— Ну? — Ллорин вопросительно взглянул на Арле.
Она нерешительно переводила свой взгляд с меня на бородача.
— Я... ну хорошо, я согласна.
Ллорин коротко рассмеялся.
— Мое испытание может и не удаться. Но есть та, которая может видеть правду. Фрейдис.
— Пусть Фрейдис испытает меня, — быстро ответил я — и был вознагражден тем, что увидел, как Ллорин заколебался.
— Очень хорошо, — сказал он после непродолжительного молчания. — Если я ошибаюсь, то приношу свои извинения прямо сейчас. Но если прав, я убью тебя, или попытаюсь это сделать. Только еще одного человека я убью с большим удовольствием, но оборотень пока не в моей власти.
И вновь Ллорин дотронулся до своей щеки с уродливым шрамом. При мысли о лорде Матолче его серые глаза засветились, загорелись на какое-то мгновение. Я видел, как ненавидят, и раньше. Но никогда не видел такой ненависти, какую Ллорин питал к оборотню.
Ну что ж, пусть он убьет Матолча, если сможет. Было другое, более мягкое горло, в которое я мечтал вонзить свои пальцы. И все ее колдовство не уберегло бы ведьму в алом, когда Ганелон вернется в Кэр Сайкир и сломает Совет, как веточку в своих руках!
И вновь черная пропасть навалилась на меня. Эта ярость уничтожила Эдварда Бонда, но она не уничтожила хитрости Ганелона.
— Как скажешь, Ллорин, — спокойно сказал я. — Пойдем сейчас к Фрейдис.
Он коротко кивнул. Мы двинулись по дороге вперед, окруженные лесными жителями. Ллорин с одного бока, Арле — удивленная и встревоженная — с другого. Покорные рабы шли следом.
Стены каньона скрыли нас. Впереди показалось отверстие входа в пещеру.
Мы расположились неправильным полукругом, глядя на этот вход. Наступила тишина, прерываемая только шелестом листьев на ветру. Красное солнце поднималось над стеной горы.
Из темноты до нас донесся голос, глубокий, вибрирующий и властный.
— Я не сплю, — произнес он. — В чем вы нуждаетесь?
— Мать Фрейдис, мы отбили рабов, захваченных Советом, — быстро сказала Арле. — Они все еще спят.
— Пошлите их ко мне.
Ллорин злобно посмотрел на Арле. Он сделал шаг вперед.
— Мать Фрейдис, — позвал он.
— Я слышу.
— Нам нужно твое ясновидение. Этот человек утверждает, что он Эдвард Бонд, но я думаю, что он — Ганелон, вернувшийся из мира Земли, куда ты послала его.
Наступило продолжительное молчание.
— Пошлите его ко мне, — наконец произнес голос. — Но сначала пошлите рабов.
По знаку Ллорина лесные жители начали подталкивать рабов ко входу в пещеру.
Они не сопротивлялись. С ничего не выражающими глазами семенили они к пещере и, один за другим, исчезали в ее темноте.
Ллорин поглядел на меня и дернул головой, указывая на вход.
Я улыбнулся.
— Когда я выйду, мы опять будем друзьями, как прежде, — сказал я.
Глаза его оставались такими же холодными, как и раньше.
— Это решит Фрейдис.
Я повернулся к Арле.
— Фрейдис решит, — сказал я. — Но бояться нечего, Арле. Помни это. Я — не Ганелон.
Она смотрела на меня испуганным взором, неуверенная, когда я отступил от нее на шаг или два.
Безмолвная толпа лесных жителей уставилась на нас, наблюдая. Они держали оружие наготове.
Я мягко рассмеялся, повернулся и вошел в черное отверстие пещеры.
Тьма поглотила меня.
8. ФРЕЙДИС
Это звучит странно, но я был абсолютно уверен в себе, когда шел вперед по полого поднимающейся тропинке внутри пещеры. Впереди, за поворотом, я увидел мерцание света и улыбнулся. Мне было очень трудно говорить с этими лесными беглецами-выскочками, как с равными, как будто я все еще был Эдвардом Бондом. Мне трудно будет говорить и с их колдуньей, хотя смешно было думать, что она сможет обладать такими же знаниями, как Лорд Совета. Кое-что она должна знать, иначе ей никогда бы не удалась замена, которая послала меня в мир Земли, а сюда привела Эдварда Бонда. Но я считал, что запросто смогу обмануть и ее, и всех, кого смогут выставить против меня повстанцы.
Маленькая пещера за поворотом была пустой, в ней никого не было, за исключением Фрейдис. Она стояла на коленях, спиной ко мне, перед небольшим огнем, который, казалось, горел сам по себе, без всякого топлива, в хрустальном блюдце. На ней были белые одежды, а ее седые волосы косами свисали по спине. Я остановился, пытаясь опять чувствовать себя, как Эдвард Бонд, пытаясь определить, что бы он сказал в эту минуту. Фрейдис повернулась и поднялась на ноги.
Рост ее был поразителен. Мало кто в Темном Мире мог, стоя рядом, смотреть мне в глаза, но ясный взгляд голубых глаз Фрейдис был на одном уровне с моим. Ее широкие плечи и большие гладкие руки были почти так же сильны, как у мужчины, и если она и была преклонного возраста, то это не сказывалось в ее легких движениях и в том не имеющем возраста лице, которое она повернула ко мне. Это отражалось только в ее глазах — и когда я взглянул туда, то понял, что она действительно очень стара.
— Доброе утро, Ганелон, — сказала она глубоким безмятежным голосом.
Я вздрогнул. Она знала, кто я, так же уверено, как будто могла читать мои мысли. И, тем не менее, я был уверен, или почти уверен, что ни один человек в Темном Мире не может этого делать. На мгновение я почти потерял дар речи. Но затем мне на выручку пришла гордость.
— Добрый день, старуха, — сказал я. — Я пришел предложить тебе шанс выжить, если ты будешь повиноваться мне. Ты должна будешь помочь мне в одном важном деле, деле чести.
Она улыбнулась.
— Присаживайся, член Совета, — сказала она. — В последний раз, когда мы мерились силами, ты поменял один мир на другой. Не хочешь ли ты опять навестить Землю, лорд Ганелон?
Теперь настала моя очередь рассмеяться.
— Ты не можешь этого сделать, а если и сможешь, то не сделаешь, после того, как выслушаешь меня.
Ее голубые глаза пытливо посмотрели на меня.
— Ты чего-то очень сильно, до отчаяния, желаешь, — медленно сказала она. — Одно твое присутствие здесь, и то, что ты предлагаешь мне условия, доказывает это. Я никогда не думала увидеть лорда Ганелона лицом к лицу, если при этом он будет не в цепях, или не в одном из своих бешеных боевых настроений, когда он ничего не соображает. Твоя нужда во мне, лорд Ганелон, служит сейчас для тебя цепями. Ты связан этой нуждой и беспомощен.
Она снова повернулась к огню и села одним грациозным движением, великолепно управляя своим большим, сильным телом.
— Садись, Ганелон, — опять сказала она. — Мы поторгуемся. Об одном только тебя прошу: не трать свое время на ложь, потому что я сразу узнаю, правду ты говоришь, или нет, член Совета. Помни это.
Я пожал плечами.
— С какой стати мне лгать такой, как ты? — сказал я. — Мне нечего от тебя скрывать. Чем больше правды обо мне ты будешь знать, тем больше убедишься в искренности моих намерений. Но сначала скажи, где твои рабы, которые вошли передо мной?
Она кивнула головой в глубь пещеры.
— Я послала их внутрь горы. Они спят. Ты же знаешь, как тяжел сон освобожденного от заклятия, лорд Ганелон.
Я уселся, покачав головой.
— Нет, нет, этого я еще не могу вспомнить. Я... ты просила, чтобы я говорил правду, старуха. Тогда слушай. Я — Ганелон, но фальшивые воспоминания Бонда все еще затуманивают мой ум. И пришел я сюда как Эдвард Бонд, но Арле сказала мне одну вещь, которая вернула Ганелона обратно. Она сказала мне, что Совет в час моей слабости одел меня в голубой плащ — плащ жертвы; и я скакал в Кэр Сайкир, когда лесные жители напали на нас. Должен ли я говорить тебе, каково мое самое сокровенное желание?
— Месть Совету, — ответила она гулко, и ее глаза, глядевшие в мои, горели сквозь разделяющий нас огонь. — Ты говоришь правду, член Совета. Ты хочешь, чтобы я помогла тебе отомстить. Что можешь ты предложить лесным жителям взамен, кроме огня и меча? Почему мы должны доверять тебе, Ганелон?
И вновь ее не имеющие возраста глаза жгли меня.
— Мое желание — месть. Каково ваше?
— Конец Ллура. Уничтожение Совета.
Голос ее завибрировал, а старое-старое лицо засветилось, когда она произнесла эти слова.
— Да. Я хочу уничтожить Совет, и я хочу конца... конца Ллура!
Мой язык стал чуть заплетаться, когда я выговаривал последнюю фразу, сам не знаю почему. Правда, однажды, Великим и Страшным ритуалом, я был скреплен печатью с Ллуром, это я хорошо помнил. Но Ллур и я не были едины. Но могли бы стать, если бы события развивались по-другому. Сейчас я задрожал при мысли об этом.
— Да, сейчас я желаю конца Ллуру — должен желать, если хочу остаться в живых.
Фрейдис проницательно взглянула на меня.
— Да, должен, возможно, что должен. Так что ты хочешь тогда от нас, Ганелон?
Я быстро заговорил.
— Я хочу, чтобы ты поклялась своему народу, что я — Эдвард Бонд. Нет — подожди! Я могу сделать для них сейчас больше, чем мог бы Эдвард Бонд. Скажи спасибо, что я вновь Ганелон, старуха. Потому что только я могу помочь вам. Послушай меня. Твои лесные жители не могут убить меня. Я это знаю. Ганелон бессмертен — за исключением алтаря Ллура. Но они могут схватить меня и держать здесь пленником, пока ты опять не вызовешь Эдварда Бонда своими заклинаниями. А это будет глупо и не нужно, ни тебе, ни мне.
Все, что Эдвард Бонд мог, он уже для вас сделал. Теперь очередь Ганелона. Кто еще может сказать вам, где уязвимое место Ллура, или где Матолч держит свое секретное оружие, или как уничтожить Эдейри? Все это я знаю — или знал когда-то. Ты должна помочь мне вернуть память, полностью. Потом...
И я сурово улыбнулся.
Она кивнула головой. Потом мы некоторое время сидели молча.
— Так чего же ты хочешь от меня, Ганелон? — спросила она наконец.
— Расскажи мне сначала о мостике через миры, — заинтересованно попросил я. — Как тебе удалось поменять меня и Эдварда местами?
Фрейдис угрюмо улыбнулась.
— Не торопись, член Совета! — ответила она. — У меня тоже есть свои тайны. Я отвечу лишь на часть этого вопроса. Мы совершили этот обмен, как ты можешь догадываться, только для того, чтобы избавиться от тебя. Ты должен помнить, как свирепо ты принимал нас, устраивал рейды за рабами, как ненавидел нашу свободу. Мы — гордый народ, Ганелон, и нас нельзя угнетать вечно. Но мы знали, что тебе не грозит смерть, по крайней мере, от нашей руки.