– И все-таки с ним легко, а? – заметила нянюшка. – Знай себе ест, спит да поет. Никакой путаницы. Кстати, я нашла Грибо. Он по-прежнему хвостом ходит за Уолтером Плюмом. – Выражение ее лица стало немного вызывающим. – Можешь говорить что угодно, но если Грибо любит Уолтера, для меня это значит, что Уолтер в полном порядке.
Матушка вздохнула.
– Гита, Грибо полюбил бы и Маньячного Норриса-Глазоеда Щеботанского, если бы тот случайно положил еду в его миску.
И вот она заблудилась. Агнесса сделала все возможное, чтобы избежать этого. Проходя через очередную отсыревшую комнату, она брала на заметку каждую деталь. Тщательно запоминала повороты направо и налево. И все же заблудилась.
То здесь, то там попадались ведущие вниз каменные лестницы, но уровень воды был так высок, что даже самые верхние ступеньки были скрыты мутной влажной пеленой. К тому же тут сильно воняло. Свеча горела пламенем с зеленовато-синим отливом.
«Где-то здесь, – сказала Пердита, – наверняка есть тайная комната. Если тут нет огромной, наполненной таинственным мерцанием пещеры, то зачем вообще жить? Тут непременно должна быть тайная комната. Комната, полная… гигантских свечей и огромных сталагмитов».
«Может, такая комната и существует, но не здесь», – возразила Агнесса.
Она чувствовала себя полной идиоткой. Она прошла сквозь зеркало в поисках… сказать по правде, в данный момент Агнесса не готова была ответить на вопрос, а что же, собственно говоря, искала. Но что бы она ни искала, не это уж точно.
Придется звать на помощь.
Само собой, кто-то может ее услышать. Однако, призывая на помощь, всегда рискуешь.
Она кашлянула.
– Э-э… э-гей?
Вода забулькала.
– Э-э… помогите? Есть здесь кто-нибудь?
По ноге пробежала крыса.
О да, с горечью подумала та часть ее мозга, которая принадлежала Пердите, вот если бы сюда спустилась Кристина, она наверняка нашла бы поблескивающую пещеру и изысканную опасность. Крыс и вонючие подвалы этот мир приберег специально для Агнессы. Потому что у нее такой чудесный характер.
– М-м… Кто-нибудь?
По полу прошмыгнули еще несколько крыс. Из боковых проходов послышался слабый писк.
– Эй?
Она заблудилась в каких-то подвалах, и все, что у нее есть, – это укорачивающаяся на глазах свечка. Воздух смердит, плиты скользят, где она, никто не знает, она здесь может умереть, ее здесь могут…
Во мраке сверкнули глаза.
Один зеленовато-желтый, другой жемчужно-белый.
А потом показался свет.
По проходу, отбрасывая длинные тени, что-то приближалось.
Крысы, разбегаясь, в панике спотыкались друг о друга…
Агнесса попыталась вжаться в стену.
– Привет госпожа Пердита Икс Нитт!
Из мрака сразу за Грибо выступила знакомая фигура. Человек, казалось, весь состоял из коленей и локтей; через плечо у него был перекинут мешок, а в другой руке он держал фонарь. Мрак разом утратил весь свой ужас.
– Госпожа Нитт тут много крыс поэтому ходить сюда одной наверное не стоит!
– Уолтер!
– Нынче когда умер бедный господин Хвать приходится делать и его работу! Я можно сказать на все руки мастер! Теперь вот с этими злодейками сражаюсь! А господин Грибо он их просто бьет лапой и они в мгновение ока отправляются на свои крысиные небеса!
– Уолтер!.. – с облегчением повторила Агнесса.
– Тут много всякого разного встречается! Эти старые туннели доходят до самой реки! Чтобы здесь не заблудиться надо ни в коем случае не терять головы! Но я могу вывести!
Бояться Уолтера Плюма было невозможно. Его присутствие вызывало целый ряд чувств, но ужаса среди них не было.
– Э-э… да, – ответила Агнесса. – Я и в самом деле заблудилась. Извини.
Грибо уселся и с наглым, надменным видом принялся умываться. Если бы коты могли усмехаться, он бы сейчас усмехался, подумала Агнесса.
– Ну вот набрал полный мешок теперь отнесу в закусочную господина Буравчика! – объявил Уолтер, круто поворачиваясь и пускаясь вприпрыжку из подвала, даже не удосужившись проверить, поспевает ли Агнесса за ним. – За каждый мешок он платит полпенни не хухры-мухры! Гномы считают что крыса отличное блюдо! Лишний раз убеждаешься если бы мы все были одинаковыми этот мир был бы очень странным местом!
Путь до какой-то другой, с виду довольно часто используемой лестницы показался Агнессе на диво коротким.
– А ты когда-нибудь видел Призрака, Уолтер? – спросила она, когда Уолтер поставил ногу на первую ступеньку.
Он даже не оглянулся.
– Врать нехорошо!
– Э-э… да, я тоже так считаю. Ну тогда… Когда ты в последний раз видел Призрака?
– В последний раз я видел Призрака в большом зале балетной школы!
– Правда? То есть ты вошел, увидел его там – и дальше что?
Уолтер сделал небольшую паузу, после чего резко выпалил:
– Он сбежал!
И заковылял вверх по лестнице, всей походкой подчеркивая, что разговор окончен.
Грибо еще раз усмехнулся в глаза Агнессе и последовал за ним.
Лестница была короткой – всего один пролет – и заканчивалась люком, открывающимся в закулисное пространство. Она заблудилась всего в паре дверей от реального мира.
Ее появления никто не заметил, что было не ново. Люди, как правило, исходили из того, что, когда в ней возникнет нужда, Агнесса непременно окажется рядом.
Уолтер Плюм уже ускакал прочь, очевидно, поспешая по каким-то своим неотложным делам.
Агнесса в сомнении огляделась. Наверное, если бы она исчезла, никто бы этого тоже не заметил – пока Кристина не открыла бы свой очаровательный ротик…
Он не хотел отвечать, но когда к Уолтеру Плюму обращались, он должен был ответить. А еще у нее создалось впечатление, что врать он не умеет. Врать – это плохо.
Она ни разу не бывала в балетной школе, которая располагалась неподалеку от сцены, но представляла собой особый, замкнутый мирок. Каждый день оттуда появлялись танцовщицы – словно тоненькие щебечущие овечки под присмотром престарелой матроны, – и выглядели балеринки так, будто кормили их исключительно маринованными лимонами. Только задав несколько робких вопросов работникам сцены, Агнесса поняла, что девочки поступили в балетную школу по собственному желанию.
А однажды она забрела в их раздевалку. Там тридцать девочек мылись и переодевались на площади, существенно меньшей, чем кабинет господина Бадьи. Раздевалка имела к балету такое же отношение, какое компост имеет к розам.
Агнесса снова осмотрелась. На нее по-прежнему не обращали никакого внимания.
Тогда она направилась в сторону школы. Идти было всего ничего – несколько шагов по зловонному коридору с досками объявлений на стенах. Пахло каким-то древним жиром. Мимо порхнули две девочки. Их никогда не увидишь поодиночке: они всегда появляются группками, словно майские мушки. Толчком отворив дверь, Агнесса шагнула в балетную школу.
Отражения отражений отражений…
Зеркала были на каждой стене.
Несколько девушек, держась за деревянные поручни, выполняли упражнения. При звуке открываемой двери они оглянулись.
Зеркала…
Выбравшись обратно в коридор, Агнесса прислонилась к стене и перевела дух. Она терпеть не могла зеркала. Ей всегда казалось, что они над ней смеются. Ведьмы тоже не любят зеркала. По слухам, эти серебристые стекла высасывают душу, что-то вроде того. Ведьма ни за что на свете не встанет между двух зеркал…
Но кто-кто, а Агнесса не ведьма. Это можно было утверждать со всей определенностью. Глубоко вздохнув, она вернулась в балетный зал.
Куда ни посмотри, во всех направлениях тянулись бесчисленные ряды ее отражений.
С трудом сделав несколько шагов, Агнесса, провожаемая удивленными взглядами танцовщиц, крутнулась вокруг своей оси и принялась хватать рукой воздух в поисках дверной ручки.
Недосып, сказала она себе. И общее перевозбуждение. Кроме того, ей и делать-то тут нечего. Во всяком случае, сейчас, когда она знает, кто такой Призрак.
Ну конечно. Призраку не нужны никакие потайные пещеры. Зачем? Ведь наилучшее укрытие – это быть у всех на виду.
Господин Бадья постучал в дверь кабинета господина Зальцеллы.
– Войдите, – откликнулся приглушенный голос.
В кабинете не было никого, но в дальней стене располагалась еще одна дверь. Бадья опять постучал, после чего затряс дверной ручкой.
– Я в ванной, – ответил Зальцелла.
– Ты в приличном виде?
– Я полностью одет, если вы про это. Там, случаем, ведро со льдом не принесли?
– Так это ты его заказывал? – виноватым голосом спросил Бадья.
– Да.
– Я… э-э… забрал его к себе в кабинет, чтобы засунуть туда ноги…
– Ноги? Но почему именно… ноги?
– Э-э… Я, знаешь ли, отправился пробежаться по городу, сам не знаю зачем, почему-то вдруг захотелось…
– И?..
– И на втором круге у меня башмаки загорелись.
Послышалось плескание, приглушенное бормотание, после чего дверь распахнулась, и в проеме показался Зальцелла в фиолетовом халате.
– А сеньора Базилику связали? – спросил он, капая на пол.
– Он сейчас репетирует с герром Трубельмахером.
– С ним… все в порядке?
– Послал на кухню за закуской.
Зальцелла потряс головой:
– Поразительно.
– А переводчика заперли в буфет. Разгибаться он наотрез отказывался.
Бадья осторожно присел. Он был в мягких шлепанцах.
– А… – начал Зальцелла.
– Да?
– А эта жуткая женщина – с ней что?
– Госпожа Ягг показывает ей Оперу. Да, да, я слаб! Но на кону были две тысячи долларов, не забывай!
– Наоборот, я постараюсь как можно быстрее забыть, – сказал Зальцелла. – Обещаю никогда больше не вспоминать об этом ужасном обеде, если вы, со своей стороны, тоже о нем забудете.
– О каком таком обеде? – невинно переспросил Бадья.
– Отлично.
– Однако нельзя отрицать, эффект она производит поразительный…
– Понятия не имею, о ком вы.
– Теперь-то мне понятно, откуда у нее такое богатство…