— Признать официально возвращение древних культов, хочешь ты сказать? Хорошо, — одобрил Ай.
— Это надо будет сделать быстро. Апихетеп — далеко не единственный честолюбивый человек в царстве.
— Это очевидно. Представь мне свой проект.
Тхуту попрощался. Возвращаясь в свой кабинет, он ощущал, что его всюду преследует маска Тутанхамона. Что скрывалось за этой невероятной невозмутимостью, несвойственной мальчику такого возраста? Высшая мудрость? Или же удовлетворенное слабоумие? Если справедливо первое, как удалось мальчику обрести совершенное спокойствие души? А если второе, — как случилось, что никто не замечал врожденной слабости тела, которая восторжествовала также над разумом?
Неужели это была цена славы золотого мальчугана, который распутал столько интриг?
20САДОВНИК ДОМА ЖИЗНИ
Обхватив тонкий ствол пальмы сильными ногами, мальчишка высоко забросил веревку, по которой собирался подниматься, и, схватив скользнувший вниз конец, прикрепил его к одному из выступов — очевидно, это был обрубок упавшей или отрезанной пальмовой ветви. После этого он подтянулся почти на целый локоть, используя силу ног, каждым пальцем вцепившись в шероховатую поверхность ствола и стремясь изо всех сил удержаться.
Под пальмой стоял, наблюдая за ним, писец, несколькими годами старше, с выражением интереса и тревоги на лице.
Мальчишка подбирался к вершине пальмы. Там он схватил большой нож, висевший у него на шее на ремешке, и срезал у основания ветку с финиками, ставшую предметом вожделения. Затем он сбросил ее вниз своему старшему товарищу, который схватил ветку на лету.
Мальчишка спускался быстрее, чем поднимался, но не забывал при этом использовать веревку.
Невзирая на то что он тяжело дышал от напряжения, у него был сияющий вид.
— Писцу не пристало выполнять такую работу, — сказал мальчишке его старший товарищ. — Для этого есть садовник.
Садовник как раз наблюдал за ними издалека.
— Я знаю, — ответил мальчишка, потирая руки. — Но у меня тогда было бы чувство, что я ниже садовника, если не умею сделать так же, как он.
— Посмотри, ты ободрал руки. У писца они должны быть гладкими.
— Я предпочитаю иметь менее гладкие, но более сильные руки.
Он оторвал от ветки один финик, обгрыз его и выплюнул косточку настолько далеко, насколько позволяло это сделать его учащенное дыхание.
— По меньшей мере три локтя! — воскликнул он.
Тот, что был постарше, принялся смеяться и гоже сорвал финик с ветки.
— Ты, может, еще собираешься стать плотником?
— Почему бы нет? Я люблю тренировать свое тело. Я уже сильнее, чем ты!
Он толкнул локтем товарища, который ткнул ему ветку с финиками в лицо.
Не прекращая смеяться, они зашли в дом, расположенный неподалеку от храма Амона в Карнаке, окруженный огромным садом, с которым соседствовала пальмовая роща.
Это был Дом Жизни.
При всех крупных храмах были Дома Жизни.
Рабочие комнаты писцов с первого взгляда производили впечатление мест, где властвует разум. Там не только переписывали религиозные тексты, их там и составляли. Следовательно, именно там находились люди окрыленные, способные управлять сердцами тех, кто не был достаточно просвещен, кому пот физических усилий застилал глаза, ослепляя их. Чеканили там не только слова, но и неосязаемое золото мысли, являющееся кровью богов.
В частности, в Карнаке копировали версию Книги мертвых. Это было очень выгодное занятие, приносившее хороший доход Домам Жизни. Даже неграмотные покупали экземпляры этой рукописи, считая, что она должна стать одной из погребальных принадлежностей, когда их уже не будет больше там, где эти книги читают глаза живущих. Самые богатые заставляли писцов читать ее вслух, за это они платили. Что касается грамотных людей, то почти все они знали ее наизусть.
Совершенствовали также в Доме Карнака надписи, использующиеся художниками и скульпторами, ибо чего стоит вечность камня, если на нем неумело отображено слово? По этой же причине там придумывали изображения для украшения храмов, часовен и гробниц. Никому не приходило в голову строить гробницу, не предоставив набросок в виде образов и иероглифов на рассмотрение писцам ближайшего Дома Жизни.
Создание образов, сочинение последних слов человека, составляющих завершающую главу его жизни, считавшихся единственно достойными быть открытыми Анубису, когда он явится величественной поступью, требовало много знаний, но одновременно и скромности.
Для этого надо было обладать знаниями о небе и земле: изучить теологию, мать всех наук, так как все науки являются только законами, предписанными богами, согласно их желаниям, но по наущению Верховного мастера знаний, Амона-Осириса. А также следовало знать астрономию, математику, архитектуру, металлургию.
Совершенно очевидно, что в Домах Жизни накапливались также медицинские знания. Наиболее процветающие Дома Жизни находились вблизи больших городов. Там имелись каталоги с описанием всего того, что было известно о каждой части человеческого тела и о каждой болезни, которая могла его поразить, обо всех возможных средствах лечения от этих болезней — с помощью растений, минеральных порошков, веществ животного происхождения и заклинаний.
Впрочем, именно в Доме Жизни возле Карнака вначале учился лекарь Тутанхамона, Сеферхор, а затем уже он применял на практике полученные знания.
Именно в Доме Жизни, находившемся в Фивах, некогда блистал Имхотеп, ныне обожествленный. Он ближе всех смертных подошел к знанию математики, наиболее чистой формы божественного промысла. Имхотеп был образцом для всех писцов царства на протяжении многих поколений.
В этом Доме был необычный писец. Его приятное и улыбающееся лицо не соответствовало воинственному имени Уджбуто, что значит «Дубина Буто». Ему было двадцать восемь лет. Необычным, собственно, было его занятие: в течение трех сезонов он наблюдал за растениями и ухаживал за ними, пропадая все свободное время в лекарственном саду.
С наступлением времени ужина, когда древний Ра, покидая землю, заставлял пламенеть горизонт, возле него усаживался мальчишка, умеющий лазать по деревьям. Он рассматривал его с дерзостью, присущей молодости, и его горящий взор свидетельствовал о том, что ему не терпелось поговорить.
— Я тебя слушаю, — сказал Уджбуто весело, достав пшеничный хлебец и положив на него маленький кусочек утки.
— Что ты делаешь в саду? Ты здесь работаешь с тех пор, как я пришел сюда, и, как мне говорили, ты и раньше этим занимался.
— Я изучаю мужчин и женщин.
— В саду?
Уджбуто рассмеялся.
— Все живые существа ведут себя одинаково, они повинуются одним и тем же законам. Растения же не перемещаются и не лгут, поскольку не говорят.
Мальчишка был заинтригован.
— Ты изучаешь мужчин и женщин, глядя на растения? Расскажи!
— Я тебе завтра кое-что покажу.
Писарь не забыл о своем обещании.
— Посмотри, — сказал мальчику Уджбуто на следующий день, указывая на клещевину высотой более десяти локтей. — Видишь ли ты желтые листы, готовые упасть с этого кустарника? Знаешь ли ты, почему они пожелтели? Да потому, что садовник чересчур обильно полил дерево.
— Но какое отношение это имеет к людям?
— У растений все происходит, как у людей. Они все нуждаются в воде, но если ты им дашь ее слишком много, они слабеют. И тогда у них начинают загнивать корни. Слишком изнеженные мужчины слабеют так же, как и те, кто выпивает слишком много вина, они теряют свою силу. Растение, которое ты поливаешь бережно, будет сильным, так же, как и мужчина, воспитанный в строгости, — это закалит его характер.
Мальчик казался задумчивым.
— Посмотри теперь на этот страстоцвет, — продолжил Уджбуто, указывая на лиану с бледно-розовыми цветами. — Природа сделала так, что у этого растения нет ствола, и оно не может расти иначе, кроме как цепляясь своими усиками за дерево или любой высокий и твердый предмет. Она подобна женщинам, нуждающимся в том, чтобы рядом был сильный мужчина, и тем мужчинам, которые не умеют существовать без питающей их власти, как, например, чиновники.
Мальчик расхохотался.
— Если ты понаблюдаешь за растениями, — продолжил Уджбуто, — то заметишь, как мало больших деревьев дают красивые душистые цветы. Цель их существования состоит в том, чтобы воспользоваться преимуществами своей высоты и создать лес. Некоторые из них живут много десятков лет, в то время как растения с большими цветами требуют постоянной заботы, могут пострадать от хищных насекомых и живут намного меньше.
— И как это надо понимать?
— Подумай немного. Какой ты из этого делаешь вывод?
— То, что нравится, не может длиться долго?
Теперь наступила очередь писца расхохотаться.
— Почти так. Люди, желающие блистать, оставляют после себя мало долговечного, в то время как те, кто продолжает идти своим путем, лишенные тщеславия, создают прочные и полезные творения.
— Но неужели ты полагаешь, что растения знают, что такое дисциплина и мужество?
— Именно эти слова мы используем для описания некоторых особенностей растений. Подойди, посмотри на эти опунции. Они дают сочные плоды, не так ли? Они — спасение для путешественников, которые находят их в самых засушливых уголках пустыни. Они не привередливы, их колючки отпугивают хищников, и они размножаются без помощи человека.
— Обладают ли они мужеством?
— Ты можешь это и так назвать. Они очень бережливы, что касается воды. Они сохраняют самую малую каплю и не испаряют ее. Таким образом, они могут выдержать засуху, которая доводит до изнеможения даже закаленного человека. А знаешь ли ты, что мужество сопротивления солнцу материализуется в их соке? Если ты сумеешь срезать один из этих крупных листов, не поранив себя колючками, и покроешь его соком кожу, обожженную слишком жарким солнцем, то быстро умеришь боль от ожогов.
Мальчик оставался задумчивым, он был восхищен услышанным. Уджбуто увел его в другую часть сада.