Лгунья… лгунья… лгунья…
— Я могу помочь, — повторила я. — Смотрите.
Я подобрала метлу на длинной ручке. И с размаху ударила этой самой ручкой по настольной лампе. Лампа треснула, упала со стола и вдребезги разлетелась на полу.
Затем я взмахнула метлой над камином, сметая все маленькие тыквы на пол. Я подошла к ним и разбила каждую ударом ноги, тщательно втаптывая оранжевую склизкую мякоть в ковер.
Потом, изо всех своих невероятных, порожденных злом сил, я вогнала рукоятку метлы в спинку дивана. Она пробила кожу и набивку и высунулась с другой стороны.
— Видите, как я умею помогать?! — завопила я.
Полли и ее мама в панике забегали кругами по комнате, голося и причитая.
— Иди домой, Лу-Энн! Иди домой! Иди домой! Тебе лечиться надо! — визжала Полли; лицо ее побагровело, глаза от ужаса и неверия вылезли из орбит.
Ее мама схватила телефонную трубку. Я поняла, что она собирается опять звонить в полицию.
Все, чего мне хотелось — это попросить прощения и убрать за собою разгром. Но я не могла себя контролировать. Маска Одержимости распоряжалась моими действиями. Заставляла меня творить зло.
Я опрокинула кофейный столик. Потом схватила шнур пылесоса и разорвала его пополам.
Полли накинулась на меня и попыталась сбить с ног. Я увернулась и бросилась к лестнице.
Тяжело дыша, я взлетела на второй этаж, а оттуда бегом поднялась на чердак. Торшер все еще горел. Черный сундук стоял у стены с откинутой крышкой. Костюмы были раскиданы по всему полу. Дверца шкафа была закрыта.
Кстати, о шкафе…
Я вновь представила себе обитающего там призрака. Ужасного призрака, что схватил меня и пытался затащить внутрь.
Внезапно меня осенила отчаянная идея.
18
Я приблизилась к шкафу на несколько шагов, напряженно думая.
Тот ужасный старый призрак… мне так и не довелось предупредить о нем Полли.
Может быть, я смогу напугать этого призрака и изгнать его прочь. Может быть, я смогу использовать зло Маски Одержимости, чтобы изгнать его из шкафа навечно.
Это ведь вполне потянет на доброе дело для Полли и ее мамы, не так ли? Это может оказаться тем самым неслыханно добрым делом. О чем и говорил мне отец Маркуса.
Дрожащей рукой потянулась я к дверце шкафа. Но не успела я дернуть ее на себя, как услышала какой-то звук у себя за спиной. Обернувшись, я увидела Полли, стоящую на вершине лестницы.
Она оглядывала длинное помещение, пока не обнаружила меня.
— Лу-Энн, слышишь сирены? — сказала она. — Это полиция. За тобой выехали.
Да. Я слышала их. И весьма отчетливо. Пока что их вой доносился издалека. Но они приближались.
Времени у меня в обрез. Я стиснула дверную ручку.
Полли подбежала ко мне.
— Ты что делаешь? Брысь отсюда, Лу-Энн. Полиция будет здесь с минуты на минуту. Тебе не спрятаться в этом шкафу.
— Я… не собираюсь прятаться, — пробормотала я. — Я собираюсь оказать тебе большую услугу. Там привидение…
Я распахнула дверцу.
Полли подскочила ко мне:
— Брысь отсюда. Брысь, кому говорят.
— Да погоди ты, — сказала я. — Я же…
Закончить фразу я не успела.
Из темноты шкафа вынырнула костяная рука, и лишенные плоти пальцы вцепились Полли в плечо.
— Ай?! — ошеломленно вскрикнула та, когда ее схватила и вторая рука.
Старый призрак возник в дверях шкафа во всей красе — растрескавшийся череп, клочья кожи, запавшие глаза.
— Как же мне одиноко… — простонал он.
Я видела, как его пальцы сжались сильнее. Полли заверещала от боли.
— Караул! Ой, помогите! Он схватил меня! Он меня утащит! Спасите! Он утащит меня в шкаф!
И, пока я стояла на месте, оцепенев от ужаса, отвратительный старый призрак совершил последний мощный рывок.
И Полли исчезла в недрах шкафа.
19
— Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — разразилась я злобным хохотом. Потом запрокинула голову и снова захохотала.
Нет, Лу-Энн. Борись со злом. Борись с ним.
Я зажала обеими руками рот, пытаясь удержать смех внутри.
Борись со злом, Лу-Энн.
Я заставила себя действовать. Я бросилась вперед и ворвалась в шкаф. Моргая в темноте, я обнаружила старика — перехватив Полли покрепче за талию, он тянул ее… затаскивал все глубже и глубже в шкаф.
— Так одино-о-о-о-о-о-око… — простонал он.
— Ну уж нет! — крикнула я.
Обхватив Полли обеими руками, я вырвала ее из объятий привидения. А потом накинулась на него. Обхватила его за твердую костяную талию.
Из разодранного горла вырвался визг.
— Маска… Не-е-е-ет… Маска…
Вместе со мною он рухнул на пол.
Я услышала хруст костей. Из его груди со свистом вырвался воздух. Одна нога с треском отломилась и выскользнула из черной штанины.
Я поднялась с него. И в тот же момент его голова раскололась пополам. Череп отвалился от шейных позвонков. Откатился к стене и слепо уставился вверх провалившимися глазами.
Больше призрак не шевелился.
Полли стояла рядом, обнимая себя руками. Ее всю трясло. Глаза закатились так, что видны были одни белки.
Я бережно взяла ее под руку и вывела из шкафа на освещенный чердак.
— Ты в порядке, — прошептала я, ласково убирая с ее лица спутанные пряди волос. — Полли, теперь с тобой все хорошо.
— Спасибо тебе, Лу-Энн, — сказала она.
Я вцепилась в маску. Я знала, что сделала все, что положено. Спасение Полли от привидения — это неслыханно добрый поступок.
Я потянула ее обеими руками.
Снимайся. СНИМАЙСЯ.
Я пошарила под краем маски. Попыталась потянуть ее вверх. Сдернуть горячую, тесную маску с лица.
Нет.
Не поддается.
Пожалуйста… пожалуйста, снимись!
Спасения Полли оказалось недостаточно. А может быть, мистер Райт мне солгал? Не дал ли он мне неверный совет?
Нет. Зачем бы ему так поступать?
Он же эксперт по всяким маскам. Он должен знать, как избавиться от Маски Одержимости.
Я попробовала еще раз. Я тянула ее. Я выкручивала ее. Я щипала ее и дергала.
Не-е-е-е-ет!
Маска сделалась моей кожей. Моей кожей. Моей ужасной зеленой кожей.
Вой сирен нарастал. Полицейские вот-вот прибудут. Счет идет на секунды.
Я бросилась бежать. Два лестничных пролета. Потом — в коридор, оттуда — на кухню, а там уже и задняя дверь…
Я неслась со всех ног, сирены ревели в ушах.
Быстрее… Быстрее…
Я бежала по улице. Бежала мимо домов и дворов. Бежала, пока окружающий меня мир не превратился в сплошной поток черноты. Бежала в холодном свете октябрьской луны.
Бежала… Бежала…
Но куда?
Куда мне податься?
Часть третьяИСТОРИЯ ДЕВИНА
1
Знаете, какие у меня три самые нелюбимые в мире вещи?
Размоченное печенье.
Домашнее задание.
Прогулка по тыквенному полю ночью.
И тем не менее я, Девин О`Бэннон, находился именно там, шагал через бескрайнее тыквенное поле холодной октябрьской ночью. На небе не было луны. А порывы ледяного ветра шевелили тыквенные побеги, отчего те шуршали и шлепались друг о друга.
И, в довесок ко всему, мои сестренки, близняшки Дэйл и Долли (обеим по шесть) семенили рядом. Дергали меня за руку, тащили меня через отвратительные клубки листьев и плетей, то и дело спотыкались, и пели, и смеялись над своим старшим и гораздо более умным братом — все как всегда.
Наверное, мне страшно хотелось домой, сидеть на диванчике у моей подружки Лу-Энн, перекидываясь с ней горстями попкорна и обмениваясь колкостями?
Догадайтесь сами.
Но, как я уже сказал, я был здесь, брел через тыквенное поле в компании сестренок. Моя Самая-Нелюбимая-В-Мире-Вещь-Номер-Три. Нелюбимая прежде всего потому, что тыквы очень жуткие. Нет, правда, вы их листья когда-нибудь видели?
Они, гады, здоровые. Толстые и круглые. Мне они напоминают бейсбольные перчатки. Так и кажется, что вот сейчас схватят, подтащат к себе и захавают. Как те растения-хищники, что мухами пробиваются.
А ведь эти толстые, гадкие листья еще и шумные. Когда налетает ветер, и они шлепаются друг об друга, звук такой, будто плещут в ладоши. Кошмар.
Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп. Целое поле плещущих рук.
А знаете, чему они рукоплещут? Это они только что сцапали какую-то несчастную жертву и засосали в свои длинные плети.
Ладно, ладно. Положим, это неправда. Папа говорит, у меня слишком далеко убегает воображение. Ладно воображение — я бы и сам не прочь убежать подальше. Потому как тыквенная эта ферма — жуть жуткая с большой буквы «Ж».
Это я еще даже не начал говорить про плети. Они, по большому счету, почти не видны под толстыми хлопающими листьями. Чтоб вам, значит, было легче о них споткнуться.
Тыквенные плети длинные и толстые. Толще, чем змеи. Честное слово. И как раз на змей-то они больше всего и похожи. Длинные, толстые змеи с тыквами на конце.
Правда, гадость?
И это еще не все. Бродит здесь такой огроменный черный котяра, звать его Зевсом, и он следует за вами по пятам, куда бы вы ни пошли. У Зевса самый злой взгляд, какой я когда-либо у кого-либо видел. «Говорят, не повезет…». Такому и дорогу вам переходить не надо — глаз у него дурной.
И он повсюду беззвучно следует за мной. И наблюдает… всегда наблюдает.
Потом, миссис Барнс. Она домработница и повар в одном лице. Миссис Барнс крупная, круглая бабища с длинными черными косами, ниспадающими вдоль спины. Как все равно тыквенные плети.
Лицо у нее круглое, тело круглое. Будто из тыкв сделана!
Впрочем, это я зря. Так-то она славная тетка. У нее душевная, дружеская улыбка, мягкий голос, а еще она сегодня утром дала мне лишнюю горку блинов, и это было здорово.
Однако недостаточно здорово — ибо этой холодной октябрьской ночью, за неделю до Хэллоуина, я пробирался вместе со своими сестренками по бескрайнему полю тыкв.
— Ух, как здорово! — воскликнула Долли. И сплясала импровизированный танец на мягкой, вязкой земле.