– Вы жестоки! Для меня это была пытка! – заплакала она. – Я не знала, любите ли вы меня или нет. Я даже думала… что вы не знали, что я была дамой в маске, и что вы любили ее, а не меня! Он рассмеялся.
– О, вы, Фоска, неповторимы! Я с самого начала знал, что то были вы. В маске или без маски, вы остаетесь самой восхитительной венецианкой. Когда вы вошли в ту комнату, у меня замерло сердце. Я не мог поверить своим глазам. Я жутко боялся, что спугну волшебство момента.
– Вы совсем не выглядели испуганным, – раздраженно сказала она. – Были чрезвычайно ловки и убедительны в своей роли.
– Я должен был быть таким. Я не хотел спугнуть вас и должен был сделать все, чтобы вы снова пришли ко мне. А сделать это было нелегко, – усмехнулся он, – но я полагаю, мне удалось.
– Противный! – фыркнула она. Он положил руки ей на плечи.
– Я исходил из опыта, который подсказывал, что когда женщину преследуют, ее первый импульс – спастись бегством. Если бы я выступал пылким любовником, это вас бы напугало. Нам – вам и мне – нужен был предлог, чтобы вы поверили, что можете мне доверять.
– Простите меня, – сказала Фоска более мягким тоном. – Я не хотела ругать вас. Хотела убедиться, что у вас были свои причины. Вы очень мудры. Получается, вы меня знаете лучше, чем я сама.
– Вы являлись и являетесь объектом моих многолетних наблюдений и исследований, – сказал Алессандро. – Теперь я знаю, для нас это только начало. Стена, отделившая нас друг от друга, рухнула, и теперь мы способны беседовать без излишней горечи. Для нас нет возврата в прошлое… вы это знаете. Больше дамы в маске нет.
– А я и не хочу возвращаться в прошлое, – заметила Фоска серьезно. – Я устала от этой дамы, устала от игры. Я должна была поговорить с вами этой ночью… Мне нужно было удостовериться, что вы все еще любите меня.
– Понимаю. Я действительно люблю вас, Фоска. Вы же меня не любите. Пока не любите. А возможно, и никогда не полюбите. Некогда вы любили меня. В те времена, когда ваше сердце оставалось блаженно невинным. Не верится, что вы вновь полюбите меня. Но я хочу ждать и надеяться. Что скажете? Я полный идиот?.. Словом, могу ли я надеяться?
Фоска уклонилась от ответа.
– Я должна просить вас, Алессандро, о прощении за то, что я совершила. Ввела вас в заблуждение.
– О нет, Фоска, не нужно этого делать…
– Я должна… Вы правы. Пока я вас не люблю так, как я любила Рафа Леопарди. – Мимо внимания Фоски не прошло, что Алессандро словно оцепенел. – Я должна поговорить с вами о Рафе сейчас и больше никогда не стану упоминать его имя. Я его любила глубоко и вряд ли снова способна на такую любовь. Я была моложе… вы обидели меня… я тогда испугалась чувства любви… а он научил меня доверять и заставил поверить в любовь.
Фоска вздохнула и немного отстранилась от Алессандро, но он продолжал крепко держать ее за руку.
– Мне потребовалось много времени, чтобы повзрослеть и уразуметь, что человек не всегда может иметь все, что ему хочется, и что исполнение его желаний не всегда оборачивается для него добром. В Венеции, Алессандро, – продолжила Фоска, – есть много, очень много людей, которые смотрят на вас с почтением и уважают вас. Вы всегда твердо отстаиваете то, во что верите. Мне стыдно за то, что я никогда не утруждала себя тем, чтобы, оставив в стороне наши отношения, посмотреть на ваши хорошие качества. Я была эгоистична… Мне никогда не приходило в голову, какую боль я причиняю вам.
– Фоска, не надо. Прошу вас…
– Пожалуйста, Алессандро, позвольте мне договорить. Теперь я понимаю, что если бы вы развелись со мной и прогнали меня, то мой сын оказался бы внебрачным ребенком, а я бы стала отверженной. Самой настоящей отверженной. Вы спасли нас обоих от унижения и сделали это ценой вашей репутации и карьеры. Я знаю, что, если бы не я, вы продвинулись бы в правительстве значительно дальше. Все знают это. Но вы защитили меня, пожертвовав собой.
– Мною двигало отнюдь не благородство. Я страдал. Болезненно страдал от ревности. То, что я сделал, определялось скорее злобой, чем любовью.
– Теперь это не имеет значения. Тогда вы все еще любили меня. И любите меня и Паоло и по сей день.
– Вы оба для меня дороже жизни, – коротко сказал он. Фоска знала, что он говорит правду.
– Почему супруги поступают так жестоко друг к другу? – печально проронила она. – Откуда эти ужасные, злые поступки, которые они не совершили бы по отношению к своим друзьям или даже к людям, которые им неприятны. Я была плохой женой. Вы сделали плохой выбор.
– Я никогда не жалел, что женился на вас, Фоска. Сейчас моя карьера ничего не значит. Я, поймите, тоже повзрослел. Я был горд и понимал, что если удерживать вас подле себя, как сказал один английский поэт, привязать к себе железными оковами, то настал бы день, когда бы вы смягчились, простили меня и посмотрели бы как на человека, а не как на чудовище. Несмотря на мое чудовищное поведение.
– По крайней мере, – сказала она игриво, – я никогда больше не буду видеть в вас бога.
– И вы никогда больше не разочаруетесь, Фоска. – Он приблизился. – Могу ли я…
Она отступила от него.
– Нет, прошу вас, не сегодня. Я еще не готова.
– Ну хорошо. Я подожду. Даже если для этого потребуется целых сто лет.
– Я не могу обещать… Хотела бы… – Она дала ему руку. Он горячо ее поцеловал, и она отняла ее.
– Спокойной ночи, Алессандро.
– Спокойной ночи, любовь моя.
Глава 15ПОСЛЕДНИЙ КАРНАВАЛ
Лореданы вместе с домочадцами и гостями вернулись в Венецию в середине октября. В ходе боев против австрийцев войска Бонапарта вторглись на венецианскую территорию. В связи с этим была созвана чрезвычайная сессия управления при доже – Синьории. Сенат решил направить к французскому генералу своих эмиссаров. Им поручалось приветствовать Бонапарта от имени Республики и попытаться выяснить его намерения. Возглавить делегацию вполне резонно доверили Алессандро Лоредану, обладающему дипломатическим и военным опытом и разбирающемуся во французских проблемах.
В ночь перед отъездом Лоредана во французскую ставку, располагавшуюся на западной оконечности венецианской территории, Фоска посетила Алессандро в его библиотеке. Он работал за письменным столом и, услышав, как кто-то вошел, утомленно откинулся на спинку кресла. Его лицо просияло.
– А, это вы, Фоска. – Алессандро встал. – Вы пришли, чтобы пожелать всего хорошего вашему стареющему воину?
Она подала ему руку. Он задержал ее в своей и с любовью взглянул на жену.
– Вы выглядите усталым, – сказала она. – Вас тревожит предстоящая поездка?
– Я не питаю абсолютно никаких надежд на ее успех, – сказал он, криво усмехнувшись. – А в остальном я настроен радостно и оптимистично.
– Это не опасно?
– Нет, если только этот хитрый корсиканец не решит, убив меня прямо на месте, спровоцировать войну. Но в таком случае его ждет разочарование. Наши руководители изыщут нечто такое, чтобы не обратить внимания на его дурные манеры. Они могут, например, объявить меня неизбежной жертвой войны и даже поблагодарить французов за то, что те избавили их от неприятной личности.
– Прошу вас, не говорите так, – содрогнувшись, сказала Фоска.
– Простите. Вырвалось. Но я рад, что вы на мои слова все-таки отреагировали. – Он проницательно посмотрел на нее. – Вы обо мне хоть немножко, но беспокоитесь.
– Конечно, беспокоюсь. – Ее щеки зарделись. Она посмотрела в сторону. – Я не хотела мешать вам. Хочу вам дать кое-что в дорогу. – Она вручила ему плоскую золотую коробочку, по размерам чуть превышающую футляр для часов. – Когда вы откроете ее, то внутри найдете два портрета – Паоло и мой. Чичизбео вашей матери дон Карло написал их нынешним летом по моей просьбе. Согласитесь, он весьма талантлив.
Алессандро, улыбаясь, смотрел на миниатюры.
– Да, дон Карло способен не только распространять сплетни. Здесь вы очень похожи на себя. Спасибо, Фоска.
Я всегда хотел иметь при себе нечто подобное. Буду хранить их. Вы очень внимательны.
– Это всего лишь то малое, что я могу сделать, – робко сказала она. – Ну а теперь я должна идти. Будьте осторожны. Умоляю вас.
– Буду, – ответил он торжественно. – Обещаю. Она кивнула головой и вышла. Алессандро сел на край письменного стола и долго всматривался в портреты. Затем он со вздохом захлопнул коробочку и вернулся к работе.
Ночью Фоска спала плохо. Ее одолевали угрызения совести и предчувствия. Утром, сразу после отъезда Алессандро, она собиралась изменить ему.
Томассо сообщил Фоске, что Раф живет на Бурано, небольшом островке в лагуне. Там разместилась небольшая деревушка, жительницы которой из поколения в поколение губили свое зрение, плетя кружева для мелких дворян. Она и Томассо, надев маски, выехали туда в наемной гондоле.
Был полдень, самое жаркое время дня, и обитатели лишенного какой бы то ни было растительности острова укрывались от солнца за стенами своих домов. Сквозь открытые двери Фоска видела женщин-вязальщиц. Некоторые вышли к ней, предлагая свои изделия, но она отрицательно качала головой. Из клеток, в которых томились канарейки, раздавалось чириканье и пение. В тени домов кралась собака.
Томассо провел ее через лабиринт небольших улочек к таверне. Они прошли через пустой общий зал и поднялись по маршу искривленных лестниц. В таверне царила тишина. Она казалась заброшенной.
Остановившись у двери наверху лестницы, Томассо трижды ударил в нее – размеренно и осторожно.
– А, тайный сигнал? – не без иронии отметила Фоска. – Потрясающе хитроумно.
– Успокойся, – проворчал он. – Если бы мы вошли, не подав сигнала, то он отстрелил бы нам головы.
– Боже мой! Боюсь, это не прибавило бы нам красоты. Фоска нервничала. Ее руки немного дрожали.
Они услышали скрип дерева о дерево, будто кто-то поднимал засов. Томассо приблизился к щели в двери и тихо назвал свое имя. Когда дверь немного приоткрылась, он вошел в комнату и показал Фоске жестом, чтобы она следовала за ним.