Анкесенамон вспомнила об их с Пасаром шалостях в окрестностях северной части дворца. Казалось, что это происходило давным-давно. Теперь, когда этим отношениям придали официальный характер, их у нее словно украли.
Вступление Гуя на должность произошло двумя неделями позже в Фивах. Анкесенамон удостоверилась в том, что ее супруг задействовал не только Главного распорядителя церемоний, Уадха Менеха, но и все службы регента и Первого советника.
Церемония началась в большом Зале судебных заседаний. Находясь на таком возвышении, что падение оттуда было бы смертельным, царь и царица сидели под балдахином на тронах, отделанных электрумом.
Ай восседал на третьем троне, стоящем перед ними на более низком возвышении между двумя носителями опахал. По сторонам царских тронов стояли Тхуту, Хоремхеб и Майя.
По этому случаю на Тутанхамоне было просторное одеяние из льна, заложенного в складки, из-за чего он казался полнее, чем когда на нем была набедренная повязка. К поясу за спиной был прикреплен хвост пантеры. Он настоял на том, чтобы Анкесенамон надела, как и он, полностью позолоченные сандалии. И самое главное, он надел торжественную корону голубого цвета, ту, что называли «военным шлемом». В одной руке он держал одновременно скипетр и цеп, знаки царской власти, а в другой — анх, крест жизни. Несмотря на то что теперь он всегда относился к своим обязанностям очень ответственно, в том числе и к организации церемоний и их оформлению, Анкесенамон была удивлена тем блеском, с которым Гую вводили в должность. Что это могло бы означать?
Она взглянула на него: как всегда, перед ней была бесстрастная маска.
«Но кто же скрывается за этой маской?» — размышляла она. Она считала, что знала мальчика, когда он был только робким принцем, но теперь он становился для нее загадкой.
По обе стороны просторного прохода молчаливо, в торжественных одеяниях стояли чиновники, придворные и другие высокопоставленные особы.
В первом ряду стоящих с правой стороны Анкесенамон заметила двух пожилых женщин с гордой осанкой, на каждой был сверкающий нагрудный крест, золотые браслеты, сандалии, украшенные камнями. Она решила, что это, должно быть, Унхер, мать Гуи, и Таемуадхису, мать Пасара. Неужто они добились этой милости ее мужа? Или это были не те, о которых она думала? Она была заинтригована.
Зычным голосом Уадх Менех сообщил о прибытии Гуи. Вошел отец Пасара, также в длинном одеянии из льна, заложенного в складки. Она внимательно его рассматривала. «Пасар через тридцать лет», — сказала она про себя. По такому случаю у него было непроницаемое выражение лица.
Следом за Гуем вошли два его сына — у Пасара был старший брат. Затем помощники Гуи. Все шли согнувшись, со склоненными головами.
От имени царя Гую вышел встречать Майя. Он заявил Гую:
— Тебе передается местность, простирающаяся от Нехена до Несут Тау.[16]
— Пусть Амон, покровительствующий Несут Тау, сделает так, чтобы все, что ты приказал, осуществилось, о государь, мой повелитель, — ответил Гуя.
После этих слов помощники стали нараспев произносить:
— Ты — сын Амона. Пусть он сделает так, что к тебе придут правители всех стран, неся свои дары.
Анкесенамон пыталась перехватить взгляд Пасара. Но в этот момент Майя торжественно протянул золотое кольцо, символизирующее ответственность Гуи, и оба его сына внимательно следили за заключительной частью церемонии возведения в сан.
Ее охватили новые сомнения. Она не решалась предположить, что Тутанхамон организовал всю эту церемонию, только чтобы утвердить Пасара как ее любовника. Участвовал ли в этом Тхуту? И Майя? Нет, наверняка была другая причина, более серьезная.
Новый наместник царя снова рассыпался в благодарностях царю.
«Наместник…» — размышляла она. И внезапно ей все стало ясно. Аю дали в помощь заместителя регента, а Тутанхамону — наместника. Все было именно так! Теперь Ай опирался на армию, а Тутанхамон получал доходы из Куша в виде золота, слоновой кости, древесины, рабов. Как она об этом не подумала раньше!
Новый наместник бросил последний взгляд на своего господина и вышел из зала, а затем и из дворца, сопровождаемый членами своей семьи и многочисленными высокопоставленными особами. Снаружи звучали здравицы служащих, которые его ожидали. Все эти люди сопровождали его до пристани.
Там он поднялся на борт роскошного корабля с кабиной на корме для него и сопровождающих и еще одной кабиной для его лошадей в носовой части корабля, за скульптурой царя, подчиняющего себе Чернокожего. Певица воспела его великолепие, и он велел поднять парус, чтобы наконец отправиться в удивительную страну Куш. Ему вменялось в обязанность отправлять оттуда золото, медь, слоновую кость, драгоценные камни, эбеновое дерево, рабов и скот, которого было много в этой завоеванной стране.
Анкесенамон могла снова увидеть Пасара только вечером, но, вероятнее всего, на следующий день. «Начальник конюшен», — повторила она про себя.
Когда зал опустел, Итшан, ставший Первым секретарем царя, помог ему спуститься по ступеням, забрав у него символы царской власти, после чего протянул ему трость.
Получив трость, царь больше с ней не расставался, так как она помогала ему увереннее передвигаться. Это была не обычная палка, а достаточно длинная трость с изогнутым концом, ручка которой была украшена горестными лицами Сирийца и Чернокожего, традиционными врагами царства.
Внезапно, когда Анкесенамон спускалась с возвышения, ухватившись за руку, протянутую Первой придворной дамой, ее осенило: этот мальчик, который был ее супругом, все предусмотрел. В том числе и супружескую неверность. Он даже предвидел, каким станет он сам: царь, сын божий, все существование которого сводилось только к участию в непрерывных торжественных церемониях и представлениях. Но он был очень хитрым: он обеспечил себя источниками, с помощью которых будет удовлетворять свою тягу к роскоши.
Она посмотрела на Ая, который беседовал со своим секретарем, а затем присоединился к Тутанхамону. Старому шакалу предстояло придумать, как лучше загрызть кролика.
И она поняла, что Тутанхамон не простил ему смерти Сменхкары. Он ему никогда ее не простит.
24НЕСКОНЧАЕМАЯ ЦЕРЕМОНИЯ
Иногда во снах являются близкие люди, но их поведение бывает настолько невероятным, что это вызывает у спящего тягостное ощущение; он внезапно просыпается и начинает опасаться того, что кошмар является предзнаменованием чего-то ужасного. Неужели заболеет или умрет близкий человек?
Точно так видение Тутанхамона вырвало Анкесенамон из сонного состояния. Ей приснилось, что он сидел перед ней, совсем один, и играл в шашки, а его окружало огромное и мрачное пространство. Она резко села в постели, и тут же проснулся Пасар.
— Что случилось? — спросил он, положив руку на руку своей госпожи.
Она рассказала ему о сне, добавив:
— А что, если он умрет?
— Он не может умереть. Он уже мертвый.
— Как?! — воскликнула она.
— Разве ты этого не видишь? Его немощное тело неживое. Его взгляд — это взгляд посмертной маски. В нем нет никакой страсти. Когда я вижу, как он ест, у меня иногда создается впечатление, что он глотает не пищу, а раскрашенный гипс, который кладут в гробницы для якобы приемов пищи душами умерших. Он превратил свое существование в нескончаемую похоронную церемонию.
— Замолчи, — сказала она неуверенно.
Но большей частью это было правдой, в глубине души она это знала. Во взаимоотношениях с супругом больше не было места ни волнениям, ни другим человеческим чувствам: все встречи проходили будто по ритуалу, и как только что-то начинало происходить не по правилам, впрочем, установленным им самим, он становился немым, выражая свое неодобрение молчанием. Во время их первой встречи, утром, он неизменно спрашивал у нее:
— Хорошо ли спалось моей божественной супруге?
Иногда раздраженная тем, что мальчик в возрасте двенадцати лет был до такой степени церемонным и так мало в нем было непосредственности, она говорила, что ее беспокоили комары или что у нее плохо с пищеварением, даже если это было не так. Но он держал маску каменной невозмутимости, не отвечая и не предлагая никакого утешения.
Она знала: бесполезно сообщать ему о чем бы то ни было, что не соответствовало определенному ритуалу.
Иногда она ела рыбу, которую готовили только для нее, поскольку он ее никогда не употреблял в пищу. Рыбу не ели только те, для кого она была священным животным, но царь считал, что должен соблюдать ритуалы тщательнее всех. Он не ел также лук, узнав, что это растение было запрещено принимать в пищу жрецам, готовящимся к совершению обрядов. Но к каким обрядам готовился он? Анкесенамон ела лук чаще, чем хотела, чтобы ему досадить. Удавалось ли ей это? Он ни разу не упрекнул ее, только отводил глаза от недостойной пищи, и его взгляд витал над столом.
Но она понимала причины этой жесткости. После смерти его брата Эхнатона мальчика-сироту выволокли из дворца, как статую из лавки, и бросили в битву монстров. Его мать Сатамон, дочь отца маленького принца, умерла вскоре после его рождения. У него не было тогда другого утешения, кроме сострадания слуг и рабов.
Затем убили другого его брата, Сменхкару, его единственную поддержку.
И он знал организатора убийств и не мог рассчитывать на правосудие.
Затем его женили и короновали. И заставили осознать слабость своего тела.
Наконец, его пытались убить.
Поэтому он замкнулся в себе. Вот откуда маска и хитрость.
Она подумала, что явно проявилось это изменение, по всей видимости, в «ночь кобр», когда священные животные Сати его защитили. Верил ли он тогда в свою божественную суть? Было ли это причиной его холодности, этой духовной смерти, и поэтому ли он слишком рано надел маску?
Она продолжила размышления, вспомнив то, что сказал Пасар.
Супруг иногда вовлекал в свои занятия Анкесенамон, но для нее предшествующая жизнь исчезла, как будто ее отсекли долотом рабочие фараона, приказавшего уничтожить следы своего предшественника. Так бросают камень в воду: после нескольких волн он уходит на дно, а поверхность над ним снова становится гладкой.