— Мы же не знали точно, где Гарден остановился, разве не так?
— Нет, — выдохнул он в ее кожу.
— Так как же этот ассасин мог быть твоим?
Он поднял голову поверх складок ее платья и посмотрел в ее глаза.
— Этого… не могло быть.
— Так что это все же было нападение наблюдателей.
— Интересный поворот, — Хасан надул щеки. Его усы ощетинились, как гусеницы в опасности. Он опустил лицо между ее коленей и начал щекотать ее усами.
— А я, похоже, ускорила события, — прошептала она.
— Гмм-мм?
— Когда Гарден приходил в себя после удара, я использовала возможность дать ему соприкоснуться с кристаллом.
Голова Хасана поднялась так быстро, что его подбородок стукнул ее по бедру, попав в нервную точку между мускулами. По ее животу прошла волна боли.
— Я не приказывал тебе делать это! — прошипел он.
— Конечно, нет, Хасан. Но ведь у меня должна быть некоторая свобода в принятии решений.
— Как Гарден прореагировал на это?
— Очень сильно. Я видела, как дрожь прошла по нему, гораздо более сильная, чем когда-либо ранее.
— Слишком много стрессов, — сказал он, мысленно взвешивая информацию.
— Сам по себе кристалл может разбудить Гардена быстрее, чем мы ожидаем.
Она опять начала подниматься, чтобы сесть, но он толкнул ее и погрузил лицо в шелк ее белья. Его руки искали кнопки, которые держали вместе две половинки бюстгальтера. Ее руки пришли ему на помощь.
— Слишком проснувшийся, — размышлял Хасан, этот человек может быть страшнее, чем слишком сонный.
— Разбуди его, и разбуди всех наблюдателей вокруг него, — она опустила голову. — Ведь это игра.
— За исключением того, что сейчас наблюдатели играют, как хашишиины.
— Ассасины, — повторила Сэнди, вздыхая. — Или, может быть, они перевели игру на новый уровень защиты.
— Профилактическое убийство? Могли бы они убить его, чтобы заставить нас ожидать следующие тридцать или сорок лет?
— У тебя есть время.
— Однажды, когда события развивались своим ходом в этой части мира, у меня действительно было время. Теперь, — он опустился на нее, — я хочу результатов.
— Как и все мы.
Она отталкивала его руками, извиваясь и стаскивая его одежду.
Какое-то время они ничего больше не говорили.
Потом некоторое время уже больше нечего было говорить.
Наконец он изогнулся и поднял голову. — Ты уверена в его реакции на кристалл?
— У него самая сильная из всех. Я уверена в этом.
— Наблюдатели, должно быть, тоже — потому и старались убрать его.
— Они могут прийти и использовать его, прежде чем это сделаешь ты. В конце-концов они пойдут на это.
— Не с той охраной, которую я создал. Не с той ценой, которую я могу заплатить.
Александра откинула с себя расслабленное тело Хасана. И положила голову ему на грудь.
— Мы действительно сможем подойти к нему достаточно близко, чтобы он выдал тайну, которую ты хочешь получить, без того, чтобы он присоединился к нам?
— Мы должны играть им, Сэнди. Как рыбой на леске, — палец Хасана водил по ее мягкому соску, — вытащить его на поверхность, но не дать ему выпрыгнуть на свободу, — палец двинулся вверх. — Позволить ему уйти на глубину, но так, чтобы он не накопил сил для побега, — палец двинулся вниз. Играй им, тяни время. Но осторожно, — ее сосок отвердел от его прикосновений.
— Хорошо, — она оттолкнула его руку. — Мы играем с ним. А когда ты выведаешь секрет Камня? Что тогда?
— Мы используем его, как обещал Аллах.
СУРА 3. ЗА ЗАКРЫТЫМИ ДВЕРЯМИ
Кувшины на полу стоят и ждут
Одни — когда же их нальют
Другие — полные веселого вина — с тоскою ожидают
Когда же наконец их разольют.
Тамплиеры никогда не двигались строем в процессии, за исключением коронации короля — да и то только того короля, которого поддерживали. Когда королем Иерусалима короновался Ги де Лузиньян, тамплиеры маршировали.
Ярко блестящая кольчуга чужеродно смотрелась на Томасе Амнете, поскольку для него привычной одеждой были лен и шелк советника, который проводит время в покоях и решает вопросы финансов и работ. Вес стали давил на его плечи, а швы кольчуги, лишь слегка смягченные жилетом из грубой белой овечьей шерсти, впивались в ребра.
Его плащ, тоже из овечьей шерсти, был бы очень хорош для холодной ночи в пустыне, но здесь, во дворе Иерусалимского дворца, под палящим солнцем, это было чересчур жаркое одеяние. Пот двумя ручейками струился из-под его конического стального шлема по шее, соединяясь вместе, словно соленые потоки Тигра и Евфрата, чтобы низвергнуться в ложбину его спины.
Так было, когда он он молча стоял со своими братьями рыцарями. Когда же они двинулись вперед, новые потоки влаги заструились из его подмышек и потекли по бокам. Кожаные сапоги, подбитые гвоздями, походили на булыжники, и растягивали сухожилия намного сильнее, чем мягкие туфли, к которым он привык. Эхо слаженного топота двухсот пар других сапог отражалось от высоких каменных стен и пробивало себе путь наружу, между рядами базара.
Амнет представил, какое действие это оказывало: перешептывания за темными ладонями, вращающиеся глаза, повернутые головы верблюдов и их погонщиков. Звуки марширующих шагов, доносящиеся из Христианской цитадели, могли посеять волнение среди жителей Иерусалима. Не выступил ли Орден для военных действий против населения? Никто из местных жителей не был уверен в противном.
Пустая видимость пышной церемонии, во время которой священник в митре держал корону над головой короля — сарацинские дервиши никогда не смогут постичь этого.
Тамплиеры маршировали по мощеной булыжником мостовой и по ступеням лестницы, ведущей в просторную трапезную дворца. По правилам, церемония коронации должна проходить в кафедральном соборе, но ни одна церковь в городе не была столь удобна для обороны, как эта. На самом деле водружение золотого обруча на голову Ги было совершено во дворцовой часовне, в присутствии ближайших советников.
Один из них ожидал сейчас в передней прибытия тамплиеров. Рейнальд де Шатильон, принц Антиохии, представлял собой заметную фигуру в своих красных и золотых шелках и бархате, с легким мечом, висящем на перевязи из золотых пластин. Как только колонна марширующих, потных крестоносцев приблизилась к порогу, он поклонился с насмешливой улыбкой, будто играл в распорядителя церемонии. Пятясь перед ними, провел их в главный зал. Его поклон стал более глубоким, когда он приблизился к столам.
Томас Амнет и братья тамплиеры заполнили трапезную, рассаживаясь с громким топаньем.
— Это отвратительно! — проревел чей-то голос в тишине, внезапно наступившей после марша. Все здесь знали этот голос — Роджер, Великий Магистр ордена госпитальеров, главный соперник тамплиеров в политике и военных действиях в этой стране.
— Будьте добры, господин! Ваше поведение непозволительно! — это был шепчущий, умиротворяющий голос Эберта, настоящего распорядителя в Иерусалимском дворце, всегда служившего тому, кто был на троне.
Амнет вытянул шею. С того места, где он находился, вблизи передних рядов Ордена во главе стола, видна была только плотная фигура Магистра госпитальеров, залитая солнечным светом. За ним, во дворе, виднелись головы многих рыцарей — госпитальеров. Рядом с ним, съежившись от страха, стоял Эберт, худой человек в парчовом кафтане.
Шум тамплиеров в зале поглотил дальнейшие протесты Эберта, но не Роджера.
— Король! Этот кусок окровавленной тухлятины недостоин сидеть на моей лошади — пусть сам себя коронует!
— Господин Госпитальер! Ваше мнение — полная ерунда.
Последний ответ Эберта был прерван выкриками и шумом тамплиеров, собравшихся в трапезной.
Амнет сделал два шага назад, выбираясь из первых рядов и за их спинами поспешил к двери. Он услышал шаги за спиной и, полуобернувшись, увидел Жерара де Ридерфорда, спешащего в том же направлении.
Первым дойдя до передней, Амнет уперся руками в створки дверей и толкнул их. Когда они раскрылись, Жерар прошел между ними, и они захлопнулись у него за спиной.
Амнет уже повернулся, чтобы разобраться с распорядителем и разгневанным Госпитальером.
— Что здесь за шум? — он адресовал вопрос Эберту, а не Магистру.
Роджер повернулся к нему, как бык, которого кусает шавка.
— Не суйся не в свое дело, тамплиер.
— Если у вас есть возражения против кандидатуры Ги, вы должны были изложить их на собрании, где его выбирали, — возразил Амнет.
— Я говорил, то же что и многие другие, но…
— Ваши возражения были отвергнуты, насколько я помню. Повторять ваши доводы теперь, когда корона лежит на голове Ги, лишь напрасная трата времени.
Во время этого разговора Амнет чувствовал за собой каменное присутствие Жерара. Он мог проследить это по движению глаз Роджера.
— Что скажешь ты, Жерар? — вопросил госпитальер.
— Сэр Томас говорит правду. Ги король с сегодняшнего дня.
— Проклятье!
— Вы богохульствуете, сэр?
— Здесь не церковь! Коронация не может считаться законной!
— Корона на голове Ги отмечена святым маслом с отметкой собственного пальца папы, — сказал Амнет. — Дело сделано.
Толстые руки Роджера сжимали ключ от его монастыря, висящий на цепи на шее. В ярости он повернул его и дернул. Тяжелые золотые звенья цепи не поддавались. Когда это не удалось, он сорвал цепь через голову.
— Дьявол забери всех тамплиеров! — прогремел Магистр и бросил ключ в ближайшее узкое стрельчатое окно. Цепь, пролетая через амбразуру, звякнула о ее край. Отдаленный звон раздался, когда ключ с цепью упали на камни внизу.
Во дворе среди одинаковых конических шлемов ожидающих госпитальеров выделялись другие головы. Они были обнажены, но под ними виднелись плечи облаченные в одежды более богатые, чем белые плащи госпитальеров с плоскими красными крестами. Очевидно, христианские бароны тоже прослышали о коронации.