна, а яростный бросок, словно вышедший из его гениталий и копьем пересекший долину. В утреннем свете был виден туман, плывущий над рекой. Он ярко вспыхнул, когда энергия исторглась из Камня.
Сарацинам не было нужды продвигаться вперед, бросаясь на выставленные копья. Зной, жажда и ожидание смерти сделали за них всю работу. Пехотинцы окружили строй французских воинов, распевая свои монотонные бездушные молитвы, и рыцари — и военачальники, и наемники — один за другим начали падать в обморок. Глаза закатывались, губы покрывались кровоточащими трещинами, язык распухал во рту, словно кляп, и человек опрокидывался навзничь.
Когда воин ронял щит и выпадал из строя, конюхи и оруженосцы, такие как Лео, оттаскивали его назад и укладывали, словно бревно, возле разрушенного колодца.
Жерар молча смотрел на это, пока наконец ему не стало невмоготу. Развернувшись на каблуках, он поднялся по склону к двум каменным столбам и красному шатру, примостившемуся в их тени.
Королевский стражник должен был остановить его, если бы прежде не свалился от зноя прямо на посту, возле полога. Жерар перешагнул через распростертое тело и вошел в шатер.
Внутри было темно, здесь царил тот кровавый полусвет, что проникает сквозь витражи собора, когда в небе собираются грозовые тучи. Темно, но не прохладно.
Посреди павильона под конусообразной крышей на кушетке возлежал король Ги. Он прижимал к груди раку из золота и хрусталя, в которой покоился обломок истинного Креста. Если это и был его талисман, вряд ли он мог спасти своего владельца.
— Ги! — прогремел Великий Магистр.
Рейнальд де Шатийон выступил из мрака и встал между ним и королем.
— Оставьте его в покое. Его величеству нездоровится.
Жерар попытался оттолкнуть князя, но тот стоял твердо.
— Нам всем сейчас нездоровится, — прохрипел Жерар, — и скоро мы все погибнем. Король должен возглавить свое войско, врезаться клином и пробиться…
— И последовать за графом Триполийским в вечность? — Рейнальд вскинул голову. — Не говорите глупостей.
— Граф повел слишком маленький отряд. Теперь я это понимаю. Если бы он нацелил на прорыв все наше войско, мы бы прорвали осаду.
— Безумие!
— Князь, вы ведь не министр короля и не его слуга. Не будете ли вы любезны отойти в сторону?… Ги!
Рев Жерара настиг короля в его тяжком забытьи. Ги попытался повернуть голову, кося глазами на тамплиера.
— Кто потревожил мой отдых?
— Ги! Это я. Жерар де Ридефор.
— Я не желаю, чтобы меня беспокоили. Мне нужно набраться сил.
— Ваши силы уходят в песок. Если вы не подниметесь и не выйдете к своим воинам, сарацины ворвутся в шатер и зарежут вас.
Король Ги на дюйм оторвал голову от жесткой квадратной подушки:
— Мы ведь еще удерживаем холм.
— Это ненадолго. Ваши люди падают от истощения без единой раны на теле. Если вы хотите встретить еще один рассвет, вы должны выйти и ободрить их.
— Саладин — разумный человек.
Тут Жерар с ужасом понял, что глаза короля пусты и бессмысленны.
— Саладин, конечно же, знает рыцарские законы, — продолжал король сладким голосом. — Он потребует выкуп за тех, у кого есть родственники. А остальных продаст в почетное рабство. Мы сумеем с ним договориться.
— Что я слышу? — прогремел Жерар. — Основу вашего войска составляют тамплиеры, а сарацины не берут выкуп за тамплиеров.
— Весьма сожалею, что вы…
Так и не выслушав мнение короля по этому поводу, Жерар схватил его за плечи и приподнял над кушеткой. Рейнальд попробовал было вмешаться, но тут же отлетел в угол. Тамплиер так и не узнал, что случилось с князем. Скорее всего, он выкатился из шатра.
Король барахтался в руках Великого Магистра. Рака вывалилась из его рук и разбилась. Желтоватая щепка лежала среди осколков хрусталя и обрывков золотой проволоки. Ги посмотрел вниз, и лицо его жалобно сморщилось, словно он собирался заплакать.
Жерар намеревался растрясти короля, чтобы тот начал соображать хоть что-то. Но звуки, долетевшие снаружи, отвлекли его. Внизу под холмом запел рожок.
— Они снова собираются атаковать!
Взгляд короля сфокусировался. Ги уставился на Великого Магистра.
— В таком случае, Жерар, вам лучше увести своих людей в безопасное место.