— Для художественного выпиливания! Сиди себе и выпиливай фигурки! Кошек, собачек, березки плакучие… А ты, как дурак, за преступниками гоняешься! А потом их же и жалеешь!
— Я жалею не преступников, а людей!
— Преступники — не люди!
— Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на велике поедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется и помрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могут в колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?
— Ну ты и загнул! Этот же шмендрик — мало что шантажист, он грабитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусы на колесах — фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуру обращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратилась на замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли не на попытке ограбления, а могли бы — небось менты не хуже нас знали, за каким чертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у них материальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайно застрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивления оказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасные преступники.
— А я не спорю!
— Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя, если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.
— За что?
— За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Так он инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта история точно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всю дорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто. Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.
— Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!
— Да ладно тебе, — засмущался тот.
— Моя мама всегда говорит: Леша — чудный малый, золотое сердце!
— Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, она у тебя клевая… — Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. — Ну все, куда мы теперь?
— Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.
— Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?
— Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.
— Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!
— Я вообще-то тоже. Рванули!
А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторону Текстильщиков. Всеми правдами и неправдами Елизавете Платоновне удалось раздобыть у Аллы Дмитриевны адрес Ларисы.
— Вы волнуетесь, да? — спросила Маня, видя, что ее старшая подруга нервно постукивает наманикюренными длинными ногтями по рулю, когда они останавливаются на красный свет.
— Да. Мне почему-то очень неспокойно.
— Так, может, вернемся, а?
— Сама не знаю…
— Давайте вернемся, а к Ларисе мы потом сами смотаемся.
— Да нет, я терпеть не могу бросать начатое. Давай уж хоть что-то доведем до конца.
Лариса Петровна Курочкина жила в старой пятиэтажке, в подъезде со сломанным замком, без лифта, где нестерпимо воняло кошками. Но на звонок им никто не открыл. Маня заглянула внизу в почтовый ящик. Он явно был пуст.
— Значит, она в Москве, — констатировала девочка.
— Необязательно, — пожала плечами Елизавета Платоновна. — Может, почту соседи вынимают. Я, например, когда уезжаю, всегда прошу соседку почту вынимать. Ну что ж, не повезло нам.
— Эй, дамочка, вы что тут потеряли? — раздался чей-то голос. Он явно принадлежал человеку нетрезвому. И в самом деле, по лестнице, крепко держась за перила, спускался изрядно пьяный мужичок.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Маня. — Мы ищем Ларису Петровну Курочкину.
— Ларку-то? А чего ее искать, она тут за углом в магазинчике прессой торгует. Туда и ступайте!
— Спасибо, большое спасибо!
— Да не за что! Только зачем вам эта стервоза сдалась? Исключительной подлости баба. И мерзости исключительной! Иск-лю-чи-тель-ной! — Он поднял вверх указательный палец. — Я бы даже сказал — вселенской мерзости баба! Вы не смотрите, что она вас будет сиропом поливать, не верьте, ждите, будьте начеку, а то в сироп ей ничего не стоит серной кислоты подмешать, фигурально выражаясь!
Мужчина слегка пошатнулся на последней ступеньке и чуть не упал.
— Простите, а как нам узнать ее, наверное, в этом магазине она не одна работает, а расспрашивать не хотелось бы, у нас дело конфиденциальное, — улыбнулась пьяному Елизавета Платоновна.
— А, так вы с ней незнакомы? Ваше счастье. И не стоит знакомиться. Как минимум изжогу заработаете, а как максимум кучу неприятностей. Вы не смотрите, что я с утра в некотором подпитии, у меня вчера день рождения был, так что причина уважительная.
— Поздравляю вас, — вмешалась Маня. — Но все-таки как нам Ларису Петровну узнать?
— А у ней на роже все написано — я стерва, обиженная жизнью, и за это всех вас презираю и ненавижу! А если конкретнее — крашеная блонда лет под сорок, на шее бусы янтарные…
Тут из квартиры на первом этаже выглянул пожилой мужчина.
— Геннадьич, ты чего тут базаришь? Заходи, у меня чекушка в заначке есть. Надо ж после вчерашнего здоровье поправить!
— О! Иван Степаныч, я всегда знал, что вы великий человек! Прошу прощения, дамы, труба зовет!
И они скрылись за обитой зеленым дерматином дверью.
— Ну что ж, кое-что мы уже узнали, — улыбнулась Елизавета Платоновна. — Идем! Поглядим, что за мегера эта Лариса.
— А может, она не мегера вовсе, а просто не дает ему денег на выпивку, вот и все, — предположила Маня.
— Боже, откуда такое знание жизни! — засмеялась Елизавета Платоновна.
Они решили дойти до места пешком. Магазинчик был маленьким, торгующим газетами, журналами и дешевыми книжками в пестрых обложках. Народу там оказалось немного, за кассой сидела женщина, ничем не напоминающая ту, которую описал подвыпивший сосед. Лет шестидесяти, очень полная, с крашенными хной волосами.
— Это не Лариса, — прошептала Маня.
— Вижу, — шепнула в ответ Елизавета Платоновна. И подошла к кассе. — Извините, я тут осталась должна пятьдесят копеек, но другой кассирше, она когда дежурит?
— Лариска-то? Сегодня. Только к ней кто-то пришел, скоро будет. А полтинник вы оставьте, я ей передам.
— Ой, Марьяна Ивановна, — вмешался молоденький охранник. — Вы ж ее знаете, она ж за полтинник невиноватому человеку скандал устроить может. Пусть дама уж ей в руки отдаст, а то еще перепутает. Дама, вы отсюда выйдете, и направо во дворе лавочка. Там она и сидит, вы уж ей в руки лучше отдайте.
— Спасибо, спасибо большое! — обрадовалась Елизавета Платоновна. — А то я сегодня уезжаю, боюсь забыть.
Они вышли на улицу, свернули за угол и…
— Стойте! — тихо воскликнула Маня и даже схватила Елизавету Платоновну за рукав.
— Что случилось?
— Она… она сидит с той, которая не Керженцева…
Маня сразу узнала женщину с фотографии, сделанной Гошкой в самом начале расследования.
— Постойте тут, я сейчас…
Маня обежала двор так, чтобы подобраться поближе к лавочке. И прислушалась. Но разговор двух женщин оказался совершенно неинтересным. Они довольно увлеченно обсуждали недавний праздник — чей-то день рождения, по-видимому. Потом лже-Ираида сказала:
— Ладно, Ларка, поеду я, пожалуй, устала что-то.
— Да и мне пора, работа как-никак…
— Ничего, скоро заживем как люди!
— Скорее бы!
— Ну так первый взнос уже есть. Все, подружка, я поехала!
«Какое счастье, что мы на машине!» — подумала Маня и помчалась назад, к Елизавете Платоновне, которая в некоторой растерянности озиралась по сторонам, вероятно, потеряв ее из вида.
— Скорее в машину, — бросила на бегу девочка.
— Куда ты, Маша?
Елизавете Платоновне ничего не оставалось делать, кроме как бежать вслед за Маней.
— В чем дело? Что случилось? Куда мы едем? — забросала она ее вопросами.
— Вон за той машиной, Лариса теперь никуда не денется. Главное — выследить эту…
— Маня, ты что-то выяснила?
— Кажется, да. Но одно ясно — мы на верном пути!
Глава IXО пользе любовных признаний
Они уже минут двадцать стояли в пробке почти вплотную к машине лже-Ираиды. И Маня подробно передала Елизавете Платоновне разговор двух подруг.
— Да, действительно, это не может быть случайностью. Все очень точно совпадает. Машенька, я вот только думаю…
Но в этот момент у кого-то из водителей не выдержали нервы, и он громко засигналил. Елизавета Платоновна вздрогнула, и, как ни странно, пробка начала рассасываться. Еще минут через десять у светофора Ираидина машина подала сигнал левого поворота, но, когда преследовательницы пристроились к ней в хвост, она вдруг вывернулась из очереди на поворот и погнала прямо, а Елизавета Платоновна не успела перестроиться, и в мгновение ока Ираида скрылась из глаз.
— Ох, черт! — простонала Елизавета Платоновна. — Неужели она учуяла слежку? Или просто передумала? Надо же, как не везет!
— Ничего страшного, теперь она от нас не уйдет, у нас все-таки есть Лариса! Но на всякий случай мы сегодня к ней не поедем, а то мало ли… Зачем ее раньше времени вспугивать.
— Думаешь?
— Да! И потом ей обязательно в магазине скажут, что ее спрашивали. Может, и пьяненький тот скажет, что ее искали… Пусть понервничает, но слегка.
— Да нет, Манечка, пьяненький ее на дух не выносит, а в магазине тоже могут забыть, ведь речь шла всего лишь о полтиннике. Но я с тобой согласна, сегодня мы Ларису трогать не будем, я что-то устала, хотя сейчас еще совсем не поздно, но…
— Знаете что, давайте поедем к нам! — предложила Маня. — Я вас познакомлю с Гошкой и Лехой.
— Ну что ж, можно, — улыбнулась Елизавета Платоновна, — только по дороге давай купим торт, что ли… Ты какой торт любишь?
— Я? Мне все равно, а Гошка любит, чтобы крем был шоколадный и еще со взбитыми сливками…