Верхняя запись — та, из-за которой я потерял память; нижняя настоящие воспоминания...
...Замок — откуда я знал, что этот Замок был лабиринтом? Дважды проходил я мимо солдат, стоящих на страже, со знакомой тенью страха в глазах — тенью, которая, мне казалось, углубилась при моем появлении.
Я продолжал идти вперед. Торопливо пройдя бледно-янтарный зал, я откинул в сторону золотистую портьеру и ступил в овальную комнату со сводчатым потолком, обитую светлым шелком. Журчал фонтан, и легкий ветерок коснулся моей щеки. За комнатой арка выхода была оплетена ветвями с листьями.
Я прошел сквозь арку и оказался в саду, окруженном стенами — в саду экзотических цветов и причудливых деревьев.
Цветы сверкали, как драгоценные камни, на фоне темной зелени. Рубины и аметисты, прозрачные и молочно-белые, серебряные, золотые, изумрудные цветы расстилались невиданным по красоте ковром. Деревья тоже не были безжизненными.
Искривленные и могучие, как дубы — их толстые сучья и ветви были покрыты облаком зеленой листвы.
Зеленый занавес угрожающе зашевелился. Деревья распрямились в ожидании.
Я увидел, как черные сучья искривились и медленно потянулись ко мне.
И расслабились. И снова стали неподвижными. Они узнали меня. Над этим злым садом темное небо резко контрастировало со сверкающим на нем солнцем.
Деревья вновь зашевелились. Какое-то беспокойство охватило зелень. Змеиная ветка изогнулась и быстро выпрямилась — ударила — и вновь стала на место.
В этом месте, где она только что была, показалась фигура человека, бегущего вперед, уворачивающегося и кидающегося из стороны в сторону под страшными ударами, обрушиваемыми на него со всех сторон лесом-сторожем.
Человек в плотно облегающем коричневом костюме бежал ко мне. Его суровое бесстрашное лицо кипело возбуждением, нечто вроде победного выражения было на нем.
В руках у него не было никакого оружия, но к поясу был пристегнут пистолет, или нечто очень похожее на него.
— Эдвард! — произнес он настойчиво, стараясь говорить тише. — Эдвард Бонд!
Я узнал его. Не его именно, конечно. Но я уже видел убегающие, одетые во все коричневое фигуры раньше — и ненависть, которую я уже один раз испытал с Матолчем, волной поднялась внутри меня при виде его.
Враг! Выскочка! Один из многих, кто сумел воспользоваться волшебством против великого лорда Ганелона!
Я почувствовал, как волна гнева залила краской мое лицо, как кровь застучала в висках с такой силой, с такой необычайной, незнакомой мне яростью... Мое тело напряглось в позе Ганелона — плечи назад, грудь выставлена, презрительная улыбка на губах, высоко поднятый подбородок. Я услышал, как мой голос сыплет проклятия на языке, который я едва помнил. И я увидел, как он отступил назад, и неверие было написано на его лице. Рука его потянулась к поясу.
— Ганелон? — заикаясь, произнес он, пытаясь поймать своими глазами мой взгляд. — Эдвард, ты с нами, или ты опять стал Ганелоном?
5. ВЕДЬМА В АЛОМ
В правой руке я все еще сжимал шпагу. Вместо ответа я с ненавистью сделал выпад. Он отпрянул назад, оглянулся через плечо и вытащил свое оружие. Я проследил за его взглядом и увидел другую фигуру, скользящую между деревьев. Она была меньше и изящнее — девушка в тунике цвета земли и леса. Ее черные волосы ниспадали на плечи. Она держалась за свой пояс, лицо ее было повернуто ко мне и искажено ненавистью, а зубы обнажены в страшной улыбке.
Человек, стоящий передо мной, что-то говорил.
— Даже если ты Ганелон, ты помнишь Эдварда Бонда! Он был с нами — он верил в нас! Выслушай нас, пока еще не поздно! Арле сможет убедить тебя, Эдвард. Иди к Арле. Даже если ты Ганелон, разреши мне отвести тебя к Арле!
— Это бесполезно, Эрту, — раздался тоненький голос девушки.
Она боролась с последними из деревьев, чьи ветви обхватили ее и никак не хотели отпускать. Ни один из них теперь и не пытался говорить тише. Они кричали, и я знал, что в любую минуту могут прибежать стражники, а я хотел убить их обоих сам, прежде, чем кто-нибудь отберет у меня это удовольствие. Я жаждал крови этих врагов — и в этот момент имя Эдварда Бонда не было даже воспоминанием.
— Убей его, Эрту, — вскричала девушка. — Убей его или отойди с дороги! Я знаю Ганелона!
Я поглядел на нее и крепче обхватил рукоятку моей шпаги. Да, она говорила правду. Она знала Ганелона. И Ганелон знал ее и смутно помнил, что у нее была причина ненавидеть его. Я видел это лицо раньше, искаженное ненавистью и отчаянием. Я не помнил, где, когда и почему, но она выглядела знакомой.
Человек Эрту неохотно вынул свое оружие. Для него я все еще был, по крайней мере, образом его друга. Я торжествующе рассмеялся и снова взмахнул своей шпагой, слыша, как она со свистом рассекает воздух. На этот раз показалась кровь. Он снова отступил назад, подняв свое оружие так, что я теперь глядел в черное дуло.
— Не вынуждай меня к этому, — произнес он, сжав зубы. — Это пройдет. Ты был когда-то Эдвардом Бондом — ты станешь им вновь. Не вынуждай меня убить тебя, Ганелон!
Я поднял шпагу, видя его как в тумане, сквозь красную пелену ярости, застилавшую мой мозг. Я торжествовал, сам не зная — почему. Перед глазами уже стояла картина фонтана крови, хлещущего из его перерезанных артерий, когда моя шпага опустилась.
Я напряг свое тело для последнего решительного удара — и вдруг шпага стала живой в моих руках. Она дернулась и задрожала.
Невозможно!.. — я даже не могу описать, как это произошло — мой удар возвратился ко мне же. Вся та сила удара, которую я предназначал для противника, внезапно прошла по шпаге, по моей руке, по всему телу! Сильнейшая боль и шок — и мне показалось, что сад вокруг завертелся. Земля тяжело ударила меня по коленям.
...Туманная пелена спала с моих глаз. Я все еще был Ганелоном — но Ганелоном, оглушенным чем-то более могущественным, чем простой удар.
Я стоял на коленях, опираясь о траву одной рукой, чувствуя сумасшедшую боль в пальцах другой руки, державшей шпагу, и глядя на эту шпагу, которая лежала метрах в пятнадцати и светилась.
Это было делом рук Матолча — я знал это! Мне нельзя было забывать, как мало я мог доверять этому хитрому скользкому оборотню! Я применил к нему рукоприкладство в его комнате в башне — и мне следовало знать, что он отомстит. Даже Эдвард Бонд, каким бы мягкотелым дураком он ни был, должен был дважды подумать, прежде чем взять дар из рук оборотня!
Правда, сейчас у меня не было времени злится на Матолча. Я глядел в глаза Эрту и в дуло его пистолета — и лицо его становилось все решительнее, когда он изучал меня.
— Ганелон! — сказал он почти шепотом. — Истребитель!
Он навел на меня пистолет, надавливая пальцем на курок.
— Подожди, Эрту! — вскричала тонким голосом девушка позади него. Подожди, дай мне!
Я поднял голову, все еще оглушенный. Все произошло так быстро, что девушка еще не успела выпутаться из обхвативших ее деревьев и освободилась лишь в тот момент, когда я поднял голову.
Она вскинула свое оружие. За черным дулом пистолета лицо ее было белым и искаженным ненавистью.
— Дай мне! — вновь закричала она. — Это будет его долгом мне!
Я был беспомощен. Я знал, что на таком расстоянии она не промахнется. Я видел ярость в ее глазах, увидел как дуло чуть-чуть тряслось, потому что руки ее тоже дрожали от ненависти, но я знал, что она не промахнется. В это мгновение многое пронеслось перед моими глазами — и жизнь Ганелона, и жизнь Эдварда Бонда — отдельными сценами.
Затем шипение — громкое шипение, похожее на вой ветра, послышалось за ее спиной. Деревья стали наступать с быстротой, которой трудно было от них ожидать. Шипение усилилось. Эрту прокричал что-то невнятное, но я думаю, что девушка было слишком разъярена, чтобы что-нибудь слышать и видеть.
Она так и не узнала, что произошло. Она, наверное, успела лишь почувствовать, как ломаются кости от могучего удара ближайшего сука, наклонившегося к ней. Она выстрелила в самый момент удара, и раскаленная молния расплавила торф под моим коленом. Я почувствовал запах горелой травы.
Девушка успела вскрикнуть только один раз, когда ветки обвились вокруг нее. Потом до меня отчетливо донесся хруст, который — я знал слышал неоднократно в этом саду. Человеческая спина — не более, чем щепка в объятиях могучих веток.
Эрту остолбенел всего лишь на мгновение. Затем он быстро повернулся ко мне, и на сей раз я знал точно, что он спустит курок без колебаний.
Но время лесных жителей истекло. Он не успел еще полностью повернуться ко мне, как из-за моей спины донесся смех, холодный и изумленный. Я увидел, как страх и ненависть проскользнули по лицу Эрту, и как он отвел от меня свой пистолет, и направил его вверх, на кого-то, стоящего за мной. Но прежде, чем он успел нажать на курок, нечто вроде луча белого света ударило из-за моего плеча в его грудь выше сердца.
Он упал мгновенно: губы его были искривлены в усмешке, глаза смотрели ненавидящим взглядом.
Я повернулся, медленно поднимаясь на ноги. Передо мной стояла улыбающаяся Медея, изящная и прекрасная, в туго обтягивающем ее алом платье. В руке она держала маленькую черную трубку, все еще поднятую. Ее пурпурные глаза встретились с моими.
— Ганелон, — прошептала она бесконечно нежным голосом. — Ганелон...
И, все еще глядя мне в глаза, хлопнула в ладоши.
Безмолвные стражники быстро вошли в сад, подняли безжизненное тело девушки и унесли его. Деревья зашевелились, зашептали и вновь замолкли.
— Ты помнишь, — спросила Медея. — Ты помнишь меня, лорд Ганелон?
Медея, Ведьма Колхиса! Черная, белая и алая — стояла она, улыбаясь мне, и странная ее красота будила старые забытые воспоминания в моей крови. Ни один человек, который знал когда-то Медею, не мог полностью забыть ее. Пока жил.
Но стоп! Я должен вспомнить еще что-то насчет Медеи. Что-то, заставлявшее даже Ганелона относиться к ней с сомнением и осторожностью. Ганелона? Значит, я еще не стал Ганелоном? Стоя перед лесными жителями, я был самим собой, но сейчас опять почувствовал неуверенность.