Гарден в своих тонких кожаных ботинках осторожно ступал вслед за ним. Закаленное стекло разлетелось на одинаковые кубики весом около карата. Такая форма осколков, должно быть, более безопасна при авариях, чем чешуйки или пластинки, но все же и у кубиков имеются острые как лезвия грани. На них можно поскользнуться, упасть и изрезать себе лицо и руки. Он шел медленно, ступая на всю ступню.
В вестибюле надо было пройти несколько ворот: в одни были вделаны металлодетекторы для поиска оружия, в другие — фосфорные датчики, выявляющие взрывчатые вещества. И те, и другие сейчас, конечно, бездействовали.
«Ну что, нашли?» — мысленно позлорадствовал Том, проходя под арками. Впрочем, на нем и не было ничего запрещенного.
— А где охрана? — поинтересовался он.
— На электростанции была в основном механическая охрана, — ответил Итнайн. — Наше нападение привлекло половину работающих на территории киберсобак. А потом ракеты вывели из строя их электронику.
— Ну а вторая половина?
Итнайн махнул рукой на север:
— Где-то там. На другом конце территории.
— А как насчет охранников-людей?
— В административном здании находилось несколько полицейских, просто из вежливости к посетителям, проходящим через детекторы. Когда мы взорвали ворота, они, очевидно, ушли в здание реактора.
— Но они и сейчас там? С оружием?
— Они сдадутся, когда мой господин Хасан возьмет центр управления.
Гарден посмотрел на слонявшихся по вестибюлю спутников Итнайна. Оружие свободно висело у них на ремнях.
— Кстати, не кажется ли вам, что вашим людям следовало бы двигаться более осторожно — ну, скажем, прикрывать друг друга?
Итнайн улыбнулся и покачал головой:
— Здесь нет ловушки. Вот дальше, в реакторном зале, — все возможно.
Они пошли по коридорам с кремовыми стенками и ковровыми дорожками на полу цвета красного вина, мимо светлых дубовых дверей с черными табличками. В здании было оставлено ночное освещение, плафоны на потолке тускло светились через один.
Для сектора термоядерной электростанции, захваченной террористами, порядок был идеальный. Не считая разбитого стекла в вестибюле, Гарден не заметил, чтобы хоть что-то было не на месте: ни опрокинутой мебели, ни горящего оборудования, ни летающей бумаги — словом, совсем не похоже на зону военных действий.
Единственными свидетелями беды казались мониторы: мерцая красными предупредительными сигналами, они автоматически регистрировали в бесконечных зеленых колонках настойчивые команды не существующим уже собакам. Другие колонки, голубые, отмечали бесчисленные попытки дозвониться до полицейского управления Нью-Джерси.
Педантичным компьютерам не дано было знать одного: все коммуникационные кабели в районе станции перед нападением были перерезаны. Глушитель подавлял радиосигналы в любом диапазоне, создавая мертвую зону в радиусе шести километров. Правда, это затрудняло общение между группами террористов, но Итнайн и Хасан, очевидно, больше надеялись на тщательное планирование, точный инструктаж и выверенный график, чем на переговоры по рации.
Ковровая дорожка закончилась у металлического порога. Дверь отсвечивала нержавейкой, по диагонали ее пересекали ленты из желтого металла, обрамленные черными полосками. Таблички предупреждали о необходимости соблюдать в помещении стерильность, надеть защитные очки, проверить дозиметры и держать идентификационную карточку в наружном кармане. Подписано Т.-Дж. Ферриманом, управляющим электростанции.
Ручки на двери не было. Вместо нее на стене рядом размещалась квадратная панель с шестнадцатью кнопками: на десяти были цифры от 0 до 9, на остальных — буквы от A до F.
— Шестнадцатеричный код, — сказал Гарден.
Итнайн кивнул.
— Где же все-таки твой господин Хасан, — спросил Гарден, — если он и здесь не проходил?
— Он повел свою группу на захват центра управления по главному коридору. Он рассчитал, что это самый прямой путь к реакторному залу.
— Путь-то, может, и прямой, да двери здесь больно крепкие.
— Именно поэтому у его команды есть бомба, которая взрывается дважды.
— Чтобы взорвать дверь, которая ведет к работающему ядерному реактору?! Скажи-ка мне — ты действительно веришь, что таким путем попадешь в рай?
Итнайн посмотрел на Гардена спокойно и трезво:
— Многие верят, и вы не должны говорить об этом так легко. Что касается меня… человеку так или иначе предстоит умереть. Эту возможность надо использовать наилучшим образом.
Том Гарден застонал и повернулся к двери. Арабы расступились, освобождая ему место. Он приложил ухо к металлической поверхности, но дверь не пропускала звуков. Он тронул ее рукой и ощутил слабую пульсацию — возможно, это были колебания здания.
В этом конце коридора было очень жарко. Гарден заметил капельку пота, появившуюся из-под куфии на голове Хамада. Капелька скатилась по лбу и дальше, вдоль носа. Словно из солидарности, под мышкой у Тома тоже возникла капелька и побежала вниз по ребрам.
— Мы стрелять замок? — широко улыбаясь, предложил Хамад на скверном английском. Он продемонстрировал, как собирается это сделать.
— Это только заблокирует дверь.
Итнайн извлек из кармана странного вида ключ с параллельными выступами, в точности соответствовавшими прорезям в головках болтов по углам панели. Вывернув болты и сняв панель, Итнайн открыл электронную схему. Затем из кармана появился моток медной проволоки с красной пластиковой обмоткой. Итнайн прикрепил ее в одном месте… в другом…
Дверь резко распахнулась, и в глаза ударило нестерпимое сияние белого огненного шара.
У Элизы 212 был модуль автодозвона, который мог инициировать телефонные звонки абонентам. В списке разрешенных контактных номеров числились основные психиатрические базы данных и общедоступные библиотечные фонды. Все запросы, которые она делала в ходе обследования пациента, включались в его счет.
Когда темная форма Другого, записанная отрицательными числами, вызвала непроизвольное перепрограммирование оперативной памяти Элизы, функция соединения с абонентом сохранилась, но к ней добавилась некая команда поиска по собственной инициативе.
Теперь она чувствовала, как Другой стремится к неизвестной цели, тестируя оптические волокна и переключатели национальной телефонной сети. Нужный ему путь доступа однозначно сосредоточивался в четырехжильном кабеле, который, протянувшись на десятки километров, упирался в пустоту. Где-то за последним переключателем кабель был обрезан.
Для Элизы 212 это означало одно: конец поиска. Тупик. Нулевой вариант.
Но Другой, казалось, воспринял это как вызов. Он впал в некое черное состояние, которое Элиза обозначила бы человеческими словами как «дурное настроение». Это продолжалось целых три секунды и разрешилось цифровой командой к коммуникационной сети, операционной директивой последнему на линии лазерному усилителю устранить разрыв.
Закряхтев от натуги, лазер повысил мощность на тысячу процентов. Трубка излучателя взорвалась, и весь агрегат вышел из строя. Но перед смертью он послал пучок когерентных фотонов мощностью порядка десяти ватт. Концы одного провода соприкоснулись в месте обрыва, и энергия светового потока соединила их тончайшим волоском расплавленного стекла.
Другой повторил запрос, и теперь запрос достиг цели. Элиза отметила почти человеческую удовлетворенность.
Гарден молниеносно поднял руку, защищая глаза. Но даже опустив веки, он видел скелет собственной кисти, словно встроенный в алую плоть ладони, обрамленную белым светом.
Итнайн оттащил Тома от дверного проема. Остальные распластались по стенам, прячась от излучения.
— Что вы видели? — голос Итнайна.
Гарден слепо оглянулся на говорившего:
— Алмазное сияние. Как огонь, только абсолютно белый.
— Может, это был взрыв реактора?
Гарден проанализировал гипотезу:
— Нет, не думаю. Тогда бы никто из нас не остался в живых.
— Тогда что?
Том Гарден сопоставил кое-какие разрозненные образы. При всей своей неистовой яркости шарообразный излучатель казался каким-то… обычным, управляемым. Похоже на этап плановой работы реактора.
Что могло вызвать такое свечение? При нормальной работе?
Гарден вспомнил, что электростанция «Мэйс Лэндинг» работала по тому же принципу, что и ракета «Си Спэрроу», только в неизмеримо большем масштабе.
Слева от двери, должно быть, тянется галерея световодов. Они направляют импульсы рентгеновского лазера, «поджигающие» титан-йодистую пленку. Световоды расположены по кольцевому поперечному сечению и разделены на шестидесятиградусные дуги, гоняя лазерный луч взад-вперед сквозь ряды разрядных усилителей и в конце концов направляя в сферическую камеру с мишенью.
Стеклянный шарик, наполненный дейтериево-тритиевой смесью, был намного больше, чем рисовое зернышко «Си Спэрроу»: двадцатикилограммовая сфера размером с волейбольный мяч. Через равные промежутки времени, совпадающие с импульсом лазера, поршневой механизм выталкивал сферу в место точного геометрического фокуса лучей. Стекло, испаряясь, сжимало дейтритовую смесь до температуры синтеза. Совсем как в «Си Спэрроу», только мощностью около 500 килотонн.
Предоставленный сам себе, расширяющийся шар высокотемпературной плазмы попросту сжег бы стенки камеры и разрушил здание. От всего комплекса осталась бы одна оплавленная воронка. Однако Гарден знал, что внутри камеры проходят силовые линии электромагнитного поля, удерживающие горячую плазму. Поле можно задать только в одном полушарии, и тогда энергия взрыва просочится через отверстия в стенке камеры. При периодической пульсации поля можно вытолкнуть остаточную плазму через специальный канал и очистить камеру для следующего запуска.
Этот коридор за дверью, насколько понимал Гарден, должен привести к сложной системе МГД-устройств, теплообменников, парогенераторов, турбин высокого и низкого давления. В конце этого комплекса из охлажденного пара извлекаются остатки тепла, не вступивший в реакции дейтрит и промышленные объемы гелия. С теплообменников и турбин поступают каскады чистой воды.