Маски Черного Арлекина — страница 74 из 101

Джеймс с трудом переставлял ноги по каменным ступеням, заставляя себя идти ровно посередине лестницы, не касаясь стены. Сегодняшний подъем отнюдь не был легким – сильный ветер и моросящий дождь, как могли, усложняли и без того непростую задачу. Но отступать рыцарь не привык. Он упрямо оставлял за спиной ступени и при этом словно вновь преодолевал барьеры внутри самого себя, отрекаясь от страха и сомнений. Как и тогда, при посвящении. То и дело взор его устремлялся ввысь, к шипящему на далекой вершине пламени. «Вниз смотрят лишь трусы, а истинно верующий паладин всегда идет к своей цели, не глядя ни вниз, ни назад», – сказал ему как-то его гаэнан-наставник, сэр Локхард. Затем старый рыцарь добавил: «Только не думай, что я говорил о башне. Башня лишь символ нашей веры, но жизнь – гораздо более сложная дорога». Сэр Локхард вообще любил выражаться туманно. Однажды, будучи еще младшим послушником, Джеймс спросил у него:

– Сэр, а правда ли, что священный огонь на башне никогда не погаснет?

– А знаешь ли ты, аманир Доусон, что всемогущие боги уготовили для тебя? – вопросом на вопрос ответил наставник. – Так и огонь не знает, сколько ему предначертано гореть, но он, в отличие от тебя, не задает глупых вопросов. Впрочем, ты всегда можешь взять в руки ведро воды, влезть на башню и попробовать погасить пламя. Или же броситься оттуда вниз, оборвав свою ничтожную жизнь. И хотя и то и другое будет против воли богов, но как ты считаешь, что они выберут для тебя?

Нынешний Доусон, уже вовсе не ученик, а посвященный рыцарь, тяжело выдохнул, поднимаясь по последнему витку спиральной лестницы. Да, сейчас бы ему пригодилась пара подобных советов. Хотя бы на тот случай, чтобы не терзаться сомнениями и угрызениями совести, чувствами, непозволительными истинно верующему паладину.

Наконец он оказался перед железной дверцей, украшенной затейливой ковкой, изображающей регалии и символы ордена: окруженный металлическими языками пламени, каждый из которых напоминал сердце, из огня восставал, словно гордый феникс, меч с гардой-крестовиной и прямым клинком. От площадки выше отходила лесенка, еще более узкая, нежели та, которую только что преодолел сэр Джеймс, – она вела к Лампаде, где ревел негасимый огонь, облизывая стены ниши в остроконечной крыше.

Сэр Доусон толкнул дверь, и она открылась перед ним с громким скрежетом. Сидящие в зале тут же обернулись. Их было семеро, могущественных паладинов, командоров ордена Священного Пламени. Каждый из них сидел в своем кресле вокруг огромного круглого стола, выполненного из цельного куска белого камня. Перед каждым из командоров в специально предназначенное для этого отверстие в столе был воткнут его меч, так, что наружу торчала лишь богато украшенная рукоять. Восьмое кресло пустовало. Оно предназначалось для главы ордена – великого магистра, избрать которого и был призван собравшийся конклав. Посреди стола стояла одинокая свеча, которая была не в силах развеять царящую в зале тьму.

Затворив за собой дверь и тем самым вновь укутав помещение во мрак, молодой паладин нерешительно застыл на месте.

– Приветствую вас, святые отцы! Да пребудут с вами Хранн и Дебьянд! – Сэр Джеймс поздоровался с присутствующими, про себя отметив хмурость и недоверие обращенных на него лиц. Оно и понятно – мальчишка, который вот-вот станет их повелителем.

– Sanctum et Flammos, брат Джеймс, – слегка кивнул новоприбывшему сэр Кевин Дэйли по прозвищу Погибель Драконов, старейший и самый уважаемый из командоров. Волосы его были белы как мел, но взгляд по-прежнему пылал яростным огнем. В молодости этот рыцарь сразил самого Кривобокого Эрга, одного из сильнейших драконов на южных пустошах.

– Мы ожидали вас вчера, – с недовольством добавил сэр Стивен Рэй, прозванный Сокрушителем Щитов, немногословный суровый воин с лицом, будто высеченным из камня, на котором застыло множество полученных в былых сражениях шрамов.

– Нехорошо заставлять конклав ждать, – кивнул командор Бенджамин Ракслен, смерив сэра Доусона не предвещающим ничего хорошего взглядом. Сэр Бенджамин Святой являл собой образец морального благочестия и чистоты веры, многие паладины в ордене боялись одного его взгляда, в котором сквозил вечный укор.

– Благородные сэры, святые отцы, я задержался не по своей воле, – ответил Джеймс. – Роковые обстоятельства сложились против моих намерений...

– Ничто так не отягощает проступок, как ложь перед святыми отцами, – язвительно отметил сэр Бенджамин.

– Нас не интересуют ваши обстоятельства, брат Джеймс, – вставил сэр Лонгли по прозвищу Терпеливый, имя свое он заслужил тем, что с терпением относился к своим врагам, всегда позволяя каждому из них высказаться, прежде чем умереть. – Мы собрались здесь совсем по другому поводу. Наш орден осиротел, оставшись без своего великого магистра.

– Именно по этой причине я здесь, – начал Доусон. – Позвольте мне...

– Мы выслушаем вашу речь согласно порядку, – прервал молодого паладина властный голос командора Мариса по прозвищу Белый Пламень, – пока же вы выслушайте нас. Брат Уолтер, прошу вас изложить брату Джеймсу все, что мы здесь обсуждали.

Сэр Уолтер Кингсли, носящий имя Хранитель Башни, кивнул и перелистнул несколько страниц толстой книги, лежащей перед ним на столе. Взор этого паладина был словно погружен в себя – в отличие от остальных командоров ордена, он редко покидал Белый замок, занимаясь в основном историей и магическими изысканиями на благо ордена. Перед его мудростью склоняли головы многие ученые мужи из Гортена и даже королевские маги.

– Сэр Джеймс, послушайте, что я вам сейчас скажу, – начал свою речь командор. – Ронстрад вступает в непростое время, и очень многое вскоре изменится, перемены же эти, так или иначе, затронут и орден Священного Пламени. В эти тяжелые времена мы должны как никогда раньше сплотиться и обратиться к истокам возникновения нашего ордена. Прошу вас вспомнить, что девиз нашего братства звучит как «Sanctum et Flammos!» при том, что Святость здесь стоит на первом месте, а Пламя лишь на втором. Умение владеть мечом, ниспосланное нам Хранном, как и способность обращаться к силе Пламени, бесценному дару Дебьянда, будут бесчестны без соблюдения наших обетов и, более того, станут преступными без чистоты духа и прочности веры. Орден Священного Пламени создавался во имя служения богам, а не мирским правителям! При всем нашем уважении к брату Ильдиару, он не был хорошим великим магистром. Сэр де Нот превратил наш орден в опору гортенского трона, втянул нас в политические дрязги, запутал в хитросплетениях интриг. Мы все терпели это, покуда считали, что подобное служение идет на пользу ордену. Да, при прежнем великом магистре орден получал новые земли, новых послушников, привилегии, золото и каменные твердыни. По слабости своей мы взалкали мирских благ, и мы получили их. Но покровители наши, Хранн и Дебьянд, не станут вечно отводить глаза от тех из священных воинов, кто поставил мирские цели выше собственной святости. Боги отвернутся от ордена, и тогда с нами случится то же, что случилось с орденом Златоокого Льва, – мы потеряем свое призвание, а значит, лишимся и силы. Или же, что еще страшнее, безжалостный рок затащит нас на тропу отступников Руки и Меча.

Командоры яростно зашептались между собой, едва было произнесено имя прóклятого ордена, бывшие паладины которого в безумном ослеплении отринули все, чему когда-то поклялись служить.

– Я вижу, братья, что всем вам не по душе такой путь, – продолжил брат Уолтер, – и я знаю, как нам избежать подобного падения. Наследие Ильдиара де Нота должно быть пересмотрено. Великий магистр пал жертвой мирских интриг, но орден не должен лететь за ним в Бездну. Я призываю вас к принятию «Статута Закрытости». Все контакты с Гортеном должны быть прекращены, тамошний капитул – закрыт, а те из братьев, что слишком прониклись преданностью Лоранам, – изгнаны из ордена. Остальные будут приняты вновь, после очистительной мессы и моления покаяния. Для осуществления этого плана нам понадобится новый великий магистр, смелый, решительный, но самое главное – свято чтущий традиции ордена и обладающий истинной и чистой верой. Сэр Джеймс, что вы можете сказать нам?

Все семеро лиц одновременно повернулись к молодому рыцарю. Внезапно Джеймс понял – им было все равно, что он сейчас скажет. Они уже все решили. Что ж, тем лучше для него.

– Сэр Ильдиар назначил меня своим преемником, святые отцы, – произнес Джеймс Доусон, наблюдая, как презрительно сморщились при этих словах командоры, – но я беру на себя смелость не согласиться с его выбором. Я не ощущаю себя достойным принять эту ответственную должность. В Белом замке достаточно храбрых и мудрых паладинов, гораздо лучше меня способных нести этот нелегкий груз. В вашем присутствии, святые отцы, я добровольно отказываюсь от поста великого магистра.

Среди командоров прокатился удивленный шепот, сменившийся вскоре одобрительными кивками и даже кое-где снисходительными улыбками.

– Мы с пониманием относимся к вашему непростому решению, брат Джеймс, – отметил командор Марис. – В таком случае, подпишите вот эту бумагу.

На стол перед Джеймсом лег лист пергамента, на котором значился полный текст его отречения. То, что бумага была подготовлена еще до его прибытия, окончательно убедило молодого рыцаря в истинных намерениях конклава. Впрочем, ему было все равно. Он взял в руки перо и, не задумываясь, поставил свою подпись под документом.

– Таким образом, всеобщим решением конклава, новым великим магистром ордена Священного Пламени единогласно избран брат Бенджамин Ракслен, да пойдет его правление во славу ордену, – подытожил сэр Марис, и остальные командоры поднялись со своих кресел, чтобы лично подойти и поздравить нового великого магистра.

– Брат Джеймс, вы свободны, – сухо произнес новоизбранный владыка ордена, обернувшись к Джеймсу Доусону.

Терзаемый запоздалым чувством вины, молодой рыцарь поспешил покинуть конклав.

* * *

Он и не заметил, как лестница осталась позади. Как и двор, полный мельтешения и голосов, готовящихся к чему-то намного более значительному, нежели простое «очищение от старых прегрешений». Сэр Джеймс не обратил никакого внимания на окрик стража у ворот: «Открыть решетку! Пропустить послов их светлостей барона Бромского и барона Стоунвотерского!» Он глядел в землю, а в его мыслях слово за словом вставал весь разговор, который только что произошел.