Торжественные похороны леди Мэрион Митчелл были назначены на последний день весны – через девять дней после судьбоносного разговора с императрицей. Я была готова отплыть следующим же утром: несмотря на все положительные перемены, оставаться на Дворцовом острове хотя бы на день дольше необходимого не хотелось.
Коул не возражал. Барон Рихард Сильвен, готовящийся заменить графа на посту начальника службы безопасности Солнцеликой, был доверенным помощником лорда Хенсли и уважаемым человеком среди стражей, так что передача дел не должна была занять дольше недели. Сборы требовали и того меньше. За Коула упаковкой картин, мебели и пересылкой вещей занимались камердинер и дворцовые слуги, а я в дополнение к единственному сундуку разжилась лишь парой приличных платьев. Внушительный саквояж с документами и расходными книгами по землям Южного Айлеса, полученный от казначея императрицы, отправился до поры в сейф лорда Хенсли. Коул обещал заняться ими позже: по дороге в Варравию у нас будет достаточно времени, чтобы вникнуть в дела герцогства и решить вопрос с управляющим.
Но беспокоили меня не похороны Мэр, внезапно свалившийся титул герцогини или предстоящее двухнедельное путешествие на одной из комфортабельных каравелл осиротевшей варравийской делегации. Нет.
Единственное, что занимало мои мысли, – это Лоррейн.
Лоррейн, не делавшая ровным счетом ничего для подготовки к будущему отъезду. Заговаривавшая мне зубы рассказами о грядущих нововведениях в Айоне, о смене политического курса страны, а потом убегавшая по «неотложным делам» Солнцеликой, как только я решалась завести разговор о нашем варравийском будущем. Оживленная, возбужденная, деятельная сверх всякой меры, она казалась такой знакомой… и одновременно такой чужой. А нам с Коулом оставалось лишь наблюдать и гадать, что же происходит в ее бедовой головке.
На четвертый день я не выдержала. Заманила графиню какао и пирожными, встала в дверях и наконец решительно задала волнующий меня вопрос.
Ответ Лорри поразил в самое сердце:
– Я не поеду.
– Что? – выпалила я, чувствуя, как рушится созданный в голове образ идеального мира, где я, Коул и Лорри будем наслаждаться покоем и свободой в Варравии. – Почему? Как?
Подруга посмотрела на меня неожиданно строго и серьезно.
– Я понимаю, почему ты хочешь уехать, Эв, – тихо проговорила она. – После того, что тебе пришлось пережить по вине лорда Голдена и бывшего императора, ты не желаешь оставаться в Айоне ни одной лишней секунды, и это нормально. Я понимаю Коула, который готов отправиться за тобой хоть на край света. Ты как никто другой заслуживаешь любви, и я уверена, ты сделаешь моего брата счастливейшим из мужчин, а он тебя – счастливейшей из женщин. Но я так не могу, Эв. Не могу все бросить и просто жить дальше, как будто ничего не случилось. Как будто Айона не обнажила свое прогнившее нутро. Как будто магия крови была лишь дурным сном. Нет. Я хочу перемен для своей страны. И я хочу быть той, кто претворит их в жизнь.
– Лорри… – только и смогла выдохнуть я.
На душе было горько, хотя где-то глубоко внутри я понимала, что к этому все и шло.
Графиня вздохнула, устремив тяжелый взгляд за окно на ярко синеющее небо.
– Знаю, все думали, что, пережив заточение в подвале Дома удовольствий, я осознаю свои ошибки, успокоюсь, стану тихой боязливой женой и матерью, вздрагивающей от каждой тени. Но нет. Да, мне было страшно. Мне было ужасно, безумно страшно. И очень тяжело. Но спасла меня мысль, в которую я вцепилась, как в соломинку: я должна выжить, выдержать, справиться, чтобы иметь возможность сделать так, чтобы никто и никогда не был вынужден проходить через то, через что прошла я. И вот я здесь, на свободе, и теперь я знаю точно: я хочу изменить мир, Эверли. Я хочу сделать его лучше и безопаснее. И в первую очередь – для нас, женщин. Я мечтаю, чтобы нас перестали считать бессловесными фарфоровыми куклами, годными только для брака, рождения сыновей и украшения гостиной. Меня спасло то, что лорд Голден даже не подумал надежно запирать свои ужасные книги, решив, что магией я способна только завивать локоны и ловить упавшие шпильки. Мне повезло… – Изумрудные глаза сверкнули эхом пережитого страха и боли. – Да, мне повезло, Эв. Но таких, как я, единицы, а должно быть гораздо, гораздо больше. Если я могу сделать для этого хоть что-то, я должна. И тогда все пережитое будет не напрасно.
– Ох, Лорри! – Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Сердце переполнилось сочувствием и стыдом за то, что я даже не думала, все это время не думала, что Лорри в чем-то было куда тяжелее, чем Коулу и мне. Я шагнула к ней, заключая подругу в крепкие объятия. – Прости меня. Пожалуйста, прости!
– Ох, Эв! – Она тихо фыркнула. Узкие ладошки погладили меня по спине. – Тебе не за что извиняться и незачем плакать. Не ты держала меня в сыром подземелье и планировала использовать в качестве кровавой жертвы. – Лорри прижалась ко мне еще теснее. – Забудь обо всем дурном. У тебя впереди прекрасная жизнь с удивительным мужчиной, а у меня – большие планы на место доверенной советницы Солнцеликой. Только ты никому-никому, это пока секрет. А еще я хочу записаться на университетские курсы по криминалистике в Лонбурге. Осталось только получить согласие отца. И вот тут мне нужна твоя помощь…
– Без шансов, – отрезал притворно грозный любимый голос. Я обернулась и увидела стоявшего в дверях покоев графини лорда Хенсли. Он явно слышал наш разговор, и, судя по залегшей меж бровями печальной морщинке, не только часть про советницу и курсы. – Отец никогда не одобрит твоего образовательного порыва.
– Как будто мне нужно его одобрение! – Юная графиня дерзко вздернула нос. – Попрошу Солнцеликую написать ему строгое официальное письмо. Императрице он отказать не посмеет.
– Не стоит его беспокоить. Как твой основной опекун вне Хенсшира я дам согласие… – Лорри довольно взвизгнула, но быстро замолчала, натолкнувшись на строгий взгляд брата, – если пообещаешь вести себя благоразумно.
– И не надейся. Я собираюсь нести свет просвещения в наш мрачный шовинистический мир.
– Боги! – Лорд Хенсли тяжело вздохнул. – Мне искренне жаль мужчин Айоны.
– Не волнуйся, – утешила брата графиня. – Ты уезжаешь в Варравию, так что сможешь сполна наслаждаться всеми благами патриархата в компании очаровательной молодой жены, пока я буду отстаивать права женщин носить усы и щеголять в штанах.
Я хихикнула.
– От всей души советую присмотреться к барону Сильвену. Уверена, у вас найдется много общих тем для обсуждения.
– Правда? – Лорри округлила глаза. – Это какие такие еще темы?
– Усы.
Коул, глядя на нас, закатил глаза.
Остроносая лодка покачивалась на волнах у самого конца причала, украшенного цветами и веточками пахучих трав. Солнце медленно опускалось за горизонт, отмеряя последние секунды весны, и небо полыхало алым пожаром. Ни ветерка, ни облачка – казалось, сама природа застыла в траурном ожидании.
Топ.
Топ.
Четыре пары ног синхронно двинулись по деревянному причалу.
Топ.
Топ.
Слаженно, одинаково – так, что открытые носилки с телом Мэрион даже не дрогнули, величественно плывя по воздуху на каменных плечах стражей.
Я как привязанная двинулась следом. Взгляд был неотрывно прикован к венку белоснежных цветов, видневшемуся над краем носилок. Рядом со мной, отдавая дань памяти бывшей фрейлине, шла императрица и ее рысь Феррейя. Лорри и Коул держались на несколько шагов позади.
Больше на пристани не было никого.
Топ.
Топ.
Носки сапог стражей коснулись края причала. Несколько пассов руками, дыхание магии – и лодка замерла, позволяя ступить на плоское дно, не уронив драгоценной ноши. В абсолютной тишине носилки с телом Мэр опустились в центр пирамиды из промасленных бревен. Закрепив ручки, стражи вернулись на причал.
Настало время прощания.
Я шагнула на лодку первой – невероятная честь, отданная мне императрицей.
Сестра лежала в окружении белоснежных цветов, в волосы были вплетены мелкие бутоны, под сложенными на груди пальцами покоились две лилии на длинных стеблях. Маги хорошо поработали над ней – безмятежное юное лицо казалось не тронутым тленом. Как будто она просто уснула… уснула, чтобы уйти в вечность легко, без боли и страданий.
Сердце сжалось.
– Прости меня, – прошептала я, касаясь тонких холодных пальцев. – Прости…
Скользнув под высокий воротник платья, я вытащила золотую цепочку, на которой покачивался кристалл Мэр. Он был пуст – простой кусок полудрагоценного камня, едва ощутимо отливавший синим в память о стихии своей носительницы. Последняя искра, пережившая смерть Мэрион, была истрачена на то, чтобы вернуть меня к жизни после кровавого ритуала лорда Голдена. Я до сих пор чувствовала ее внутри – крохотную частичку сестры, бесконечно более ценную, чем любые украшения и памятные безделушки.
– Милая моя, чудесная Мэр, – выдохнула я, опуская потухший камень силы на грудь сестры. – Прощай. Прощай.
Горло сдавило.
Смаргивая слезы, я отступила, пропуская к Мэрион императрицу. Что она говорила сестре, склонившись над носилками, я конечно же не услышала. Зато успела увидеть дар, извлеченный из черной бархатной шкатулки, которую Солнцеликая Гвеновид держала в руках. Это была маска, собранная из нежных розовых лепестков, не похожая ни на пышные перья дебютантки, ни на развратные приглашения в Дом удовольствий, ныне заброшенный. Но почему-то я узнала ее в то же мгновение, как увидела: маска белой розы, такая же, какая была на удивительно дерзкой танцовщице, заигрывавшей с варравийским послом.
Подношение исчезло под цветочным ковром, упокоившись рядом с головой Мэр. Императрица поймала мой взгляд и едва заметно кивнула, приглашая последовать за ней на причал.
– Мэрион не рассказывала тебе? – проговорила она вполголоса, пока Коул и Лорри завершали церемонию прощания. – Узнав об истинном лице герцога Голдена, она долго искала, к кому обратиться за помощью, и наконец решила довериться мне. Тогда я поняла, что влияние герцога на императора зашло слишком далеко. И действовать надо решительно и скрытно. Мэрион стала моей Белой Розой, доверенной помощницей, следящей по моему поручению за лордом Голденом и его союзниками. К сожалению, ситуация вышла из-под контроля, и я не сумела ее спасти, как не сумела и предположить, что преемница Мэрион поддастся чарам герцога в самый решающий момент. Но, признаюсь честно, – она вздохнула, – если бы не твоя сестра, я разделила бы печальную участь главы варравийской дипломатической миссии. Мэрион спасла меня и Айону, и за это я буду вечно ей благодарна.