бы провести там ночь. За ними тенями следовали стражники с толстыми дубинками, готовые пресечь любые беспорядки.
Торговые ряды заполняли все свободные пространства и тянулись вдоль узких улиц. Амеротк не ощущал вокруг никакого напряжения. Были открыты лавки. Продавцы мяса давно закончили торговлю, потому что свежее с утра мясо к вечеру успело на жаре превратиться в тухлятину. Однако другие торговцы не торопились убирать товар. Под одним из навесов продавались семена лука, которые, по громогласным заверениям владельца этого товара, надежно перекрывали змеиные норы. Покупателям предлагались разложенные на прилавках другие «ценнейшие» вещи: помет газели, как средство от крыс; хвосты жирафа, служившие метелками, а с ними соседствовали горшки с медом и плошки с семенами тмина.
Вокруг царило оживление. С веселыми криками по базару бегали, играя, дети, что мешали проезду запряженных быками груженых повозок, которые спешили к городским воротам, чтобы успеть проехать, пока сигнал рога не остановил движение. Важные купцы, требуя дорогу, кричали и размахивали мухобойками из своих паланкинов, укрепленных между двух ослов. Два номарха, правителя провинций, также с трудом двигались сквозь толпу, направляясь к Дому Серебра. Перед ними несли полотнища с их отличительными знаками: на одном был изображен заяц, а на другом – два сокола.
На них мало кто обращал внимание. Народ больше привлекал маленький худощавый сказитель из пограничного города Сиена. Выученные им обезьяны сидели по обеим сторонам от него и держали головешки, а он вел рассказ о своих странствиях в богатых диковинами дальних краях за Великим Морем. Поодаль танцовщица-акробатка старалась переманить зрителей щелканьем кастаньет и звоном бубенчиков, которыми была щедро увешана. Она извивалась, как змея, а две маленькие девочки сопровождали ее выступление: одна – барабанным боем, а вторая – игрой на флейте. Сидевшие по кругу на корточках мужчины хлопали в такт в ладоши. Боясь растерять слушателей, сказитель прибавил красок своим историям.
Амеротк с улыбкой прошел мимо, но через несколько шагов обернулся, ожидая увидеть бредущего за ним с удрученным видом Шуфоя. Но карлик исчез. Амеротк старался скрыть беспокойство. Он неоднократно грозил Шуфою, что опояшет его обручем и будет водить на цепочке, как обезьяну. Карлик на улице очень легко отвлекался, и его постоянно тянуло куда-то в сторону. Амеротк в душе боялся, как бы карлик не стал добычей работорговцев, которые могли схватить его, доставить на корабль и продать какому-нибудь богатому купцу любителю диковинок. Амеротку не раз приходилось рассматривать такие дела в Зале Двух Истин.
Помогая себе тростью, он поспешил обратно.
– Шуфой! Шуфой, где ты? – звал Амеротк. Свою пропажу он заметил издали в первых рядах зевак, сгрудившихся у тамаринда. С одной из веток свисал знак, восхваляющий заслуги лекаря, «знатока врачевания ануса».
Ворча себе под нос, Амеротк стал проталкиваться сквозь толпу, и оказался рядом с Шуфоем в тот момент, когда лекарь собирался заняться свищом между ягодицами страдальца, лежавшего на тростниковой циновке. Амеротк прикрыл глаза. Он никогда не понимал живого интереса Шуфоя к деятельности человеческого организма.
– Госпожа Норфрет уже заждалась, – хватая за плечо Шуфоя, напомнил он.
– Да, верно, – согласился карлик, с сожалением бросая последний взгляд на склонившегося над больным лекаря.
Он покорно последовал за хозяином сквозь толпу на извилистую дорогу, что вела к массивным городским воротам: двум отромным столбам с высившимися над ними мощными башнями.
Впервые за вечер глаз Амеротка отметил перемены. Обычно стражники, увлеченные азартными играми, без особого внимания следили за теми, кто проходил в ворота или находился поблизости, когда ворота были закрыты. В этот же раз в карауле стояли воины отборного полка Амона, и в свете факелов, при крепленных к воткнутым в землю копьям, поблескивали их кожаные наголенники и нагрудники. Офицеры стояли рядом, окидывая придирчивым взглядом выходящих за ворота. Один из них, узнавший Амеротка, поприветствовал его легким поклоном и махнул рукой, показывая главному судье, что для него путь свободен.
Амеротк с Шуфоем вышли из ворот на мощенную базальтом дорогу. Справа блестели воды Нила, и по ним плыл корабль с поднятыми парусами, среди тростниковых зарослей резвились дети. Слева тянулись глиняные хибары крестьян, которых привлек город. Не имея средств купить или выстроить дом в самом городе, они обосновались за городскими стенами. Жалкие постройки, слепленные из глины, образовали целый лабиринт, где обитал не только люд, работавший в каменоломнях и в городе, но и те, кто скрывались от правосудия. Ничего неприглядного взгляд Амеротка не отметил. Люди разговаривали, сидя у своих домов, перешучивались и наблюдали за игрой нагих ребятишек. В воздухе смешивался крепкий дух соленой рыбы, дешевого пива и плотного хлеба, который здесь выпекали. Несколько человек поднялись, когда Амеротк проходил мимо, и проводили его внимательными взглядами. Главный судья услышал, как кто-то произнес его имя. Как видно, успокоенные, люди снова сели на свои места. Вскоре деревня Нечистых осталась позади. Шедшая по насыпи дорога круто пошла вверх. Амеротк остановился на бровке, с наслаждением подставляя лицо прохладному ветерку. За рекой виднелись огни Города мертвых, его мастерские, дома погребения.
Амеротк вспомнил о гробнице родителей по другую сторону скалистых утесов и дал себе слово при первой возможности побывать там. Ему хотелось убедиться, что все в порядке, и жрец, которого он нанял, продолжает ходить туда ежедневно, чтобы оставить у входа еду и помолиться. А еще подумал Амеротк о грабителях и их необыкновенной ловкости, помогавшей оставаться неуловимыми. Большей частью воры вскрывали гробницу, и следы взлома настораживали, поэтому, в конце концов, грабители попадались и подвергались жестокому наказанию. Но, по словам Асурала, эти грабители превосходили всех других своей хитростью. Каким – то образом им удавалось проникать в гробницы, не оставляя следа, словно они были бесплотными духами. Судья подумал о том, стала ли добычей грабителей и гробница фараона, при дворе которого он вырос: старого воина Тутмоса I. Амеротк поежился: на память ему пришли когда то услышанные рассказы о том, как по приказу Тутмоса массы рабов сгонялись в уединенную долину, где втайне была вырыта гробница, а вход скрыт с большим мастерством. Позднее всех рабочих жестоко умертвили, чтобы они никому не смогли открыть тайну захоронения. Амеротку подумалось: правда ли, что души умерших могли по ночам перебираться на другой берег и посещать дома тех, кого любили и покинули?
– Хозяин, я думал, мы спешим? Скажите, вы заметили тех солдат? – По голосу чувствовалось, что Шуфой перестал дуться из-за того, что его увели сбазара и лишили возможности наблюдать интереснейшее зрелище: врачевание больного.
– Каких солдат? – спросил Амеротк.
– Там, у городских ворот. Хозяин, а это правда, что Военный Дом скоро сменит Дом Мира?
– Божественный фараон отправился к далекому горизонту, – начал объяснять Амеротк. – Его наследник – сын Тутмос III. Вопрос о регентстве создаст некоторую напряженность, но, в конечном итоге, все наладится.
Он пытался говорить убедительно, но Шуфой понял, хотя Амеротк и отвернулся, что хозяин старается его ободрить. Торгуя под пальмами амулетами, Шуфой слышал, о чем болтали и сплетничали вокруг. Дворцовый круг, советники из близкого окружения малолетнего фараона, разделились. Кому-то удастся одержать верх и захватить власть. Но кто это будет? Великий визирь Рахимер? Полководец Омендап, командующий войском фараона? Или Бейлетос из Дома Серебра? Назывались и другие имена, и особенно часто вдова фараона и его сводная сестра – Хатусу. Встревоженные торговцы открыто выражали свою тревогу. От границ были отозваны отряды колесниц и пешее войско. Купцов волновало, что станет с торговлей. Будут ли им помехой бедуины, ливийцы и нубийцы? И, если военные галеры поднимутся по Нилу к Фивам, как поведут себя пираты? Не начнут ли они снова хозяйничать в Дельте?
– Я считаю, что вам надо быть очень осторожным, – Шуфой встал рядом с хозяином и сжал егоруку. – я слышал о том, что было в суде. Люди не понимают, как мог фараон, если его укусила гадюка, прожить так долго, что успел войти в храм Амона-Ра?
– И что же говорит народ? – с иронией спросил Амеротк.
– Они говорят, что это все суд, и боги свершат правосудие.
– Поживем – увидим, – со вздохом ответил Амеротк. – А сейчас, Шуфой, я устал и голоден.
Их путь лежал мимо высоких стен роскошного дома. Его массивные деревянные ворота были наглухо закрыты и заперты на ночь. В этом живописном месте почти на самом берегу Нила, каждый день шло строительство новых домов. Близость реки позволяла подводить к дому воду по отрытым каналам, и колодцы в садах были в изобилии.
Наконец они добрались до дома Амеротка. Шуфой постучал в маленькую дверцу в больших деревянных воротах.
– Отворяйте! – крикнул Шуфой. – Впустите господина Амеротка!
Дверь поспешно отворили, и Амеротк вошел внутрь. Ему всегда нравился этот вечерний час. Переступив порог, он словно оказывался в другом мире. В своем собственном раю с просторными садами, виноградниками, ульями, цветами и деревьями. Привратник ворчал на Шуфоя. Амеротк огляделся. Все, казалось, в обычном порядке. Горел огонь в наполненных маслом алебастровых кувшинах, установленных на каменных подставках. Он скользнул взглядом по беседке с крышей в виде маленькой пирамидки. Беседка выходила на озеро с обрамленными плиткой берегами, где стояла статуя бога садов Хема.
Он прошел по аллее, окружавшей трехэтажный дом, и, поднявшись по ступеням, мимо расписных колонн вошел в небольшой зал, где розовый потолок поддерживали мощные балки из кедра. Красные стены вверху и внизу украшал бордюр из цветочных мотивов. Сладко пахло миррой и ладаном.
Слуги внесли кувшин и таз. Амеротк сел на скамеечку и разулся. Пока он мыл ноги И вытирал их грубым полотенцем, ему было слышно, как весело смеялись и резвились в комнатах наверху два его сына. Шуфой подал ему чашу с белым вином, сполоснуть рот и зубы. Он поднял голову на звук шагов: по ступеням лестницы спускалась его жена Норфрет. Ее красота восхищала его. Он снова отметил сходство жены с богиней Маат: миндалевидные глаза Норфрет сверкали, подчеркивая черные ободки сурьмы. Алели пухлые губы, накрашенные красной охрой. Вышитая шаль с бахромой, накинутая пов