е стоит недооценивать нашу хватку. Что касается меня, то я не советовал бы вам трогать хоть один волос на моей голове. Это может настроить Вулфа против вас. Сейчас он не питает к вам враждебных чувств и всего лишь хочет получить пятьдесят тысяч долларов.
Он затрясся и, понимая это, попытался унять дрожь.
— Возможно, — смилостивился я, — вы не в силах раздобыть столько денег сразу. В таком случае Вулф согласен довольствоваться чеком вы можете выписать его на другой стороне записки, которую он послал вам. Ручка в кармане моего жилета. Мне кажется, у Вулфа достаточно умеренные запросы.
— Я не такой кретин, — резко сказал он.
— А кто обвинял вас в этом? — Я был язвителен и настойчив и, похоже, дал ему отдышаться. — Пораскиньте своим умом, вот и все. Либо мы загнали вас в угол, либо нет. Если нет, тогда что вы делаете здесь? Если да, такой пустяк, как подпись на чеке, не будет вам в тягость. Вулф вовсе не собирается разорять вас. Вот вам ручка.
Я по-прежнему надеялся, что позволил ему прийти в себя. Это читалось по его глазам и по тому, как он расслабился. Если бы у меня были свободны руки и я сам мог достать ручку, снять колпачок и вложить ее ему в пальцы, я бы заставил его выписать чек и подписаться, не позволяя ему доставать ручку из моего кармана. Но, разумеется, если бы у меня были свободны руки, я бы не тревожился о ручке и чеке.
Но добыча ускользнула от меня. Он покачал головой, и его плечи напряглись. Ненависть, которая переполняла его глаза, сквозила и в голосе, когда он ответил мне:
— Вы сказали двадцать четыре часа. Это оставляет мне время до завтра. Мне нужно все обдумать. Скажите Ниро Вулфу, что я дам ему знать о своем решении.
Мой собеседник подошел к двери и толкнул ее. Он перешагнул порог, прикрыл дверь, и я слышал его шаги по лестнице; но он не захватил свою шляпу и плащ, и я чуть не свихнулся, пытаясь придумать что-нибудь. Я недалеко продвинулся в этом занятии, когда снова услышал на лестнице приближающиеся шаги, и они — теперь уже втроем вошли в комнату.
Мой противник обратился к Худому:
— Сколько времени на твоих часах?
Худой посмотрел на свое запястье.
— Десять тридцать две.
— В половине одиннадцатого отвяжите ему левую руку. Оставьте его в таком положении и уходите. Ему понадобится минут пять или больше, чтобы высвободить другую руку и ноги. У тебя есть возражения?
— Нет. И у него не будет поводов для недовольства нами.
Убийца достал из кармана пачку денег, испытывая некоторые затруднения из-за перчаток, отобрал две бумажки по двадцать долларов, подошел к столу и обтер их с обеих сторон своим носовым платком.
Потом протянул их Худому.
— Я уже заплатил обусловленную сумму, как вам известно. Это прибавка за то, чтобы вы не оказались слишком нетерпеливыми и не ушли раньше половины одиннадцатого.
— Не бери их! — резко крикнул я.
Худой обернулся, держа деньги в руках.
— В чем дело на них микробы?
— Нет, но это жалкие гроши, простофиля! Он должен тебе не меньше десяти тысяч!
— Чушь! — презрительно сказал убийца и подошел к кровати, чтобы взять плащ и шляпу.
— Отдай мне мою двадцатку! — попросил Н.-Б.
Худой стоял, наклонив голову и глядя на меня. У него было не слишком заинтересованное выражение лица скорее скептическое, и я понял, что оно значит больше, чем мои слова. Когда убийца взялся за плащ и шляпу и повернулся к двери, я с усилием наклонился влево и встал. У меня не было никаких соображений относительно того, как преодолеть расстояние, отделявшее меня от двери. Стул помешал бы мне перекатываться по полу, я не мог ползти, помогая себе руками, и даже предпринять попытки подпрыгнуть. Но я встал, потратив на это не слишком много времени, упал на правый бок, плотно придвинув стул к двери еще до того, как кто-либо из них успел спохватиться и кинуться ко мне.
— А тебе не кажется, — бросил я Худому, — что ты продешевил? Только дай ему уйти, и ты поймешь это! Хочешь узнать его имя? Миссис Карлайл, миссис Хоумер Н. Карлайл. Тебе нужен ее адрес?
Убийца, который двинулся в мою сторону, застыл на месте. Он — или, следовало сказать, она напряглась, как стальной прут; глаза из-под длинных ресниц смотрели на меня.
— Миссис? — недоверчиво переспросил Худой.
— Да. Это женщина. Я связан, а вы нет. Я бессилен, зато вы можете заняться ею. Вы могли бы поделиться со мной этими десятью тысячами. — Она сделала какое-то движение. — Следи за ней!
Н.-Б., который двинулся было ко мне и остановился, повернулся к ней. При падении я больно ударился головой, ее саднило. Худой подошел к миссис Карлайл, отдернул обе полы ее двубортного плаща, потом выпустил их и отступил назад на шаг.
— Может быть, это и женщина, — сказал он.
— Нам легко выяснить это, — подал голос Н.-Б.
— Действуй же! — убеждал я. — Ты проверишь ее и заодно мои слова. Действуй!
Н.-Б. подошел к миссис Карлайл и протянул руку.
Она вся сжалась и завизжала:
— Не прикасайтесь ко мне!
— Я только… — озадаченно сказал Н.-Б.
— Что это за шутка? — спросил Худой. — Насчет десяти тысяч долларов?
— Это длинная история, — ответил я, — и я расскажу ее, если вы хорошо попросите. После того как она выйдет отсюда и благополучно вернется к себе домой, нам уже к ней не подступиться. Все, что нужно сделать — так это установить связь между ней — такой, какая она сейчас, здесь, в этом маскараде, и миссис Хоумер Н. Карлайл, какою она станет, когда придет домой. Если нам удастся провернуть это, деньги наши. Пока она здесь, с нами, и работает под мужчину, но, когда попадет домой, нам до нее уже не добраться.
— Ну и что? — спросил Худой. — Я не взял с собой фотоаппарата.
— У меня есть кое-что получше. Развяжите меня, и я покажу вам.
Мое предложение пришлось Худому не по душе. Он смотрел на меня несколько секунд и потом оглянулся на вторую парочку. Миссис Карлайл лежала на спине поперек кровати, а Н.-Б. стоял рядом, подперев руками бока и изучая ее.
Худой повернулся ко мне:
— Предположим, я сделаю это. Что дальше?
— Хотя бы переверни меня. Веревки режут мне кисти.
Он подошел и взялся одной рукой за спинку стула и другой ухватил меня за руку; я поставил ногу на пол, чтобы использовать ее как опору. Худой оказался сильнее, чем можно было предположить. Уже сидя на стуле, я по-прежнему загораживал дверь.
— Достань бутылочку из правого кармана моего плаща… — сказал я. — Нет, здесь, в плаще, который на мне. Надеюсь, что она не разбилась.
Худой вынул бутылочку. Она оказалась целой. Он поднес ее к свету, чтобы прочитать этикетку.
— Что это?
— Нитрат серебра. Он оставляет черные несмываемые пятна на всем, в том числе и на человеческой коже. Закатай брюки на ее ноге и пометь им.
— Что дальше?
— Пусть уходит. Играя против трех свидетелей, готовых рассказать, как и когда ее пометили, ей не отвертеться.
— Откуда он взялся у тебя?
— Я надеялся пометить ее сам.
— Мы не причиним ей вреда?
— Нисколько. Вылей немного на меня — в любом месте по своему выбору.
Худой снова посмотрел на этикетку. Я наблюдал за выражением его лица, надеясь, что он не спросит, сколько времени будет держаться пятно, потому что я сам не знал, какой ответ устроит его и не придется ли мне убеждать их.
— Женщина, — пробормотал он, — женщина…
— Да, — сочувственно сказал я. — Наверняка в душе она посмеивалась над вами.
Он повернул голову и позвал:
— Эй!
Н.-Б. обернулся.
Худой приказал ему:
— Держи ее как следует! Но не слишком усердствуй!
Н.-Б. снова повернулся к ней, но за это время миссис Карлайл перестала быть мужчиной или женщиной и превратилась в настоящий циклон. Она отпрыгнула в сторону от его руки, и пока он разбирался, что бы это могло значить, подбежала к столу и схватила пистолет. Когда Н.-Б. наконец двинулся за ней, она нажала на спусковой крючок, и он свалился ей прямо под ноги. Тут и Худой бросился на нее, миссис Карлайл повернулась и снова выстрелила. Но он не упал, и по толчку в мое левое плечо я мог заключить — если в тот момент я был в состоянии делать какие-либо заключения, — что пуля не могла пройти сквозь Худого прежде, чем застрять во мне. Она нажала на спусковой крючок в третий раз, но Худой уже схватил ее за руки и начал выкручивать их.
— Эта стерва ранила меня! — возмущенно завопил Н.-Б. — Она попала мне в ногу!
Худой заставил ее опуститься на колени.
— Подойди и развяжи меня, — сказал я, — и найди телефон.
Если не считать локтей, лодыжек, плеча и головы, я чувствовал себя превосходно.
— Я надеюсь, что вы удовлетворены, — кисло сказал инспектор Кремер, — Вы с Гудвином снова попали в газеты. Не получили гонорара, зато добились бесплатной рекламы. А я снова остался с носом.
Вулф довольно хмыкнул.
Полицейские занялись своей обычной работой: наведались к Н.-Б. в госпиталь; побеседовали с мистером и миссис Карлайл в кабинете окружного прокурора; собрали вещественные доказательства того, что мистер Карлайл предоставлял Дорис Хаттен все необходимое для платежей за квартиру и что миссис Карлайл знала об этом; подвергли бесконечным расспросам Худого и так далее. Мне приятно подтвердить, что Худой, которого звали Гербертом Марвелом, оказался крепким орешком.
— Вопрос, из-за которого я главным образом и пришел, — продолжал Кремер, — заключается в следующем. Теперь мне понятно, что я ничего не мог поделать. У меня нет сомнений в том, что Синтия Браун описала миссис Карлайл Гудвину и, может быть, в придачу даже сообщила ее имя, а Гудвин рассказал вам. Вам же захотелось приписать всю заслугу себе. Я полагаю, вы исходили из того, что вам удастся вытянуть деньги из кого-нибудь. Вы оба промолчали об этих уликах. — Он сделал движение рукой. — О'кей, я не в силах доказать свои выводы. Но я знаю об этом и хочу довести до вашего сведения, что мне все известно. И я не намерен закрывать глаза на ваши уловки.