– Кстати, у тебя очень хороший бас.
– БЛАГОДАРЮ.
– А будет ли там… ну, хор и все прочее?
– А КАК ТЫ ХОЧЕШЬ?
Выскользнув через черный ход, Агнесса очутилась на улицах Анк-Морпорка.
От внезапного яркого света она даже сощурилась. Воздух казался слегка колючим, резким и слишком холодным.
То, что она собиралась сделать, неправильно. Очень неправильно. А всю свою жизнь она поступала только правильно.
«Ну же, вперед», – раздался настойчивый голос Пердиты.
Хотя… до практического исполнения, скорее всего, не дойдет. А что плохого в том, чтобы просто спросить, где тут можно найти лавку, торгующую всякими лекарственными травками? Вот Агнесса и спросила.
А потом пошла вперед по улице. Но неужели человек даже прогуляться чуть-чуть не может?
И в том, что она купила в той лавке кое-какие ингредиенты, тоже не было ничего незаконного. Кто знает, вдруг у нее голова заболит? Или она лишится сна?
И совершенно точно никто не пострадает, если купленные травы Агнесса принесет в свою комнату и спрячет их под матрасом.
«Правильно рассуждаешь», – похвалила Пердита.
Главное – разложить свои действия на маленькие шажочки: сначала сделай то, потом это… Моральные затруднения испытываешь, только когда видишь всю картину целиком, а так вроде бы ничего плохого ты не делаешь. Ну, почти ничего…
Все эти утешительные мысли крутились в голове Агнессы, пока девушка спешила обратно в Оперу. Но, завернув за угол, она едва не налетела на нянюшку Ягг и матушку Ветровоск.
Нырнув в проулок и прижавшись к стене, Агнесса затаила дыхание.
Слава богам, ее не заметили! Только зловредный нянюшкин кот плотоядно посмотрел на нее через плечо хозяйки.
Они пришли за ней! Она знала, знала, что за ней обязательно придут!
Тот факт, что она сама себе хозяйка и свободна отправиться в Анк-Морпорк или любое другое место, никакого отношения к делу не имеет. Они все равно вмешаются. Потому что так они поступают всегда.
Наконец, покинув свое укрытие, Агнесса со всех ног пустилась к Опере.
Привратник у черного хода даже не заметил, что мимо него кто-то прошмыгнул.
Матушка и нянюшка шагали в направлении городского района, более известного под названием Остров Богов. Это был не совсем Анк и не вполне Морпорк. Зато это был почти настоящий остров – река в этом месте резко изгибалась, практически отсекая от города приличный кусок земли. Именно там Анк-Морпорк постарался собрать вещи, безусловно нужные, но вместе с тем не совсем приятные. В частности, на Острове Богов располагались штаб-квартира Городской Стражи, тюрьма, театры и издатели. Короче говоря, остров был вместилищем всего того, что в любой момент времени может самым непредвиденным образом взбрыкнуть.
Позади ведьм бодрой иноходью бежал Грибо. Воздух полнился новыми незнакомыми ароматами, и, вполне возможно, кое-какие из этих запахов принадлежали объектам, которые можно съесть, с которыми можно подраться, ну, или, в конце концов, которые можно изнасиловать.
Неожиданно нянюшка Ягг поймала себя на том, что испытывает некое странное беспокойство.
– На самом деле, Эсме, это сейчас не мы, – вдруг произнесла она.
– А кто тогда?
– Ну, я хочу сказать, та книжонка – это ведь так, ничего особенного. Я хорошо повеселилась. Зачем раздувать скандал из-за какой-то ерунды?
– Я не допущу, чтобы ведьм вот так вот, за здорово живешь, обводили вокруг пальца.
– А я вовсе не считаю, что меня обвели вокруг пальца. И пока ты мне не сказала, что меня обвели вокруг пальца, я чувствовала себя как нельзя лучше, – ответила нянюшка, подчеркнув тем самым очень важный социологический момент.
– Тобой воспользовались, – твердо заявила матушка.
– Никто мной не пользовался.
– А я говорю, воспользовались. Ты – эксплуатируемые и угнетаемые массы.
– Никакие я не массы.
– У тебя отняли то, что ты по крохам копила всю жизнь.
– Ты про те два доллара?
– Ага. Это ведь были все твои накопления, – подтвердила матушка.
– Просто все остальное я потратила, – пожала плечами нянюшка.
Некоторые люди откладывают деньги на старость, но нянюшка предпочитала копить воспоминания.
– А теперь у тебя отняли последнее.
– Я думала переделать винокурню на Медной горе, вот и начала потихоньку откладывать, – ответила нянюшка[5]. – Сама знаешь, укипаловка жрет металл, как…
– Ты откладывала по крохе, чтобы иметь некоторое спокойствие и безопасность, когда состаришься, – перевела матушка.
– Какое там душевное спокойствие с моей укипаловкой! – радостно воскликнула нянюшка. – Как раз мозги от нее укипают будь здоров. Я ведь гоню ее из самых лучших яблок, – добавила она. – Ну, в основном из яблок.
Остановившись возле богато украшенного подъезда, матушка сверилась с прикрепленной к двери медной дощечкой.
– Нам сюда, – произнесла она.
Обе ведьмы уставились на высокую дверь.
– Знаешь, никогда не любила ходить через главный вход, – сообщила нянюшка, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Матушка кивнула. К парадным входам ведьмы не благоволят. После недолгих поисков матушка Ветровоск и нянюшка Ягг обнаружили переулок, огибающий здание и ведущий к черному ходу, который предварялся дверями гораздо больше парадных, и к тому же широко распахнутыми. Несколько гномов таскали в повозку связки книг. Откуда-то изнутри здания доносилось ритмичное уханье.
Никто даже не обратил внимания на двух ведьм.
Наборный шрифт был в Анк-Морпорке известен, но если бы волшебники прослышали, что кто-то посмел использовать его, – в общем, этот человек «набрал» бы себе кучу неприятностей. Как правило, волшебники не вмешивались в городские дела, но когда дело касалось наборного шрифта, остроконечный туфель сразу покидал хозяйскую ногу и начинал стучать по трибуне, многозначительно подчеркивая слова выступающего. Свою позицию по этому вопросу они никогда не объясняли, да никто особо и не настаивал – просто потому, что с волшебниками вообще лучше ни на чем не настаивать (если вас устраивает то тело, в котором вы пребываете в данный момент времени). Куда проще найти обходной путь. Например, гравировать буквы. Да, на это уходило много времени, зато в Анк-Морпорке не было газет, забивающих людские головы всякими дурацкими новостями. Гражданам Анк-Морпорка позволялось делать это самостоятельно.
В конце ангара мягко постукивала печатная машина. Рядом с ней, стоя за длинными столами, гномы и люди сшивали страницы и приклеивали обложки.
Нянюшка вытащила из стопки книгу. Это была «Радость Домовводства».
– Чем могу помочь, дамочки? – раздался голос.
Тон, которым были произнесены эти слова, недвусмысленно предполагал, что помощь будет только одного вида – в выходе на улицу, да побыстрее.
– Мы по поводу этой вот книжки, – ответила матушка.
– Я госпожа Ягг, – представилась нянюшка Ягг.
Человек смерил ее взглядом с головы до ног.
– В самом деле? И ты можешь это подтвердить?
– Конечно. Кого-кого, а себя я узнаю где угодно и когда угодно.
– Ха! Послушай, госпожа, так уж случайно вышло, что я знаю, как выглядит Гита Ягг! И на тебя она совсем не похожа.
Нянюшка Ягг открыла было рот, чтобы достойно возразить, но смогла произнести лишь (голосом человека, который спокойненько себе вышел на дорогу и лишь в последнюю секунду заметил несущийся на всех парах экипаж):
– О…
– А откуда ты знаешь, как выглядит госпожа Ягг? – сурово осведомилась матушка.
– Гм, по-моему, мы не вовремя, видишь, люди заняты, давай-ка пойдем, а?.. – забормотала нянюшка.
– А оттуда, что она прислала мне свой портрет, – с этими словами Козлингер вытащил из кармана бумажник.
– Послушай, ну что мы людей по пустякам отвлекаем? – Нянюшка уже изо всех сил тянула матушку за руку.
– Почему по пустякам? Мне, например, очень интересно, как выглядит настоящая Гита Ягг, – возразила матушка.
Выхватив сложенный листок из рук Козлингера, она внимательно изучила нянюшкин портрет.
– Ха! Ну да… Гита Ягг собственной персоной, – наконец ухмыльнулась матушка. – Ну как же, вылитая! Помню-помню, этот молодой художник целое лето проболтался у нас в Ланкре…
– Раньше я носила длинные волосы, – пробормотала нянюшка.
– Да-да, – кивнула матушка. – Честно говоря, не знала, что портретов было несколько.
– О, сама знаешь, как это бывает в молодости. – В голосе нянюшки прозвучала мечтательность. – Тебя рисуют, рисуют, рисуют, и так все лето напролет… – Она вдруг очнулась от сладких мечтаний. – Кстати, с тех пор я ничуточки не прибавила в весе. Все такая же стройная, – добавила она.
– Ага, только центр тяжести немножко сместился, – ядовито уточнила матушка, возвращая набросок Козлингеру. – Это действительно Гита Ягг, – подтвердила она. – Но только шестьдесят лет и несколько слоев одежды тому назад.
– То есть ты пытаешься меня убедить, что к Банановому Изумлению прилагается вот это?
– А ты сам-то пробовал Банановое Изумление?
– Господин Стригс, начальник печатного цеха, пробовал.
– Ну и как, изумился?
– Вполне. Зато как потом изумилась госпожа Стригс…
– Такое случается, – встряла нянюшка. – Хотя, наверное, я слегка переборщила с мускатным орехом.
Козлингер уставился на нее. Похоже, его уверенность несколько отступила под натиском неопровержимых доказательств. Одного вида улыбочки нянюшки Ягг было достаточно, чтобы поверить: эта женщина вполне может написать что-нибудь вроде «Радости Домовводства».
– Так эту книгу в самом деле написала ты? – спросил он.
– По памяти, – горделиво уточнила нянюшка.
– И сейчас она хотела бы получить причитающиеся ей по закону деньги, – вставила матушка.
Господина Козлингера передернуло, как будто он только что съел лимон и запил его уксусом.
– Но мы ведь вернули ей ее деньги, – осторожно произнес он.