Судя по всему, подруга перестала ходить в клинику. Она не сказала об этом напрямую, но больше не предлагала встретиться в городе, как раньше. Наверняка дело в категоричном отказе Рёске обследоваться. Рике оставалось ждать, пока Рэйко сама ей расскажет. Затрагивать в разговоре столь деликатную и животрепещущую тему она бы не решилась.
— Не так чтобы часто, но сегодня в садике у дочери день бенто[53], а на себя и мужа приготовить я уже не успела.
— О, вы готовите бенто?
— Только изредка, и мне совсем не в тягость. Дочке четыре года, через пару лет в школу пойдет — так я хотя бы до этого на кухне покручусь. Правда, я уже махнула рукой на бенто с изыском — в основном, собираю что попроще: рис, маринованная слива, тамагояки[54], какие-нибудь остатки с обеда, любые овощи, вот и готово.
— Все равно здорово!
Мидзусима заказала таниндон[55] и вернулась к разговору.
— По сравнению с работой в еженедельнике у меня сейчас прорва свободного времени. И домой я вовремя возвращаюсь. Каких-то внезапных дел и срочной работы практически нет, поэтому на душе спокойно, и это самое ценное. А у тебя как дела? Есть какие-нибудь крупные расследования?
Обычно отдел продаж считается лицом компании, но в «Сюмэй» было немного по-другому. Отдел продаж был местом ссылки. Очень многие переходили туда после вынужденного перерыва в работе из-за рождения ребенка или долгого больничного. По правде говоря, когда Рика узнала о том, что у Мидзусимы не получилось совмещать воспитание ребенка с работой в еженедельнике, это ее ужасно расстроило. Собственное будущее начало казаться туманным. К тому же она ощущала себя беспомощной из-за того, что, хотя и была рядом с коллегой, но все равно никак не смогла поддержать ее и помочь.
С кухни тянуло сладковатым ароматом таниндона. Рика сказала, понизив голос:
— Я должна была взять интервью у матери погибшего в Синономэ мальчика, но она мне отказала.
Мать ученика средней школы, которого приятели избили до смерти, столкнулась с общественным осуждением. Она воспитывала сына одна, при этом совмещала сразу две работы, так что проводила с ребенком мало времени и не заметила происходящих в нем изменений. Мальчик познакомился с дурной компанией, когда пошел в комбини купить что-нибудь на ужин, — те сами окликнули его и постепенно втянули в свои дела. В СМИ писали об этом как о «трагедии детей, предоставленных самим себе». Подтекст такой: не пошел бы он в комбини — а он туда отправился, потому что дома никто его не кормил, — ничего бы и не случилось. Журналисты «Сюмэй» тоже не остались в стороне: от открытой критики и комментариев они воздержались, но опубликовали статью с советами о том, как работающим матерям организовать режим питания в семьях. Рика, которая собирала материал для статьи, открыто протестовала против подачи в таком ключе, но редакторы к ней не прислушались. Еженедельник только-только вышел из печати, и идти после этого к матери погибшего мальчика за интервью, честно говоря, ужасно не хотелось. У Рики до сих пор в ушах стоял тихий, обессиленный голос, твердящий в домофон: «Прошу прощения. Простите за доставленные неудобства. Это все моя вина».
Мидзусима нахмурилась: родинка на ее лице дернулась, сдвигаясь в сторону.
— А, то дело… Тут сложно относиться равнодушно, такое может произойти в любой семье, особенно неполной.
Рика невольно подумала о том, насколько все было бы проще, если бы эта женщина, Мидзусима, сидела сейчас в редакторском отделе. Пока у Рики не было возможности открыто выразить свое мнение на страницах еженедельника. Она собирала данные, она писала что-то, но в итоге редакторские ножницы до неузнаваемости перекраивали ее материалы. Свое мнение — это для тех, кого называют золотым пером. Для таких, как Мидзусима.
— Ты потрясающая, Рика. Я болею за тебя. Если ты станешь первой женщиной-редактором «Сюмэй», я буду так рада!
На памяти Рики Мидзусима была первой, кто ушел в декрет, еще оставаясь сотрудницей еженедельника, и даже брал отпуск по уходу за ребенком. Рика осторожно спросила, не хочет ли она вернуться в журналистику.
— Когда-нибудь — возможно. Но знаешь, с моей стороны глупо пытаться совместить все… Пока я работала, крутилась как белка в колесе, хваталась за все, а потом, когда родилась дочка, все внимание переключилось на нее. И тут посыпались проблемы. Денег стало не хватать, и я сама попросилась в отдел продаж. Пока искала место в садике, нанимала няню на время. Я ужасно старалась справиться сама, старалась не доставлять никому хлопот… — Мидзусима прикрыла глаза, и синеватая тень от ресниц упала на ее лицо. — Но, знаешь, сейчас я думаю… Пусть бы я и доставила хлопоты, что в этом такого? Плохо, когда, стиснув зубы, преодолеваешь сложности, никому не показывая, как тебе тяжело. — Видимо, почувствовав, как изменился взгляд Рики, Мидзусима улыбнулась и заговорила о другом. — Как там Китамура? Занятный тип. Его умение поставить себя на вершину всего — это что-то с чем-то. Ему бы надо на какой-нибудь пилатес записаться.
Наконец принесли таниндон. Мидзусима ловко подцепила палочками кусок омлета с говядиной, под которым скрывался подкрашенный соевым соусом рис. Какое-то время за столиком царила тишина, потом Мидзусима, окинув Рику внимательным взглядом, заметила:
— Знаешь, а ты изменилась. Прежде выглядела более аскетичной, что ли.
— Еще бы! Я прибавила в весе, потому что увлеклась едой. Форма уже не та.
— Но так тебе гораздо лучше. Раньше на тебя только посмотришь — и сразу переживать начинаешь. Кожа да кости. Вся с головой в работе, совсем о себе не думала. Как по мне, когда видишь человека, который отдает всего себя делу, забывая об отдыхе, испытываешь чувство, словно тебя в чем-то упрекают…
Автоматическая дверь с писком раздвинулась — вошла хозяйка, вернувшаяся с доставки. Женщина молча прошла на кухню, не обращая на них никакого внимания. Ее муж тут же прибавил звук телевизора, словно только и ждал прихода супруги. Четкие реплики дубляжа какого-то иностранного фильма заполнили собой пространство.
Когда Рика зашла, губы Манако тронула легкая улыбка.
— Ну и как вам рамен со сливочным маслом? Вкусно было?
Рика тут же уловила подтекст и изо всех сил постаралась не покраснеть, но к кончикам ушей все равно прилил жар. Пытаясь игнорировать охранника, она принялась восстанавливать в памяти события четырехдневной давности.
— Думаю, рамен из обычного сетевого ресторанчика показался таким вкусным из-за холода на улице…
— Вы ведь на самом деле прекрасно понимаете, о чем я. — В голосе Манако не было привычной тягучей сладости, слова попадали точно в цель.
Та ночь с Макото помогла упорядочить свои чувства к нему и осознать, насколько они на самом деле просты, — вот что понимала Рика.
— В городе, где я выросла, в феврале особенно холодно, поэтому я прекрасно знаю, каким прекрасным и манящим может быть тепло другого человека. Тепло, исходящее от его тела. Это главное, верно? Сама я познала это еще в старшей школе.
— С мужчиной, который перемещался между Ниигатой и Токио по работе, верно? А как вы познакомились?
Рика раскрыла записную книжку и приготовила ручку. Она старалась делать поменьше записей, чтобы не нервировать Манако лишний раз. Но сегодня та ничего не имела против маленького экскурса в прошлое. Ее взгляд стал отсутствующим, словно она грезила наяву.
— Я листала в книжном магазине роман Франсуазы Саган, когда он заговорил со мной. «Мне тоже нравится Саган. Ты, похоже, умная девочка. Может, расскажешь мне о городе? Я был бы рад такой приятной компании». Я всегда любила книги, с детства, и подумала, что он тоже книгочей.… Почти сразу после знакомства он начал предлагать отношения, но я раз за разом отказывала. А потом увлеклась им: меня воодушевляло то, как он радовался, когда я приносила ему бенто или сладости собственного приготовления. С каждой новой встречей меня все больше тянуло к нему. В День святого Валентина я приготовила ему десерт[56] и осталась с ним на ночь в отеле недалеко от центральной станции — тогда я впервые солгала родителям. В ту ночь до самого утра валил снег. С тех пор и начались наши отношения. Как-то одноклассницы заметили нас выходящими из лав-отеля[57] и подняли шум — решили, будто я занимаюсь проституцией. В результате поползли слухи, и волей-неволей нам пришлось расстаться. Тогда же я узнала, что он был женат. Но это ничего не значит. Воспоминания об этом человеке до сих пор бесценны для меня.
Рика с изумлением заметила, как Манако мизинчиком смахнула слезу, и изо всех сил постаралась не зацикливаться на этом. Нельзя упускать чувства, оставшиеся после ночи с Макото. Эта разница температур между жаркой комнатой и отрезвляюще холодной улицей… Если она не утратит ощущение тающего на глазах волшебства, то наверняка приблизится к пониманию того, как видит мир Кадзии Манако.
— Похоже, вы с молодым человеком наладили отношения. Почему бы вам не испечь ему что-нибудь на День святого Валентина?
— Я ни разу не дарила ему сладости к празднику… Тем более ручной работы. Наверняка для Макото это будет чересчур.
— Тогда пусть это будет не приторно-сладкий шоколад, а фунтовый кекс. Он простой, самое то для новичка в кулинарии.
— Фунтовый кекс? Звучит знакомо…
— На французском — quatre-quarts. Переводится как «четыре на четыре». Он готовится из яиц, пшеничной муки, масла и сахара в одинаковой пропорции. Каждого ингредиента — по 150 граммов. Легко запомнить, не так ли? Не записывайте, лучше положитесь на память! Еще хорошо бы потереть немного лимонной кожуры в тесто. Только берите именно японские лимоны. По желанию можно добавить ванильную эссенцию, а после готовности обмазать ромом.