– По первому образованию, – отозвался Саша.
– Бери инструмент Ильина и на сцену. Сильно виртуозничать не надо, ты не Витя, – при этих словах Блюминг лишь вздохнул. – Поддерживай, как можешь, ритм-секцию. Сумеешь?
– Сумею, – ответил заметно ободрившийся Саша.
В руках у Валеры Касаткина был бубен со взрывчаткой. В кармане радиовзрыватель. Бубен должен оказаться в руках Груздева, дальше дело техники. Все просто и элементарно. В помещении туалета послышались шаги вошедшего, который насвистывал мелодию припева все того же «Прекрасного далеко». Валера тут же вышел из туалетной кабинки и увидел улыбающегося Ганса.
– Ну вот, свою главную задачу ты выполнил, – произнес Ганс, который был облачен в костюм официанта. – Давай сюда! – с этими словами Ганс забрал у Валеры бубен и радиовзрыватель.
– В чем дело, Ганс? – спросил Валера.
– Во-первых, заканчивай этот маскарад, – сказал Ганс. – Во-вторых, все изменилось, ты свое дело сделал, взрывчатку через металлоконтроль пронес. Теперь действовать буду я. Ты принимай свой обычный облик и иди в зал. Сядь где-нибудь за столик и жди конца представления.
– Ганс, я хочу знать…
– А я хочу, чтобы ты не задавал лишних вопросов, – обычно спокойный Ганс был сейчас, что называется, на взводе.
И голос у него металлический, не терпящий никаких возражений.
– Сдай чуть назад, Румын. – Ганс неожиданно усмехнулся и назвал Валеру дурацким прозвищем. – Все будет в порядке! И в рамках уголовного кодекса!
При последних словах Ганс ободряюще подмигнул Валере. Что это значило? Ганс отказался от первоначального плана ликвидации Рыжего? Что, что задумал этот непонятный и вместе с тем умный и грамотный профессионал?
– Значит, я буду в зале? – переспросил Валера.
– Да, выбери подходящее место, ну а далее… По обстановке, Валера!
До того как поехать в клуб, Ганс побывал по адресу, названному Калистратовым, и забрал компромат. Тот самый, где имелись отпечатки пальцев. Оставлять что-либо после себя было не в традициях Ганса.
Уничтожив радиовзрыватель со своими отпечатками, Ганс нанес визит еще в одно место.
– Директор, вы ведь на сегодняшний день покойник, и особняк ваш сгорел. Хотите увидеть незабываемое зрелище? Гибель вашего врага?
– Спасибо, как-нибудь обойдусь.
– Ну вам ведь хочется этого? Ну, скажите – хочется или нет?
Выпуклые рачьи глаза Директора вспыхнули уже знакомым Гансу пламенем. Да, да – Директор любил зрелища, любил до беспамятства чувствовать себя победителем на поле боя. А это так редко бывало в его жизни. Он часто видел трупы врагов, но ни разу не видел самой их гибели. Немощный карлик всегда был в стороне от схватки, точнее, «над схваткой», как он сам считал. А как ему хотелось в своих грезах собственноручно уничтожить кого-нибудь из своих противников!
САМОМУ!
Собственными глазами увидеть, как злейший враг из живого, энергичного и веселого человека превращается в агонизирующее, бессмысленно молящее о пощаде существо! О, ради этого можно было пойти на риск!
Ганс сумел-таки найти тайные струны в черной душе Директора. И начал на них наигрывать!
– Как я попаду на концерт? – спросил Директор, выслушав Ганса.
– Думаю, для вас это не слишком большая проблема, – ответил тот. – У вас ведь есть агентура в окружении Груздева? Среди личных охранников?
– Есть, но они не годятся, – покачал головой Директор. – Информацию давать могут, но на большее ни-ни, слишком трусливы и жадны до денег. Впрочем… Есть у меня один человечишко.
С этими словами Директор взялся за телефон.
– Генерал? День добрый, не узнаешь меня? Все идет по строго намеченному плану, так что не удивляйся. Скоро тебя ждет повышение, если, конечно, ты окажешь мне одну небольшую услугу…
Голос у Директора был бодрым и уверенным. Что отвечал ему генерал, Ганс не слышал.
– Порядок! – отложив телефон, сообщил Гансу Директор. – Поехали на твой концерт, Ганс.
Таким образом, с помощью генерала Ганс, облаченный в костюм официанта, и Директор попали на закрытую вечеринку. Генерал попросту выписал им специальные пропуска от своего имени. Правда, металлоконтроль пришлось пройти и Директору, и Гансу.
Чтобы Директора не узнали, он надел рыжий парик, очки и приклеил бороду. Пройдя в помещение, устроился за отдельным столиком в слабо освещенном стилизованными под свечи фонариками углу. Теперь его было трудно заметить, а вот сидящего в центре, за самым шикарным столом Рыжего Толика Директор видел отлично. По правую руку от Толика, но при этом чуть поодаль сидел генерал. Он понимал, что для кого-то сегодняшний вечер будет последним. Главное, чтобы не для него, генерала. А уж потом он готов верой и правдой служить тому, кто уцелеет. Толику и Директору и в самом деле было тесно вдвоем на этом свете. Именно поэтому, чтобы раз и навсегда решить этот вопрос, все понимающий генерал и согласился помочь Директору.
Валера Касаткин, без парика и очков, прошел в главный зал и сел за свободный столик, выбрав таким образом позицию, с которой можно было вести максимальный обзор. Оружия у Валеры не было, и это, как ни парадоксально, успокаивало его. Неужели все сложится без стрельбы? Послышались звуки джаза. Не совсем классического, не нью-орлеанского, а скорее вест-коуст-джаза, с элементами джаз-рока. Блюминг был виртуозным саксофонистом, с этим никто никогда не спорил. Концерт начался, освещение чуть-чуть поубавилось, зато на потолке заплясали причудливые узоры светолазерного шоу. Валера отметил, что уже не помнит, когда последний раз был на концерте. А ведь неплохо так вот посидеть, послушать хорошую музыку… Последний концерт, если его можно было назвать концертом, Валера Касаткин посетил в начале двухтысячного, в разгар второй чеченской. В подразделение, которое должно было со дня на день пойти на штурм Грозного, приехали не профессиональные артисты, а отставные офицеры-«афганцы» с гитарами. Они пели песни собственного сочинения, и получалось это у них, надо сказать, не хуже, чем у иных профессионалов. Особенно запомнилась Касаткину такая песня:
Не понимаю отчего, но как-то постепенно
Я начинаю привыкать к войне.
И за соседскою бедой мне главное, наверное,
Что смерть пришла сегодня не ко мне.
А на Руси в Святом углу была икона Спаса,
И Бог как мог детей своих хранил,
Но мы пустили зверя в дом, я это понял ясно
Вчера, когда я друга схоронил.
Мы все уже совсем вконец от денег озверели,
Людская жадность – это как чума!
И стали души наши гнить в позолоченном теле,
А в Божьем храме воцарилась тьма.
И все теперь пошло вразнос, и вера, и законы.
И даже власть теперь уже не власть.
И больно, больно мне до слез, что нынче год за годом
Лишь пиковая мразь выходит в масть.
И припев:
А в нашей жизни нынче на Руси
Становятся убийцами мальчишки,
И кто бы там чего ни голосил,
Но это слишком, мужики, ей-богу, слишком.
Валера песню записать сумел, а вот имя автора и исполнителя позабыл. Казалось бы, многое изменилось за последнее время, песня-то давно написана, еще в середине 90-х, в первую чеченскую. Вот и войны вроде бы нет. Вроде бы… Или он, Валера Касаткин, гвардии прапорщик, и в самом деле так к ней привык, что ИЩЕТ ЕЕ везде и всюду? Вот сейчас – никакой войны нет и в помине. Напротив – приятная обстановка, музыка. Вот просто так посидеть здесь, послушать, потом уйти…
– Что-нибудь выберете? – послышался приятный женский голос.
Как только кончилась первая композиция, перед Касаткиным появилась официантка. Молодая, крупная, с пухлощеким розовым лицом.
– Ой, это вы? – вдруг произнесла официантка, и ее лицо стало еще розовее.
Теперь и Касаткин узнал эту молодую женщину. Метрдотель Зинаида Петровна! Кто бы мог подумать! Для обслуги набрали официантов и метрдотелей из близлежащих ресторанов и кафе, а заведение, где произошла первая встреча Валеры с Гансом, было как раз неподалеку отсюда.
– Я же обещал зайти, – ответил Валера. – Узнал, что вы сегодня здесь, и пришел.
– Вы извините, но нам запрещено слишком долго разговаривать с клиентами. Так что вы будете? – Зиночка кивнула небольшими глазами на меню.
– Чашку кофе, – в стиле Шарапова отозвался Касаткин. – Буду сидеть тут у вас, пить кофе, слушать музыку.
Со стороны эстрады вновь послышались звуки джаза. Новый бас-гитарист Саша хоть и не был Паганини бас-гитары, но вполне сносно аккомпанировал.
Тем временем неподалеку от «Белого блюзмена» Ольга Ларионова и Леонид сидели в машине Касаткина и ждали развязки. Ганс выполнил данное обещание, разрешил-таки «постоять в сторонке».
– А чего вы в милицию работать пошли? – вдруг спросил Шаинский, чтобы хоть как-то поддержать застопорившийся разговор.
– А вы в десант? – в тон ему отозвалась Ольга.
– Некоторые говорят, потому что дурак, – ответил Леонид.
– И мне, – кивнула Ольга. – Только не некоторые, а почти все. Вот вы сейчас намекнули.
– Да нет… – засмущавшись, проговорил подполковник. – Просто как-то странно все складывается. – Леонид решил переменить тему. – Ганс с виду прохвост. Но ведь… Да вы сами понимаете!
В самом деле – пресловутый Ганс предотвратил погром в цыганском поселке, не дал свершиться убийству журналиста Фалька. Но что будет дальше?
– Он неплохой парень, этот Ганс, – неожиданно произнесла Ольга.
– Однако он произвел на вас впечатление, – чуть ли не присвистнул Леонид.
– Просто у нас с ним одинаковые вкусы. Он трупов не любит. Я тоже.
Зиночка принесла заказанный Валерой кофе. Мило улыбнулась, показав наличие симпатичных ямочек на своих пухлых щеках. Касаткин улыбнулся в ответ. Музыканты сделали паузу в игре. В это самое время к столику, за которым инкогнито находился Директор, приблизился официант Ганс.
– Это у них для салфеток, а возможно, и вместо пепельницы. – Ганс положил на стол Директора бубен, в который аккуратно были сложены бумажные салфетки.