Сквозь тишину эхо донесло до моих изумленных ушей голос, мелодичный, зовущий голос, который остановил меня.
Непонятно было, где храм. Среди сосен двигалась фигура в мантии. Я шагнул ей навстречу.
В храме у алтаря стояла не жрица — образ трехликой Гекаты тенью навис над алтарем. Там, где раньше находился светильник с зеленым огнем, было темно. Вместо него у ног Гекаты пульсировал зеленый шар. Маска Цирцеи лежала на пустом алтаре.
Я невольно остановился. Тогда Маска заговорила:
— Язон… возлюбленный… подойди…
Глаза Маски были закрыты. Волосы локонами струились по алтарю, скрывая белую шею. Лицо моей возлюбленной, как и раньше, казалось бледным, словно сделанным из алебастра.
— Язон, — прошептали красные губы. Когда они разомкнулись, стал видимым зеленый свет, горящий внутри маски; может быть, это и было частью некогда жившей Цирцеи, которая вот уже свыше трех тысяч лет ожидала обещанного Гекатой.
Глаза Цирцеи оставались закрытыми, но я знал: жрица видит меня и, вероятно, может читать мои мысли. Я поглубже вздохнул и заговорил. Мои слова звучали странно громко в мрачной тишине храма:
— Память Язона больше не властна надо мной! Я снова здесь, чтобы договориться. Я здесь, чтобы помочь Гекате, если она все-таки надеется победить Аполлона в час затмения.
Довольно долго Маска молчала. Наконец губы ее разошлись, мелодичный голос произнес:
— О чем ты просишь меня, Язон?
— Отдай мне Маску, — прошептал я.
Свет полыхнул. Маска замерла. Чуть позже голос зазвучал снова, но он не принадлежал ни Цирцее, ни любому другому человеку. Прямо внутри моей головы прозвучало:
— Маска живет без жрицы. Ты ведь знаешь об этом.
Я добавил:
— Да, я знаю. Но я скажу, что хочу исполнить клятву, которую дал три тысячи лет назад!
— При первой нашей встрече ты испугался меня, — прошептал голос. — Твое лицо побелело, когда ты впервые оказался перед алтарем Гекаты. Теперь ты стал храбрее?
— Нет, мудрее, — возразил я. — Язон верил в богов, а я не верю.
Наступила тишина. Потом Маска расплылась в подобии улыбки.
— Язон, предавший меня… Я не верю богам, но я верю в то, что называют местью! — теперь беззвучный голос в моей голове звучал жестко. — Я могу говорить с тобой без слов, потому что ты открылся Гекате в воспоминаниях. Я могу сделать еще больше, без жрицы покинуть этот храм и помочь тебе. Нынешняя Цирцея стара, слишком стара, чтобы владеть мной. Тем не менее, если тебе удастся перехитрить Аполлона, я смогу сразиться с ним. Хотя прошло три тысячи лет, наша вражда ничуть не ослабла. Я думаю, в этот раз ты сдержишь свою клятву. Ты хочешь получить Маску? Возьми ее. Я устала спорить! Если мне суждено погибнуть и ты станешь тому виной, я не стану возражать. Пусть наступит покой.
Свет замерцал.
— Хронтис перехитрил тебя однажды. Он ведь так и не сказал, когда начнется затмение?
— У меня есть два дня, — так я сказал, но мое горло сжалось от нехорошего предчувствия. — Два дня!
— Хронтис солгал! Затмение уже начинается. Хронтис оставил у себя беззащитную Сайну. Он оставил ее, чтобы принести в жертву, если в этом возникнет необходимость. Ему хочется, чтобы Аполлон отвернулся от Гелиоса. Что же касается тебя… Половина судов Гелиоса поджидает тебя возле Эя. Воины Аполлона схватят тебя и отберут Маску. Такое же распоряжение получила команда корабля, доставившего тебя на остров.
— Я, наверное, смогу как-нибудь улизнуть от них и пробраться в Гелиос, — пробормотал я.
— Есть только одна дорога, которая приведет тебя туда вовремя — путь, проходящий через мой мир, тот мир, что лежит за Вратами. Сейчас…
Зеленое пламя вспыхнуло на алтаре. Я был охвачен изумрудным жаром.
Рядом с маской появилась пожилая жрица. Она-то и надела Маску Цирцеи.
Свет оплел нас, как паутина. Нас подняло, понесло…
— Смотри моими глазами!
Вуаль света изменилась, разошлась…
— Слушай моими ушами!
Я слышал шум ветра, треск такелажа, гул голосов матросов…
— Ненавидь моей ненавистью!
Три галеры плыли по темному морю. Их золотистая роскошная отделка потемнела. Пурпурное небо застилал полумрак. Изнуренно мерцали звезды, звезды, которые никогда не светили в небесах Земли. Они мерцали и гасли. До меня донесся запах свежей, дымящейся крови, послышался рев быков. Я увидел туши, только что освежеванные золотыми ножами.
Гелиос.
Золотистый город выл от ужаса. Темнело! Медленно-медленно на сверкающий диск солнца наползла полоска тьмы. Она все увеличивалась. И Гелиос, погружаясь во тьму, замирал, бледнел. На башне храма, на пилоне, выступающем утесом, я увидел Панурга. Его рогатая голова откинулась назад, борода стояла торчком, а желтые глаза уставились в небо.
— Язон, — звал он меня, — Язон!
Видение исчезло. Я очутился в самом сердце храма, в огромной зале со сводчатыми потолками. Там толпились жрецы. Они с причитаниями молились. Запах крови витал над алтарями.
Я вошел в комнату, где раньше никогда не был. Темные стены. Одинокие белые вспышки озаряли алтарь, на котором лежала фигура, завернутая в золотистые одежды. Через отверстие в стенах на алтарь падали последние лучи темнеющего солнца.
Жрецы Аполлона замерли у алтаря, скрытые золотистым диском. Один из них держал в руке нож, но он колебался. Я подумал: Хронтис не убьет Сайну, если еще не все потеряно. Может, Аполлон и не придет в Гелиос. Что касается Сайны, наследницы Маски Цирцеи, то ее смерть должна удовлетворить Бога Солнца.
Остальные верховные жрецы пели молитвы… а чуть в отдалении застыла основная масса жрецов.
Вдруг послышался голос Гекаты:
— В Гелиосе нет дверей, чтобы мы могли войти. Поздно…
И ей ответил голос Цирцеи, похожий на голос пожилой жрицы:
— Мать — вот путь. Древний Храм за воротами. Там есть твой алтарь.
— Ворота Гелиоса столь крепки…
— Позови своих людей! Геката, разрушь стены!
12. Сражение
Смутно, мельком я вновь увидел на балконе Панурга. Он, казалось, прислушивался. Потом неожиданно поднял бараний рог, поднес его к губам, и тот зазвучал, словно медная труба.
Фавн созывал, но кого?
Я подумал, что Геката собирает тех, кого зов фавна мог достичь. Становилось все темнее. Факелы в храме разгорались. Темнота медленно покрывала землю саваном теней. «Никогда, — подумал я, — никогда больше сияние бога Аполлона не вспыхнет над Гелиосом!»
Завывание рога Панурга стало громче. Зов Гекаты несся над скалами и заставлял содрогаться леса. Из пещер и рощ, из-под деревьев и из берлог неслись к Гелиосу кентавры.
Я ощутил под ногами твердую землю. Зеленый огонь потух. Я стоял рядом со старой жрицей. Вокруг меня оказались поросшие мхом камни. На лесистом склоне холма возвышались руины храма. Огромный валун находился в центре круга. На вершине его мерцал огонек зеленоватого пламени.
— Старый алтарь Гекаты сейчас лишен богослужителей, — обратилась ко мне Маска Цирцеи, — но Геката может открыть двери между мирами.
«В этом нет ничего волшебного, — убеждал я сам себя, пытаясь не сойти с ума в этой ночной вакханалии. — Машина — не такое уж сложное устройство из рычагов, поршней и вакуумных труб… А тут… Видимо, радиоактивный материал спрятан в камне алтаря; он — источник энергии и маяк, позволяющий Гекате прибыть сюда».
Но здравый, логический аспект бытия блекнул перед древней легендой. Ветви дуба покачивались и что-то нашептывали у нас над головами. Все вокруг было наполнено нечеловеческим смехом, цокотом копыт, живым блеском звериных глаз…
Звук горна Панурга приглушил ветер.
Маска Цирцеи повернулась ко мне. Жест Цирцеи — меня схватили и бросили на широкую спину кентавра.
Снова Цирцея выкрикнула какое-то непонятное приказание. Необычная армия пришла в движение, словно озеро выплеснулось из берегов и полилось по каналу. Ветви мелькали, проносясь надо мной. Я видел искривленные руки, срывающие кривой сук… Мы неслись все быстрее и быстрее. Вокруг звучал безумный вой — звери смеялись.
В лесу становилось все темнее… Кто-то сунул мне в руку меч. Я крепко сжал его рукоятку. В тот момент оружие показалось мне достаточно тяжелым. У меча была длинная рукоять. Я пытался удержать его и одновременно усидеть на спине кентавра, не упасть. Некоторые кентавры вооружились дубинами, но многие размахивали огромными серпами.
Мы вылетели из леса и с грохотом понеслись вверх по склону холма, на котором возвышался Гелиос. Вдалеке лежало море, смутно виднелись золотистые корабли Гелиоса. Они стояли у мраморной набережной. Метеориты огнями перечеркивали черное небо.
Нечеловеческие крики кентавров смешались с грохотом их копыт, когда они изогнутой волной накатились на цитадель Аполлона!
Мы перемахнули через широкую мощеную дорогу, пронеслись по полю льна, которое серебрилось и сверкало. Ветер шумел. Город сотрясался от звуков рога Панурга; его голос, безумный, бессловесный, возбуждал и дразнил. Словно огонь разгорался глубоко в моей крови, древний, самый первый огонь, след которого пробудило в моей душе бормотание фавна.
— Язон, дай мне свою силу!
Звуки рога фавна вернули мне силы. Я еще крепче сжал коленями тело дикого чудовища. Резкий, жаркий и скверный запах стада бил мне в ноздри. С моря дул холодный ветер. Рев кентавров заглушил крики воинов Гелиоса.
Не солнечно-яркий, не сверкающий, словно бриллиант… Гелиос лежал перед нами темный и неподвижный.
Мы, прогрохотав, пронеслись к гигантским закрытым воротам и остановились у стены, возвышающейся над нашими головами. Теперь мы слышали песнопения.
— Отверни свой лик от нас, великий Аполлон!
— Отверни ужас твоего темного лица от Гелиоса!
— Не ходи по нашим улицам, не посещай наших храмов…
— Не приходи к нам, Аполлон, в час твоего затмения!
Кентавры остановились. В сотне футов от нас смутно вырисовывались золотистые стены. Я взглянул на Цирцею… и увидел ее не верхом на кентавре, а идущей пешком. Она медленно брела к городу.